Изнанка мира

      Кинг рулил по порядком приевшейся тайской жаре и пребывал в крайне раздражённом состоянии после разговора с начальником. «Пойди туда, не знаю, куда, принеси то, не знаю, что» – это если вкратце резюмировать очередное полученное им задание. Не сказать, чтобы раньше спущенные сверху высочайшие указания грешили чрезмерной конкретикой, но сегодня босс превзошёл прежнего себя.       На «совещании», если можно так назвать ту невнятную беседу, даже толком записать было нечего: блокнот Кинга хранил только имя, да и то…       И как ему теперь вообще прикажете организовывать выставку художника, про которого полно разнообразных слухов, а по факту известен разве что творческий псевдоним? Хорошо ещё, если чёртов Хо-О-сан вообще существует в реальности, но что, если это коллектив художников, творящих в священном экстазе? С такими согласовывать все организационные действия – сомнительное удовольствие, спасибо, плавали, знаем, нахлебались этого удовольствия полгода назад…       С таинственным автором, даже будь он в единственном экземпляре, всегда вообще куча мороки – привычка скрывать о себе всё на свете обычно крайне глубоко проникает под кожу, с таких «фруктов» даже список экспонатов приходится вытрясать с песнями и шаманскими плясками с бубном чуть ли не за сутки до открытия экспозиции.       А согласовывать с ними описания, смыслы, символизм, эстетику оформления…       И есть же ещё всякие сопутствующие мероприятия, включая фуршет, встречу с журналистами… Умолчит такой вот уникум о своей аллергии или фобии дурацкой, но эксклюзивной, ясен пень, по никому не ведомым соображениям, а ты потом сиди в приёмном покое местной больницы и выслушивай по телефону вопли босса, пока «его таинственную светлость» откачивают уставшие к вечеру врачи…       По итогу приходится сейчас играть в Шерлока, собирать по крупицам от пришибленных «информаторов» от мира искусства жалкие крохи сведений, чтобы не опростоволоситься. Чёрт бы побрал современные соцсети и право на анонимность каждого….       Картины хвалёные никто толком в глаза не видел, информации в интернете кот наплакал, контактов нет. Блеск, а не ТЗ!       Кинг стукнулся лбом о руль для профилактики и посмотрел на часы. Если он ещё и к своему осведомителю опоздает, то день окончательно можно вычеркнуть из памяти по причине крайней паскудности.       Каким же дураком он был, когда в детстве мечтал поскорее вырасти. Играл бы сейчас с приятелями в «кто дальше плюнет» и горя бы не знал…

***

      Где-то на подкорке сознания симпатичного молодого человека, уверенно ведущего нежно любимую спортивную машину, крутился ещё один вопрос, главный на данный момент.       Интересно, как вообще трактовать это новое задание главного шефа? Он просто обиделся, что на корпоративе Кинг посмел огрызнуться на его драгоценного племянника, который не то, что не помогал на работе, даром что руководил его отделом, или воспринимать как проявление высочайшего благословления? Мол, если справишься, подумаю о повышении?       Место куратора выставок было сейчас условно свободно уже год: предыдущий сотрудник уволился, его временно заменял старина Бас, который мечтал укрепиться на посту, но предложение от руководства почему-то до сих пор не поступало. А теперь ещё это задание и намёк, что если юный работник справится, место может достаться и ему…       Объективно, прямо сейчас Кингу это повышение было совершенно не нужно. За три года работы в галерее он по ощущениям эмоционально выгорел: прежде любимое дело перестало приносить удовольствие, коллеги в большинстве своём раздражали, навязанные стажёры напоминали детсадовцев своим непомерным энтузиазмом, одна радость – на родину возвращался давний приятель, которому всегда можно было пожаловаться на чёртова Монкгола. Джейд время от времени предлагал дождаться его и наконец уволиться. Можно подумать, весь Бангкок мечтает взять на работу двух сотрудников галереи – конкуренция в отрасли та ещё!       Надо было после стажировки соглашаться на работу в США, как это как раз и сделал Джейд. Работы завались, командировки в разные страны, коллеги адекватные, да и художники тоже, а это прям самое ценное! Но нет же, потянуло на родину…       Вот и вышло так, что Кинг ехал на машине к чёрту на куличики, дабы воочию увидеть одно из произведений таинственного японца – а японца ли, ещё вопрос? – и принять решение, стоит ли игра свеч. Предвкушение от встречи с «прекрасным» усложнялось ещё и тем, что он был слишком хорошо знаком с «ужасным», то есть с коллекционером, в «пещере» которого хранилась сокровище – картина неуловимого Хо-О-сана.       Наконец, на окраине Бангкока показался «замок Дракулы», как окрестил пристанище эксперта Монкгол, один раз составивший Кингу компанию. Что-то схожее было, не хватало для полноты картины только сумерек и бьющих в землю молний.

