Джейн... Дуглас?

      Чонгук покидает территорию усадьбы аккурат перед завтраком, чтобы не дай бог не столкнуться с Чимином раньше времени. После целой ночи беспокойных влажных снов выбраться в ближайший городишко, больше похожий на большую деревню, кажется отличной идеей, вот только он не учел, что мысли о Чимине будут преследовать его и в дороге.       Пусть наступил новый день, но внутренний волк так и не уснул. Обычно зверь так долго бодрствует только в гон, и Чонгуку несложно догадаться, что стало причиной повышенной активности. Пыльный древесный запах нетронутой самки все еще фантомно ощущается уставшими рецепторами, пока в голове то и дело вспыхивают непрошенные картинки. Это не просто воспоминания, скорее гремучая смесь буйной животной фантазии, наложенной на омежий образ.       Чонгуку сложно справиться с обуревающей его похотью и еще сложнее отделить собственные желания от волчьей потребности, поэтому первым делом он заезжает в аптеку. Седативное для внутреннего альфы, чтобы усыпить и не позволить наворотить дел, о которых он пожалеет. Прямо там же он берет бутылку воды, чтобы закинуться двойной дозой сразу на выходе. Следующий пункт маршрута — строительный магазин. Приходится попотеть, чтобы подобрать то, что лучше всего подойдет старинной двери, но он справляется. И последнее запланированное место — книжный магазин. Может, Чонгук и не может помочь Чимину собственными познаниями, но он придумал решение получше.       А когда на обратной дороге он видит небольшой магазинчик турецких сладостей, понимает, что это знак свыше. Чимин пышнотелый, очевидно, омега не отказывает себе во вкусняшках, поэтому Чонгук выбирает то, что точно должно ему понравиться.       Теперь встречаться с омегой будет не так страшно.

***

      Пробуждение наступает позже обычного. Чимин замечает, что это входит в привычку — здешний воздух меняет его привычки. Или не воздух. Или один конкретный аромат, не покидавший бедную омегу всю ночь.       Чимин отключился практически сразу, как кончил. Настолько ярким и сильным был оргазм, что он почти заплакал от жгучего стыда и липкого, грязного удовольствия. Это было слишком для кого-то вроде него.       Сновидения безлики. Чимин не помнит большей части из них, и, наверное, к лучшему — он бы не выдержал снова проснуться с мокрым бельем. Джин заботливо греет ему завтрак. Чимин тих и несговорчив — поглядывает в окно, бездумно ковыряет пальцем ажурную салфетку на накрахмаленной скатерти. Старший омега понятливо усмехается.       — Чонгука высматриваешь? Что на этот раз не поделили?       Чимин не хочет думать о том, как эмоции внутри него вихрятся маленьким смерчем при имени альфы. Но отмечает, что его трогает.       Чонгук ему… Интересен.       — Никого я не высматриваю. Не проснулся еще.       — То-то на тебе лица нет. Выкладывай!       Ну, может, Чимин и приврал малость. Может, просто не договорил правду, но суть остается одной — омега действительно расстроен. Но не потому, что у них с Чонгуком снова произошла стычка, а потому что… Не получилось вчерашним вечером чего-то хорошего. Теплого и… Интимного. Такого, как когда свечи горят в полумраке, а за столом говорят двое.       Чимин представляет их со стороны в своей комнате, и снова удрученно опускает взгляд в тарелку. Куда они могли деться? Чимин не видит никого из солдат, кроме оставшихся патрулировать территорию.       Джин предвосхищает все, что творится у него в голове.       — В деревню они срочно уехали, не ищи ты его. Будут к вечеру, — Джин протирает стеклянные граненые стаканы, — Тэхен попросил Богома купить нам вина, — омега подмигивает, а внутри Чимина все связывается тягучим узлом. Ну уж нет. Он больше не пьет. Закодирован.       Код: он был в постели Чон Чонгука. В сорочке. Трогал спящего человека против его воли.       — Кто такой Богом?       — Как кто? Ты со своим Чонгуком вообще никого не замечаешь! Любовник Тэхена! Они вчера вечером трахались в кладовой!       Чимин ожидаемо рдеет и вдавливает голову в плечи. Он не будет это представлять. Не станет.       Почему вокруг него становится так много разговоров о… сексе?       И почему, черт возьми, где бы он ни находился, альфы обделяют вниманием только его?       Что с ним не так?

