Изнанка мира

      В углу кабинета практически бесшумно гудел ноутбук. На вкладке с почтой загружались последние обновления – с момента, когда Феникс последний раз проверял корреспонденцию, прошло несколько дней, накопилось изрядно работы.       Перелёт и переезд в дом детства занял так много сил, что только сегодня дошли руки проверить новые поступления. Хорошо ещё, что подготовкой и всем ремонтом в доме занималась сестра, прилетевшая в страну на полгода раньше. Она ежедневно сверялась с эскизами будущей обстановки, созданными руками брата, временами закатывала глаза, но молчала. Понимала, что главная цель – изменить весь дизайн дома, чтобы ничего не тревожило, чтобы его кошмары не вернулись.       Переезд вообще дался ему тяжело – начиная от принятия самой идеи вернуться туда, где прошли худшие годы его жизни. И это несмотря на то, что и в дальнейшем судьба испытывала и не давала поблажек.       – Да что ты вцепилась в этот проклятый дом? – это у Кау о нём сохранилось мало печальных воспоминаний в силу возраста, а вот его кошмары были матёрые, зубастые и очень откормленные.       – Воспринимай это как терапию, сколько можно прятаться по углам! – сестра была в кои-то веки упряма и совершенно несгибаема.       – По матери соскучилась или по отцу? – он бил по самому больному, причём, даже больше по своему, но остановиться не мог, паника вернулась и накрывала.       – Замолчи! Ты мне был матерью и отцом, и других я не знаю и знать не хочу! Ты меня спас, подарил шанс жить настоящей жизнью, вытащил из того ада, но сам в нём остался, законопатился в углу раком-отшельником, – Кау упёрла руки в боки и наступала в прямом смысле, загоняя его в любимое кресло, – скоро срастёшься с этой мебелью, а жить когда?! Не думаешь же ты, что твои вазы и картины – это и есть вся жизнь?! Брат, – она вдруг резко перешла на спокойный тон и села на корточки, сжимая его руку своими маленькими в сравнении с его ладошками, – это не я вцепилась в этот дом, это ты его демонизируешь. Ты же Феникс, Будда тебя раздери, – она переключилась на китайский, как часто бывало в минуты волнения, – а Феникс должен победить Дракона, чтобы воспарить.       Опять кого-то понесло в неведомые дебри…       – Ты слишком много мифов перечитала и всяких новелл псевдоисторических тоже, – буркнул он, чувствуя, что постепенно сдаётся, – а если нас узнают?       – Кто? – Кау скептически оглядела брата, сфоткала на телефон и повернула экран изображением к нему. Она вообще любила снимать его, называла это своей личной коллекцией и грозилась, что, когда брат однажды выйдет из подполья, то она продаст эти фотографии какой-нибудь жёлтой прессе за миллионы долларов. – Ты бы сам узнал в этом холёном юном господине забитого подростка с непроходящими синяками? И вообще, – она смутилась, – я попросила кое-кого проверить… Отец… ну, для тебя отчим, умер в тюрьме, а мать уже много лет никто не видел, может, спилась окончательно. Мне до неё нет дела, а ей все эти годы не было дела до нас. Отпусти прошлое…       Он почувствовал, что на секунду стало больно дышать. Да, матерью в классическом понимании эту женщину назвать было нельзя, но всё же… Она подарила ему жизнь, хоть и попрекала его этим фактом.       – Я подумаю, – осторожно произнёс он, – но не обещаю ничего.       От сестры избавиться оказалось невозможно, так что спустя несколько месяцев – к поискам бывшей семьи пришлось подключить нескольких знакомых – договор на дом был подписан. Заодно и соседей проверили – многие продали свои дома, а те, кто остались, действительно вряд ли бы узнали в нём того мальчишку.       Кау хлопала в ладоши и раскладывала по всем поверхностям блокноты и карандаши – в интерьер и прочие нюансы она не лезла, предоставив право брату выбрать себе комфортную обстановку. Даже не пискнула, когда он планировал её комнату, только потребовала выделить ей большую витрину выставить там все важные для неё безделушки. За годы путешествий накопилось их достаточно.       – Этот шкаф слишком маленький! – она перегнулась через плечо, заглядывая в наброски, – а куда я будущие сокровища буду размещать?       – Вот и реши, от чего стоит избавиться, – буркнул Феникс, прикидывая, как вместить в комнату и эту махину, и кровать с балдахином, – от кукол своих любимых ты же избавилась.       – Не избавилась, а продала на аукционе, – смутилась Кау, – они же коллекционные были, вы с Джейдом кучу денег на них потратили, должна я была вам вернуть хоть что-то.       – Мы тебе уже сказали, что ничего у тебя не возьмём! – этот спор продолжался уже не первый месяц, – мы не в долг давали, а баловали сестрёнку! В нормальных семьях так и делают.       – А теперь она выросла и не хочет быть неблагодарной! Не хочешь сказать, что тебе нужно, сама придумаю. Джейду подарок я уже купила, между прочим! Будет дожидаться его в гостевой комнате, мы же выделим ему комнату в доме?       – Вот на своего обожаемого Джейда и спусти все деньги, – упёрся брат, – мне хватает на жизнь, и ещё на остров в Тихом океане останется!       – Посмотрим, будет ли тебе хватать хотя бы на аренду лодки до этого острова, когда закончится ремонт, – буркнула Кау и полезла в интернет, – ты знаешь, сколько стоят эти японские обои?! Давай просто краской стены покроем?       Когда бумаги на дом были оформлены и Кау наконец улетела в Таиланд руководить ремонтом, он неожиданно почувствовал, что теперь на самом деле готов вернуться. Сначала списывал всё на тоску по сестре – они с его университетских лет не разлучались надолго, – но вскоре в сообщениях от неё стали мелькать знакомые пейзажи и дома. И когти страха, сжимавшие всё внутри, вдруг стали разжиматься. Говорят, преступник всегда возвращается на место своего преступления. Но забывают сказать, что жертве тоже необходимо вернуться, чтобы отпустить прошлое и строить жизнь дальше.       Запаковывая последнюю партию вещей в квартире, он осознал, что испытывает даже предвкушение.       Дом встретил его распахнутыми окнами, не до конца выветрившимся запахом краски, деятельной сестрой, наводящей финальные порядки, и цветами. Оказалось, что последние жильцы дома разбили за ним небольшой сад, и теперь в каждой комнате стояло по вазе ароматных букетов.       От брата требовалось только расставить свои вещи в кабинете и творческой студии – туда шустрая Кау боялась даже соваться. Всё остальное она сделала сама, любовно раскладывая одежду брата по полочкам и предвкушая, как они будут жить здесь вместе.       К возвращению старшего она изучила все окрестные магазины, составила список мест для покупки нужных ему вещей, если вдруг чего-то привычного будет не хватать после Японии, и постаралась создать максимально комфортные условия для «зануды и отшельника». Последнее – дословная цитата, между прочим! Воспитал, на свою голову…       И теперь умотала с таинственным лицом, велев ответить наконец на почту, сколько можно на неё сваливать свои обязанности.       В специально заведённый общий ящик падали переадресованные письма на все электронные почты, которые у него когда-либо были. Привет из Америки от старого приятеля, японские витиеватые письма от учителя, рекомендации от его врача из Китая и море других – от коллекционеров со всего мира, от смотрителей галерей и художественных выставок, письма поклонников и спам, очень много спама.       На каждом языке к нему обращались по-разному, продираться через толщу сообщений и отвечать на очередное из писем немного попахивало шизофренией, но помогало сразу понять, из какого периода жизни взывает к нему очередной адресат.       Обычно почту помогала разбирать сестра, но так как она рано утром унеслась за каким-то невероятным сюрпризом, который «тебя обязательно понравится, брат!», в ожидании неё можно было и просмотреть послания.       Он и сам не знал, что искал в сотнях сообщений. Вдохновение? Планы на будущее? Или подтверждение того, что годы спустя всё же стоило вернуться в мифическое «домой»?       