Б.И.О.С.

– Скукота, – поднывал Хёнджин, сидя на расчищенной от снега крыше БИОСа, – весна пришла, выходные, а мы как долбаебики сидим и не знаем, чем заняться.              Весна и правда накрыла город очень неожиданно. Пару недель назад во дворах гудел морозный ветер, покрывая землю снегом и убаюкивая деревья. Сейчас же во дворах слышен звон ручьев, а снежное одеяло местами пропадало с земли и открывало виды на всю ту серость и грязь, что скрывало под собой. Солнечные лучи бегали по закрытым окнам, прогоняли сугробы со дворов и крыш, от чего талая вода бежала не только под ногами, но и по стенам домов. Парни за долгое время наконец–то выбрались на крышу своего нового дома: Чан скидывал остатки снега, чтобы крыша быстрее просохла; Минхо кидался снежками с карниза в овраг под зданием; Феликс и Джисон стали забивать остатки пустых стен рисунками; Чанбин свалил с родителями из города в столицу, на юбилей деда; а Хёнджин и Чонин уныло наблюдали за занятыми чем–то парнями, даже девчонки нашли себе занятие и сбежали фотографироваться для новых постов в инстраграме и ВКонтакте в честь наступления весны.        – Хочешь анекдот расскажу? – повернулся к нему Минхо, сидевший на карнизе крыши. – Ну давай. – Колобок повесился. – Блять, – Хван тяжело вздохнул и уставился на Минхо. – Ну тогда, русалка села на шпагат.              Хёнджин продолжал пялиться на Ли с лицом полным безразличия.        – Кстати, а ты знаешь, почему в пекарне случился скандал? – Минхо придвинулся поближе к Хвану и слегка прищурил глаза. – Понятия не имею. – Бухой пекарь взялся не за те булки. – Какой пиздец, – Хёнджин упал лицом в ладони, а за спинами парней послышался смех с нотками кипящего чайника от Хана и Феликса. – Какое же ты унылое говно, Хёнджин, – со смешком буркнул Феликс, оторвавшись от стены, – чем ты хочешь заняться? – Ой, пацаны, – перебил их Чонин, – я совсем забыл, меня бабушка попросила ковры выбить и в гараж отнести, пойду я, – Чонин махнул ребятам рукой и уже направился к выходу с крыши, как вдруг услышал сзади себя дикие вопли. – Стоять! – не сговариваясь парни хором крикнули ему в след. – Мы с тобой! Все равно делать нехуй, а так хоть поможем.              Парни тут же ринулись к выходу с крыши, обгоняя самого Чонина, и поспешили на улицу.              Чонин жил с бабушкой и дедушкой, практически с раннего детства. С родителями ему не повезло: сначала они показывали себя как образцовая семья, дающая надежды на счастливое будущее в крупном городе, а потом на этой белой полосе появилось подпольное казино. По началу отец спускал там все деньги, в попытках увеличить свой заработок, но такая схема работает только в книгах или фильмах, в реальной жизни – это шаг в пропасть, из которой не выбраться.               Проигрывая зарплату за зарплатой, семья практически осталась без крова, отчего мать Яна решила вычеркнуть их из своей жизни и однажды утром Чонин проснулся в совершенно пустой квартире, а на кухне его ждала записка с маминым почерком «Я так больше не могу, не ищите меня». Отца же такое решение только сильнее столкнуло в бездну проблем и отчаяния, и уже через пару недель он сам шагнул с моста и разбился о замерзшую реку. Чонину грозил детский дом, но бабушка и дедушка, по стороне отца, не смогли бросить его на волю судьбы и переехали из глубокой деревушки за городом к нему, оформили все необходимые документы и стали воспитывать маленького Чонина, который еще жить толком не начал, а уже потерял всех.              Мать за последние десять лет так и не вышла на связь, а Чонин и не стал ее даже искать или узнавать о ней хоть что-то. Бабушка с дедом заменили ему семью и показали, что это значит – быть любимым ребенком. Позже он случайно познакомился с Феликсом на рынке, когда тот в очередной раз вступил в дебаты с Норико, а тот уже познакомил его со всеми остальными. Ян был счастлив общению с ними, все его окружение показывало ему, что никому нет дела до его прошлого: его все равно любят и ценят таким какой он есть. Друзья стали братьями, хоть и не по крови, но он за них готов костьми лечь, чтобы хоть на каплю отблагодарить за ту поддержку, что ему оказывают.              Дом Яна был не так уж и далеко от БИОСа, поэтому парни, перепрыгивая через лужи и грязь, добрались туда за пару скуренных сигарет. Скучающий Хёнджин летел впереди планеты всей, подслушивая сзади смешки от Феликса и Минхо, которые скооперировались в единый организм по плоским шуткам, от которых медленно, но верно, задыхаясь, умирал Джисон.              Завалившись в квартиру к Чонину всей компанией, бабуля схватилась за голову:        – Ох ну что же вы не сказали, что все вместе придете, я бы хоть пирожков напекла. – Здравствуйте, бабушка Юри, да мы же ненадолго, нам за радость вам помочь, не переживайте, – Чан одарил бабулю теплой улыбкой и успокоил ее. У Чана с бабушкой были особые отношения, она постоянно пыталась подыскать ему невесту, ведь «Не должен такой мужик пропадать», а Чану только и оставалось, что отбиваться от ее сватовства. – Жалко, что Джун, – дедушка Чонина, – ушел на рынок, – в очередной раз вздохнула Юри, – он бы вам хоть немного помог. – Да ладно вам, нас вон сколько, что мы, ковры сами не вынесем что ли? Рассказывайте откуда что снимать, где что брать, – Феликс скинул свою олимпийку на ближайший крючок в коридоре и принялся высматривать фронт будущей работы. – Да вот со стен в комнатах надо снять, Чонин меня уже ругает за эти ковры на стенах, говорит, что так уже не делают, а мне кажется с ними теплее зимой, а еще из комнаты внучка ковер тоже надо выбить.       