***

      Возвращаются они аккурат к ужину. Припарковав внедорожник, Чонгук берет пакеты и бодро вышагивает в особняк. Игнорируя омежьи приветствия, он даже не оборачивается, чтобы полюбоваться на то, как один из них кинулся к Богому.       Чонгуку не до них.       Ему даже не нужно спрашивать, где находится Чимин. Волк чувствует. Зверь ослаб, но не уснул. Чонгуку страшно представить, что будет в гон.       Лишь одной силой воли он удерживает себя от того, чтобы метнуться наверх. Нет. Никто не увидит его слабость. Поэтому он идет медленно. Степенно. С застывшей маской безучастности на лице. Он просто поднимается с покупками в свою спальню, не более.       Не несется сломя голову к Чимину.       И все же, когда он достигает их этажа и заходит в коридор, голова сама быстро вертится по сторонам. Будто тут кто-то может быть. Взгляд падает на одну из камер, и Чонгук понимает, что все их околодверные столкновения запечатлены на пленку, но по собственному опыту знает, что взгляд дежурного почти не смотрит на внутренние экраны. Гораздо важнее следить за обстановкой снаружи.       И все же он не может позволить себе лишнее топтание. Если хоть кто-то увидит… Не трудно догадаться, какие слухи поползут. Босс топчется у омежьей спальни с подарочками в руках. Какой стыд.       Поэтому, набрав в грудь побольше воздуха, он быстро стучит в дверь, надеясь, что Чимин не будет копошиться. И, о боги, пусть омега будет в закрытой одежде. Еще одного вида сочных выпуклостей он просто не переживет.       Чонгуку до сих пор невдомек, что Чимин просто не осознает, в чем проблема.       Настойчивый, но короткий стук в дверь заставляет его вздрогнуть. Чимин дергается, от неожиданности пролив на себя сладкий лимонад, и тихо шипит, когда поднимается и пытается пальцами размазать по груди влагу. Капли текут вниз, к ложбинке, и впитываются в пижамный топ. Чимин почти улегся спать, но из-за резкого шума и совсем капли ожиданий, что это тот, о ком он подумал, вскочил на ноги в том, что было. Милой пижамке, которая спасает в жару. Он бы накинул халат, не будь захвачен врасплох. Омега распахивает дверь и едва держится, чтобы не расплыться в сладкой улыбке. Видеть Чонгука с его натренированным хмурым лицом спустя день ожидания… Приятно.       — Добрый вечер, мистер Чон, — осторожничает омега, переминаясь с ноги на ногу.       У Чонгука мог бы дернуться глаз, но вместо этого дергается член. Будь он моложе, его челюсть сломалась бы о пол. Будь он моложе, пакеты рухнули бы следом. Будь он моложе, Чимин бы уже скакал на члене.       — Д-добрый вечер, — голос совсем не неожиданно предает, пока пальцы крепче цепляются за веревочные ручки. Во что угодно, лишь бы не в сиськи Чимина.       Блять, он снова видит эти ебаные дойки. Назвать иначе два крупных шара, натягивающих вновь полупрозрачную ткань своими спелыми вишнями… Боги, неужели в прошлой жизни он пытал детей, раз в этой ему послали Пак Чимина?       Чонгук тяжело вздыхает, понимая, что вновь медлит. Он должен зайти в комнату и отдать подарки так, чтобы дежурный ненароком не увидел, что именно Чонгук купил. Но оставаться с Чимином в замкнутом пространстве… Зверь внутри мечется так, будто никаких таблеток он не пил и в помине.       Блять. Что ему делать?       — Все... Хорошо? — робко спрашивает омега, пытаясь не слишком явно посмотреть на Чонгука подольше. Он скользит взором по острой линии челюсти, по напрягшимся желвакам и фактурному носу. Цепляет ненароком родинку под губой, и, точно линией созвездия, спускается к такой же на мощной шее. Чимин сглатывает, когда смотрит на обтянутую футболкой грудь мужчины. Он видит, как та сильна и объемна. Она твердая? Мягкая?       