Дом… а был ли он у него? За годы жизни вдали от родины пришло понимание, что дом – это не точка на карте, обладающая широтой и долготой, а люди, с которыми тебе не нужно притворяться тем, кем ты не являешься. Поэтому он считал своим домом любое место, где в соседней комнате шуршала Кау, напевая под нос очередную попсовую песенку и не стесняясь полного отсутствия слуха и голоса. Обычно это жуткое действо означало у неё крайнюю степень умиротворения.       И всё же… с момента побега он сменил несколько стран, но почему-то именно в Таиланд тянуло с непреодолимой силой каждый раз, когда заканчивалась очередная серия картин. Хотя даже себе в этом признаться было тяжело.       Правильно ли было покупать именно этот дом? В прошлой жизни, когда его ещё звали самым первым именем, выбранным дедушкой, счастья эти стены не принесли. Поддавшись на уговоры сестрёнки, что за давностью лет их никто не узнает, он решился, а теперь бродил по комнатам, изменившимся до неузнаваемости, и пытался вспомнить хоть что-то светлое.       Кау была ещё девчонкой, когда уехала отсюда, для неё воспоминания стёрлись, заменились яркими впечатлениями от переездов, новых встреч. Юность обладает роскошью вычеркнуть всё лишнее. Но он помнил всё.       В открытое окно ворвался порыв ветра и сбросил со стола пока ещё девственно чистый веер. Феникс поднял невесомый сэнсу и положил к остальным, подальше от края стола, к держателю для кистей. К этому проекту всё никак не получалось подступиться – картины в технике суми-э пишутся без эскизов, набросков и исправлений – одним порывом души. И этот порыв всё никак не приходил.       «Об этом я подумаю завтра»–неизменный девиз сильной женщины пригодился и в этот раз. Невозможно рисовать, если не лежит душа, а вот разобрать письма всё же нужно. Негоже всё оставлять на сестру.

***

      «Привет, Джеймс, ты совсем пропал в последнее время! Нет, за твоими творческими успехами я слежу, но хотелось бы живого общения. Поздравляю с переездом, Кау тайком присылала фотографии ремонта, я в восторге. В следующем месяце прилетаю на родину, найдёте для меня время и место перекантоваться, пока не подыщу жильё?». Джейд был немногословен в переписке, предпочитая личные встречи. Славный добрый приятель по колледжу, единственный, с кем он не прервал общение, когда его жизнь резко переменилась.       Пожалуй, самым настоящим чудом было то, что сбежавший из дома подросток не только не пропал в огромном Бангкоке, но умудрился закончить школу, сочетая её с подработкой, и даже получить стипендию для обучения в далёкой Америке.       Ещё большим чудом было то, что спустя год жизни в США 19ти-летний парень смог буквально выкрасть и вывезти за границу сестру, а ведь на тот момент Кау было всего 13. Вот что значит вовремя оказанная услуга человеку, попавшему в беду: однокурсник Джеймса, которого тот случайно заметил ночью, возвращаясь с подработки, и выходил в прямом смысле после серьёзной драки, оказался из непростой семьи, но это решило вопрос с бумагами и деньгами на переезд сестры. Спустя годы Джеймс вернул денежный долг с процентами, хотя его давний покровитель и не соглашался до последнего.       Кау оказалась очень способной девочкой, быстро освоилась, выучила английский и закончила школу уже здесь, с лёгкостью оставив позади все проблемы и призраков прошлого. Им с братом удалось стать частью новой жизни так просто и непринуждённо, словно они и родились в одном из домов на улице любого местного городка.       Тогда Феникс использовал типичное американское имя, учился на медицинском факультете и мечтал спасать людей. Нелепая случайность перечеркнула все его надежды, заставила переосмыслить своё место в мире и переоценить, что он на самом деле из себя представляет.       Джеймсу Супамонгкону пророчили великолепную карьеру – будучи всего на третьем курсе университета, он умудрился пробиться в ассистенты ведущего нейрохирурга местного госпиталя, схватывал всё на лету и уже готовился к ординатуре в качестве сотрудника в постоянном штате. Для зацикленной на правилах Америки это было нарушением протокола, но даже замшелые корифеи признавали в юном, тонком и звонком студенте настоящий талант, твёрдую руку и огромную базу знаний.       