Пока парни снимали ковры со стен, скручивали их и выставляли в подъезд, бабуля Яна успела собрать им по пакетику с конфетами, чтобы хоть как-то отблагодарить молодежь, что от скуки забежали к ней в полной компании.        – Так, ребятишки, вот вам ключи от гаража, как выбьете все отнесите – их туда, – бабуля протянула связку ключей и пакеты, наполненные сладостями, – а это вам конфетки, спасибо, что помогли, ребятки. – Бабуля, ну что ты, блин, с конфетами своими, – Чонин забрал ключи и конфеты из рук бабушки и по щекам красной строкой пробежала неловкость. – Так, а ну не выпендривайся при друзьях, сам эти конфеты за обе щеки уплетаешь, только и успеваем, что покупать, – Юри отвесила небольшой подзатыльник Чонину, – нашел чего стесняться.              Во двор многоквартирного дома вышла компания подростков с коврами на плечах, прогнала парней, которые делали вид, что они спортсмены, с турников, развесели ковры и приступили к делу:        – Так, ну что, мои верные ковровые рейнджеры, – начал Чонин раздавая парням выбивалки и палки, – раз уж увязались за мной, то приветствую вас на спецоперации по выбиванию ковров. – Главное, держите палки крепко, а то мы с Феликсом так выбивали в прошлый раз, у него палка улетела в окно соседки, а дома нас ждали пиздюля от матери, – сказал Чан, смотря на Феликса закатывающего глаза.              Во дворе начал раздаваться ритмичный стук, который перебивал кашель парней, наглотавшихся ковровой пыли. Чонин носился между парнями и умолял не курить рядом с коврами, иначе пиздюлей будет получать теперь он, но от деда; отношения Феликса с выбивалками все так же не складывались, и она сломалась уже через пару ударов о ковер, после чего он уселся на ближайшую лавочку и подбадривал парней выкриками, что ему не хватает пива и чипсов, чтобы наблюдать за работящей плантацией.              Как только пыльными стали не ковры, а куртки парней они закончили свою работу, скрутили ковры и отправились на поиски нужного им гаража, чтобы скинуть труды своей деятельности.              За домом Чонина открывался вид на постройки из гаражей. Прогнившие и ржавые постройки напоминали разбросанный детьми конструктор. Найти в этом ржавом лабиринте нужный им гараж труда не составило, а вот открыть прогнившую дверь стало очередным испытанием.        – Блять, ну что за хуйня, она не открывается! – психовал Феликс, которому не доверили нести ковры, но доверили открывать гараж. – Давай с ноги его вынесем? Я щас этот ковер в лужу скину. – Я потом тебя в лужу скину, Хёнджин, – пробубнел Чонин, – мне потом пизды за эти ковры получать, а ну дай сюда ключ.              Чонин выхватил ключи у старшего и открыл им гараж, только вот взгляды парней привлек раритет, стоявший за закрытыми дверями: – Опа, это что еще за машина времени? – ухмыльнулся Минхо, скидывая свой ковер на ближайшую тумбу. – Да это дедова семерка, он на ней не ездит уже пару лет, а продавать не хочет.              Разложив ковры, парни принялись осматривать раритет: белая семерка, с прогнившими порогами и зеленой елочкой на лобовом стекле, заставила глаза подростков сиять.        – Может покатаемся? Чан и Хёнджин водить умеют, – обходя машину спросил Джисон, – а вон и ключи лежат, бери не хочу. – Ты серьезно предлагаешь спиздить у деда Чонина машину, чтобы покататься? – Чан уставился на младшего приподнимая одну бровь. – Ага. – Я согласен. – Блять, вы чего? А у меня спросить не хотите? Это все же машина моего деда! – возмущался Чонин уперевшись на багажник семерки. – А ты против? – Феликс подошел к Чонину и закинул ему руку на плечи. – Конечно же нет, погнали!              Парни расселись в машину: Чан сел за руль и пытался завести давно уставший автомобиль, а Чонин, пользуясь случаем и пока остальные разбирались, как им садиться прыгнул на переднее сиденье; Минхо, Хёнджин и Феликс еле как разместились на заднем, места не хватало бегающему вокруг Джисону, который уже успел нос повесить от вселенской несправедливости.        – Ну и куда мне садиться? Это вообще–то моя идея была. – На коленочки к Минхо-о, – сказал Феликс и задергал бровями.              Джисон покраснел, Феликс еле сдерживает смех, Минхо ухмыляется и стучит себе по коленкам, один лишь Хёнджин сидит с каменным лицом и взглядом «Куда я попал блять?!». Усевшись на коленках Минхо, Джисону стало еще более неловко под взглядами снизу вверх от старшего, но спрятав свою неловкость куда подальше он немного поерзал на его ногах, сам положил его ладонь на свое бедро, закинув руку ему на плечи, он заметил, что теперь покраснели уши уже у Минхо. В голове тут же радостно взорвались победные фейерверки, а головные тараканы устроили рейв под возгласы «Ну что? 1:1 Хо, счет сровнялся».              Когда все расселись на свои места, Чан начал пробовать заводить эту рухлядь со времен динозавров, а она лишь отчаянно выла, шуршала, под капотом что-то трещало. Спустя несколько попыток бедная семерка все же заревела на всю ближайшую округу, как бы объявляя, что она все же жива и почти здорова:        – Бля, тут это, – защурился Чан смотря в приборную панель, – датчик топлива сломан. – В смысле? – В самом прямом, блять, на нем даже стрелки нет. Ну похуй, раз завелась, значит поедет.              