***

      Кхун Пассин Реюнгвут был настоящим фанатиком искусства. И это говорило о многом. Например, о том, что после каждого визита к нему Кингу хотелось отмыться как минимум. В ажиотаже от достойного собеседника коллекционер впадал в экзистенциальный экстаз, хватал несчастную жертву за всё, до чего мог дотянуться, тащил волоком за собой и чуть ли не залезал на слушателя верхом, размахивая руками от экзальтации. Самое смешное, что даже обижаться на него и вопить о сексуальных домогательствах было нелепо: тот просто не контролировал себя, стоило только коснуться любимой им темы.       – Кхун Пассин, – в очередной раз одёрнул того Кинг, уже вжимаясь в угол комнаты, – не могли бы мы перейти к делу? И будьте добры, перестаньте хватать меня за коленку! – рявкнул он, не выдержав.       Коллекционер недоуменно посмотрел на свои руки и испуганно отскочил. Его даже стало немного жаль, правда, не настолько, чтобы извиняться за тон.       – Прошу прощения, кхун Кунакорн, увлёкся, – и «псих» поправил сползающие на нос очки со стёклами толщиной со спичечный коробок, – но Вы не представляете, как я буду счастлив, если мне удастся лично познакомиться с господином Фуситё!       Кинг завис. Ещё один японец? Этого только не хватало. Как знал, что Бас, исполняющий обязанности куратора выставки, на пару с главным боссом подложили ему капитальную свинью с этим заданием, спихнув во время совещания все подготовительные работы на него…       – Это настоящее имя Хо-О-сана, – пояснил блаженный, заметив недоумение на лице собеседника, – ну, или одно из его имён. Переводится как «бессмертная птица», то бишь феникс по-простому. Видите ли, – пустился он в рассуждения, снова хватая Кинга за коленку, – Хо-О – это дословное название феникса в японской мифологии, аналоги волшебной птицы есть и в других культурных традициях. Наш великий современник использует псевдоним Хо-О, но в документах, – нападению подверглось предплечье Кинга, и коллекционер зашептал ему практически в ухо, непонятно от кого пряча эту информацию, – он подписывается как Фуситё-сан!       Выдав эту тайну столетия, кхун Пассин торжествующе уставился на жертву своего красноречия, заметил, что снова нарушил личные границы, и отскочил.       Кинг машинально потёр руку и вопросительно посмотрел на одухотворённого мужчину. Ладно, хотя бы пока что речь шла об одном человеке, псих мог перепутать день недели, время года, даже саму нумерацию лет, но в вопросах своей профессиональной компетенции он был безупречно точен.       – Благодарю за краткий экскурс, это было крайне познавательно, – выдал наконец молодой человек, отвлекая эксперта от увлекательных мыслей, – но не могли бы Вы наконец показать мне то, ради чего я Вас побеспокоил?       Мужчина очнулся, извиняясь склонил голову, всплеснул руками и приглашающе махнул в сторону дальней комнаты, призывая следовать за ним.       У окна на мольберте стояла картина… нет, не так, это была Картина с большой буквы! Кинг сразу понял, отчего коллекционер с таким торжеством на лице продемонстрировал ему своё сокровище. Казалось бы, ничего особенного, но взгляд скользил по изображённым предметам на холсте и никак не мог насытиться красками и образами.       – У картины есть название? – почему-то понизив голос, спросил молодой человек.       – Пробрало, я смотрю, – хмыкнул псих, – она называется «За кулисами театра кабуки».       