Старый новый мир

Если бы Стив мог, он бы с огромным удовольствием вернулся обратно на дно Атлантики, лишь бы не слушать всё то, что на него вываливал в течение полутора часов полковник. — Мы просрали этот мир! — заявил Фьюри в самом начале, и Стив, если быть до конца честным, отнёсся к этой новости скептически. Что могло быть хуже того, что уже было, когда одна половина мира воевала против другой? Поражение в этой войне? Возможно да, но любое завершение куда лучше самых успешных боевых действий, если они до сих пор идут. Первым делом Стив узнал, чем завершилась его миссия, и даже был доволен тем, что рассказал Фьюри. Гидра пала, сметённая союзниками. Сторонников Красного Черепа ещё долго вылавливали по всему миру. Война закончилась, но мир не наступил. Такой исход предсказать было не так уж и сложно. Люди всегда воевали друг с другом. Всегда уничтожали тех, кто, по их мнению, выбрал неправильный путь, захватывали земли, ресурсы. Но масштабы были другие. Вторая мировая война подошла к концу. — И вы начали третью? — протянул Стив, чувствуя, как в груди становится жарко от едва сдерживаемой злости. Не получалось не винить потомков, не сумевших понять, на примере своих дедов и отцов, к чему может привести желание быть сильнее всех вкупе со стремлением уравнять остальных по своему разумению. Сила на силу приносит только кровь и боль, но всегда найдутся те, кто попытаются пренебречь этим уравнением, надеясь на другой исход, а получают всё равно только боль и кровь, кровь и боль. Ну или жизнь в подземном бункере… — Всё не так просто, капитан, — вздохнул Фьюри, подпёр подбородок сцепленными в замок пальцами и заговорил: — Нас уничтожили вы, ваше наследие. Ваш страх быть жестокими и желание понять тех, кто пришёл оттуда. Кивок в сторону пола Стив не понял. Высокое военное начальство во все времена любило говорить загадками, так что поведение Фьюри чем-то новым не стало. Действительно, зачем открывать все карты и рассказывать всё как есть на самом деле, объяснять? Проще же упражняться в словесности, давить на собеседника чувством вины и ждать реакции. Но Стив на такое не вёлся ещё с юношества. Привычный всегда и всё говорить в лоб и получать точно такие же ответы, он склонил голову к плечу и равнодушным голосом поинтересовался, а будут ли его кормить, раз уж так изумительно развлекают? Фьюри подавился воздухом, нахмурился, стараясь если не влезть в голову собеседника, то хотя бы что-то прочитать по его лицу. Но, похоже, не слишком преуспел в этом. — Всё очень серьёзно, капитан, — выдохнул он, потёр ладонями лицо и совершенно неожиданно для Стива извинился, признавшись в том, что давно уже не разговаривал с кем-то нормальным, перед кем не нужно юлить, выписывать кренделя и что-то заочно обещать. — Вы — странное поколение, — заметил Стив и получил в ответ ещё более неожиданное: — А вы — страшное. — Не понимаю, — потряс он головой. — Правда не понимаю. — Всё просто, капитан Роджерс. Вы уничтожили одних чудовищ и тем самым расчистили путь для других, — жёстко усмехнулся Фьюри и развернул к Стиву плоский прямоугольник, стоявший почти на самом краю рабочего стола. — Что это? — выдохнул Стив, разглядывая изображение существа, странного и оскалившегося, похожего на человека, и в то же время слишком сильно мимикой и отдельными чертами лица напоминающего зверя. — Не что, а кто. Это те, кого вы освобождали из лабораторий, выпускали, не удосужившись проверить, что именно с ними там творили, — пояснил Фьюри, хоть от этого понятнее всё равно не делалось. Стив разглядывал человека на изображении, сравнивая его с теми, кто был заключён на заводе под Аццано. Тех, кого он освободил самолично, а потом вёл несколько дней пешим маршем обратно до границы в лагерь. Тех, кого потом уже новообразовавшимся отрядом они снимали с лабораторных столов, выпускали из камер. Все они были людьми, усталыми, напуганными, иногда потерявшими всякую надежду на спасение, но абсолютно нормальными. Кто-то из их сослуживцев замечал, конечно, изменения в поведении или характере, даже сам Стив всё это видел в Баки, но кто бы не изменился, попав в плен? Кто бы остался прежним, пройдя через всё то, через что пришлось пройти этим людям? Разве можно винить их