Омега нещадно краснеет от своих мыслей, но дышит глубоко, из-за чего тяжелая грудь покачивается. Он берет себя в руки. Это просто Чонгук, глава службы безопасности.       Но почему, черт возьми, он так греховно красив?       Впрочем, вел бы он себя иначе, если бы знал мысли альфы, что перед ним?       Теперь Чонгук уверен, что у Чимина точно раздвоение личности. Иначе как объяснить, что вчера он краснел от слова «секс», а сейчас встречает его с огромным мокрым пятном на голых сиськах с оттопыренными сосками, которые, к тому же, так сильно натягивают ткань при глубоком дыхании. И запах. Черт возьми, Чонгук чувствует.       Чимин пахнет так, как пахнет омега, желающая альфу. К старым книгам примешивается характерная терпкая сладость, которую хочется взять на язык и как следует посмаковать.       Чонгук Чимина хочет тоже. И это плохо. Очень-очень плохо.       Пакеты в руках горят, как и быстро твердеющий член. Не покажется ли он трусом, если сбежит прямо сейчас? Он ведь может передать подарки и завтра. Правда же?       Правда?       — Могу я войти?       — Да, конечно, мистер Чон, — Чимин кивает и тут же отходит от двери, чтобы пропустить внутрь альфу. Органы будто резко уменьшаются в размерах, причиняют дискомфорт и боль, а потом резко возвращаются в свою привычную форму, перепутываясь и мешаясь.       Чонгук, так вкусно пахнущий потрескивающим огнем, у него в комнате смотрится очень… органично. Чимин прикрывает за ним дверь и проходит внутрь, переминаясь с ноги на ногу. Он не думает о том, как сейчас выглядит — мысли совсем не о том.       Не о том, что ему нужно схватить халат и накинуть сверху, спрятать сокровенное и прикрыться, нет. Чимин этого не замечает, потому что поглощен альфой. Он следит за каждым его действием, за каждым изменением во взгляде, лице и движении.       Но не умеет это правильно трактовать. Он не знает, что все это значит, потому что попросту не видел у других альф подобного.       А потому не испытывает тревоги. Только лишь интерес и тягу, которая манила его весь день скорее увидеть альфу снова.       И он бы точно удивился, узнай, что Чонгук все это время чувствовал то же самое.       Пока Чимин мило улыбается, собственные ноги кажутся Чонгуку ватными, а член, наоборот, тверже с каждым шагом. Чонгук рад, что он предпочитает плотное белье и такие же плотные армейские брюки, но это не значит, что целиком стоящий пенис будет незаметным.       Господи, ему нужно срочно это остановить. Или свинтить раньше, чем все достигнет критической отметки.       Кажется, годы выдержки и опыта ничего не значат, когда рядом находится такой соблазнительный омега. Омега, не тронутый никем прежде. Омега, который хочет его в ответ.       Омега, который краснеет при слове «секс» и оскорбляется, когда Чонгук делает предположения о его желании. Какого хуя?       Он решает не реагировать.       — Я вот тут купил кое-что… — Чонгук протягивает пакеты прямо в пухлые ладошки. — Пишмание… В качестве извинений… Подумал, вдруг Вы любите сладкое, — он тяжело сглатывает, стараясь смотреть куда угодно, только не на сиськи. Будто лицо Чимина выглядит более невинно. — И раз Вас смущает мой личный опыт, я подумал, вдруг Вам поможет это… — сначала Чонгук думал скупить все любовные романы, которые посоветует продавец, но потом вдруг подумал, что Чимин мог их уже читать. И купил нечто иное. Он правда надеется, что книги по психологии взаимоотношений противоположных суб-полов Чимину помогут, раз этого не может сделать он.       