Часть той Силы

Глаза жгло полуденное солнце. Человек в черном пиджаке тяжело вздохнул, потирая темные очки. Он думал о том, что его непосредственное начальство со своими уверениями в вечно холодной Москве напрашивается на серьезный разговор. Воланд не выносил жары, а майский теплый ветер раздражал до невозможности. Пальто, накинутое на руку, - еще больше. Оно сковывало движения, что в его работе могло выйти боком в любой момент. Когда он соглашался на эту «точно последнюю!» командировку, он ставил четкие условия, что страна должна быть холодной, прикрытие - безупречным, а Гелла должна ехать с ним. Если бы он мог поставить условие о том, что люди, с которыми ему предстоит работать, не должны быть непроходимыми тупицами - поставил бы. Но порой ему казалось, что список людей, с которыми ему приятно говорить, работать и за которыми не мерзко шпионить, состоит из одной только Геллы и его немногословного телохранителя. Но шпионить за очаровательной немкой не было никакой нужды, а охранник как раз стоял перед ним с каменным выражением лица. - Закончили на сегодня? - на чистейшем русском спросил Азазелло. - Да. Едем, - про себя радуясь, что хоть такие простые фразы ему даются довольно легко в этом проклятом языке, немец сел в машину. - Мягче «д» во втором слове… - Я не притворяюсь русским, на сей раз. Нет нужды. Ты прекрасно знаешь, что все сведения добудет наш потрясающий «Коровьев», наша с тобой задача запутать их и отвлечь внимание. - И нашего маэстро Воланда - все проконтролировать. Я помню. Но ты даже не стараешься, босс. Они догадаются, а Фагот может пострадать. - Я устал, Азазель. Помолчали. Воланд устало смотрел в окно, с тоской перебирая в голове воспоминания. Он был на службе немецкой разведки дьявольски долго. В молодости он горел жаждой путешествий, его увлекали романы со случайными юношами и девушками в бесконечных городах, в которые заносила его жизнь. Он никогда не боялся смерти. Ему будто бы не было дела до неминуемой собственной кончины, а убийства других людей на этой работе стали холодной и больной обыденностью. Ему казалось, он горит изнутри, когда удавалось провернуть потрясающей извращенности план, приносящий драгоценный результат довольному начальству и несущий благо его стране. Он был уверен, что не доживет даже до тридцати лет, а уж что однажды будет умолять отпустить его на законный отдых по выслуге лет - это казалось нереальным, даже по сей день. И все же, это было так. Постные лица местной молодежи вызывали лишь скуку, а задание, которое ему было велено координировать, казалось ему совершенно бессмысленным. Годы, опыт… Можно было осесть в главном штабе. Эта мысль не раз проносилась в голове Воланда. Но он до глубины души оставался уверен, что его призвание - оперативная работа, не соглашаясь уходить в отдел к аналитикам. Машина остановилась у серого здания. Совершенно невинного вида молодой человек курил у входа. Сигареты, которые, как помнилось немцу, купил два часа назад на вокзале. Прекрасно. Мужчина хлопнул дверью автомобиля, надевая очки. Прохладный кольт привычно лежал в теплой руке, спрятанной в карман пальто. Он кивнул водителю и неторопливо прошел мимо непрошенного сопровождающего. Парень выбросил недокуренную сигарету и куда-то спешно ретировался. Воланд поднимался к месту своего временного пребывания, глубоко погруженный в собственные тяжелые мысли, которые развеяло легкой рукой очаровательного создания, стоило лишь войти в квартиру. Гелла была дома. - … и я готова часами гулять по улицам, вглядываясь в эти удивительные лица. Ну что за город! Эти актрисы так болтливы. Все, что я узнала о личной жизни местной политической элиты сегодня – я узнала против своей воли, шеф! Но город потрясающий. Гелла порхала над чайником, рассказывая о сегодняшних приключениях. Ее собеседник с огромным удовольствием разделся, слушая приятный голос девушки. Он нежно любил свою подчиненную, так похожую в своем трудоголическом порыве на него самого в юности. Гелла была талантлива, совершенно беспринципна, хладнокровна и с явным наслаждением занималась Игрой. Сегодня она не разделяла меланхолию старшего коллеги, ей очень нравилась отведенная ей обязанность. Очаровательная немка прикинулась провинциальной актрисой в активных поисках протекции. Ей необходимо было проникнуть в ресторан литераторов, в котором у любезного Фагота вечером была запланирована встреча с Целью. Проникнуть и постараться перетянуть на себя всеобщее внимание. Гелла справлялась с этим на зависть хорошо. - … совершенно незаурядный мужчина. На меня произвел прекрасное впечатление! - Развлекайся, Mein Schatz, - Воланд отвечал ей, устало улыбаясь. Он медленно пил ледяную воду, наотрез отказавшись пить что-то теплее. - Ой, да какие там развлечения! Разве что, сходить на его пьесу. Он, кажется, невероятно погружен в свое творчество. Не думаю, что он замечает еще что-то вокруг себя. А пьеса не менее занятная, чем ее автор, надо сказать! Понтий Пилат и его встречи с Иисусом в Ершалаиме, вообрази себе! Как только такое появилось сейчас у них на сцене. Воланд поднял брови, поставив стакан на деревянный столик. Интересно. - А вот на такое я бы сходил. Уверена, что не сможешь организовать нам разговор с этим твоим… сценаристом? - Писателем. Это целиком его детище. Я подумаю, что можно сделать, шеф. Губы немца растянулись в совершенно кошачьей улыбке. Скука в кои-то веки убрала липкую ладонь с его шеи. Поглядим, какая может быть религиозная пьеса в этой забытой богами стране. Мужчина, вышедший из горящего вечерними огнями здания, нервно поправлял одежду. Дождь с бессознательной жестокостью пропитывал собой шляпу, волосы, верхнюю одежду и даже раздраженно извлеченную из портсигара сигарету, зажатую в нервных пальцах. Воланд незаметно подошел к нему, клацнув зажигалкой у печального лица. - Спасибо. - Вы, случайно, не писатель?