Джейн... Дуглас?

      Чимин спит крепко. Ему ничего не снится, но это и к лучшему, ведь вчера его фантазия поработала за троих. Тепло, которое он ощущал всю ночь, встречает его и утром.       За ночь он несколько раз поворачивается, и к утру оказывается прижатым спиной и попой к груди и животу альфы. Тот обнимает его поперек талии, крепко удерживая рядом с собой, что внушает чувство безопасности и доверия. Чимину спокойно. Его омега расслаблена, а потому он спит так крепко и сладко, что это обещает вновь позднее пробуждение.       Впрочем, не ему одному.       Просыпается Чонгук, судя по льющемуся из окна солнцу, достаточно поздно. Оно и не удивительно — сложно не разомлеть в обнимку с горячим обнаженным телом, которое как раз…       — Черт, — Чонгук тихо шипит сквозь зубы, понимая, что колом стоящий член упирается прямо в сочную попку. Совершенно голую и призывно оттопыренную. Кажется, она до сих пор не знала вида его спермы… Чонгуку это исправить?       Исправить — решает так и не уснувший волк, не оставляя Чонгуку выбора. Конечно, он может сопротивляться. Конечно же. Но стоит ли?       Нет.       Смысл? Они уже тут. Член уже встал. А попка уже в него тычется. В конце концов, хуже никому не будет, а со стороны Чимина это станет отличной платой за совместно проведенную ночь. Должен же омега отблагодарить и позаботиться об альфе с самого утра?       Чонгук крепко сжимает челюсть, чтобы оттуда не вырвались лишние звуки, и мягко толкается между двух сочных половинок, попадая вершиной головки прямо в самую тугую омежью дырку. Чонгук дуреет от мысли, что когда-нибудь сможет трахнуть Чимина и в нее, поэтому дает себе вдоволь насладиться фантазией, пока заливает предэякулятом сочные ягодицы и интенсивно трется-долбит тугую попку в надежде, что Чимин не проснется. Ах, какими будут его очаровательные глазки, когда пухлые пальчики нащупают засохшую сперму на своей заднице?       Чонгук мечтает это увидеть, пока дыхание омеги сбивается. Во снах Чимина появляется кто-то, и этот кто-то окружает его мощной аурой возбуждения, потрескивающим костром и желанием. Бесспорно, это Чонгук. Сны разнообразные, красочные, но все они сводятся к одному — толстый член альфы оказывается у него между ног, там, где он и должен быть всегда.       Омега тычется носом в подушку и еле слышно стонет, причмокивая губами от возбуждения. Его киска начинает блестеть на солнце, выделяя обильную смазку, а бедра чуть приподнимаются из-за того, что омега гнется в пояснице.       Подсознательно подставляется альфе, даже не понимая, что это не сон.       Чонгук тихо хрипит, пока член так хорошо проезжается между пухлых половинок. Чимин, начавший стонать, течь и подмахивать в ответ, ситуацию не спасает, но Чонгук взрослый опытный альфа. Он справится.       Продолжающий спать омега так идеально отвечает на его действия, что Чонгуку практически становится стыдно. Малыш даже во сне пытается угодить, разве может он после такого оставить его без собственного оргазма?       Чонгуку просто нужно кончить, и тогда он как следует позаботится о сладком пробуждении своего омеги.       Чимин тяжело дышит, причмокивая во сне, пока ягодицы влажно хлопают от размазанного по ним предэякулята и смазки уже самого Чимина. Да, Чонгук не сдержался. Время от времени он опускает член ниже, проезжается по сладким складочкам, чтобы увлажнить и себя, и омегу еще больше. Чимин так сильно течет, такая чувствительная крошка-целочка, что не забрать его невинность невероятно сложно.       Но Чонгук справляется.       Сжав зубы, он содрогается мелкой дрожью, тихо кончая и орошая пышную попку своим семенем. Часть попадает на поясницу, часть прямо на киску. Инстинкты орут, чтобы он собрал сперму и втер ее прямо в пульсирующую дырочку, но Чонгук не такой гандон. Вместо этого он проезжается по простыням ниже, укладывается на живот, и присасывается к пухлым складочкам.       Ему неудобно, а шея вот-вот затечет, но будить омегу сменой положения кажется неправильным. Пусть проснется от чего то более… приятного.       