за слабость, за страх, за надлом внутри, который, если и зарастёт когда-нибудь, всё равно останется кривым некрасивым шрамом, как напоминание о том, что этот мир очень не прост. А сейчас, через семьдесят лет после всего этого, сидящий перед Стивом человек смел утверждать, что отпускать не нужно было. И что тогда? Оставлять умирать в камерах без еды и воды? А может, лучше самолично застрелить? — Это было бы лучшим вариантом, поверьте, — хмыкнул Фьюри и поднялся, обошёл стол. — Эти люди, как вы выразились, на самом деле уже не были людьми. Никто не знает, что именно происходило в лабораториях Гидры. Вы ведь, славные воины, не потрудились забрать хоть что-то из документации. Зачем? Главное — уничтожить врага и все его наработки! Вот только самое главное вы уничтожать не стали — результаты многолетней работы. Стив нахмурился. Ему не нравилось то, на что пытался намекнуть полковник, не нравилась сама мысль о том, что Баки тоже был вот таким вот монстром с картинки. Не мог им быть! — Гидра проводила эксперименты на людях, — продолжил Фьюри, взмахом руки развернув изображение монстра в воздухе, увеличив его. — Многие государства в своё время пытались создать идеальных солдат, без сожаления, собственных мыслей, почти неуязвимых. США, Советы, Германия, — полковник указал на монстра. — И последним это почти удалось. Научное подразделение Гидры оказалось намного ближе к решению этой проблемы, чем все остальные. Но тут пришли вы, и все их эксперименты пошли прахом. Вы громили лаборатории, выпускали на волю тестовые образцы и шли дальше, совершенно не задумываясь о том, что выпускаете в мир. Изображения сменились. Теперь перед замершим в кресле Стивом висели старые чёрно-белые фотографии из военных лагерей. Уставшие посеревшие лица, запавшие глаза — всё было точно так, как помнил он сам. — Поначалу никто ничего не замечал. Ну пропадал один-два солдата из расположения, такое бывает везде. Люди устают воевать, видеть смерти своих сослуживцев, ждать, когда и их скосит вражескими пулями, — Фьюри усмехнулся. — Но война закончилась, и все они, — он снова указал на фотографии, — вернулись обратно к своим семьям. Картинки замелькали, сменяя друг друга, и каждая новая ужасала сильнее предыдущих. Стив видел разорванные тела, сначала чёрную, а потом и ярко-красную кровь на стенах, разбитую мебель, выломанные двери и окна, перепуганные до смерти лица тех, кто как-то сумел спастись. — Что здесь произошло? — пробормотал Стив. — Кто это так? Почему? Ухмылка Фьюри стала жёстче, взгляд острее, словно он наконец добился того, чего как раз и хотел: нашёл, как задеть собеседника за живое, нащупал место, куда теперь можно будет давить, пока не добьётся своего. — Это дом лейтенанта Пиколза, служил вместе с вами, помните? — Помню, — все ещё не веря в то, что видит, прохрипел Стив. — Высокий такой, рыжий. На гитаре хорошо играл, а вот петь не умел. И стрелял плохо. — А ещё он убил мать и свою жену, разорвал их, а детей похитил, увёз в неизвестном направлении, — словно о чём-то будничном, спокойно ответил Фьюри. — Их так и не нашли. Ни самого лейтенанта, ни его дочерей. Хотите я вам ещё покажу? У нас таких вот историй накопилось изрядное количество и почти все с похожим концом. Ещё недавно разгоревшийся в груди огонь опал, уступая место ледяному касанию ужаса. Стив молча разглядывал медленно сменяющиеся фотографии, до последнего надеясь обнаружить там подделку, но с каждым новым снимком убеждаясь в том, что всё именно так, как говорит Фьюри. Но вот это вот случайно оброненное «почти», не дало рухнуть в черноту. — Но ведь были и другие? — уточнил Стив, поднял на полковника испытующий взгляд. — Вы сами сказали, что вот так заканчивалось почти всегда. Почти! — Вы хороший слушатель, капитан, — кивнул Фьюри. — Когда удалось сопоставить данные о нападавших, провести параллели, правительство поняло, кого нужно искать. Иногда получалось успеть, пока зверь внутри человека ещё поддавался контролю. Картинки снова сменились. На Стива с неподвижных кадров смотрели усталые люди, криво улыбались, говорили что-то, сами безропотно протягивали руки, а потом оказывались на таких же лабораторных столах, с которых их снимали во время войны. — Они не нападали