Sound: ЛСП– Ползать.

      

      Машина выехала со двора, Феликс включил на полную громкость музыку на телефоне, и вся компания расслабленно выдохнула. Проплывая по дворовым окрестностям, семерка с подростками вырвалась из городских пейзажей, оставив позади себя светофоры и дома. Чан выжимает педаль газа и вот они уже несутся сквозь серые пейзажи только что ушедшей зимы, в машине слышен смех подростков и рвущийся из-за музыки динамик телефона. Наплевав на всевозможные правила дорожного движения, семерка обгоняет медленно едущие машины. Для особо возмущающихся водителей Феликс и Джисон высовывали средние пальца в открытые окна.              Проезжая мимо окрестных деревенек, они разогнались на приличную скорость, какую только можно было выжать из этого ведра на колесах. Феликс, забив на все правила безопасности, высовывался в окно и что-то кричал под громкий смех своих друзей. Они ловили на себе полные осуждения взгляды из редких, мимо проезжающих машин, но друзьям было настолько похуй, что они даже не реагировали на это. Энергия из подростков била как молния, разносясь с криком по округам. Хёнджин боязно хватался за Феликса, когда тот чуть ли не полностью вылезал в окно и держал его так крепко, насколько мог. Чонин с Чаном только и успевали, что слезы с глаз вытирать от смеха. Джисон продолжал ерзать на коленях Минхо и вместе с Феликсом высовывался в окна машины.        – Что у тебя в кармане? – усевшись обратно на колени спросил Джисон. – М? – глаза Минхо округлились, будто его с поличным поймали, – да так… телефон. – Аа, ну ладно.              Хан расслабленно лег спиной на Минхо, пронизывая свое тело нитями энергии, бившей ключом в машине, а старший только и делал, что пытался выровнять свое дыхание.              Продолжая колесить по свободной дороге, они все так же орали песни из окон машины, даже случайная кочка, после которой Хан вписался головой в потолок машины не испортила им настроение, а наоборот, поводов для смеха стало только больше.               Как вдруг машина затарахтела, задергалась и начала снижать скорость. Чан кое-как вырулил на обочину, и машина полностью остановилась, как и веселье в глазах подростков.        – Блять, у нас бензин закончился походу, – вздохнул Чан и лбом упал на руль. – Надо в багажнике глянуть, дед с собой возил пару канистр… обычно, – Чонин начал вылазить из машины, остальные последовали за ним.       Открыв багажник, среди кучи мусора и каких-то инструментов они нашли две канистры. Одна из них была полностью пустая, а вот во второй на самом дне что-то плескалось. Чан открыл канистру и понюхав ее тут же резко отдернулся от горлышка:        – Это самогон, пацаны. – Оп, ну тоже горит! – обрадовался Хан, потирая ладони. – И что нам теперь делать? Мы хуй знает где, без бензина, со спизженной машиной и канистрой самогона, – Чонин явно загрузился внезапной проблемой и будто бы уже начал паниковать и мысленно давать себе леща за преждевременное решение съебаться из гаража на машине. – Муравью хуй приделать. Короче, давайте так, – Чан захлопнул багажник и запрыгнул на него с канистрой в обнимку, – Хёнджин и Ликси, помните, мы тут деревушку недавно проезжали, сбегайте туда, может бензинчик найдете. – Заебись ты придумал, а вы что? – А мы будем беречь старушку и оставшееся горючее в канистре.              Парни медленно шли по проезжей части, шлепая остатками не растаявшего снега и грязи. Еще холодный ветер нежно трепал отросшие волосы Хвана и ветровку Феликса, заставляя второго вжиматься в воротник поглубже. Местами на земле виднелась уже зеленая трава, что сверкала из-за яркого весеннего солнца.                 Блондин шел чуть впереди, с открытой на смартфоне картой. Навигатор показывал, что пешком им придется идти около тридцати минут, на что парень лишь тяжело вздыхал и цыкал.                 Старший разглядывал его исподтишка: его торчащие в разные стороны волосы, острые плечи, слегка дрожащие от холода, тяжелую походку и чертову талию, что была очерчена резинкой ветровки, и темным ремнем от джинс, в которую хотелось впиться пальцами, лишь бы поближе притянуть. Прям как в ту ночь.          – Слушай, – начал Хёнджин, потянувшись к Феликсу рукой, как только они скрылись от глаз друзей, – ты уже рассказал брату?                 Блондин отрицательно качнул головой, убрал телефон в карман, перехватил чужую холодную ладонь и переплел их пальцы. Его глаза словно светились. По крайне мере, так считал Хван.           – Пока нет, да и не планировал. Нахрен надо? Лишние вопросы пойдут, не хочу. Вообще мне кажется, что Чан уже давно все понял. Джисон, кстати, тоже.    – Когда кажется – крестится надо, – ответил Хёнджин, глядя вдаль на уже виднеющуюся деревню. – Не стыдно перед богом, за то, что врешь друзьям?                 