Спазмы, настигающие спящего мальчика, заставляют киску пульсировать на гибком языке мужчины сильнее. Она гостеприимно раскрывается, течет еще больше, а сам Чимин выгибается, то ли пытаясь уйти от настойчивой ласки, то ли насадиться крепче, чтобы вжаться клитором в горячий распахнутый рот.       Кожа покрывается испариной, Чимин тонко стонет и хмурится во сне, шевелится и трется голыми сиськами о постель, сжимая в кулачки простынь и подушку.       — О-ох… — более осознанный, но все еще туманный стон вырывается из хриплого ротика омеги, когда он пытается разлепить сонные глазки. Удовольствие пламенем лижет его голое тело, и Чимин испуганно вертит головой, пытаясь понять, что послужило тому, что киска его хлюпает от стимуляции, а клитор горит от напряжения.       Воспоминания вчерашней ночи обваливаются лавиной, запах жженого костра проникает в легкие с новой силой, и Чимин стонет громче, понимая, где сейчас Чонгук, и чем он занят.       Глазки омеги слезятся, он все еще слаб после сна, но разводит ноги в стороны, преданно приподнимаясь и упираясь коленями в матрас.       Киска предстает во всей красе: мокрая, скользкая и блестящая, она стремительно краснеет от ласк и натуги, все еще одинокая в своем удовольствии. Она хочет обнять толстый член. Поцеловать его тяжелую головку губками, засосать внутрь, чтобы обхватить каждый сантиметр и вену. Она бы славно постаралась ради того, чтобы альфа обкончал ее внутри и снаружи.       — Чонгук… — жалобно мяучит Чимин, виляя бедрами из стороны в сторону. Он трахает лицо Чонгука на инстинктах, трется о него и сжимается, чувствуя в самом входе мягкий язык. Его проникновения недостаточно для того, чтобы лишить невинности, но достаточно, чтобы омега начал дрожать, насаженный хоть на что-нибудь.       — Сладкая крошка проснулась и желает жадно потереться об альфу? Кто я такой, чтобы отказывать, — Чонгук смеется, опаляя жарким дыханием розовую пизду, так радующую его глаз и обильно смачивающую его лицо.       Чимин не просто трется, он жалобно хнычет, катаясь по его носу, как по члену, и мягко толкается дырочкой в заботливо подставленный язык. Омега уже дрожит и явно долго не продержится, но им обоим это на руку. Они и так провели в спальне слишком много времени, и у команды Чонгука могут возникнуть вопросы.       Он держит ягодицы раскрытыми, чтобы иметь полный доступ к блестящей промежности, пока Чимин податливо изгибается и сильнее раздвигает ноги. Может, сам омега и неопытный, но его волчица точно знает, что нужно делать. Как лечь так, чтобы альфе было удобнее и он доставлял удовольствие как можно дольше. И как тереться, чтобы было как можно приятнее. Даже стонет Чимин именно так, как ему нравится — высоко и несдержанно, то и дело запрокидывая головку и явно мечтая заткнуть свой ротик чем то пульсирующим и горячим.       Теперь Чонгук понимает, что это точно не единичный случай, и вряд ли познавший силу обоюдных ласк Чимин с него слезет, поэтому может позволить себе помечатать о большем, ведь губы омеги даже в фантазии смотрятся вокруг его ствола невероятно правильно, а как же будет в реальности? Чонгук с радостью это выяснит, когда Чимин будет готов.       Интенсивность движений усиливается с каждой секундой. Внизу все чавкает и хлюпает, и Чимин, абсолютно слабый и открытый перед удовольствием, бурно кончает с громким стоном Чонгуку на язык, остаточно хныча из-за сильной пульсации. Ножки дрожат, а киска поджимается от прохлады комнаты, когда мужчина утирает рот и поднимается от его бедер.       Это самое лучшее пробуждение омеги в этом особняке. Он расслабленно растягивается по кровати, а затем потягивается и перекатывается на спину, согнув ноги в коленях. Киска все еще пульсирует, клитор донельзя чувствителен, поэтому омега иногда вздрагивает, отчего его сиськи плавно трясутся, растекшиеся по торсу.       — Доброе утро, — мурлычет Чимин с улыбкой, когда наконец-то видит Чонгука.       — Доброе, — Чонгук любуется растекшимся по простыням телу, и, не удержавшись, валится сверху, чтобы тут же обхватить плюшевые груди и как следует их потискать. Он совершенно несдержанно мацает крупные сиськи, сжимает бочка, перекатывает жир под пальцами и довольно урчит, не реагируя на тихое хихиканье. Колено само оказывается между чужих ляжек, надавливая на только что кончившую и явно невероятно чувствительную киску. Чимин как приятное на ощупь тесто, слайм, подушка-антистресс и все в одном комплекте. Жамкать его так приятно, что он совершенно не может остановиться, утыкаясь носом в запаховую железу, вылизывая ее так же несдержанно, как Чимин вчера лизал его собственную и тиская-тиская-тиская.       Ручки обхватывают широкие плечи, но очень скоро радостный смех перетекает в несдержаные хныканья. Пухлые ножки снова раздвинуты, Чимин тискается лобком о ногу Чонгука и течет прямо ему на бедро, как самая грязная шлюшка.       Шея, одна из самых чувствительных мест, покрывается мурашками. Чимин открывает ее еще больше, дав доступ для альфы, и лезет одной ручкой вниз, чтобы потрогать мужчину за член.       Омега берет его, вновь начинающий крепнуть, и двигает несмело ладошкой, изучая по-нормальному. По мере того, как растет его возбуждение, Чимин ускоряет движения ручкой, надрачивая альфе так, как получается. Полностью окрепший орган не помещается в ладошке, та не может сомкнуться вокруг толщины, и это… Захватывает его.       Киска чавкает соками, требует члена, который так хорошо ее растянул бы… Чимин отрывается от кровати и буквально лезет на Чонгука, притираясь к нему пиздой и сиськами.       — Маленькая обезьянка… Блять… — Чонгук опирается одной рукой о постель, чтобы не рухнуть прямо с Чимином. Ему приходится приложить много сил, чтобы, оттолкнувшись, усесться на пятки и затащить Чимина прямо на свои бедра. Маленький омега не просто позволил себя тискать, пока сам несдержанно терся о его бедро, о нет, Чимину понадобилось играть с его членом так же, как Чонгук играл с его телом.       Зажатый маленькими пальчиками, он быстро встал и окреп снова, а ведь омега даже не в курсе, что вся его попка измазана альфьей спермой.       — Что, малыш, хочешь помочь мне снова кончить?       — Хочу… — Чимин хочет всего сразу.       Кончить, испытывать эти прекрасные ощущения и эмоции, хочет быть покрытым спермой Чонгука и чувствовать его руки и член на себе…       Чимин не знал, что удовольствие от таких игр может сделать его зависимым. Лишить стеснения и страхов. Стыда.       Омега приставляет член перед своей киской и начинает ездить по нему клитором, рассоединив губки двумя пальцами. Пизда обволакивает толщину спереди, покрывает слизью, чавкает из-за того, как Чимин активно трется и двигается на бедрах. Если посмотреть на него сзади, кажется, что омежка умело скачет на толстом длинном хуе и однозначно кайфует от этого.       Малыш запрокидывает голову и прыгает быстрее, из-за чего тяжелые сиськи трясутся перед лицом альфы, как два мягких шара.       Чонгуку так сложно сдержаться и не нырнуть в мягкую киску, так хорошо трущуюся об его член. Он удерживает Чимина за задницу, позволяя ему проезжаться по члену так, как тот хочет, пока сам Чонгук чуть не задыхается от огромных доек, оставляющих самые сладкие пощечины на его лице.       Чимин танцует на его бедрах, как искусная шлюха, дразнится, но за одним единственным исключением — секса не будет. Настоящего, со звериными толчками, громким хлюпаньем и сорванным голосом. Чонгук так много бы сейчас отдал за то, чтобы погрузиться в маленькую дырочку, и он даже уверен, что Чимин не был бы и против, но не может так рисковать.       — Так хорошо прыгаешь на альфе, сладкий, — он оставляет смазанные поцелуи на сиськах, то и дело прихватывая налитые соски губами. — Как самая настоящая жадная шлюшка, да, Чимини? Еще не успел попробовать мой член, а уже так много от него получил. Сначала я покрыл семенем твою попку, а теперь еще и киску покрою. Ты доволен?       — Попку… — глупо повторяет Чимин, объезжая ствол со всей прытью и мощью, на какую способно молодое тело, жаждущее сокрушительного оргазма. Он заводит ручку за спину и чувствует капли на ягодицах, размазывает их и собирает подушечками, чтобы втереть себе в сиськи. Омега берется за них обеими ладонями и жмет пальцами до побелевших костяшек, втирает в кожу кончу и бесконечно хнычет, прокатываясь по толстому члену. Его бедра живут отдельной жизнью. — Кончи еще раз, альфа…       — Только после тебя, омега, — хрипло смеясь, Чонгук стремительно несется к собственному оргазму, наслаждаясь представлением, разыгрываемым перед его носом. Мягкие сиськи вновь познали его семя, разве это не рай?       Нет, — молвит волк, напоминающий, что сперма предназначена совсем для другого местечка.       Чонгук кивает, соглашаясь с ним, но все еще не может. Не может, черт подери!       Он опускает глаза, видит, как толстая пизда катается по его члену, как головка толкается в клитор, от которого до нужного местечка всего пара сантиметриков и не может туда попасть.       Это все еще рай, но и в раю бывает сложно.       Чимин натруженно пыхтит, берется за плечи альфы, чтобы совершить финальные, особенно сильные толчки, и падает ему на грудь, вцепившись медвежьим захватом за плечи. Омега громко шлепается толстой задницей о бедра Чонгука, хлюпает пиздой и давит членом на клитор, содрогаясь от первых конвульсий второго оргазма. Чимин громко стонет Чонгуку на ухо и продолжает стимуляцию до тех пор, пока не выжимает наружу несколько струек сквирта, а из жирного члена — семя.       Омега чувствует, как та орошает хорошо растраханную пизду, и бездумно пытается привстать, чтобы опуститься на орган по-настоящему.       Крепкие руки Чонгука останавливают его в самый последний момент, а громкий рык заставляет замереть в одном положении.       Скользкая головка, такая горячая и гладкая, успела войти в маленькую дырочку лишь кончиком, где располагается уретра. Чимин чувствует всей пиздой ее присутствие, ощущает, как она раскрывает киску, но самое лучшее, что он испытал за все это время: горячая конча, разливающаяся внутри девственной дырки. Не познавшая члена, но напившаяся живительной влаги сполна. Чимин хнычет, ему больно от впившихся в жир пальцев, но он не шевелится, кончая Чонгуку на член мощной пульсацией, пока сам Чонгук пытается не кончить. Пытается сдержаться. Остановить, не дать совершить ошибку, но он не успевает.       Прыткая пизда буквально на его глазах поглощает головку, а шок не дает сохранить силу воли, извергаясь в девственную дырку горячей струей.       — Еб твою мать, Чимин, — морщась, Чонгук не реагирует на довольное урчание волка, аккуратно снимая с себя все еще дергающееся в сладостных судорогах тельце и возвращая его на постель. — Что ты творишь? — он грозно нависает сверху, стараясь не смотреть туда, где всосалась его сперма, и благодарит небеса за то, что у Чимина нет течки и что он не прыгнул на член целиком.       Чимин млеет, урчит и нежится в кровати, ощущая, как горячая сперма наполняет его изнутри. Она вытекает наружу белесыми жирными каплями, и он хнычет от того, что не хочет терять ни капельки. Она должна быть внутри него. Ей там самое место.       Омега тяжело дышит и смотрит на угрюмого альфу с непониманием. Его тело и разум все еще под влиянием зверя. Почему на него злятся? Почему Чонгук рычит? Почему не заткнул толстым узлом?       — Почему ты злишься… — выдыхает омега тихо, протягивая к нему руки, — мы должны соединиться… Нам нужно, Чонгук. Разве ты не хочешь меня? Не хочешь войти внутрь и стать первым? Стать моим…       Чонгук рычит, останавливая чужие руки на полпути и вдавливая их запястьями в постель. Он сверкает глазами, зло склоняясь над Чимином, и вертит головой, пытаясь вытряхнуть из натруженного с утра пораньше мозга провокационные фразы. «Соединиться». «Нужно соединиться». Да что, черт подери, с этим омегой не так?       — А тебя не смущает, что позавчера ты меня ненавидел, вчера умолял не внутрь, а сегодня сам прыгаешь на мой член, а, Чимин?       — Какая разница, что было вчера? Я не хочу быть до конца жизни девственником… Я все равно расстанусь с невиннностью, даже если этого не сделаешь ты… — нижняя губа омеги трясется, но он сдерживает слезы.       