Часть той Силы

Воланд задумчиво слушал отчеты свиты о проделанной работе. Фагот справлялся превосходно. В целом, всё проходило так слаженно и спокойно, что казалось, будто бы справиться с поставленной задачей у них получится раньше установленных сроков. Если бы он сказал, что это его нисколько не удручает, это была бы ложь. Немец привыкал к своим вечерним визитам в маленький московский подвальчик. Ему нравилось, как горящий взгляд писателя, погруженного в рукопись, сменяется растерянностью напуганного человека, стоит Воланду лишь задержать заинтересованный взгляд на красивых руках дольше, чем то принято между друзьями. Мастер был очаровательно непонятлив и скован в собственных чувствах. Они, запертые в сердце, проливались чернилами на бумагу, обращаясь в роман потрясающей красоты. Все это мучительно притягивало того, кто давно отвык чувствовать нечто подобное. - Снова пойдете к нему, Мессир? – Гелла всегда замечала излишнюю задумчивость на его лице. - Ты ведь сама просишь пересказывать тебе эти главы, дорогая. - Туше! Итак, сделаем же вид, будто вас манит в этот подвальчик исключительно рукопись, а не ее очаровательный автор. - Ты знаешь, как я отношусь к местным жителям в этих поездках, Гелла, - сдержанно парировал немец, - ты ведь тоже, кажется, нашла себе маленькое развлечение? - О, я и правда нашла! Но ведь кажется, вас и вашего.. Herr Master связывают исключительно платонические отношения? - Вот именно. - Не в ваших привычках, шеф. Хорошо ли это? – Гелла усмехнулась, подавая мужчине пальто, - так или иначе, вам звонили подтвердить бронь в ресторане. Выходит, сегодня не удастся провести время с вашей обожаемой рукописью? Воланд аккуратно облачился в пальто, недовольно глядя на девушку. - Забываешься, Mein Schatz. Подтвердила? - Разумеется, Мессир. Жизнь Мастера наполнялась новыми красками. Очаровательная ведьма с самого утра нежными руками убирала все тревоги, всю усталость с его лица, мягким голосом расспрашивая о его самочувствии. Они проводили часы, хмелея, без малейшей возможности оторваться друг от друга. Маргарите нравилось его новое имя, и вскоре второй нежно любимый ему человек стал называть писателя только так. Его новый друг приходил к нему позже, когда на улицу опускались тени. Он, и правда, походил на дьявола. От него исходила сила, объяснений которой писатель не мог раздобыть нигде, кроме собственной фантазии. Казалось, все подвластно этому дорого одетому, вежливому человеку с потусторонней улыбкой на тонких губах. Он слушал его роман, болтал с ним о пустяках, за которые можно было обоим пойти под расстрел, и подолгу смотрел на его руки, будто припоминая запечатленный на них поцелуй. Это совершенно выбивало писателя из себя. Из всех злодеяний, которые он совершил, по мнению правительства, не доставало разве что… - Добрый вечер, Mein lieber! Не отвлекаю вас от работы, надеюсь? - Проходите, прошу вас! Нет, друг мой, я ведь знал, что вы придете. Однако, в новой главе, боюсь, появилась лишь пара строк. Не могу порадовать вас продуктивной писательской деятельностью. - Не страшно, совсем не страшно. Я и сам сегодня хотел предложить вам провести время, изменив нашим традициям. Не согласитесь ли вы отужинать со мной сегодня? Мастер был крайне удивлен. Он очень давно не покидал свое убежище вечером, не говоря уж о походах по заведениям. У него не было на это средств, к тому же, отвращала возможность встречи с бывшими коллегами, у которых, очевидно, эти средства вполне себе были. К тому же, предложение Воланда натолкнуло его на неожиданную мысль о том, что он за весь этот долгий месяц ни разу не предложил ему поесть у себя дома. Они пили вино или чай, но никогда ничего не ели, и, если для Мастера голодные вечера были привычным делом, то его собеседник наверняка не был к такому готов. Мастеру стало стыдно. - Ну чего вы, мой милый? Откажете своему верному читателю в возможности угостить вас ужином? Мужчина чувствовал, что чудовищно краснеет, не находя ответа на прозвучавшие слова. Очевидно, необходимо было отказаться. С другой стороны, есть действительно хотелось дьявольски. К тому же, выбор между холодным, тревожным и одиноким вечером и беседой в компании улыбчивого и притягательного немца неуклонно падал на второе. - Не откажу, дорогой профессор. Но я сам заплачу за себя, с вашего позволения. - Ни в коем случае. Это ведь я вас пригласил! Никогда ничего не просите, друг мой. Но ведь я сам сейчас предлагаю, - Воланд вскинул руки, перехватывая трость, - так вы идете? В ресторане было замечательно, если не думать о том, в какую сумму его спутнику обойдется это мероприятие. Их