Он возвращался рано утром с вечеринки выпускников, когда пьяный студент на машине перечеркнул всё, чего Джеймс добился с таким трудом.       Придя в себя в больнице после операции, он увидел печальный взгляд своего наставника.       – Очнулся? – профессор опустил глаза в карту, собираясь с духом.       Всё тело зверски болело, но особенно правая рука. Джеймс с ужасом увидел массивный гипс и, кажется, понял, что с мечтой придётся попрощаться. Даже боли в спине не так пугали, хотя и они вызывали определённые опасения.       – Что… – он закашлялся, глотнул воды через трубочку поданного медсестрой стакана, – что с рукой?       – Множественные переломы, лучевая и локтевая кости практически раздроблены, пришлось ставить спицы, чтобы собрать осколки, – наставник с сожалением покосился на измученного ученика и протянул ему рентгеновский снимок, – нервные окончания сильно повреждены.       Джеймс задохнулся – с таким «диагнозом» о карьере оперирующего хирурга можно забыть, тем более в нейрохирургии, где так важна точность руки.       – Со временем ты разработаешь руку, но, сам понимаешь, даже реабилитация не творит чудеса.       Он смог только кивнуть – говорить не было сил.       – К тому же, – профессор покачал головой, – чудо, что ты не сломал позвоночник. Но выстоять многочасовую операцию для тебя будет теперь испытанием. Я знаю, что это прозвучит жестоко, но пора подумать, чем ты будешь заниматься дальше. О карьере в медицине можно забыть, вряд ли тебя устроит место терапевта, и то, через пару лет, не раньше…       Он накрыл рукой сжавшийся левый кулак пациента и сочувственно добавил.       – Я очень старался, но я не бог.       Бывший наставник был искренен – он потерял отличного коллегу, который со временем мог взять на себя часть его забот и никогда бы не подвёл. Юного убитого горем мальчика было жалко до слёз даже ему, уже повидавшему всякое врачу.       Следующие полгода Джеймс буквально учился заново ходить, писать, держать столовые приборы. Если бы не Джейд и сестра, он бы скатился в депрессию, но эти двое подпитывали его своей верой.       Джейд вообще-то учился на искусствоведа, и одному богу известно, как они с Джемсом подружились. Просто однажды на пороге его квартиры в общежитии появился улыбающийся парень с явно тайскими корнями, держащий на руках хнычущую Кау.       – Привет, сосед, твоя сестрёнка? – он погладил девочку по голове и посадил её на край кровати, – где у вас аптечка?       – Что стряслось? – Джеймс заметил, что сестра болезненно поморщилась, опуская ногу на пол и потирая локоть, схватил ящик с медикаментами и бросился к ней.       – Да вот, кое-кто с велосипеда упал, – вышедший из ванны паренёк меж тем протёр сбитую коленку и локоть мокрым полотенцем, – ты рукой или ногой займешься? – кивнул и принялся обрабатывать выделенный ему острый локоток.       – Спасибо, – пискнула Кау, когда ей налепили пластыри и вручили чашку с чаем.       – Я, кстати, Джейд, – наконец представился спаситель, втянул носом запах от плиты и рванул к некстати решившему закипеть супу, – помощь нужна? Я часто вижу вас, даже завидно, как вы ладите. А я всегда мечтал о брате или сестре, но родители решили, что карьера им важнее.       С того момента в их маленькую семью как-то само собой влился ненавязчивый улыбчивый сосед. Он иногда помогал с уроками Кау в те дни, когда Джеймс возвращался с учёбы и валился с ног от усталости, притаскивал приятелю обед на дежурство, был лёгким на подъём и компенсировал тоску по родине. Через полгода Кау стала называть Джейда братом, и ни у кого не возникло чувства неловкости и неуместности происходящего.       От ребят Джейд напитывался семейной атмосферой и варился в щебетании тайского языка, его родного, которого так не хватало в США. Его родители были постоянно в разъездах, так что часто после ужина Джейд оставался у ребят и ночевал в одной постели с Джеймсом. Во всём этом не было никакой сексуальной подоплёки, просто три достаточно одиноких души встретили друг друга и впустили в свой круг доверенных лиц.       