Хотя, Чонгук может помочь с кое-чем другим.       Запах омежьих выделений чувствуется даже отсюда. Неужели Чимину совсем не стыдно?       Не стыдно. Но неуютно.       Омега заметно нервничает, кусая губы и щеки изнутри. Он топчется, потому что снова чувствует это.       Все то, чем он занимался ночью, обрушивается воспоминанием, и Чимин ужасается вмиг, предположив, что Чонгук может обо всем знать. Догадаться. Он же взрослый альфа. Он знает, как ведут себя люди, которые…       Дрочат ночью исподтишка, как маленькие жулики.       Он держит пакет и чувствует, как потеют ладошки, испарина покрывает горячую грудь, а в трусики выливается смазка. Вот черт.       Он течет прямо там, где с ним в одном помещении находится альфа.       Чимин чувствует себя странно. Странно, непривычно и волнительно, потому что его омега вытворяет безумные вещи. Тянет шею вперед, нюхает сгущенные в эпицентре феромоны самца и жаждет заполучить от него все.       Чимин не понимает, что это за желания, но весь пылает, горит телом, будто один большой раскаленный уголь.       — Я… Я очень люблю сладкое, мистер Чон… — отвечает омега, стушевавшись.       Он дарит ему подарок. Ездил в деревню и думал о нем, покупая все это.       Чимин шумно вздыхает, глубоко и долго, чтобы хоть немного разъяснить мысли. Ему до одури приятно внимание Чонгука.       И его альфы для омеги тоже.       — Мистер Чон, спасибо большое, мне… Мне очень приятно…       — Я тоже очень люблю сладкое, Чимин, — это ложь. Чонгук ненавидит сладкое. Все, кроме того, что у вкусных омег между ног. Точно не приторную турецкую бурду. — Можете и меня угостить, если хотите… — он тяжело сглатывает, практически физически чувствуя, как темнеет его радужка, заволакиваемая темным зрачком. Как член становится каменным, а феромон не просто вырывается наружу. Он тянет свои липкие подавляющие щупальца к омеге, желая захватить и подтащить к себе. Чтобы покрыть.       — Да, конечно! Я с радостью! — тут же светлеет Чимин и идет к письменному столу, чтобы, повернувшись к альфе спиной, заглянуть в пакетик. Он перебирает упаковочки сладостей и вытягивает подозрительные волосатые шарики, так похожие на клубочки ниток. Он видел картинки в интернете, но никогда не думал, что ему удастся это попробовать. — Идите ближе, мистер Чон, попробуем вместе.       Чимин улыбается от предвкушения, но не садится, продолжая рассматривать этикетки.       Чонгук сам не понимает, как оказывается ближе. Но явно не так, как ожидал Чимин. Или омега ждет именно этого?       Он становится прямо за спину, практически упираясь грудью в чужую макушку. Еще пара сантиметров, и его бугор толкнется в изящную поясницу, а ладонь ляжет на красивую шейку, чтобы прижать к себе еще ближе.       Видя, как омега с любопытством рассматривает липкие шарики, он понимает, что тот совсем не знает, что с ними делать.       — Их надо брать прямо так, Чимин, и класть в ротик, — Чонгук шепчет это на краснеющее ушко, совершенно инстинктивно протягивая руку вперед и обхватывая ею одну из порций. Но вместо того, чтобы показать на собственном примере или переложить сладость в чужую ладошку, Чонгук подносит ее к пухлым губкам. — Открой ротик, Чимин.       Чимин чувствует жар чужого тела нежной кожей. На нем минимум одежды, он так открыт, что тело работает, как магнит.       Из-за чертовой сошедшей с ума омеги.       Дыхание почти прерывается, омега туго сглатывает и замирает тихонько, будто жертва перед хищником притворяется мертвой.       