Два серебряника

      Перед тем, как промывать рану, Иллар заставил своего нового раба выпить макового настоя с медом, и лишь когда тот провалился в полу-забытье, принялся за работу. Стянув ногу с кровати, воин принялся лить воду, теплую, кипяченую, с небольшим количеством вина, вымывая. Гной пах так, что Иллар завязал лицо тканью по самые глаза.       Затем, осторожно промокнув, рану, сняв вновь слегка сочащуюся кровь, Иллар положил вымытых личинок в рану и неплотно перебинтовал. Когда-то он видел, как эти отвратительные насекомые очистили давнюю рану одного из его сослуживцев. Врач, что так делал, его лицо и имя ушли из памяти, а сам отвратительный и такой действенный способ остался в памяти.       Иллар приподнял голову эфеба и щедро напоил его отваром для снятия жара и затем уселся рядом, погружаясь в дрему. Он понимал, что шансов спасти раба мало, но те два серебряника жгли карман, словно тавро – проклятая отметка для преступника.       Спал Иллар эту ночь урывками, то погружаясь, то выныривая из дремоты, как из омута. Раб дышал быстро и поверхностно, иногда стонал во сне. Жар чуть спал, но об улучшении говорить было рано, и Иллар не разрешал себе надеяться.       Хмурое и дождливое утро было таким темным, что казалось продолжением тяжелой, бесполезной ночи. Иллар осторожно принялся разматывать ткань, чтобы посмотреть, что за ночь успели сделать личинки, и затылком почувствовал взгляд. Злой и жгучий.       Хозяин глянул на своего раба и убрал последний слой ткани. Иллар знал, что сейчас перед эфебом должно предстать ужасное зрелище, и надеялся, что тот возмутится. Раб глянул на свою ногу, его глаза испуганно расширились, он шумно втянул воздух с каким-то хрипом, но промолчал.       Иллар тоже не стал тратить слова попусту, сам посмотрел на рану и удовлетворенно вздохнул. Вытащил уже сытых, всех, кого смог, поместил их в глубокую миску, голодать, а затем из другой достал других личинок, голодных, готовых продолжить начатое. Раб молча наблюдал за движениями своего хозяина, сжимая руками одеяло и все так же упрямо молчал. – Сейчас принесут бульон и воду с медом, – сообщил Иллар и посмотрел на эфеба.       Тот смотрел все так же прямо и все с той же незаслуженной ненавистью. Иллар чувствовал, что раб напряжен, готов сорваться в любой момент. Словно стрела, что уже лежала на древке лука и тетива была натянута. Стоит лишь чуть ослабить пальцы, и она полетит прочь, неудержимая, быстрая, смертоносная. И раб был таким же: напряженным, готовым в любой момент рвануть, не оглядываясь на слабость и вернувшийся жар.       Иллар покачал головой, словно бы ведя свой, внутренний диалог и не соглашаясь с самим собой. И это было правдой. Эфебу было уже за двадцать, не наивный мальчик, понимает, что с такой красотой в рабстве у него одна дорога. Да и наивные, едва вступившие в возраст рабы быстро понимали новую реальность.       Иллар и сам бы не отказался подмять под себя такого красавца: крепкие, но стройные ноги, узенькие бедра, ярко выраженная талия, красивые широкие плечи, длинная и такая тонкая шейка, нежные, не привыкшие к работе ладони. И лицо… Лицо, которое, казалось, кто-то придумал и нарисовал, отображая хотя бы так совершенную красоту. Но пока бывший воин не решил, что будет делать с рабом дальше. Сейчас было еще не ясно, будет ли это дальше.       Иллар заставил раба выпить вначале настой трав, потом бульон и затем уже воду с медом. – Держи, – протянул хозяин рабу ночной горшок. – Помочь, или справишься сам?       Иллару было непривычно так много говорить, но он надеялся, что горячий восточный красавец захочет избежать слишком уж откровенных прикосновений и поспешно откажется от помощи. Почему хозяину так важно было услышать голос раба, он и сам не понимал.       Но раб с трудом сел в постели, спустив ноги на пол и так выразительно глянул на Иллара, что тот все понял и без слов. Кивнув, хозяин поднялся и направился к двери, чтобы не смущать. И вновь в выразительных, глубоких глазах раба прочел больше, чем мог бы услышать в словах. В карих глазах на мгновение сквозь злость, усталость и отчаянье пробилось откровенное, почти детское удивление.       