Это плачет не он — его отвергнутая омега заставляет все это чувствовать. Не будь Чимин под действием послеоргазменных судорог, не будь он под влиянием зверя, он бы никогда не вздумал сам полезть альфе на член.       Но попытался, и Чонгуку это не понравилось. Может… Он просто не нравится Чонгуку?..       — Все сказал? — Чонгук гневно всматривается во вновь мутнеющие глаза, только теперь от слез, а затем резко переворачивает омегу на живот, впихивает под него самую большую подушку, затем еще одну, практически натягивая жирную задницу на уровень своего лица. Он игнорирует короткие повизгивания, доносящие со стороны повиснутого с другой стороны туловища, и одним слитным движением раздвигает толстые бедра, предоставляя себе доступ к раскрасневшейся киске. Ладонь опускается на нее быстрее, чем он успевает осознать собственные действия. А затем еще раз и еще. — Жадная пизда хочет другого альфу, да? — он шлепает опухшую киску быстро и ритмично, далеко не сразу замечая, что она вновь увлажняется под его ладонью. — Зарвавшаяся капризная шлюшка, впервые попробовавшая альфьи ласки и уже собирающаяся себе искать член получше, м?       — Но ты ведь не хочешь меня, — хнычет Чимин, вздрагивая каждый раз, когда чувствует и слышит мокрые шлепки.       Его возбуждает все: поза, в которой он выставлен перед альфой, открытая киска и раздвинутые ноги, хлюпающая смазка между ног и шлепки, обжигающие его девочку огнем.       Чимин пульсирует. Выталкивает импульсивно сперму наружу, та смешивается со смазкой и создает полный беспорядок, пузырясь и вспениваясь.       — Кто-то другой захочет…       Он осознает, как это может действовать на альфу, и в этот раз совершенно умышленно идет на провокацию. Потому что его киска действительно жадная. Она хочет все.       — Наглая сука! — Чонгук оставляет очередной размашистый шлепок, смещая ладонь выше и начиная попадать аккурат по клитору. Он встряхивает чавкающую пизду, опуская град ударов на торчащую бусинку, просовывая вторую руку вдоль омежьего торса и с силой хватая одну из колыхающихся сисек. Пальцы проваливаются между жирными складками, оставляют новые следы, пока он колошматит по жадной письке, с ужасом понимая, что влаги становится только больше, а собственный член снова встает и вот-вот готовится измазать пресс очередной струйкой предсемени.       Чонгук практически воет, мучая их обоих и сходя с ума от мысли, что дырку Чимина получит другой альфа. Хочется толкнуться туда членом до шлепка яиц о задницу, натянуть разговорчивую сучку за волосы и расстрахать до образования узла, чтобы затолкать его внутрь и обкончать нетронутую матку.       — Ни один альфа не посмеет коснуться тебя, богатая шалашовка, — Чонгук с силой вдавливает ладонь в промежность после очередного шлепка, проталкивая край подушечки среднего пальца в уже успевшую залиться спермой дырочку. — Я перегрызу глотку каждому, кто к тебе подойдет, а потом сожру твою пизду, понял меня?       Чимин вспоминает каждую грязную вещь, которую ему говорил альфа. Вертит слова на языке и сквозь подступающий оргазм давит из себя:       — Твои альфы… Весь взвод… Они видели меня. Мое тело… Как думаешь, они захотят вставить мне? — Чимин взвизгивает, когда получает очередной шлепок, и это только подстегивает его продолжить: — Каждый из них всунет мне… Свой член… Они будут трогать меня… Прямо как ты… Все вместе…       — Шлюха похотливая! — Чонгук ускоряет шлепки до разбрызгивающейся вокруг смазки. Она вспенивается под его ладонью, втирается в розовую киску и наполняет комнату характерным запахом возбужденной омеги. — Не заткнешь свою пасть, и клянусь, Чимин, я прямо сейчас натяну тебя на узел, прямо так, без растяжки, хочешь забрызгать фамильные простыни кровью? — Чонгуку приходится вытащить омежий корпус наружу, наслаждаясь видом скачущих сисек, чтобы прошептать это в самое ушко и прикусить мочку практически до крови, пока рука не перестает размахивать, будто вбивает муку в сдобное тесто.       