Он не боится. Не волнуется и не переживает, потому что его омега не то что не видит в Чонгуке врага, она хочет его сделать ближе. Еще ближе и теснее.       Но Чимин еще держится, остатками растворившегося сознания держится, задыхаясь от этого невероятного коктейля их запахов.       Их феромоны, черт возьми, сочетаются так идеально… Чонгук — огонь. И омега Чимина делает все, чтобы он в нем замертво сгорел.       Чуть развернувшись, полубоком, он смотрит снизу вверх на мужчину, который теперь кажется еще больше. Чимин никогда не видел его так близко. Это… абсолютно новый опыт.       Речи, такие сладкие, как мед, вызывают в теле мандраж. Чимин отмирает, краснеет и бледнеет, но открывает рот, как самая послушная омега, чтобы его научили. Чимин старательный ученик. Учебу он любит.       И Чонгук с радостью бы стал его учителем.       Взгляд Чимина с такого ракурса кажется слишком… Блять, Чонгук умрет, если не узнает, как омега выглядит, когда кончает. Прямо на его глазах очаровательная омежья радужка заволакивается дымкой, а пухлый ротик послушно открывается.       Чимин выглядит так, будто готовится принять его член.       Блять.       Чонгук сглатывает, пока собственные пальцы ложатся на пухлую нижнюю губу. Они должны быстро стряхнуть сладость на горячий язык и отстраниться, но вместо этого Чонгук толкает их дальше. Чимин не спешит перенимать пишмание, и ему приходится самостоятельно проталкивать уже начавшие таять нити глубже.       Он сам не понимает, как вторая ладонь оказывается на обнаженной пояснице, а большой палец начинает рисовать невидимые узоры на покрывающейся за его траекторией мурашками коже. Подушечки совсем не желают оставаться в безопасной зоне, и то и дело поднимаются то выше, касаясь резинки топа, то опускаются ниже, толкаясь в поясок шортиков и мечтая соскользнуть прямо под них.       Интересно, попка Чимина такая же горячая и тугая, как его ротик?       Даже услышь Чимин его мысли, вряд ли мог бы ответить прямо сейчас, ведь он не здесь. Не в этом мире и вселенной. Потому что то, что происходит сейчас, не снилось ему во снах, не виделось в фильмах, не читалось в книгах.       Омега трепещет перед самцом. Она чувствует его так хорошо, так звонко и громко, что Чимин глохнет и слепнет, и центром его ощущений становится Чонгук. Его шумное дыхание чуть выше, его острый взгляд, вспарывающий кожу и душу, его горячие руки, такие… Безопасные и надежные.       Чимин сдается. Он, захваченный неизведанным, не может усмирить в нем омегу, что течет от одного только присутствия мистера Чона рядом.       Когда он пытался переспать со своим первым и единственным альфой, когда тот изощренно теребил его клитор, Чимин не увлажнился ни на каплю. Им пришлось использовать смазку, но, пораженный неловкостью и смущением, Чимин сбежал раньше, чем все произошло.       Он никогда не хотел того альфу. Никогда так, как сильно хочет Чонгука сейчас.       Ему даже непонятно, что именно требует омега. Поцелуя? Прикосновений? Она хочет спариваться? Соединяться гениталиями и тереться ими? Чего она хочет?       Это все остается где-то далеко на периферии. Потому что все, что Чимина интересует — горячие руки мужчины.       Он втягивает инстинктивно живот и чуть прижимается им к альфе, прогнувшись в пояснице. Чимин гибкий и мягкий в чужих руках.       Когда языка касается сладость, слюноотделение начинает работать на двести процентов. И непонятно, виной тому угощение или длинные пальцы, которыми Чонгук касается его языка?       Омега опускает взгляд и осторожно лижет кончиком языка фалангу, слизывая с нее остатки угощения.       