Кинг кивнул и задумался. Если и остальные картины выполнены в таком же стиле, то стало понятно, отчего шеф и Бас так уцепились за художника. Отчего-то хотелось прикоснуться к полотну, но осквернить картину и эксперта такой дилетантской выходкой он не посмел.       – Хотите, оставлю Вас наедине? – проявил невиданную ранее тактичность кхун Пассин.       – Не стоит, – ответил посетитель и удивился сам себе, задавая вопрос, – а Вы не знаете историю картины?       – Она входит в цикл «Изнанка мира» или, по другой трактовке, «Изнанка вещей», – тоном профессора университета начал эксперт, – и отражает всё то, что остаётся за пределами взгляда обывателей. Насколько я слышал, Фуситё-сан сам подрабатывал в театре кабуки, поэтому изобразил гримёрку из реальности.       Кинг разглядел в углу картины написанные тонкой кистью изящные белые иероглифы и незаметно сфотографировал, пока эксперт что-то искал в своих записях. Телефон перевёл надпись как «бессмертная птица», то самое невыговариваемое Фуситё, значит, это подпись автора. Интересно, он все свои картины так помечает?       А вот на это имя досье нашлось уже побольше. Кинг мгновенно скинул в рабочий чат ассистентам страницу художника в Инстаграме с наказом к обеду нарыть максимальное количество информации и вернулся «на землю».       Кхун Пассин с головой залез в стопку книг и журналов, выудил оттуда самый непыльный талмуд и уткнулся в содержимое.       – Никто не знает, сколько картин входит в коллекцию, весь процесс творчества и результаты работы, как и образ художника, окутаны тайной, – пояснил он своё молчание невиданно терпеливому молодому человеку, – наш творец практически не публикует свои работы, исключение составляют только те, что вызывают споры об авторстве. Сами понимаете, – эксперт неодобрительно покачал головой, – когда никто не видел художника, а его работы популярны, желание наклепать подделку очень велико. А раскупаются его работы раньше, чем досужие обыватели успевают сфотографировать полотна. Но я и мои коллеги, с которыми я переписывался, – перед глазами Кинга возникла картина ещё нескольких таких же психов, и он вздрогнул, – пытались составить картотеку.       Кхун Пассин пошуршал страницами, пошевелил губами и продолжил:       – На данный момент нам доподлинно известно о пяти картинах из последнего цикла данного художника. На остальных полотнах, как мы полагаем, также изображены разные периоды жизни автора, но подтверждения этому домыслу нет: рабочая студия самого художника, гончарная мастерская, студия тату-мастера и операционная в больнице. Возможно, если Вам удастся договориться с Хо-О-саном, мы сможем приоткрыть завесу тайны, – и профессор университета снова превратился в привычного психа, с каким-то вожделением облизывающего взглядом картину на мольберте.       Подборка мест для отображения нестандартная, мысленно отметил Кинг. Даже если в итоге художник окажется не меньшим чудиком, чем эксперт по нему, образ его жизни рисовался крайне нетривиальный.       Будда его знает, может, его действительно знатно помотала жизнь, и он теперь скрывается не просто так. Занятная история, в любом случае.       Это всё хотя бы разбудило в нём любопытство, чего уже давно не было, так что так уж и быть, поборемся ещё за выставку, если остальные картины того стоят.

