Часть той Силы

Воланд еще раз пробежал глазами по бегло написанному отчету и сжег листок в камине. Дело последовательно продвигалось, он даже успел встретиться с одним человеком в НКВД. Именно от него поступила информация о персоне, которая может стоять за раскрытием местной немецкой агентуры. К тому же, что было совершенно неожиданно, сегодня утром он узнал о существовании Маргариты. Это относилось к разряду тех сведений, которые его подчиненная узнала «против своей воли». Занимателен был факт наличия тайного романа у жены видного члена правительства, но не у его Мастера. Его. Чем дольше он думал об этом, тем больше немцу хотелось закончить эти странные отношения. Оставить в покое бедного писателя и его тайную музу. Завершить свою работу в этой стране и больше никогда не видеть ни человека, производящего на него такое странное влияние, ни рукопись, гори она синим пламенем. Воланд не был дьяволом, но считал, что такие чувства, как ревность или, не приведи господи, любовь, никогда не тронут его сердце. Однако сегодня его самолюбие было ощутимо задето, и это пугало уже не только заботливо вглядывающуюся в его лицо Геллу, но и его самого. Пора было что-то предпринять. Накинув пальто, он вышел из дома, решив заговорить с первым встречным незнакомцем и больше никогда в жизни не появляться в проклятом подвале. Мастер задумчиво гнул в руках две контрамарки на сегодняшнее шоу. Ему было неловко предлагать Воланду встречу в такой комичной обстановке, но все же продавать жгущие карман билеты было поздно, Маргарита Николаевна была сегодня чем-то занята, а Алоизий обиженно отказался от предложения. Разумеется, немецкому профессору было стыдно показывать нечто подобное, но мысль о том, что получится ему хоть как-то отплатить за чудесный ужин, приятно грела сердце. Писатель нарезал круги по комнате, силясь написать хоть строчку. Сегодня ночью, под приливом небывалого вдохновения, он написал две главы, но теперь, обессиленный бессонницей, не мог придумать ни слова. Сказывалось волнение, которое, к слову, усиливалось с каждым часом. Его вечерний спутник задерживался, что было немцу совершенно не свойственно. Ко второму часу нервного ожидания мастер не выдержал, оделся и вышел на улицу. Темная фигура стояла у его дома, задумчиво покачивая тростью. - Необычно себя ведете, мой друг. Калитка не заперта… - писатель прервался, пытаясь разглядеть в сумерках знакомые черты, - я ждал вас раньше. Воланд развернулся и удивленно взглянул на Мастера, будто перед ним предстало привидение. Это длилось не дольше секунды, немец справился с собой, а его тонкие губы тронула сдержанная улыбка. - Простите, Mein lieber. Я задумался, у меня был сложный день. - Какие-то проблемы? - Пустяки. Это по работе, - немец небрежно махнул рукой, проходя во внутренний двор, - как ваши дела? Написание романа, надеюсь, успешно продолжается? - Все так, - Мастер закрыл калитку и проследовал за своим спутником, - на меня снизошло вдохновение! Воланд осмотрел писателя с головы до ног, отчего тому стало не по себе. Затем он отвел взгляд и стал рассеяно перебирать белые лепестки растущей у дома розы. - Вы необычно молчаливы сегодня, профессор. - Вы надели выходной костюм. Что за повод? - игнорируя замечание собеседника, спросил Воланд. - Да, я планировал сегодня пригласить вас на некоторое мероприятие, если согласитесь. - А как же Марго? - Героиня моего романа? - Нет, Маргарита Николаевна. Мастер ошарашено смотрел на немца. - Откуда вы знаете? - Я давно догадывался, друг мой. А узнал совершенно случайно, ее подруга - моя коллега, - соврал он. Мастер принял решение игнорировать очевидную ложь и продолжил. - Она занята сегодня. И я хотел пригласить вас. Должен же я отплатить вам за тот вечер в ресторане? Воланд раздраженно молчал, перебирая в голове варианты ответа. Он вообще не представлял себе, зачем сегодня пришел сюда. Но ноги уже принесли его, и теперь он стоял, глядя в красивые и глубоко печальные глаза писателя, и совершить побег из этих своеобразных отношений теперь казалось совсем нереальным. Твердо приняв решение дать отказ, он, наконец, ответил: - Почему бы и нет. Я согласен. Куда приглашаете? - На премьеру, - Мастер выдохнул и улыбнулся, - не уверен, что вам понравится, но будет весело - это точно. За выяснениями отношений они едва не