Феликс усмехнулся, прикусил губу и бросил на брюнета быстрый взгляд.          – Не упоминай имя Господа Бога всуе, дебил! – веснушчатый толкнул Хёнджина в бок локтем, а тот в ответ притянул его ближе к себе и закинул вторую руку на плечо, другой перехватывая пустую канистру, – сдался я ему… И я не вру. Мы не врем. Просто не говорим лишнего.                Они шли дальше, почти обнявшись, наслаждаясь окружающей их тишиной и чувствуя, как у обоих уже промокли кроссовки. В этот момент они оба осознавали, что их странные отношения стали теснее, чем когда-либо, и что время, когда они решат рассказать об этом своим друзьям, придет само собой.                Свернув на проселочную дорогу, парни двинулись в сторону просыпающейся от зимней спячки деревни. Весеннее солнце, мягко пробивающееся сквозь облака, обнимало деревянные домики. Снег, покрывающий землю, стремительно таял, обнажая под собой кусочки земли. Многие деревья уже почковались в ожидании теплых дней и украшали себя кормушками, которые наверняка сделали местные дети. Хёнджин и Феликс встретили их, проходя по одной из улиц, они смеялись и радовались, запуская по речейковым лужам кораблики из листиков и веточек.                 Где-то за неровными и деревянными заборами, что торчали словно зубы в ряд, были слышны мычания коров и блеянье коз, на задах лаи собак, а из дома, в конце улицы, пробивались звуки радио с шансоном. Каждый дом, в этой забытом Богом деревне, выглядел по-разному: с резными ставнями, цветными досками, старенькие, либо новые из кирпича, ухоженные или разваливающиеся. Было в этом что-то родное. Хоть ни Феликс, не Хёнджин никогда не жили в подобных местах, но сейчас, находясь здесь, ощущалось, словно они вернулись в детство.                 Парни медленно шли по грязной дороге, пытаясь не испачкать обувь и ища глазами машину, где можно было бы слить бензина. Ветер трепал их одежду, а холодный воздух наполнял легкие свежестью. Хёнджину аж покурить захотелось. Они остановились, пока брюнет подкуривал сигарету, пряча огонек от ветра.          – Ну и че будем делать? – спросил Феликс, оглядываясь по сторонам. – Машин хуй да маленько.   – Надо на окраину, там лишних глаз меньше, – предложил Хёнджин, указывая в конец улицы.                Парень подобрал с земли пустую канистру, что мирно ожидала своего часа, и они направились к крайнему дому, обходя небольшие сугробы, которые остались после недавнего снегопада. По пути Феликс заметил открытый гараж у одного из домиков. Внутри, кажется, стояла машина.         – Смотри, – он указал пальцем, шмыгнув замерзшим носом, – повезло.                 Подойдя к гаражу, Феликс и Хёнджин осторожно открыли дверь, которая скрипнула, словно протестуя. Внутри было темно и сыро, машина оказалась чистой, значит на ходу, но имелась одна небольшая проблемка. Ну, как, небольшая… В салоне авто спал дед, и судя по содержимому небольшого столика в углу гаража, а именно: бутылка дешевого портвейна и банки соленых огурцов, - дед был бухой.                 Парни переглянулись и махнув рукой, мол – похуй пляшем, принялись выполнять миссию.           – Надеюсь, что он не ждёт соседа алкаша на чай, – сказал полушепотом Феликс, оглядываясь на улицу, чтобы убедиться, что никто не решит их навестить.   – Чем быстрее начнем, тем быстрее закончим. Ищи шланг.                 Хёнджин разглядывал бесчисленные полки, заставленные разным хламом, пока младший лазил в горе инструментов, стараясь не шуметь. Искать долго не пришлось, шланг обнаружился в одной из коробок, что была завалена старыми, плохо пахнущими, бабкиными авоськами. Феликс старался не дышать, а Хван зарывался в капюшон, что был сбрызнут одеколоном ещё с утра. Контраст, заебись!                 Пройдя на цыпочках поближе к багажнику, блондин аккуратно открыл люк бензобака и открутил старую грязную крышку, бросая мимолетные взгляды на торчащую из машины ногу деда. Хёнджин присел на корточки рядом, и всунув шланг до самого дна, подставил пустую канистру. Глаза обратились к веснушчатому.          – Хули смотришь? – махнул головой Феликс. – Давай, соси уже.    – Да блять… – парень закатил глаза и принялся отсасывать воздух из шланга, в надежде увидеть подступающую жидкость из бака.    – Ну че ты там телишься?    – Хуй знает, что-то еле идет.    – Ну ты получше соси, сильнее.    – Я тебе че, сосалка какая-то? Давай сам соси!    – Слыш, щас ты не только бензин сосать будешь.     – Щас вы оба отсосете, у меня.                 У Хёнджина и Феликса жизнь перед глазами пролетела тут же. С водительского сидения начал вылазить тот самый дед, шатаясь и тяжело дыша.           – Совсем обнаглели?                 Парни переглянулись между собой. Адреналин подскочил в крови, добавляя волнение. Хёнджин не глядя хватает канистру, на корточках отползает к двери и дернув младшего за рукав, произносит:          – Бежим!                 А дальше лишь пятки сверкали. Выбегая из гаража и умчавшись метров так на десять, они услышали грохот открывающейся металлической двери. Обернувшись, они увидели старика, который выскочил из гаража с сердитым выражением на лице.          – Эй, вы, твари малолетние! Куда это вы прете с моим бензином? – закричал дед, указывая на них чем-то в руке, а другой держа палку, которая, казалось, служила ему не только для опоры, но и для смачных пиздюлей.                Сердца подростков забились быстрее. Они снова переглянулись, когда во что-то слева, прилетел, гаечный ключ, кажется…           – Дед, ты совсем ебанулся? Убить нас хочешь?   – Сука, я ещё и проглотил, – хныкал Хван на ходу.     – Я вам щас такое устрою! – ругался старик, хромая на ходу, запыхаясь, но продолжая преследовать их. – Вы еще ответите за это, за шкирку оттаскаю! Шалопаи позорные!                 Парни, не сговариваясь, рванули в сторону, стараясь уйти от разгневанного деда.           – Давай на ту улицу! – прокричал Феликс, когда они мчались по тропинке, оставляя за собой брызги слякоти и грязи.                 Дед начал отставать. Его крики эхом раздавались по деревне, и казалось, что он был полон сил, несмотря на свои года. Алкоголь делал свое дело.                Хёнджин, забегая за угол и смеясь от абсурдности ситуации, промчался мимо заброшенных домов, ища укрытие. Он знал, если не найдут безопасное место, их ждет тотальный пиздец. На дороге подвернулся старый сарай.           – Давай сюда! – дернул Хван за руку блондина, затягивая в постройку, и пытаясь быстро и тихо закрыть дверь.                 Оба присели, стараясь не дышать слишком громко, и слушали, как старик всё ещё ругается, но уже не настолько близко, как раньше. Ушел в другую сторону.           – Кажись, потерял нас, – шепнул Феликс, с облегчением вздыхая.   – Надеюсь, он не решит искать нас здесь, – ответил Хёнджин, сдерживая смех.                Они переглянулись и уже даже не стараясь вести себя тихо, начали хохотать во все горло. Парни были уверены, что в будущем это станет одной из тех историй, о которой будешь вспоминать с теплой улыбкой на лице. В канистре, к слову, бензина было меньше половины.           – Покататься уже не хватит, но хотя бы до города доедем, – махнул рукой в сторону канистры Феликс и выпрямившись, уселся на деревянный стол, заставленный капроновыми ящиками.                 Старший поднялся на ноги, стряхнул с штанов травинки сена и шагнул к парню. Ладони коснулись голых коленей, торчащих из дырявых джинс, раздвинули их и брюнет встал между ног веснушчатого. Глаза встретились. Руки легли на шершавую поверхность стола позади Феликса, за счет чего Хёнджин уперся носом практически в звездные щеки, и вжался в него сильнее. Младший же заинтересованно следил за его движениями, глубже вздыхал и прикусывал нижнюю губу.                 Сквозь гнилые доски проникал солнечный свет, создавая в старом сарае уединенную атмосферу. В воздухе повисло небольшое напряжение.           – Что ты говорил? Кто там сосать будет? – тихо прошептал Хёнджин, сглатывая слюну. – Вот это твое поведение только заводит меня ещё сильнее.                 Феликс усмехнулся, заглянув в глаза парня. Его глаза заблестели, озорство заиграло где–то на кончиках пальцев, что коснулись уголка скулы и прочертили линию до подбородка.           – Я заметил, что тебе становится скучно, когда я веду себя хорошо. Сейчас весело?    – Ты посмотри на него, пиздит как дышит, – Хван провел замерзшим носом по мочке уха, спускаясь к ложбинке и выдыхая куда–то в область шеи. – Намерено меня провоцируешь?    – Просто я вижу, как тебе сложно устоять перед до мной. Пользуюсь случаем, чтобы побесить тебя, – с губ срывается рваный стон, когда кожу на изгибе нежно прикусывают. – Ну так… Будешь что-то с этим делать? Или позволишь мне и дальше продолжать издеваться над тобой? Думай быстрее, пацаны нас ждут.                Хёнджин всем нутром ощущал, как с каждым словом Феликса ему все сложнее себя контролировать, как башню срывает от его запаха, от дыхания дрожащего. Блондин прищурил взгляд, кутаясь в густом воздухе и напряжении, что нарастало с каждой минутой.           – Продолжай…                 Секунда, одно слово, двое решительно настроенных пар глаз и понимание, что сдерживаться сил больше нет. Ли потянулся к брюнету, схватился за чужой воротник и впился в его губы, чувствуя вкус бензина на своих. Пару минут в запасе у них имелось.               

