Джейн... Дуглас?

      Чимин спит до самого утра. И позже, когда солнце давно в зените, он благополучно просыпает завтрак. Время близится к обеду, когда его сознание постепенно начинает возвращаться в норму. Первое, что он ощущает — разрывающийся на миллионы кусков череп. Голова болит так сильно, что омега едва может дышать. Хорошо, что плотные портьеры задернуты наглухо — иначе бы он обязательно ослеп.       Второе, что чувствует Чимин — уют. Ощущение ускользающее, строящееся только на запахе костра, который его окружает. Это напоминает сеульскую квартиру, единственное место, где он был в безопасности. Но он не в Сеуле. Он далеко за городом, в фамильном особняке. Чимин хмурится, разлепляет засохший рот и морщится от жажды.       Осознание катастрофы приходит не сразу. Он смотрит в потолок и зевает, а затем тянется к столику у кровати, чтобы взять телефон и стакан воды, который он всегда оставляет себе на утро с вечера. Но на столике ничего. Ни вазы с букетиком лесных цветов, ни телефона, ни стакана.       Чимин хмурится и протирает глаза, подняв корпус тела с кровати. В комнате вообще нет никаких вещей. Ничьих. И тогда, когда интерьер ему дает нехитрые подсказки, до Чимина доходит. Он, блять, вообще не в своей комнате.       Чимина бросает в дрожь от ужаса. Как он мог здесь оказаться? Почему он там, где должен жить Чонгук?       Этот Чонгук…       Чимин подрывается с постели и сдирает с нее покрывало. Он кутается в него, чтобы спрятать тело, и даже не смотрит на время. Какая разница, если Чонгук уже явно не дремлет, выискивая очередную жертву.       Омега несется вниз, взлохмаченный и опухший, с красными от похмелья глазами и набирающимися в них слезами. Ничего не может поделать с тем унижением, которое ему приходится терпеть изо дня в день с этим ужасным альфой.       Вчера тот своровал его трусики, сегодня проник в комнату к спящему, а завтра? Завтра он его изнасилует?       Омега проносится мимо пытающихся заговорить с ним Тэхена и Джина. Выбегает на улицу и щурится от яркого солнца, выискивая Чонгука.       Тот караулит у будки возле ворот, и Чимин несется туда разъяренной фурией. Но это только с виду. Внутри ему так гадостно, что не выдумать в книгах. Похмелье мучает тело, а обида дерет глотку до слез. Он даже не замечает, как те льются из глаз и срываются вниз на красные щеки.       — Вы совсем сошли с ума?! — кричит Чимин, когда достигает цели. Он не ждет, пока ему ответят — высовывает тонкую ручку из одеяла и лупит ей по крепкой спине, не в силах сдержать эмоций. — Это переходит все границы! Сумасшедший, наглый, безумный придурок! Сначала воруете мое белье, а потом меня самого?! Так теперь поступают приличные альфы? Да как вам не стыдно?!       О, Чонгуку определенно не стыдно.       — Доброе утро, господин Пак, — альфа щурится на солнце, искренне наслаждаясь видом омеги. И все было бы гораздо приятнее, не ори тот на всю округу какой-то бред. Прямо в уши ебаного Богома, который как раз чуть ли не в окно будки высунулся, чтобы подслушать. — Надеюсь, Вам хорошо спалось? Мне вот не очень, все-таки не каждую ночь в постель падает молоденькая омега и трется об меня своими… — Чонгук многозначительно косится глазами вниз. — Прелестями. Я понимаю, Вы считаете, что, видимо, можете соблазнять любого понравившегося альфу, но я не сплю с клиентами. Поэтому впредь будьте добры не оставлять мне в подарок свои трусики, не купаться при мне в просвечивающей сорочке и не ложиться в постель посреди ночи без приглашения, — он говорит достаточно громко, чтобы все, кто услышал ор Чимина, так же услышали и его ответ. Чонгук не позволит делать из себя посмешище.       И взъерепенившемуся омеге это явно не нравится.       — Наглый лгун! Я никогда в жизни… — Чимин бледнеет и краснеет одновременно, задыхаясь от возмущения. Что? Он залез к нему в постель? К Альфе? К Чон Чонгуку??? Только через свой труп. — Я никогда в жизни не лег бы с Вами в постель, будь вы даже последним альфой на планете! Как Вам не стыдно так бездушно лгать? Чтоб у вас язык отсох!       Чимин утирает злые слезы взмахом руки, шмыгает и чувствует себя таким грязным, будто на него вылили ушат дерьма. Ему плевать, кто их может услышать. Пусть хоть весь взвод Чонгука стоит рядом, ему плевать. Они ему никто.       