Старый новый мир

Темнота карцера не давила, не мешала Стиву. Он прекрасно мог разглядеть лицо своего собеседника, увидеть, как шевелятся его губы, как меняется выражение глаз, чувствовал тяжёлый удушающий запах крови. Это всё не пугало. Всё, кроме обронённых слов, кроме того, что ожидает остальных людей, что живут со Стивом бок о бок. Иному нет резона их щадить. Никто из тех, кто сейчас спит в своих комнатах, не возмутился тому, что делалось здесь. Никто, кроме, чёрт возьми, Стива, не пришёл в надежде хотя бы ускорить развязку, покончить с мучениями, с болью, со страхом. Так почему иной им что-то должен? Но Стиву всё равно было страшно. Он не хотел ничьих смертей. Не хотел больше неоправданной жестокости, но одновременно очень чётко понимал: по-другому вряд ли получится. — Понимаю, — пробормотал он, поднялся со стула, но до двери так и не дошёл, не вышел прочь, а продолжил уже стоя разглядывать скованного, израненного человека. Впервые перед Стивом встал страшный выбор: один или многие. Впервые он действительно не мог перетянуть ответственность на себя. Когда Баки попал в плен, Стив пришёл просить помощи у полковника Филлипса и получил очень важный жизненный урок: никто не будет жертвовать многими ради одного человека. И тогда Стив пожертвовал собой, отправился в одиночку туда, откуда не должен был вернуться, и победил, справился. Вернулся обратно в лагерь, освободив всех военнопленных. Потом была Валькирия и личная месть за Баки. Стив снова решил всё сам, разработал план, вышел на передовую, сдался в плен, а потом запрыгнул во взлетающий самолёт, чтобы вместе с ним разбиться. Всё сам, всё один, чтобы не тянуть больше никого за собой. А что сделать здесь? Что он может? Стив глянул на иного и скривился. Сумеет ли он пожертвовать жизнью этого нечеловека только для того, чтобы жители бункера уцелели? Нет, не сумеет, не сможет разменять его жизнь. Сумеет просто сидеть в своей комнате, зажав ладонями уши и ждать, когда наконец всё закончится и можно продолжить жить свою обычную, ничем не примечательную жизнь? А может, ему стоит выйти против неведомой силы, способной ворваться в бункер и пройтись по нему карающим мечом? Может, он даже одолеет неприятеля, и тогда что? Снова жизнь одного за жизнь многих? Варианты не очень подходящие. Абсолютно для него невозможные. Только если… только если не попытаться вывести иного самостоятельно. Губы растянула кривая улыбка. Вариант не вариант. Фьюри, хоть и заплутал в собственной ненависти и гордыни, но не утратил аналитического ума, а потому устроил карцер в самой дальней части бункера, чтобы никто и помыслить не смел о том, чтобы попытаться вывести заключённого. Не получится. Возможно, им двоим удастся дойти, не попав на глаза патрулю, до жилого сектора, пересечь его незамеченными для жителей, пробраться через производственные помещения, склады и хозблоки, выйти к КПП… и там лечь под свинцовым градом. Вот только засекут их уже в самом начале пути. Камеры видеонаблюдения зорко следят за любыми перемещениями по этажам, и дальше жилого сектора им всё равно не пройти. — Согласись, сложно быть хорошим человеком с такими исходными данными? — напомнил о себе иной, выдергивая Стива из размышлений. И как тут не согласишься? Действительно — сложно. Но Стив так просто сдаться не мог. Не умел он этого. — Другого варианта нет? Иной пожал плечами, отвернулся, словно бы разглядывая стену перед собой, но Стив молчал и ждал, очень надеясь, что ответ всё-таки последует. И не прогадал. — Ведь ты можешь просто сообщить своему руководству и тогда никто не пострадает, — напомнил иной. — Можешь сам попытаться свернуть мне шею. — Но тогда пострадаешь ты! — выпалил Стив Злость на этого нечеловека вспыхнула с новой силой. Разве он не может наконец понять, что Стив не желает ему зла, не хочет смерти или боли, что, если бы мог, за руку бы вывел из бункера и отправил на все четыре стороны. Что он крайне возмущен всем происходящим, вот только сделать сам ничего толком не может. Разве он… — Что ты здесь делаешь? — прервал его внутреннее негодование иной. Вот только вопрос прозвучал как удар ниже пояса. Стив отпрянул. — Я же говорил! Я хотел помочь тебе как-нибудь! — выпалил он, прожигая иного взглядом, но тот даже не дернулся. — Ты не понял меня. Что ты делаешь в этом бункере? Почему ты не снаружи? — Чтобы попасть в гетто, в резервацию или сразу на стол? — вспылил Стив, прекрасно понимая, что несёт полный бред, но разговор и так чересчур затянулся без каких-либо результатов кроме одного: он узнал, что совсем скоро население бункера как минимум уполовинят. — Так вот, что вам рассказывают… Как интересно, — протянул иной и закрыл глаза, как бы говоря, что их разговор закончен и Стив может валить на все четыре стороны. Он бы и свалил, если бы не неизвестная