***

       – Да вы, блять, издеваетесь? – произнес Хёнджин, охуевая от представшей ему картины.    – А ничего так самогончик! – махнул рукой Чан на почти пустую канистру, стоящую у его ног.                 Сам старший сидел на капоте семерки и улыбался во все тридцать два, в салоне авто уже спал Чонин, пуская слюни на старую обивку, а Минхо ходил по пятам за веселеньким Джисоном, что спотыкался на ровном месте и ржал во все горло, с двух каменных лиц.           – Значит, пока мне там приходилось сосать, вы тут к горлу прикладывались?     – Кто кому отсосал? – удивлено вытаращился Хан, почесав затылок.   – Что за пиздец…    – Не смотрите на меня, – поднял в примирительном жесте руки Минхо, – я их отговаривал.                 Чан напевал какую–то песню себе под нос, его голова тяжело наклонилась, а хриплый смех останавливала очередная затяжка сигаретой, и когда он только успел закурить? Феликс подошел к машине, открыл заднюю дверь и пару раз толкнул малого в плечо. Принюхавшись, он понял, что самогонная вечеринка и его стороной не обошла. Его дыхание было тихим и ровным, блондин помолился, чтобы это не оказалась алкогольная кома. Минхо, еле сдерживая смех, пытался удержать Джисона, который, судя по всему, потерял всяческий контроль над своим телом. Ли был почти трезвым, сделал всего лишь пару глотков, что не скажешь о Хане.               Старший неудачно пытался справиться с бушующей белкой, которая, кажется, решила устроить танцевальный марафон. Парень кружил вокруг, его голос звучал громче обычного, и он явно не собирался останавливаться.           – Эй! – крикнул Минхо, пытаясь привлечь внимание Джи. – Я тут вообще то пытаюсь спасти твою задницу от грязи, будь осторожнее.                 Джисон, на мгновение остановившись, взглянул на Минхо и с притворно обиженным выражением лица произнес:          – Значит тебя интересует лишь мой зад? Ясненько понятненько.                 Он снова начал кружиться, а Ли, уставши вздохнув, свел руки в бока.           – К своей же жопе ревновать будешь? Блять, может хоть шнурки завяжешь? – вскрикнул он, подбегая к парню и стараясь удержать его на месте, чтобы заправить непослушные шнурки в кроссовки.     – Ой, расслабься! – засмеялся Джисон и сделал шаг назад, что стало для него фатальной ошибкой. Спина отчего то намокла. – Ой…   – Бля, сорян, – стоявший позади Чан икнул, капитулируясь к машине, будто бы он не облил только что Хана остатками самогона, когда пытался допить последние капли.    – Пиздец, мать меня угандошит. Воняет?   –  Я бы сказал пасёт, – кивнул Феликс, бросая взгляд на Хёнджина, что усадил его старшего брата назад и уже заводил машину.     – Что-нибудь придумаем, не волнуйся, – сдерживая нервный смех, ответил Минхо, крепко схватив Джисона за плечи. – Ну вот, поймал.                 Младший как-то слишком мило улыбнулся, отчего у Ли аж внизу живота свело. С трудом, но всё же Минхо удалось угомонить белку, усадив его снова к себе на колени, пока веснушчатый заливал в бак крупинку честно спизженного бензина и прятал канистру в багажник.           – Ну че, отвезем малого и по домам? – почесал нос Хан, ерзая на чужих ногах.    – Не, – отрицательно махнул головой Феликс, – его щас даже не поднимешь. Отвезем вас, а Чонин у нас с Чаном пусть остается, проспится, а утром домой. С его телефона смс-ку бабуле отправим.    – Вперед и с песней! – Чан вскинул руку, заехав Минхо в глаз локтем, за что получил в бок пальцем. – Больно, блядь.    – Сам блядь, – проскулил друг, прикладывая к веку холодную ладонь Джисона.                 Машина тронулась. Спереди царила непринужденная атмосфера. Хёнджин, спокойно следя за дорогой, бросал краткие взгляды на блондина. А точнее на его расставленные ноги и торчащие колени, что так и манили. Хван подумал о том, что, если бы они были сейчас вдвоем, он бы по-собственнически положил свою руку ему на ногу, сжал бы пальцы, тем самым показывая, этот кот – его. Феликс и правда был похож на кота. На того самого, что в жизни улично бродячий, а взгляд имеет царско высокомерный. Временами ласковый и пушистый, а когда надо, глаза выцарапать может, и выцарапает. Губы тронула легкая улыбка. Кот в сапогах. А точнее в ботинках, с гвоздями.                 А на заднем сидении творился пьяный хаос. Чан и Джисон, играя в камень ножницы бумага, чуть ли не летали по салону, подпрыгивая на каждой кочке. Минхо уже практически слился с креслом, а спящий Чонин чуть ли не в ногах валялся.           – Хотите анекдот? – прищурился Хан, отвлекаясь от игры с старшим.    – Нет, кое-кто уже сегодня пытался, – вздохнул Хван, все же уложив ладонь на голое колено Ликса, все равно в таком сумбуре никто и не заметит. Веснушчатый улыбнулся в кулак.     – А я все равно расскажу! Итак, слушайте, – начал Джисон, прочистив горло. – почему стоит скачивать порнуху именно с карликами?    – Почему? – спросил округливший глаза Чан, а Минхо заржал в голос от его серьезного лица.    – Потому что они занимают меньше места!                Феликс, сидя впереди, не смог сдержать усмешки. Он старался сосредоточиться на дороге, дабы не краснеть, в то время как рука брюнета время от времени поглаживала кожу, забираясь под ткань джинс.           – Это настолько плохо, что даже хорошо, – выпалил Минхо, пытаясь не думать о заднице Хана, что елозила у него между ног.    – Кто бы говорил, – заржал в голос Хёнджин.    – Так, еще одна, – продолжил Джисон, настраиваясь. – Почему среди немых не популярен БДСМ?    – Удиви нас.     – У них нет стоп-слова.                 Чан разразился хохотом, а Хан, довольно улыбнулся и начал кланяться головой.                 За ещё пару тупых шуток и споров, чья же оказалась наиболее смешной, они доехали до дома Минхо и остановились.    – Ну, бывайте пацаны, до завтра! – Ли хлопнул пару раз по крыше машины и махнул рукой.     – Джисон, тебя не надо подвезти?    – Да мы прогуляемся, не парьтесь. Как доедете, напишите.    – Без б, увидимся, – кивнул Хёнджин и отпустив сцепление, начал выезжать со двора.                Выходя из машины, парни дождались, когда семерка скроется за ближайшим поворотом. На улице уже ночь, от весеннего ветерка осталось лишь воспоминание, фонарные столбы горят через один, а над головами раскинулось звездное небо с ярко освещающей их луной.        – Блять, что-то холодно пиздец, – Хан резко вздрогнул и принюхался к своей куртке, — это от меня несет блять?! – Ага. – Ебучий случай, дома я отхвачу знатных пиздюлей, – заныл младший продолжая принюхиваться к своей куртке, – хорошо хоть на холоде протрезвел, но мне все равно пизда, мы ее только на выходных на рынке с мамкой купили! – В принципе, ты можешь остаться сегодня у меня, моих все равно нет, а так и выспишься, и куртку постираем, – Минхо выпалил даже не подумав, пока раскуривал сигарету. – Уверен? Ты же никого домой не звал никогда. – Ага, ну так что? Ко мне или проводить тебя? – Минхо озорно посмотрел на Хана, глаза его блестели словно отражали звездное небо над головой. – К тебе, конечно, дурацкий вопрос.              Докурив, Минхо открыл перед Ханом подъездную дверь и пустил того внутрь, по лестнице они шагали молча, младший рассматривал потрепанный жизнью и людьми падик, а Минхо молча смотрел себе под ноги.              Квартира Ли оказалась совершенно не такой, как себе ее представлял Хан: вместо бомжатника с алкашами родителями, Хана приветствовала небольшая квартирка с несколькими комнатами. Обои были не самыми новыми, но и не в ужасном виде, на линолеуме в нескольких местах виднелись прожжённые дыры от выкуренных сигарет, но в квартире не было ни лишнего запаха, ни полуразваленных комнат, но также заметно было, что за всем этим следит только один человек - Минхо.              Его комната оказалась закрыта на ключ, Хана это нисколько не удивило, ведь он достаточно наслушался о том, как родители Ли ведут себя, когда возвращаются домой, однако, комната старшего удивила его еще больше. Стены выкрашены в светло серый цвет, на двустворчатом окне висит потрепанная тюль с черными, как ночь, плотными шторами, а перед самим окном, в плотную, стоит стол с наваленными на него тетрадями и книгами из школы; в углу комнаты стоит незаправленная кровать, на которой скомканно валяется темно-синее старое покрывало, а напротив кровати стоял шкаф.              Это была типичная комната подростка живущего выживающего в неблагополучном районе с такой же неблагополучной семьей, в ней не было кучи валяющихся проводов от наушников или плакатов на стене, в ней было только то, что нужно для жизни без радостей, но хотя бы в минимальном комфорте.        – Ну, собственно, это моя комната, – поджимая губы, Минхо подошел к шкафу и начал доставать оттуда свои вещи, – вот, держи, тебе, наверное, нужно в душ, после самогонного купания, ванна прямо и налево, можешь пользоваться всем чем хочешь, куртку свою оставь там, я потом запущу стирку. – Да, спасибо, Хо, – Хан взял свои (чужие) вещи и отправился в душ.              