Старый новый мир

Дверь поддалась легко, бесшумно распахнулась, хотя Стив почему-то боялся, что она заскрипит на весь коридор, выдавая его. Он не знал, что после этого будет, но попадаться не хотел, не тогда, когда ещё ничего и сделать-то не успел. Войдя в некое подобие карцера, Стив огляделся. Модифицированное зрение легко перестроилось на полумрак, чётко обрисовывая обстановку: железный, привинченный к полу стол, погашенную сейчас лампу дневного света на потолке и два стула, к одному из которых пристёгнут человек. А ещё кровь, много крови, чёрными уродливыми брызгами украшающей голые стены. Но иной дышал. Стив этого не слышал, но видел, как поднимается и опускается грудная клетка гибрида. А ещё он был уверен, что наблюдает не он один. — Не нужно света, — захрипел иной, стоило Стиву потянуться к выключателю. — Ладно, — отдёрнул руку Стив, дошёл до пустого стула, опустился на него. — Свет причиняет тебе боль? Иной рассмеялся, словно кто-то стекла битого сыпанул на кафель пола, но почти сразу закашлялся, тряхнул головой, быстро, чтобы этого не заметил его собеседник, слизывая со своих губ кровь. — Забавно. Ты первый спрашиваешь о таком с сочувствием. Те другие использовали бы мою слабость против меня. Стив скрипнул зубами. У него и так не было причин любить Фьюри и его самых верных садистов, но за то, как они обращались с пленным, спросить хотелось с удвоенной силой. Иных боялись, и Стив даже отчасти понимал почему. Но это не давало права вот так вот с ним обходиться: резать плоть, прижигать раны и резать заново, ломать пальцы на руках и ногах, выкручивать суставы, бить по лицу до тех пор, пока оно не превратится в отвратное месиво. — Ублюдки, — выдохнул Стив и каркающий, захлебывающийся кашлем хохот был ему ответом. Воспоминания о войне душили. Стив не был чистеньким и непорочным, каким почему-то рисовала его пропаганда, но это было кому-то нужно и Стив молчал, улыбаясь в объективы фото- и видеокамер. Молчал и каждый вечер тщательно смывал неприятно пахнущим мылом кровь с рук. Ему приходилось вести допросы. Приходилось руками сворачивать шеи, ломать руки… убивать. Но у всего были пределы. Какая гуманность на войне? Вот только Стив и те, кто воевал вместе с ним, ни при каких условиях не теряли человеческого лица, не превращались в зверей допрашивая мясников, уродов, предателей. Хотя иногда руки так и чесались. Стив с удовольствием свернул бы тонкую цыплячью шею Золе, вырвал бы ещё живое сердце из груди, бросил его под ноги и от души потоптался. Слишком больно, слишком страшно было снова, но теперь уже окончательно потерять Баки. За него хотелось мстить, и Стив мстил, вынося Гидру, обрубая головы одну за одной, пока не добрался до главной. Но чтобы пытать…нет. А то, что происходило сейчас, ужасало даже не методами, а безразличием окружающих. Как можно спокойно спать, мыться в душе, есть, ходить на работу, играть с детьми, когда буквально за стенкой твои же товарищи издеваются, калечат, уродуют другого человека? Ответов Стив не знал, но он хотя бы пытался во всём разобраться. — Ты пахнешь по-другому, — наконец отсмеявшись, обронил иной. — Не так, как те, что были до тебя. И думаешь очень ярко. Даже в темноте заметно. — Почему они тебя до сих пор не убили? — тихо спросил Стив, сам внутренне ужасаясь собственного вопроса, но не спросить не мог. — Почему вы меня не убили? — то ли повторил, то ли переадресовал вопрос Стиву иной, притом взгляд его никак не вязался с положением. Израненное тело, хриплое хлюпающее дыхание, словно лёгкие повреждены или даже пробиты в нескольких местах, вырванные ногти, скрюченные, явно сломанные пальцы и при этом иной смотрел так, будто бы это он контролирует ситуацию и выведывает у потенциального врага информацию. Стив аж вздрогнул. Почему он не подумал о таком варианте? За всё время, пока Стив пробыл в этом бункере, он не раз и не два слышал о том, что иные не давали себя захватить, предпочитая смерть плену. А этот сидел вот уже какие сутки в пыточной и ухмылялся. — То есть… — поражённо выдохнул Стив, но так и не смог договорить: у него язык не поворачивается произнести то, что теперь крутилось в голове. — То есть — да, — подтвердил иной, откинулся на спинку скрипнувшего под ним стула и выдохнул, запрокинув голову. — Вы слишком о многом говорите, когда пытаетесь спрашивать. Первым желанием Стива было встать и уйти, убежать прочь, заново заперев дверь, закрыться у себя в комнате и больше оттуда не показываться, не лезть со своим очень ценным мнением туда, где он, оказывается, совершенно ничего не понимает. К примеру, он столько дней изводился мыслью о том, что ничем не может помочь несчастному иному, которого зверски пытают. А получалось, помощь и не была нужна. Получалось, иной сам пошёл на всё это, чтобы выведать у людей какую-то информацию. Новые открытия никак не желали