опасность извне, способная войти, забрать иного и выйти. Если бы не последние слова. Если бы… — Что ты имел в виду? — Стив подался вперёд, оперся ладонями на стол. — Что значит «нам рассказывают»? — То и значит, человек. Вы слишком многому верите, не проверяя чужие слова. Ну да, — хмыкнул иной, — у страха же глаза велики? Стив открыл было рот, чтобы возразить, но понял, что именно так всё и было. Именно страх стал тем катализатором, из-за которого вспыхнуло пламя. Страх, бесчеловечность, зашоренность и нежелание понять другого, разобраться в его проблемах, понять, что не всё так плохо, как видится со стороны. Человечество вообще любило делать поспешные выводы, затем десятилетиями прояснять вопрос, а потом извиняться. Даже интересно, придёт ли время, когда униженно просить прощения станут у гибридов, рассказывая, что не так всё поняли и так далее. — Слушай, а как тебя зовут? — спросил Стив, не зная, что ещё сказать, лишь бы не уходить, но и молчать и чего-то ждать не хотелось совершенно. — С чего тебе моё имя вдруг стало интересно? — хмыкнул иной, закинул ногу на ногу. — Столько беседовали и вдруг… — Пожалуйста, давай мы не будем меряться остроумием. Я всё равно проиграю. С юмором и шутками всегда было плохо, что выдавать, что понимать, — вздохнул Стив, плюхнулся обратно на стул, закрыл глаза руками, хотя в такой темноте имело ли это значения? Почему-то рядом с врагом всего человечества — ведь именно так иных всегда выставлял Фьюри — Стив чувствовал себя куда уместнее и проще. Почему-то ему хорошо сиделось в темноте с незнакомым человеком, разговаривалось ни о чём. Почему-то просто было хо-ро-шо. Пусть и человек человеком не был. Пусть он вообще был для Стива никем, пусть он угрожал всему сообществу, хотя сам позволил себя поймать и привести сюда. Пусть… Стив усмехнулся. — Вот ты спрашивал, зачем я здесь, почему… А я не знаю, веришь? Мне не оставили выбора. Его сделали за меня. — И у меня, — отозвался иной. В темноте его глаза то и дело вспыхивали кровавым золотом, но Стиву это даже нравилось. Сразу отчасти получалось верить в слова Фьюри о том, что гибриды — хищники. Огромные, опасные и смертоносные. Что они пьют кровь не только для того, чтобы выжить, а просто наслаждаются процессом, смакуют каждый глоток, иссушая, выпивая до последней капли, оставляя вместо живого человека лишь пустую оболочку. — Никто из нас не выбирал, — продолжил иной, словно не замечая заминки Стива, а может, и правда не видел его. — Сначала Гидра и её эксперименты. Потом дорогие сограждане. Только неизвестно, кто оказался хуже. Впервые Стив действительно верит иному, чувствует за его словами не только горечь и сожаление, но и вес. Впервые понимает, насколько сильный произошёл разлом и то, что вряд ли без жертв с обеих сторон удастся что-то изменить. Но конкретно этого нечеловека казнить он не позволит. — Когда за тобой придут? — спросил Стив, надеясь, что минута откровенности продолжится хоть на пару секунд подольше, не давая уже привычному в их общении сарказму взять верх. — Под утро, — ответил иной. — Так должно пострадать как можно меньше народу, но ты всё равно сиди у себя. — В волчью вахту, — пробормотал Стив, потёр ладонями лицо и выпалил: — А другого способа нет? Чтобы без жертв? Они же не виноваты, что не понимают! — Значит вина на нас? — обронил иной, с горечью, затаённой болью в голосе. — И в чём же мы виноваты перед вами? Выжили? В этом? Пластиковые стяжки на его запястьях врезались в кожу ещё сильнее, до крови, стул заскрипел ножками. Глаза и без того полные огня вспыхнули ещё ярче, почти испепеляя, выжигая на коже клейма, что скорее всего никогда не сойдут. — Уходи, — прохрипел он. — Что? Но почему? Мы же… я… — выдохнул Стив, но осёкся, впервые за весь разговор — ах, как много за этот вечер произошло открытий — заметив, как губы собеседника дрожат от едва сдерживаемой злости, как верхняя чуть приподнимается в каком-то животном жесте, оголяя крупные клыки в оскале. — Уходи и ложись спать! — почти приказал иной. — Давай, проваливай в свой прекрасный мир, запирайся и ложись! — Погоди! — Нет, человечек! Мы поговорили и поняли друг друга, а сейчас уходи. Завтра всё снова полетит в пизду, а капитан всего этого бедлама должен быть выспавшимся. Стив крупно вздрогнул, сглотнул и всё-таки остался сидеть. Не потому, что не услышал угрозы в голосе. Тупым он не был никогда. Возможно, наивным, немного самонадеянным, в большей степени упрямым, непримиримым, отчаянным, резким в суждениях, но точно не тупым. — Я не обвиняю тебя, никого из вас, — не смог удержаться Стив: он должен был объяснить свою позицию, донести её до иного, пусть оно и нужно только ему одному. — Но я хочу помочь. И готов сделать что угодно. Глаза иного снова вспыхнули золотом. — Даже отдать свою кровь? — Да… отдам.