Иллар подозвал Каратаса и попросил: – Войдешь чуть погодя и присмотришь за новым рабом. Я пока остальным работу раздам. – Добро, – отозвался раб и сочувственно предложил: – Может, спать ляжешь? Я за ним присмотрю. – Посплю пару часов, потом повязку менять нужно, – выдохнул Иллар, словно бы разговорившись.       Днем новый раб провалился в горячку и ни настои, ни попытки разбудить не помогли. Иллару пришлось обтирать его тряпками с прохладной водой, чтобы хоть как-то снять жар. Лишь к вечеру рабу стало полегче, и тот задышал ровнее.       Лишь на третий день, когда злой и молчаливый раб уже с явным удовольствием ел лепешки, макая их в мед и облизывая длинные пальцы, Иллар позволил себе поверить, что покупка будет жить. Да и личинки выели уже всю отмершую плоть, и чистая рана начала подживать. – Тебя как зовут? – спросил хозяин, наблюдая за тем, как раб слизывает мед.       Восточный красавец глянул в ответ с откровенным вызовом. – Дий. Так тебя будут звать, пока имя свое не назовёшь, – решил Иллар. – С завтрашнего дня нужно, чтобы ты потихоньку начинал вставать.       Раб повернул голову набок и медленно кивнул, впервые пусть не вслух, пусть жестом, но вступая в разговор. Почему это внутри вызвало такую радость, хозяин и не понял, но тепло где-то в глубине, там, где давно было пусто и тихо, не могло не радовать. – Ладно, пойду я работать, – поднялся Иллар и хлопнул руками по своим бедрам.       Дий провел его странным взглядом, чем смутил своего хозяина. Иллар повел плечами и удивлено подумал, что слишком увлечен хорошеньким, но пока слишком слабым для постели рабом. Хозяин лишь подумал, что нужно дать рабу одежду: сильно он сомневался, что Дий будет разгуливать обнаженным. Благо, одежду для рабов он закупил с запасом.       Первые дни Дий с трудом мог добраться до двери гостевой спальни, но как только смог, то, не спрашивая позволения, перебрался в комнату, где спали несемейные мужчины-рабы.       Иллар хмурился, слушая об этом от Караста. Хозяин задолжал Дию уже два наказания: первое за удар по лицу, второе – за непослушание. И пока Иллар размышлял, достаточно ли Дий окреп, чтобы наказание не принесло ему вреда, Караст, привыкший к хмурому, но не опасному молчанию хозяина, поспешил того задобрить и успокоить: – Я Пороклу, Талию и Октану строго сказал, чтобы к Дию яйца… К Дию внимания не проявляли, он твой. – Дий это слышал? – уточнил Иллар. – Да, – бесхитростно сообщил раб.       Хозяин вздохнул и задумался, а потом приказал: – Найди ему работу: легкую, чтобы не пришлось много ходить или стоять. Пусть привыкает. – А разве он не для постели куплен? – уточнил Каратс. – Хорошенький же. – Красив, – не стал спорить Иллар, но больше не стал ничего объяснять.       Жизнь постепенно входила в свою колею, Дий послушно выполнял ту работу, которую ему поручал Каратс, достаточно быстро поняв, что этот раб – правая рука хозяина. Раб не мог не заметить, что эту ж работу с ним выполняет и Сати. Мальчик, похоже, не особо переживал, что его компаньон молчит, и болтал без умолку. Дий же слушал, постепенно начиная понимать, куда попал.       Рабов тут, как и всюду, наказывали, но Иллар не зверствовал. Да и рабов до изнеможения не загружал работой, часто и сам помогал. Когда наставало время стричь овец, хозяин вместе с остальными работал от рассвета и до заката.       Дий постепенно успокаивался: уже почти месяц он был в собственности Иллара, и тот ни разу не выделил его среди остальных рабов, не позвал в спальню. Хозяину на вид было лет тридцать с небольшим, он успел повоевать, и на предплечье у него красовались шрамы. Его светло-каштановые волосы из-за долгой работы на свежем воздухе выгорели почти до благородного золота. Спокойный, хмурый и молчаливый мужчина.       Не будь Дий его собственностью, то и не заметил бы он Иллара, но тут следил, наблюдал.       Хозяин словно бы чувствовал его взгляд и оборачивался на раба, но тот резко отводил взгляд и старательно хромал прочь. Дий хотел жить, пусть рабом, пусть так, но были вещи, после которых гордость бы уже не позволила ему существовать. И Дий молчал, молчал, чтобы не озвучить свой страх, не дать богам его услышать и осуществить. – Дий, – резко позвал его Иллар, когда тот с полной корзиной яиц, заметно прихрамывая, спешил на кухню.       