И Чонгук ему никто. Так какого черта его все это так задевает? И почему альфа выглядит так, будто уверен в собственной лжи? Чимин плохо считывает чужие эмоции, особенно, когда слезы застилают глаза, и не замечает ничего другого.       — Да что Вы, — Чонгуку становится неловко при виде омежьих слез, и он бы даже поверил Чимину, тем более, обида кажется искренней, если бы не факты. Альфа точно знает, что белье ждало его прямо в комоде, когда он туда заселился. Точно знает, что Чимин светил сиськами и стрингами, стоя при всех на пруду и уж он абсолютно точно уверен в том, что в его постель омега так же прыгнул сам. И если первый факт ему никак не доказать, то у второго была толпа свидетелей, ну а уж третий… — Может, посмотрим записи с камер?       — Смотрите, что хотите! И делайте, что хотите! Просто оставьте меня в покое! Негодяй! — Чимин бежит в дом так же быстро, как примчался сюда. Он плачет, но сразу же утирает слезы.       Чонгук, нахмурившись, смотрит на поникшую спину, удаляющуюся от него быстрее, чем деньги с карты прошлой любовницы. Мало того, что его прилюдно оболгали, так Чимин еще и ревет, тупо манипулируя чужими эмоциями и заведомо настраивая всех к себе с помощью сочувствия.       Чонгук такое ненавидит. Он не делал ничего из того, в чем его незаслуженно обвинили. По факту, унизили при всех. С-сука.       Он грязно сплевывает на землю, не обращая никакого внимания на вытянувшуюся морду Богома, и разворачивается в сторону ворот, быстро покидая участок. Кажется, у него сейчас случится внеплановая пробежка, пока с наглой омегой не случилась беда из-за его наглой лжи.       Убегая, Чонгук думает лишь о том, что с утра все сделал правильно, когда вытряхивал омежьи вещи из комода прям на пол, освобождая место под собственные. В моменте ему показалось, что он ведет себя, как ребенок, но он быстро заглушил эти глупые мысли. Ребенок тут только Чимин. Капризная избалованная сучка, мешающая ему работать. Вечно орет о своей дурацкой книге, но вместо того, чтобы ее писать, делает все, чтобы залезть к Чонгуку в штаны.       Малолетняя дрянь, которую еще предстоит научить общению со старшими. И он этим займется. Но сначала… Сначала Чонгуку просто нужно сбросить пар.

***

      Чимин приходит в себя спустя час. Он моется в горячей воде, одевается в платье, игнорируя мысли о том, чтобы надеть что-то закрытое. Он не собирается в ущерб себе под кого-то подстраиваться. Если Чонгук ненавидит омег, это его проблемы. Он не шлюха. И не собирается никому ничего доказывать. Поэтому, собравшись, Чимин идет в свою временную комнату за вещами.       Конечно, он не удивлен тому, что видит в ней. Как еще мог поступить этот свинья?       Чимин молча собирает одежду; уже даже не плачет. В этот момент он ненавидит всех: отца, пытающегося дозвониться до него уже несколько дней, и которого Чимин успешно игнорирует, папу и тетю, Чонгука, его таких же дурацких подчиненных, как он сам. Всех.       Он не может писать уже несколько дней. Все эти люди отвлекают его, чувства, которые люди вызывают в нем, отвлекают.       Он просто хочет, чтобы все это закончилось. Стихло, умолкло, исчезло и растворилось.       Чимин собирает свои вещи и возвращается в комнату. Он не раскладывает одежду по шкафам и комодам. На всякий случай.       Чтобы, если что, его сразу же отсюда забрали. Увезли в город и никогда больше не привозили в этот проклятый особняк, с которым теперь связаны самые плохие воспоминания.       Ни один человек так грубо не общался с ним за всю жизнь. Его воспитывали быть добрым ко всем — и эта доброта возвращалась двукратно. Но Чонгук… Он не знает, что такое воспитание. Наверное, Чимин не может его в этом винить. Какое воспитание альфе может дать война? Уничтожать, убивать, захватывать.       Вот Чонгук и захватывает особняк, уничтожает его достоинство и убивает издевательствами. Чимину стоит быть умнее и игнорировать его. Не намеренно, нет. Не прятаться и молчать, нет.       Ему не нужны все эти драмы и детские игры с ворованным бельем и вываленными вещами омеги. Пусть хоть каждую ночь приходит разбрасывать.       Он всегда может вернуться домой и забыть обо всем, как страшный сон.