посадили у окна, и Мастер, еще больше смущаясь, понял, что столик был забронирован. - Что думаете по поводу напитков? - Вино, пожалуйста, - писатель с трудом проглотил слюну и желание попросить нечто вроде стакана воды, - на ваш вкус, профессор. Заказ был сделан, и Мастер, наконец, впервые за вечер поднял глаза на Воланда. Тот был доволен совершенно неприлично и по-кошачьи улыбался. - Вы необычайно молчаливы сегодня. Что-нибудь случилось? - Нет, все в порядке. Я смущен, надо сказать. И немного переживаю по поводу возможной встречи с кем-то из старых знакомых. - Почему же? - Мы с коллегами расстались не на самой радостной ноте, если помните. Ах, вот и мой редактор, - писателю захотелось провалиться сквозь землю. - Не стоит переживать, мой дорогой. Я не дам вас в обиду. К тому же, кажется, ваш друг не заметил нас. Немец вежливо кивнул официанту, разливающему по бокалам белое вино. - И все же, почему вас смущает его присутствие? Он виноват в снятии постановки с проката? - перейдя на русский, но понизив голос, спросил немец. Мастер сделал большой глоток вина. - Нет, все было немного не так. Господин Берлиоз… - Тот самый, которому отрезало голову трамваем, - Воланд засмеялся, - надо же, Mein lieber! Да вы кровожадны! - Да, тот самый. Да тише, в самом деле, - игнорируя содержимое восклицаемого, Мастер продолжал, - он был в восторге от моей пьесы. Даже когда ее сняли с постановки, до последнего настаивал, что все будет в порядке. Однако, когда другие мои коллеги стали настаивать, что пьеса являет собой нечто совершенно ужасное – он поспешил перед всеми извиниться за «проявленную политическую близорукость» и поддержал решение об изъятии журнала с ней из печати. Видели бы вы, как отвратительно он при этом потирал свои очки этим жутким галстуком, - Мастер рассеяно провел рукой по собственной шее, - ну я и решил, что отрезание головы будет прекрасным решением в новом романе. - Стоя вам аплодирую, мой милый Мастер! Какое очаровательное у вас воображение, - Воланд театрально прижал руку к сердцу, - однако же, ваш редактор и впрямь порядочная сволочь. Хотите, я убью его? Лицо профессора оставалось совершенно безмятежным, а Мастер едва не подавился вином. - Скажете тоже. Хотя, я был бы не против, с удовольствием посмотрю, как вы попытаетесь забить его до смерти этими вашими рукописями Герберта Аврилакского. На этой ноте принесли еду. Вечер далее проходил в неспешном диалоге о тонкостях работы со старинными рукописями и книгами. Мастер с удовольствием вспоминал коллекцию отца, которая ныне была безвозвратно утрачена, а профессор выражал свое сожаление, правда, больше не предлагая убийства виновных в этом. К небольшому, вполне возможно, сожалению писателя. Ночь была наполнена светом растущей луны. Звезды было не разглядеть за огнями города, но месяц упрямо выступал среди черного неба. Убедившись в полном безветрии и совершеннейшем очаровании ночной улицы, они решили пойти пешком. Мастер краем глаза пронаблюдал, как профессор прощается со своим водителем, отпуская его на сегодня. Человеком крайне грозного, надо сказать, вида. - Хоть я и знал, что вы богаты, профессор, но вы не устаете удивлять меня. Личный водитель? - Вы ведь видели его, мне казалось. В нашу первую встречу. - Вы были с компанией. - Тоже верно. - Ну и как же ресторан? Самый дорогой в городе, надо сказать. Мало кто может себе позволить его посещение обычным вечером вторника. - Ну, разве это обычный вечер? Только взгляните, какая луна сегодня! Мастер засмеялся, закуривая сигарету. Воланд привычным движением поджег ее, даже не подумывая закуривать сам. Оставшуюся часть пути до его дома они прошли в тишине, нарушаемой лишь стуком трости о дорогу и мерным шелестом тлеющей сигареты. - Вы ушли от ответа, Herr Voland. В самом деле, работники гуманитарных наук столько зарабатывают у вас, в Германии? - Ох, вы слишком задумываетесь об этом, мой дорогой! Для меня это сущие пустяки, уверяю вас. - И снова уходите от ответа. - Что вы хотите спросить у меня? - Кто вы? Воланд медленно подошел к нему. Мастер внутренне сжался, не понимая, как лицо собеседника очутилось на расстоянии вздоха от него. Профессор взял его за руку, вновь совершенно неожиданно поцеловав ее. - Вы ведь сами сказали, мой Мастер. Я – дьявол. Мгновение рассеялось в воздухе. Воланд снова стоял на расстоянии вытянутой руки, небрежно опираясь на шикарную трость. - Однако, уже очень поздно. Увидимся завтра, мой дорогой писатель. Мастер, едва успев справиться с наваждением, улыбнулся и коротко кивнул собеседнику. - До завтра, Herr Dämon, - выговорил он, дрожащей рукой толкнув калитку.