укладываться в голове. Стив сверлил взглядом сидящего перед ним нечеловека и не понимал зачем. — Спроси, — вдруг разрешил иной, сверкнул в темноте глазами, демонстрируя, что не одному Стиву здесь повезло со зрением. Но что спрашивать? У Стива было много вопросов, всё-таки он проспал с сорок пятого года очень многое и совершенно не ожидал проснуться в настолько поехавшем времени. Но не спрашивать же у иного «почему?». Не он это начал, не ему и отвечать. Можно было спросить, зачем он сдался, но это и так было понятно — чтобы что-то узнать. Что именно? Да будто бы он расскажет. Как бы не так! — Ты всё узнал, что хотел? — после недолгого размышления, обронил Стив. — Всё, — качнул головой иной. — И ты сможешь уйти отсюда? Стиву необходимо было это услышать, но его собеседник неожиданно замолчал, снова облизал губы и рассмеялся. — Ты странный. Спрашиваешь тоже странное. Как думаешь, мне был смысл сдаваться, если бы я не планировал отсюда выбираться? — А прямо ты ответить не можешь? Зачем эти кружева? — вспылил Стив. Странно было всё время ощущать себя идиотом. Сначала Фьюри водил хороводы, перетасовал факты, чтобы они легли нужным для него образом, недоговаривал, иногда откровенно врал, и все, кто его окружал, поддерживали это враньё, разукрашивая его новыми красками. Стив так устал во всем этом разбираться — и вот опять. Снова ни слова прямо. Но злость улеглась быстро, стоило взглянуть в насмешливые глаза иного. А ведь он и не обязан говорить правду. Не ему. Не тому, кто по сути является врагом. — Извини, — выдохнул Стив. — Я понял. — Я могу отсюда уйти, меня заберут, — неожиданно ответил иной, и по тому, как это прозвучало, Стив понял — не лжёт. Он и правда в скором времени хочет покинуть бункер. — Когда? — Хочешь меня остановить? Оружия у тебя нет, даже ножа, — ухмыльнулся иной. — Можешь попытаться голыми руками. Они пытались. — Я хотел помочь, — зачем-то признался Стив, хотя этот разговор начинал утомлять. Этот нечеловек совсем — разве что только своим внешним видом — не походил на пленника, не казался сломленным, разбитым. Он продолжал скалить зубы, пениться сарказмом, бесить одним своим присутствием, словно выводя на эмоции. — Ты специально меня злишь? — выдохнул Стив, подался вперёд, надеясь различить чужие эмоции, понять, что за игру затеял иной, а тот и скрывать не стал: — Злю. Люди не очень хорошо контролируют язык, когда злятся. Поддаются внушению, забывают о том, что спрашивали. И ведь правда… Стив аж открыл рот от удивления. Иной и правда умело водил его за нос всё это время, толком не ответив ни на один вопрос. Даже по поводу света, хотя и выяснил, что Стив никоим образом не собирается причинять ему вред. — Теперь понимаешь, — снова ухмыльнулся иной. — Вот и они все спрашивали-спрашивали-спрашивали, но только ответили мне. — Вы все такие? — сдался Стив, поняв, что собеседник не собирается играть по чужим правилам, и придётся самому под него подстраиваться. Впрочем, он имел на это право. — Мы? — не понял иной или сделал вид, что не понял. Стив уже сам не знал, как определить, что означает та или иная реакция, и просто решил попробовать говорить прямо. — Гибриды. — А вы все моральные уроды со склонностью к садизму? Или одинаково не понимаете шутки Джорджа Карлина? Или едите роллы только с хорошей порцией майонеза? — снова добавил сарказма в разговор иной. — Понял, — буркнул Стив, чем заработал новую, более тёплую ухмылку. — Какой ты всё-таки понятливый, — фыркнул иной и ни с того ни с сего громко щёлкнул пальцами, возвращая суставы на место. — Хорошо-о… — Так почему свет? Тебе от него больно? — попробовал снова задать тот же, что и в начале, вопрос Стив, ожидая, что в ответ снова услышит либо шутку, либо, что логичнее, какую-нибудь злую колкость. Но иной лишь склонил голову к плечу и растянул разбитые губы в усмешке. — Чтобы немного приглушить твое чувство вины, приятель. — Что? Но Стив почти сразу понял, о чём говорит собеседник. Он ведь и правда винил себя с самого начала, как только очнулся от своего вечного сна. Считал себя виноватым в том, что ничего не сделал для гибридов тогда, хотя даже и не знал об их существовании. Считал, что мог что-то изменить сейчас, но что именно, пока просто не понял. А тут ещё и пленник… Да, он сам не пытал, не допрашивал иного, но слышал об этом от остальных и ужасался тому, насколько оно для них привычно, буднично и снова ничего не делал. Щёки обожгло румянцем. Странно, что о его чувствах заботился гибрид, тот, кто по идее вообще должен вовсю ненавидеть людей, за то, что они делают с его народом. Но гибрид щадил его чувства. Вопросов стало только больше. — Как ты отсюда уйдёшь? — тихо спросил Стив. — За мной придут и тогда тебе лучше запереться в своей комнате, — отозвался иной, устало закрыл глаза и продолжил: — Ты странный и я не хочу, чтобы он тебя убил.