***

      Когда Чонгук возвращается в особняк, мокрый, раскрасневшийся, ужасно уставший, кажется, будто о полуденном происшествии с Чимином знают все. Чонгук слышит шепотки, замечает вскользь брошенные липкие взгляды, а когда нос к носу сталкивается с Хосоком, явно собирающимся задать вопросы, останавливает его одним взмахом руки. Нет. О нет. Он не позволит порочить его репутацию и подрывать авторитет среди коллег. Тысячу раз нет. Чимин может плести, что хочет, но даже он не может пойти против фактов. Чонгук получит свои извинения. В том числе и с трусиками, в краже которых его обвинили. Может, в их личных спальнях камер и нет, но в коридоре они есть. И по ним легко отследить, что в комнату Чимина он не заходил ни разу. Так что эту ложь опровергнуть легко. Как и то, что он, якобы, перенес его в свою постель. Какой абсурд. Чонгук взрослый тридцатичетырехлетний альфа, он, при желании, может получить любого, так что ему нет резона прибегать к таким глупым способам.       Чимину придется признать свою неправоту и извиниться.       Первым делом Чонгук идет в душ. К счастью, пестрой одежды на полу не обнаруживается. Чимин все выгреб, и это радует. Чонгук делает пометку в голове обзавестись замком, и быстро смывает с себя весь пот. Не плохо было бы поговорить с Чимином прямо сейчас, но он не спешит. Чем больше времени пройдет — тем больше шансов, что к его появлению снова на чужом пороге омежья истерика успокоится.       Так что он забегает в мониторную, прося подготовить необходимые записи за нужный период, и идет обедать, хотя это уже больше похоже на полдник. Умяв тарелку топкокки в кисло-сладком соусе, он, довольный, забирает запись, и вновь возвращается на их с Чимином этаж.       Коротко стуча в дверь, Чонгук лишь надеется, что омега сможет сдержать себя в руках и не закатить новый скандал.       Чимин в это время сидит в кровати с ноутбуком. Бойцов не слышно весь день, и он решает использовать это время для того, чтобы заняться работой. Он приехал сюда ради нее.       Но ничего не выходит. Слова не желают вязаться друг с другом, буквы не те, и настроение тоже. Чимин устало валится в кровать и просто дремлет, когда его будит стук в дверь.       Когда он открывает ее, чудом сдерживает желание закатить глаза.       — Что Вам нужно? — безразлично спрашивает заспанный омега, наплевав на свой внешний вид. У него помята одежда и волосы, чуть размазаны тени, нанесенные с целью скрыть несколько часов беспрерывных рыданий. Да, он все еще опухший, но ему плевать. Для Чонгука он шлюха в любом виде, каким бы Чимин ни предстал.       Услышь его мысли Чонгук, он бы полностью согласился.       Альфа решает не заморачиваться, на корню обрубая в себе любые зачатки жалости, и аккуратно вкладывает в пухлые пальчики флешку. Черт его разберет, этого омегу, может, у него не все в порядке с головой? Раздвоение личности или еще что-нибудь такое?..       — Вот записи, господин Пак. Записи с камер, на которых отчетливо видно, что все Ваши обвинения не более, чем ложь. Я ни разу не заходил в Вашу спальню после обмена комнатами. И в моей постели Вы так же оказались исключительно по собственной инициативе. Если не готовы прямо сейчас признать, что нагло лжете, и попросить извинения, то я даю Вам время до полуночи. Не стоит прилюдно обвинять меня в том, чего я никогда не делал, подрывая авторитет и тем самым провоцируя высокий риск угрозы безопасности. Моя команда должна мне подчиняться, чтобы в случае чрезвычайной ситуации была проведена слаженная работа. Может, Вам и кажется, что мы тут занимаемся ерундой, но стоит всего один раз посмотреть криминальную сводку по пригороду, и Вы будете очень сильно удивлены. Впредь я надеюсь, что Вы не будете мешать моей непосредственной работе, — Чонгук заканчивает на одном дыхании, вперив взгляд в омегу и готовясь к любому ответу. От Чимина явно не стоит ожидать адекватности.       — Ваша правда, если все так, как Вы говорите, мистер Чон. Вероятность крайне мала, но раз Вы добыли доказательства, значит, это не беспочвенно. Однако помните только одно — даже если Вы правы, даже если все не так, как я сказал, это никогда не отменит вашего свинства по отношению ко мне. Все, чего я хотел — остаться один. А Вы сделали все для того, чтобы этому не случиться. Вы можете пройти со мной и мы вместе это посмотрим. Мне бояться нечего, потому что я никогда не делал ничего, чтобы намеренно вас расстроить, задеть или оскорбить. Я искренне не понимаю вашу ненависть ко мне. Вы из элитного подразделения, не думаю, что деньги моего отца стоят того, чтобы терпеть такую стерву, какой Вы меня считаете. Но Вы все еще здесь. Давите меня и издеваетесь с самого первого дня, хотя я ничего плохого никогда не делал. Проходите, мистер Чон, и мы посмотрим Вашу запись вместе. — Чимин отходит в сторону, чтобы дать Чонгуку возможность зайти внутрь или уйти.       — Не стоит искать врагов там, где их нет, господин Пак, — чужие слова раздражают. Чимин может думать о нем все, что угодно, но Чонгук ненавидит ложь. Ненавидит, когда им пытаются манипулировать, используя эмоции.       Ненавидит? С чего бы ему ненавидеть этого мальчишку? Он лишь хочет делать свою работу, а вместо этого получает череду интимных провокаций. Либо Чимин слишком хороший манипулятор, либо у него и правда не все в порядке с кукухой. Но Чонгуку все еще нужны его извинения, поэтому он заходит и молча наблюдает за тем, как омега вставляет в компьютер флешку. Что ж. Смело.       Чимин вставляет флешку в ноутбук бездумно. Чимин устал. Он сделает все, чего хочет Чонгук, если это будет значить, что от него отвяжутся. Или потому, что если он действительно неправ. Потому что его воспитывали принимать свои поражения, если они истинны. Потому что Чимину не зазорно признать то, что он неправ. А потому у него нет страха. Виноват — примет это. Невиновен — прогонит отсюда Чонгука и уедет домой. У него нет никакого интереса продолжать бессмысленность этой войны.       Первая запись датируется несколькими днями ранее, где омега переезжает из комнаты в соседнюю. Он уносит чемодан и сумки, то же самое делает Чонгук. А потом, спустя долгое время ускоренной съемки, Чонгук выносит его белье из комнаты и вешает на дверь.       Он его не крал.       Но поступил как настоящий невежа, не вернув его лично, а исподтишка вывесив у всех на виду. Его мог увидеть кто угодно. Эти проклятые трусики, ни в чем неповинные.       Чимину стыдно за то, что он забыл свое белье. Но он в этом не виноват. Он мог не заметить, его могли отвлечь, оно могло выпасть. У него никогда в жизни не возникло бы мысли оставить его намеренно. Стыд и позор, он бы не смог с этим жить.       Вторая запись отзывается в сердце не меньшим уколом. Он действительно сам идет в комнату Чона. Пьяный, шатаясь и заваливаясь на стены.       Он, черт возьми, пьян. Он был таким пьяным, что не помнит большую часть вечера посиделок.       Но он не будет оправдываться и все это объяснять Чонгуку, который класть на это хотел. Альфа пришел сюда только за одним — ткнуть его мордой в мнимую провинность и получить извинения. И Чимин искренне надеется, что его после этого оставят в покое.       — Ваша правда, Чонгук, — спокойно признает омега, не эмоционируя так, как он мог бы, не выгорев. — Вы пришли за извинениями или поглумиться надо мной? — задает серьезно вопрос без намерений устроить новую ругань. Он устал. Очень устал во всем этом участвовать.       — Господин Пак, я взрослый мужчина, мне нет смысла над Вами глумиться. Не стоит путать меня с незрелыми подростками и мажорами из своего окружения. Вы прилюдно обвинили меня в не самых добропорядочных вещах, подорвав авторитет. Тем самым показали абсолютную неспособность сначала думать — потом делать. Я понимаю, омеги часто подвержены влиянию интенсивных эмоций, но не нужно обвинять меня в том, что я Вас ненавижу, глумлюсь или слишком много шумлю. Повторяю, я делаю свою работу. Для которой меня наняли. И сделал это Ваш отец. Так что и претензии все к нему, не ко мне. У меня есть четкий договор со списком обязательств. Каждое из моих действий обговорено с Вашим отцом и на все получено добро. Из уважения к Вам я старался прислушаться к некоторым просьбам — предложил спальню потише, перенес тренировки подальше от жилых помещений. Я наладил все коммуникации, чтобы Вам было комфортно жить. Мои парни закупают продукты, которыми мы все питаемся. Но не стоит считать себя центром вселенной. Все, что я делаю — обеспечиваю Вашу безопасность. Поэтому впредь прошу не устраивать прилюдных истерик, не забывать свое белье, не посещать мою комнату в нетрезвом виде и не купаться при всех в неподходящей для этого одежде. Для этого существуют купальники. И да, я жду извинения.       — Я извинюсь. Но сначала послушайте меня, мистер Чон.       Чимин садится на кровати удобнее, потому что ноутбук изначально лежал на ней. Он поправляет одежду, будто пытаясь еще больше закрыть голое тело, хотя он и так в объемном лонге и домашних брюках. Все, что видно: его голова, кисти и ступни. Он тянет края одежды ниже, прежде чем начать говорить.       — Я понятия не имею, с чего Вы решили, что Ваше поведение оправдывает моя виновность. Ничего из того, что я сделал, не было намеренным. Я понял, что омеги для вас глупые ничтожества, меня это никак не касается — я не такой. И доказывать Вам я ничего не собираюсь. Можете считать меня кем хотите, мне все равно. Меня воспитывали мудрые добропорядочные люди. Я никогда не имел цели сделать ваше существование здесь некомфортным. Но когда альфа, сильнее физически, морально и статусно, делает все, чтобы меня опозорить и выставить грязной дешевкой — это несправедливо. Мне плевать на Ваш статус, честно. В первую очередь Вы — человек. И как человек Вы поступали плохо. Но это никак не отменяет того, что я виноват. И за это я извиняюсь. Я приношу Вам свои извинения и надеюсь на то, что на этом топор войны будет зарыт. Можете и дальше работать, Чон Чонгук, но, прошу, не забывайтесь и ведите себя, как достойный человек.       — Зарывать ничего не нужно, потому что никакого топора не было, — посмеиваясь, Чонгук делает пару шагов по направлению к двери. — Но прежде, чем делать скоропостижные выводы, подумайте о том, как я должен был расценить Ваши поступки. Очень двусмысленные поступки, господин Пак. И если о них задуматься, то все они выстраиваются в четкую линию одного конкретного шаблона поведения. Того самого, которым любят пользоваться омеги, к которым Вы себя, так сказать, причислили, переложив ответственность на меня. Может я и кажусь Вам грубым невоспитанным альфой, но мне уже четвертый десяток, я неплохо разбираюсь в людях и немало омег перевидал. Омег, которые вели себя в точности, как Вы, и всегда с одними и теми же намерениями. В любом случае, мусолить я все это смысла тоже не вижу. Поступим, как взрослые люди, и если Вам в следующий раз снова что-то покажется — просто обсудите это со мной наедине. Не стоит закатывать прилюдные истерики. Поверьте, они Вас не красят. И уж точно не подобают хорошо воспитанным омегам.       — Я Вас услышал, мистер Чон. Надеюсь, наше вынужденное сотрудничество закончится на мирной ноте, — Чимин встает с кровати, чтобы проводить гостя.       Ему становится спокойнее от мысли, что все может наладиться. Что Чонгук не будет обращать на него внимание, что он сможет, наконец-таки, поработать.       Черт возьми, каким образом его вообще угораздило во все это вляпаться?       Их обоих, если уж быть совсем честными.       Чонгук покидает омежью спальню с неприятным осадком на душе. Он не знает, что чувствовать, и ему это не нравится. Он не знаток человеческих душ, хотя и правда неплохо в них разбирается. Пришлось научиться, когда работаешь с теми, от кого буквально зависит твоя жизнь. Но психология гражданских омег из высшего света… Увольте, в эти дебри Чонгук лезть не хочет.       И все же иллюзорная возможность того, что Чимин от него отлепится, его устраивает. Им не обязательно так много контактировать. Чонгука устраивает, пока омега находится на территории и не выносит ему мозг своими выходками. Он же, в свою очередь, постарается устроить тому тишину и покой. Он бы сделал это сразу после того, как они наладят работу коммуникаций и системы безопасности, но Чимин просто ему не позволил своими провокациями. Которые, к слову, так и не объяснил.       Омега, что с него взять.