Раб остановился и застыл, опустив лицо, пряча свой полный злости и затаенной непокорности взгляд, испепеляя им пол. – Подойди, – приказал хозяин.       Дий глубоко вздохнул, выдохнул и подошел, все так же опустив голову. – Я предупреждал тебя, что накажу за то, что ты меня ударил? – спросил Иллар.       Раб сглотнул слюну и кивнул, признавая правоту господина. – Ты уже достаточно окреп, – решительно сообщил хозяин. – Отнеси яйца на кухню и ступай на конюшню.       Дий резко поднял голову, зло глянув на Иллара и послушно развернувшись, пошел на кухню. Идти на конюшню, чтобы получить кнутом по спине, рабу не хотелось, но такова была плата, и Дий проглотил свой протест, как горькую настойку.       Когда раб зашел на конюшню, пустую, ведь и жеребец, и мул мирно паслись на лугу, хозяин уже был там. – Сними одежду, – приказал Иллар, держа в руках короткий кнут.       Дий послушно бы снял с себя одежду и лег бы на лавку, реши хозяин наказать его при других рабах, но наедине… Раб не мог и упрямо покачал головой, отказываясь. Дий готов был принять наказание, но не готов был раздеваться вот так интимно, наедине. – Хочешь, чтобы я позвал Каратса и заставил его тебя раздеть? – нетерпеливо спросил упрямого раба Иллар.       Дий резко поднял лицо и кивнул. В полутьме конюшни хозяин не мог прочесть то, что было написано в глазах, но понял, мгновенно, что не наказания боится раб, а того, чего так жаждал получить Иллар.       Хозяин, чувствуя настроение раба, стараясь ни одним взглядом не выдать своих намерений раньше, чтобы раб полностью оправился, и теперь он растерянно соображал, что бы делать дальше. Иллар хотел лишь обозначить наказание, указав Дию на его место, приучая, словно необъезженного жеребца к мысли, что он попал в сильные, заботливые, но строгие руки. А если позвать других рабов, то наказания придется уже превращать в настоящее. – Что ж… Спусти одежду так, чтобы спина была обнажена, и ложись на лавку, – предложил Иллар, решив пока не заострять конфликт.       Дий шумно выдохнул, досадуя, что хозяин понял его страх, и все же спустил одежды и покладисто лег, впился пальцами в края лавки, зажмурился, ожидая боли. Раб не слушал, как подошел хозяин, не видел, как тот шарил голодным взглядом по спине, острым напряженным лопаткам, до самой поясницы с ямочками. Со свистом кнут взлетел вверх, но опустился плавно, мягко, скорее скользнув по обнаженной спине, чем ужалив её. – Можешь вставать, – решительно сообщил хозяин.       Дий резко обернулся, смотря на Иллара растерянно и беспомощно. Раб не понимал, зачем все это было нужно, и все же свой вопрос не озвучил, лишь замер, выжидая, и хозяин сжалился, пояснил: – Я всегда соблюдаю свои правила, и ты тоже будешь соблюдать мои правила. В следующий раз я тебя выпорю, если ты меня вынудишь. А на первый раз этого достаточно.       Дий шумно выдохнул и поднялся, чуть неловко оправил одежду и замер, решив, что не стоит попадать под горячую руку. – Можешь идти, – сидя на краю той же лавки, сказал Иллар.       Лишь когда раб выскочил из конюшни, хозяин задышал чаще, не спеша вставать и возвращаться к своим делам.       Иллар уже совсем ясно понимал, что хочет вновь увидеть эту спину, эти напряженные острые лопатки, но совсем при других обстоятельствах. Он отлично мог представить, что именно так замрет Дий, чтобы пережить впервой вторжение, привыкнуть к чужой плоти в себе. Точно так же вцепится в постель своими длинными пальцами, с такой же силой, так, что даже костяшки побелеют.       И дыхание эфеба замрет.       И облегчение будет, когда первая боль схлынет, и Иллар начнет двигаться.       Только был в этом опыте и другой, неприятный эффект: Дий не готов ради мягкого отношения, лепешек с медом, самой легкой работы и дорогой одежды лечь в постель Иллара. Для гордого восточного красавца не так страшна была порка, как страшно было статься с хозяином один на один и без одежды.       Будь Дий вольным, гражданином, Иллар знал бы, что делать. Эфебы всегда тянулись к опытным мужчинам, готовым делиться своим опытом, деньгами и вниманием. Но как заставить раба лечь в постель? Иллар никогда не думал, что ему придется думать о таком. В голове хозяина была простая истина – он купил раба, и тот теперь его. Телом точно.