Он делает это на чистых подсказках организма. Стыд кует его тело цепями, но Чимину плевать, пока его омега берет бразды правления.       Она хочет угодить альфе.       И Чонгук на это явно согласен.       Чувствуя мягкость чужого животика, он думает только обо одном. Как он будет ощущаться его прессом?       От одной мысли, как нежная мягкая кожа сплющится на его кубиках, изо рта вырывается низкий рык. Чимин замирает на его пальцах, явно слыша несдержанный звук, а Чонгук думает только о том, как они пропадают меж пухлых губ, представляя там член.       Собственная ладонь замирает на нижней резинке, и Чонгук, тяжело сглатывая, принимает совершенно неверное решение, когда скользит дальше. Ниже. Одновременно с тем, как жесткие пальцы проезжаются по горячей плоти гибкой мышцы, вторые начинают исследовать пышную попку.       Если Чимин их не остановит, Чонгук его точно трахнет.       И вряд ли Чимин будет против, ведь он трепещет, для него этих ощущений слишком много. Он жалобно всхлипывает и туго обхватывает пальцы мистера Чона губами, избавляя от последней оставшейся липкости. А затем медленно, с вакуумом поднимается с них, попутно вылизывая языком настойчивее. Это природное. Он понятия не имеет, что можно делать этим хорошеньким ротиком еще, но он старается.       Его омега в восторге от того, что в восторге этот альфа. Она хочет его соблазнить, умаслить на то, чтобы…       Чимин весь превращается в оголенный нерв. Где бы его ни касались, он чувствует этот обжигающий огонь, что свидетельствует о его скором грехе.       Чимин — грешник, иначе как объяснить то, что он не может выгнать отсюда альфу? Почему чувствует к нему так много чувств и вместо того, чтобы выгнать его и убежать, он жмется доверительно ближе?       — Мистер Чон, — он еле шепчет, единственный звук, который рвется из груди — позорный стон.       Почему он так легкомысленен? Почему мистер Чон прямо сейчас, в данную минуту перекраивает его принципы?       Чимин не понимает, чего хочет больше — остановить это безумие или броситься в омут с головой, наплевать на все, что за всю его жизнь было забетонировано четкими принципами в голове.       Мистер Чон трогает его так, как трогают омегу. Чимин чувствует себя омегой, желанной омегой, и это ему… Нравится. Неужели то же самое испытывают Тэхен и Джин каждый раз?       Немудрено, почему у них было так много альф.       Но Чонгук первый из всех, кто захотел к нему прикоснуться. Это отзывается спазмом в груди, маленький омега мучается в тяжелом выборе, но шепчет быстрее, чем осознает:       — Мистер Чон, — отчаянно зовет он мужчину мокрыми губами, глядя на него абсолютно пьяным захмелевшим взглядом, — Мистер Чон, скажите, я красивый?       Одной глупой фразы достаточно, чтобы разбить весь накал поплывшей не в ту степь атмосферы.       Чимин красивый. Очень красивый. Но еще он маленькая провоцирующая шлюшка. И Чонгук должен верить, что все это не специально? Что омега, прикрываясь невинностью, не заманивает его в постель?       Черт, Чимина хочется выебать просто за эту дерзкую настойчивость и затянувшуюся игру. Чонгук даже не злится. Больше нет. Лицемерием с его стороны будет обвинять Чимина в похоти, когда он, взрослый альфа, хочет не меньше.       Его пальцы все еще на пухлых губах. Его вторая ладонь все еще на толстой попке. Плывущий Чимин целиком и полностью в его руках, и дураку понятно, что если прямо сейчас Чонгук не остановится, спустя несколько мгновений омега будет извиваться на его члене. И плевать на возможную девственность. Плевать на все, но не на карьеру.       