Теперь же, когда процесс реабилитации Джеймса требовал постоянного контроля, Джейд просто взял на себя заботы о чужой, по сути, сестре, ещё и не забывая о друге. Если бы не он, Кау могла бы не закончить школу, пропадая в больнице и сходя с ума от волнения.       Однажды он привёл в палату какого-то замшелого китайца. Тот тщательно изучил медицинскую карту ошарашенного его видом Джеймса, пожевал губу и предложил очень странную программу реабилитации.       – Послушай, Йин-гэ, я не знаю, поможет ли это именно тебе, но послушай старого человека, – его английский был ужасен, но усилия по распознаванию слов помогали отвлечься от боли и тоски, – у меня был пациент, повредивший руки. Чтобы восстановиться, он начал лепить глиняные горшки, потом занялся скульптурой. Возможно, если всё пойдёт хорошо, однажды ты сможешь держать даже кисть, – Джеймс скептически посмотрел на тремор правой руки, – я вижу в тебе упорство и желание выжить. Если решишься, я дам тебе его контакты. В конце концов, Китай – это не другая планета, съездишь, посмотришь другую культуру.       Сестра заплакала от облегчения, уткнувшись в плечо Джейда.       – Брат! Давай попробуем, что нам терять?       Джейд тут за активно закивал головой.       – Я всё устрою, ты не волнуйся только!       И ведь действительно устроил! Выбил какую-то нереальную квоту на реабилитацию, помог с переездом, а ещё прилетал в гости, когда выдавалась возможность. Только благодаря неожиданно встретившемуся соседу и сестре Джеймс тогда не сошёл с ума от навалившегося.

***

      «Как ты поживаешь, наш дорогой Фэнхуан? Совсем забыл про своего учителя? Шучу, знаю, что ты не сидишь на месте, паришь в небесах и ищешь себя. Видел твою серию зарисовок пагод для путеводителя по Японии, твои руки совсем исцелились, я рад. В прошлом месяце наконец вышло в свет наше с тобой детище, я приберёг для тебя несколько экземпляров, куда их отправить? А лучше приезжай с сестрёнкой в гости, заберёшь книги сам. Жена передаёт тебе большой привет, а дочка скучает по дяде Мину. Мои мысли с тобой, пусть великий Будда хранит тебя от невзгод!»       Лаоши Джу Цзи стал наставником в Китае для новой версии Джеймса. Он сам взял себе новое имя Фэн, поставив точку в прежней жизни.       Осваивать искусство работы с пластичной, но капризной глиной под руководством учителя было интересно. Рука постепенно разрабатывалась, спина не так уставала за гончарным кругом, а ожоги от искр, вылетающих из печи для обжига, проходили быстро благодаря волшебным травяным мазям жены учителя.       Кау практически не вылезала из древних храмов, шустро освоила разговорный китайский и заваливала брата фотографиями построек вперемешку с легендами древней цивилизации. Джейд прилетал в командировки и выгуливал девушку, да ещё и нашёл ей учителя, чтобы она продолжила получать образование. Вдохновлённая вторым братом Кау решила тоже стать искусствоведом и в дальнейшем помогать Фениксу – она верила, что рано или поздно тот станет известен за пределами небольшого городка, где они жили.       Именно она сподвигла брата взять в руки кисть, когда горшки, кувшины и тарелки надоели ему. Поначалу выходило плохо, тремор мешал рисовать даже самые простые элементы, но упорства Фэну было не занимать.       Он не считал, что из его рисунков выйдет толк, писал их больше для забавы и сестры, очарованной мифами Китая. Она же, больше из семейного упрямства, превратила его работы в открытки и предложила их сначала в одной лавке, потом в другой. Завела ему аккаунт в соцсетях и прилежно вела его, выкладывая обновления.       Когда из крупного издательства пришёл заказ на серию иллюстраций для книжки мифов и легенд, Фэн сначала не поверил. Но на встречу с редактором как старший поехал лаоши, и стало понятно, что это всё не розыгрыш. В итоге на свет появилась целая коллекция картин – сам учитель рисовал древние храмы, а его ученик – мифических существ.       Кау не могла нарадоваться – брат оживал на глазах.