опоздали на бесценный спектакль, однако Воланд настоял на том, что на трезвую голову они не будут созерцать этот кошмар, так что пришлось отклониться от маршрута и приобрести бутылку вина. В итоге, время они провели изумительно. Мастер совершенно не испытывал неловкости. Немец от души смеялся, подливая вино в бокалы и, порой безуспешно, старался не шуметь. Алкоголь сильно ударил в голову, будучи столь опрометчиво принятым на голодный желудок. Писатель стал ловить себя на мысли, что ему хочется невзначай прикоснуться к теплой руке собеседника, перехватывая бокал или стремясь обратить его внимание на забавный момент постановки. Он с нетерпением ждал, когда горячий шепот коснется его шеи, на немецком языке вставляя комментарии к увиденному. Он почувствовал, что проваливается в пропасть, когда Воланд коснулся его бедра, тихо проговорив, что сейчас вернется. Рассудок оставил Мастера, а фантазия совершенно разыгралась, подсовывая безумные и приятные видения. Он видел собственного кота, отрывающего голову конферансье, видел голых и потрясающе одетых женщин удивительной красоты, видел Воланда, восседающего на троне и бросающего взгляды на публику. Наваждение ушло, лишь только профессор вновь опустился в соседнее кресло. Мастер взял его за руку, хватаясь за соломинку реальности. Темные глаза немца глядели на него обеспокоенно. Писатель ответил на это небрежным взмахом головы, дескать: «не бери в голову», но свою ледяную руку оставил переплетенной с теплой - своего спутника. Темнота театрального зала без труда укрывала их от ненужных взглядов. Мастер не помнил, как очутился дома. В памяти оставались лишь обрывки, наполненные запахами дорогого одеколона, кожи и собственных сигарет. Прикосновения, которых было, казалось, слишком много, и совершенно неприличное количество из которых он спровоцировал сам. Несколько часов назад его привела в ужас вероятность больше никогда не увидеть загадочного немецкого профессора, он был мертвецки пьян, и все это привело к тому, что Мастер совершенно отпустил себя, позволяя себе беззастенчиво цепляться за лацканы идеально выглаженного пиджака, доказывая что-то улыбающемуся лицу. Дома рассудок стал постепенно проясняться. Он остался в одной рубашке и принялся зачитывать гостю новые главы романа. Воланд пытался сохранять трезвость ума. Он никогда не позволял себе потерять остатки бдительности, и все же его тоже пьянил этот вечер. Мастер своей неожиданной благосклонностью на пару с вином и чудесным романом грозили лишить немецкого агента привычной брони. Он по-хозяйски бродил по комнате, разваливался на диване и перебирал книги, а, пока хозяин дома зачитывал новую главу, он включил патефон, создавая повествованию атмосферу. Он заметил, что Мастер смотрит ему прямо в глаза, по памяти читая написанное прошлой ночью, а, может быть, на ходу придумывая новые строки. Воланд сделал к нему два шага и увлек за собой в рассеянный танец, наполненный невесомыми прикосновениями к рукам, плечам и спине писателя. Когда музыка оборвалась, Мастер мягко отстранился, возвращаясь к чтению. Он стоял спиной к стене, погружаясь в собственную рукопись, и краем глаза замечал, как близко оказывается к нему лицо немца, поглощенного не то повествованием, не то созерцанием его ключиц, выглядывающих из-под расстегнутой в воротнике рубашки. Он обнаружил себя прижатым к стене. Воздух резко стал кончаться в легких, и Мастер стал говорить тише, переходя на сбивчивый шепот. Теплые пальцы мучительно медленно расстегивали его рубашку. Озноб захватил его тело, лишая опоры. Он почувствовал, как горячие сухие губы касаются его шеи, и листы рассыпались по полу. «Что я делаю?» - Остановись. Это неправильно, мы не можем… Воланд, как всегда неожиданно, быстро очутился в метре от него с совершенно трезвым взглядом. - Боюсь, уже поздно, мой дорогой писатель. Мне пора. Картина накидывающего на плечи пальто и исчезающего в ночи Воланда постепенно сменилась тьмой от затухшей от времени свечи. Мастера парализовало. Он не мог даже двинуться с места, что уж говорить о том, чтоб собрать листы и приготовиться ко сну. Ему казалось, будто что-то черное пожирает комнату, подбираясь к нему. Паника и отчаяние едким дымом заполняли легкие, заменяя собой воздух. Совершенно лишившись сил, Мастер упал на пол, проваливаясь в сон.