***

      После ухода Чонгука Чимин долго не может уснуть. Вспоминает просмотренные материалы и тычется лицом в подушку от стыда.       Он ведь действительно виноват сам. Другое дело, как это воспринял мистер Чон.       В мире Чимина не существует похоти, разврата и грязных мыслей. У него никогда не было нечистивых умыслов, но он не знает, как эта система работает в мире Чонгука.       И тот явно дал понять, что в его мире все довольно плоско — омега хочет от альфы лишь одного, и Чимину невыносимо думать о том, что его восприняли неправильно.       Ему все равно на чужое мнение. Но это почему-то не распространяется на Чонгука.       Чимин не хочет в этом копаться. Он просто надеется, что перестанет так остро реагировать на этого мужчину, но решает, что сегодняшних извинений недостаточно. Он все еще был под шлейфом первичных эмоций, а они — самые яркие и неконтролируемые.       Сейчас, когда прошла целая ночь, а Чимин так и не сомкнул глаз, он идет рано утром на кухню, чтобы приготовить малиновый пирог. Он понимает, что это тоже вряд ли как-то тронет альфу, но что он еще может сделать? Дать ему денег? Чтобы выставить себя еще большим придурком?       Когда Чимин следит за духовкой, он искренне надеется, что если уж Чон и держит на него обиду, то она забудется. Если ему важно сохранять авторитет, Чимин извинится. Сделает это прилюдно, но не потому, что хочет выставить себя героем. А потому что так будет правильно для того, чтобы избавиться от остатков негатива, которые он все еще ощущает.       Когда омега идет в сторону группы службы безопасности, Чонгук разговаривает с кем-то по телефону. Он держит свежий, еще горячий ароматный пирог, и молчаливо ждет, пока ему уделят внимание.       — Доброе утро, мистер Чон. Мне показалось, что вчерашнего нашего разговора было недостаточно. Поэтому мне хотелось бы извиниться еще раз за то, что, не разобравшись в ситуации, обвинил Вас в грязных вещах. Мне не следовало поддаваться эмоциям, поэтому… Надеюсь, Вы примете извинения. Это для Вас.       Чимин протягивает Чонгуку поднос, а затем торопливо добавляет:       — Я не пытаюсь Вас задобрить! Просто… Как приятный бонус, не больше.       Чонгук шокирован. На автомате принимая поднос, он неверяще смотрит на пирог, а затем на Чимина. Хочется сдержать эмоции в себе, но уголок рта дергается, а за ним следуют губы, растягиваясь в улыбку. Чонгуку никто никогда ничего не делает, а тут… пирог. И Чимин приготовил его сам. Для него. Черт возьми, он и подумать не мог, что этот омега умеет готовить. Никто из предыдущих не умел. Даже те сбежавшие от семей медсестрички, которых он любил садить на свой член.       — Благодарю, — голос с трудом удается оставить ровным, но раздражающая улыбка не сходит с губ. Ему не нравится, что Чимин видит его довольство. Это похоже на слабость. — Надеюсь, этим утром Вы спали хорошо, я перенес место тренировки за ворота.       Чимин и сам еле сдерживает улыбку. Он перекатывается с мысочков до пят, покачиваясь, и держит руки сцепленными за спиной. На лице мягкая улыбка, а на душе становится легче. Неужели лед действительно тронулся в их промозглой зиме?       И действительно. Лежа в постели, Чимин за всю ночь и утро не слышал никакого шума за своим окном. Даже выглядывал посмотреть, не надел ли Чонгук на бойцов кляпы, но там никого не было.       — Да, спасибо большое. Сегодня мне было лучше, — благодарит Чимин, избежав рассказов о том, что за ночь он ни секунды не спал. Но, надеется, сделает это в обед после еды. Он дарит альфе скупую улыбку и быстро ретируется, чтобы ненароком не развязать очередную ссору. Хватит с него их.