Чимин натужно воет и напрягается, воет и не замечает, как изо рта течет слюна прямо на подбородок и ниже. Он красный, растрепанный, с багровой от агрессивных ласк пиздой. Лучшее состояние, в котором он пребывал за всю жизнь.       — Альфа… Альфа хочет дать узел, — тупо блеет кончающий Чимин, содрогаясь в который раз за утро от сокрушающего оргазма. Он чувствует, что это — последний на утро. Его тело больше не выдержит. Вчерашний вечер и сегодняшнее пробуждение превысили всю норму, когда Чимин кончал за всю свою жизнь.       Чонгук делает с ним по-настоящему будоражащие вещи. Какого это — ощущать внутри толстый член? Будет ли ему больно? Истечет ли он кровью, как говорит мужчина?       Чимин пульсирует от фантомного страха, но по-животному хочет наполнить себя до краев. Чонгуком, его членом, его спермой…       — Альфа не даст узел, сладкий, не после того, как ты только что нагло кончил, — довольно урча, Чонгук снимает Чимина с подушек, и, как и вчера вечером, сразу несет в ванную. Так сказать, от греха подальше.       Кладя довольно улыбающееся тельце в глубокую чугунную емкость, настоящий раритет для их времени, он затыкает сливное отверстие пробкой, включая воду и провинчивая кран до оптимальной температуры.       — Я бы добавил в воду что-нибудь успокаивающее, ты весь в моих метках, есть что нибудь?       — Там в шкафчике есть какие-то травы, — Чимин машет ручкой в сторону навесного шкафа. Туда он нос не совал, лишь глянул однажды, что там хранится.       Интересно, сколько лет этим маслам и баночкам?       Когда вода набирается, Чимин приспускается в ванне и смотрит на свое тело по-новому. Оно способно на многое. Выдержать столько удовольствия, подарить его альфе, зачать…       На бедрах, животе и сиськах следы от крепких захватов альфы, кое-где на шее и дойках ало-бордовые засосы, а пизда, раздроченная столько раз, просто горит алым огнем между ног. Она гиперчувствительна, Чимин еле сводит ноги, чтобы не застонать от легкой боли и стимуляции опухшего клитора.       — М-да, сколько им лет вообще, — сдувая пыль с одной из колбочек, Чонгук с сомнением смотрит на ее содержимое, а затем решительно закрывает дверцы обратно. — Пусть Джин тут все разберет, он явно шарит получше. Пока помойся так, сгоняю сегодня опять в деревню, куплю мази, — Чонгук, не церемонясь, залезает следом, размещаясь позади Чимина и с удовольствием облокачиваясь о спинку ванной. — Блять, как охуенно…       Омега мурлычет и ластится к мужчине, улегшись ему на плечо. Он трогает его за грудь, рисует пальчиком неведомые узоры и сладко причмокивает. Интимность момента прерывает урчащий живот омеги.       Он накрывает его ладошкой и поглаживает мягкую складочку.       — Сил совсем не осталось…       — Мы проспали завтрак, а я даже не ужинал вчера, — Чонгук смеется, привыкший питаться как попало. График приема пищи очень важен, но с его работой форс-мажоры случаются слишком часто. Он укладывает руки поверх омежьих ладошек, мягко вминает их переплетенные пальцы в расплющенный животик. — Пойдешь завтракать, а я сразу в деревню, перекушу там. У них и так могут появиться лишние вопросы.       — А я могу поехать с вами? Хочется посмотреть, что там да как… Даже Тэхен с Джином ездили, — омега лежит на груди Чонгука, слушая стук его сердца.       Иногда он принимается его гладить, чтобы помыть, и несдержано целует в шею, разнеженный после стольких оргазмов и объятий.       — Выйди во двор и потребуй взять тебя с собой, — смеясь, Чонгук вылазит из ванны, подавая ладошку своему птенчику. — Но сначала все равно позавтракай… — он раздумывает над промелькнувшей в голове мыслью и решает, что почему бы и нет. — И спизди что нибудь мне втихаря, поем по дороге.       Омега хихикает и кивает, вытирая изможденное тело. Он натягивает чистую одежду уже в комнате.       Приведя себя в порядок у зеркала, Чимин идет попрощаться с Чонгуком до скорой встречи. Ему хотелось бы вместе спуститься, но он понимает, что Чонгуку не положено. А потому грустно вздыхает и тянет альфу к себе за короткий рукав футболки.       Для того, чтобы нежно поцеловать мужчину в щеку и с глубоким сожалением выпустить из спальни.