Чонгук не может так рисковать.       Но может получить хоть немного. Не обязательно нужно трахать омегу, чтобы насладится ею. Но не сейчас. Сейчас он сорвется, если позволит себе больше.       Поэтому он давит на попку чуть сильнее, напоследок ее щипая и оттягивая резинку до громкого шлепка.       Поэтому он, игнорируя громкое оханье, толкается пальцами в самую глотку, совершая несколько поступательных движений до приятного булькающего звука, прежде чем вытащить их, растягивая ниточку слюны на добрый десяток сантиметров.       Поэтому он наклоняется к пылающему ушку, медленно ведя руками по направлению друг к другу, пока они не впиваются в жир на талии, стремясь соединиться. Попутно он не отказывает себе в удовольствии проехаться аккурат по натянувшему ткань соску. Крупное вздрагивание в ответ служит ему настоящей наградой за силу воли.       — Теперь Вы понимаете, что такое искра, мистер Пак? — и, сильнее сжав пальцы, он резко отпускает омежье тело, не удержавшись и шлепнув по оттопыренной попке.       Гусиная кожа исходит рябью, Чимин натурально дрожит и чувствует, как влага собирается в глазах из-за столь откровенных действий.       Он все еще в одежде, его ни разу не попытались раздеть, а Чимин настолько мокрый, что становится страшно.       Этот альфа настолько хорош в страсти? Что всего двумя руками может довести омегу до сорванных стонов и похотливого дурмана в глазах?       Чимин тяжело дышит и трясется в чужих руках, когда слушает шепот мужчины. И едва не валится с ног, когда лишается точки опоры.       Это действует отрезвляюще. Жар огня, окружавший Чимина доселе, сменяется на резкий холод воздуха комнаты, которая насквозь пропиталась двумя вожделеющими людьми.       Чимин хватается за столешницу сзади, чтобы не упасть, и прижимается к ней ягодицами.       Чонгук трогал его. Прямо сейчас. Он трогал его бедра и во рту, он…       Чимин тут же краснеет, он красный настолько, будто его голова вот-вот взорвется от напряжения. Он жадно дышит, чтобы не умереть от кислородного голодания.       — Мистер Чон… Мы не… Это ведь… Простите, этого не должно было случиться, — Чимин закрывает лицо обеими ладонями, но он не плачет. Прячется от липкого стыда.       Он сосал пальцы Чонгука. Он жался к нему, как легкомысленная вертихвостка, и наслаждался этим. Этого никогда не должно повториться.       — Пожалуйста, забудьте все что, здесь было… Это не должно повториться. Оставьте меня одного, пожалуйста, — Чимин бурчит все это тихо, ослабший голос его почти не слушается. Он не может оторвать ладони от лица и посмотреть на Чонгука. Он точно умрет, если сделает это. — Уходите!       — А что такое… — Чонгуку нужно уходить, но вместо этого он хочет насладиться двуличным омежьим лепетом. У Чимина точно какие-то проблемы в голове или же это все последствия столь долгого воздержания? Перезревший персик готов растечься от легкого нажатия, но все еще боится покидать корзинку, хоть и остался там последним?       Его ведет от этой необъяснимой загадки, а в купе с местонахождением все похоже на нелепый сон. Чимин подходит этому месту так же сильно, как его голодная киска могла бы подойти члену Чонгука. Он в этом уверен.       Уходить не хочется. Нужно, но не хочется. Чонгуку хочется немного поиграть. Засмущать омегу еще больше и по феромону считать, какая же из реакций столь недолговечного в своих эмоциях господина Пака истинна?       Поэтому он принимает решение остаться и посмотреть, к чему приведет эта столь интересная во всех смыслах игра.