на своих родных? — спросил Стив, с жадностью вглядываясь в лица, стараясь не смотреть на те кадры, где показывались проводимые опыты. — Нет, — покачал головой Фьюри. — Но почему? Должна быть какая-то причина, — Стив подхватился с места, махнул рукой, как это делал полковник, и кадры снова замелькали, пока не остановились на тех, что ему были нужны. — Что-то же их удержало от нападения. Тем более вы говорите, что с их поимки прошло гораздо больше времени. Что отличало эти случаи от тех? Фьюри ответил не сразу, но всё-таки ответил, хотя было видно, что эту сторону вопроса он обсуждать не собирался. И дело даже не в том, что она причиняла ему боль, в этом Стив почему-то не сомневался. Скорее полковник хотел увести разговор в такую сторону, чтобы и мысли не возникло искать причины девиантного поведения среди бывших военнопленных. Тот самый спусковой механизм, который, как выяснилось, срабатывал далеко не у всех. — Кровь, — обронил Фьюри. — Кровь? — переспросил Стив. — Они все пили кровь своих родных или тех, кого удавалось поймать ещё на войне. Они ею питаются, чтобы не умереть. Именно она придает сил, наделяет их невиданной для простого человека ловкостью… — Погодите, — остановил его Стив. — Я не спрашивал о характеристиках этих людей. Меня не сильно волнует этот вопрос. Вы сказали «кровь». Получается каждый из этих людей должен был её пить ради выживания? — Вы правильно поняли, капитан, — Фьюри снова кивнул, открыл было рот, чтобы продолжить, но Стив его перебил: — И они её пили… каждый из них. Скажите, те, кто не причинял вреда родным и близким, тоже пили их кровь? — Да. Фьюри нахмурился, уже понимая, в какую сторону собирается клонить Стив, но что он мог сделать? Правильно, ничего. — Если я правильно понял, вот эти люди пили кровь, которую получали от своих родных. Получали добровольно. Так? А что происходило с теми, кто кровь не получал? Испытывали голод? Боль? — Всё сразу, — со вздохом ответил Фьюри, вернулся на своё место, щёлкнул какими-то кнопками и вместо картинок запустилось видео, где прикованный к столу наручниками и железными скобами человек бился, выгибался, хрипел страшно, стараясь вырваться. Как ходила ходуном его грудная клетка, а из глаз текли слезы. — Господи, — выдохнул Стив, — что же вы делаете? Он же живой! Смотреть на то, как мучают другого человека, одного из тех, кто был на снимках, кто сдался властям, позволил себя забрать, чтобы понять, что же с ним такое произошло, сил не было. К горлу подкатила тошнота. Картина получалась неприглядной. Война и так покорёжила миллионы судеб, разрушила, растоптала, переломала в самых неожиданных местах. И те, кто натерпелся больше всего, вернувшись домой, не нашли ни поддержки, ни помощи, а наоборот, получили ровно то, от чего их спасли — холодный хирургический стол и опыты, один страшнее другого. — Я понимаю, капитан, вам всё это понять и принять сложно, — вновь заговорил Фьюри, свернул фотографии. — Но вы не жили в это время. Вы решили самоустраниться. Да, героически, красиво, показательно уйти. Да, вы спасли огромное количество жизней, но именно нам пришлось разбираться с последствиями. — Разбираться? — воскликнул Стив. — Вы именно так называете всё, что сделали? И это мы ужасны? Скольких вы замучили? Скольких убили? Вы же всё-таки поняли, что произошло с людьми, как им помочь. И что? Помогали или продолжили геноцид только потому, что они отличались от вас, полковник? — Капитан! — Нет! — тряхнул головой Стив. — Это не они монстры, а вы! — Капитан, послушайте, — попробовал возразить Фьюри, — были разработаны положения, по которым эти… существа обязаны были жить. Им предоставлялся кров, питание, даже работа, но… — «Но», — фыркнул Стив, чувствуя, как сам свирепеет от всего увиденного и услышанного в этом кабинете. — Вы согнали их в резервации. Я прав? Кормили, как скот, по талонам, выдавая ровно столько, чтобы они не зверели от голода. Даже представить боюсь, что вы имеете в виду под словом «работа». И, как понимаю, сейчас их терпение лопнуло? И они взяли над вами верх? Теперь это вы — тот скот, в который пытались превратить других. Теперь вы живёте по их милости и боитесь высунуть носа из-под земли. Так зачем вам я? — Чтобы вернуть всё как было.