***

      Кинг прокручивал разговор с психом, машинально барабаня длинными пальцами по рулю. Город стоял в традиционных вечерних пробках, жители Бангкока спешили домой к своим семьям, и только водитель спортивной машины никуда не тропился.       По дурацкому стечению обстоятельств ему пришлось временно вернуться в дом к родителям, поскольку в его доме шёл незапланированный ремонт. Соседи умудрились каким-то образом повредить электрический щиток, и теперь все квартиры были обесточены минимум на неделю.       Кинга это обстоятельство совершенно не радовало: дома его ждали традиционные разговоры на тему увольнения из галереи, возвращения в компанию родителей, а также не менее традиционные пляски мамы с фотографиями потенциальных «невест».       Короче, домой его точно не тянуло…       Случись авария в доме неделей раньше или позже, можно было перекантоваться у одного из приятелей, но тот, как назло, уехал из города в родную деревню, забрав ключи с собой.       Уже подъезжая к воротам родительского дома, Кинг заметил, что многие годы пустующий особняк по соседству с родовым гнездом светился мягким уютным светом. Наконец-то домик кто-то купил, авось, родителей эта новость займёт хотя бы на пару дней.       С улицы людей в доме не было видно, но распахнутые окна первого этажа манили заглянуть внутрь.       Посчитав, что такой шанс ему ещё представится, Кинг припарковал машину и направился к себе.       Ужин прошёл в привычной напряжённой обстановке: отец традиционно молчал, а мама рассуждала о том, каким подспорьем для неё стало бы, женись её сын и обеспечь их весёлым звонким топотом ножек внуков. Действительно, ведь именно для этого люди и заводят детей…       – Мааам, – не выдержал Кинг, – ну, какие внуки? У меня и партнёра-то нет!       Хорошо, хоть родители были в курсе, что гендер избранника его интересовал меньше всего. Выстоять в битве с гомофобными взглядами семьи он бы не потянул.       – А мог бы уже и завести, – тут же оживилась мать, – в твои годы у нас уже был ты! А ты либо торчишь на работе этой, либо в ночных клубах! Сколько раз тебе говорить, что порядочного спутника жизни там не встретишь? – разговор в который раз за неделю пошёл по кругу.       – Я не готов, – привычно ответил «неблагодарный сын» и приготовился к лекции о том, что он в очередной раз не так и не там расставляет приоритеты.

***

      Единственное, что Кингу нравилось в доме родителей – это его спальня на втором этаже. Солнце утром заходило туда неспешно, проникая сквозь раскидистую огненную крону дерева под окном, ласково оглаживало спящего и, ударяясь о стоящий в шкафу кубок за победу в школьном конкурсе ораторов, рассыпалось радугой по потолку и стенам.       Молодой мужчина потянулся, улыбнулся неуловимым, но приятным ночным снам и одним резким движением встал. Первым делом он настежь распахнул окно, приветствуя новый день. В комнату вплыло ароматное облако от верхушки цветущего дерева.       Сколько он себя помнил, дерево было уже таким высоким, прикрывало от его взгляда двор и позволяло чувствовать себя на вершине мира. А много ли нужно было для счастья маленькому мальчику, мечтающему покорить всех?       Кинг накинул рубашку и перегнулся через подоконник, силясь разглядеть соседский двор. Крона цветущего делоникса перекрывала вид почти на весь дом, но намётанный глаз искусствоведа углядел открытое окно и.. Кинг даже протёр глаза от неожиданности… За открытым окном была настоящая студия. На полках виднелись гипсовые головы, пара ваз, а на полу стоял мольберт с натянутым и пока ещё девственно белым холстом. Неужели, и тут художник? Вот так совпадение…       Вдруг в окне мелькнула изящная рука, её обладателя не было видно, но тонкую кисть и длинные пальцы невольный зритель смог разглядеть. Рука поставила на подоконник вазу с ярко-бордовыми, почти кровавыми пионами и исчезла, оставив Кинга крайне заинтригованным.       Он моргнул, и тут на него нахлынули воспоминания о том, что же ему снилось. Обычно ночные грёзы не запоминались, разве что в детстве, но тут всё было так ярко и осязаемо, что он сам удивился.       Та самая картина таинственного японца пришла в его сны ночью, ожила и словно втянула спящего в себя. Он помнил, что сидел в этой самой гримёрке и ждал кого-то, хоть и не знал, кого именно. Помнил ощущение, как провёл рукой по висящей на стене маске, помнил хрустящую упаковочную бумагу от букета ароматных цветов на своих коленях, и как кто-то за его спиной протянул руку, забрал их и поставил в вазу на столике для грима.       И Кинг был готов поклясться, что пионы были именно такие, как в окне таинственных соседей, кроваво-бордовые, пушистые и наверняка очень ароматные!