Пока Джисон принимал душ, Ли быстро убрался в комнатах, чтобы привести их в более-менее надлежащий вид, достал из холодильника купленную им газировку, нашел на полках завалявшиеся чипсы и притащил все в свою комнату. Ожидание младшего оказалось более томительным, чем он представлял, Хан или превратился в русала или возомнил себя выдрой, раз пропадает в ванне уже почти полчаса. Устав ждать свою русалочку, Минхо забрался на свое любимое место в комнате – стол, придвинутый к окну. На нем он любил раскуривать в открытое окно сигареты или слушать музыку в неудачные вечера, когда за ближайшей стеной творилась вакханалия из гомона родителей и их собутыльников. Усевшись на столе в позу лотоса и открыв одну из ставней, комнату обдало свежими потоками ветра вперемешку с тонкими нитями сигаретного дыма. На улице тишина, не часто такое встретишь в их-то районе, тем более по началу весны. Минхо прикрыл глаза и наслаждался свежестью улицы, шумом воды из-за закрытой двери в ванной и взволнованным чувством внутри. Они с Джисоном не особо показывают свои чувства при парнях, как-то это непривычно, стесняются, хоть и остальные уже догадались и уверены, что эти двое не просто дружат и не только за ручки держатся.              Минхо тонул в своих чувствах с каждым днем все сильнее и сильнее, он и представить не мог, что в таком возрасте можно настолько вляпаться с головой в какие-то отношения, но от этого и страшнее. Жизнь Ли непредсказуема, особенно с появлением птиц в ней, а Хана втягивать в эти жизненные качели не хотелось очень сильно. С ним хотелось веселиться, отдыхать, расслабляться, лежать и смотреть фильм, путешествовать и открывать для себя новые границы собственных чувств.               В голове мысли в кашу превращались, хотелось всего и сразу, чувства давили, а рассудок останавливал его. Джисон влюблял в себя с каждой секундой, с каждым его смешком или шуткой, с каждым штрихом краски из балончика на стене, а Минхо поддавался, окунался с головой и мечтал никогда не выбираться из этого омута, утонуть в нем полностью, раствориться. Шоколадные волосы, глаза чернее утреннего кофе, эта родинка на щеке, ладони, которыми Хан вытягивал его из уныния – все это, безусловно, нравилось Минхо, только давал ли он взамен те же чувства? Этого старший не знал, но глубоко в душе надеялся, что Хан видит, что он тоже отдается ему без остатка.              

Sound: Misa Amane – Desire.

             За своими раздумьями Ли не услышал, как вода в ванне перестала шуршать, а дверь его комнаты тихо скрипнула. Хан зашел в комнату и увидел умиротворенную картину, как Минхо тихо сидит на столе спиной к нему и медленно выдыхает табачную дымку. Джисон подошел к нему практически на цыпочках и аккуратно обнял со спины, Ли тут же почувствовал на себе влажные ладони, и как к его спине прижимаются таким же влажным телом:        – Я забыл дать тебе полотенце, извини, – Минхо щелчком выбросил окурок в окно и положил свои ладони на чужие, – надо окно закрыть, а то ты замерзнешь еще у меня. – Не страшно, согреюсь, – Хан положил свою голову на плечо старшему и уткнулся носом в его шею, с волос редкими каплями капала вода на футболку Минхо. Аккуратно проводя носом по чужой шее Джисон почувствовал, как его ладонь осторожно сжимают, а голову наклоняют вбок открывая больше места на шее. – Согрею, – дрожа выдохнул Ли, чувствуя на свей шее чужое дыхание, – что ты делаешь, Хани? – Целую.              Мягкие, влажные губы прикоснулись к шее старшего, вызвав за собой табун из мурашек, Минхо лишь шумно втянул воздух носом, но не стал отстраняться от младшего. Хан целовал шею жадно, жарко, оставляя за собой красноватые следы и небольшие полукруги укусов, от которых Ли иногда шипел. Руки Джисона бродили по телу Ли, обводили его бедра, поглаживали внутреннюю сторону бедра, живот и бока. Не выдержав его напора Минхо развернулся на столе и свесил ноги, перед его глазами он увидел Хана в намокшей, после душа футболки, в глазах за зрачками не видно радужки, кончики волос все еще намокшие, на лице играет робкая улыбка, что вместе с подрумянившимися щеками выглядит только более соблазнительно.              Ли провел по нему взглядом так же, как при их первой встрече, только теперь в глазах помимо интереса была влюбленность вперемешку с желанием. В следующую секунду он подтянул к себе Хана вплотную за взмокшую футболку, обвил его бедра ногами и поцеловал. Мягкие губы обволакивают друг друга, побуждая, где-то под ребрами огонь, который как лава плавит все на своем пути и завязывает тугие узлы внизу живота. Губы исследуют друг друга будто впервые, языки сплетаются в собственный танец, осторожно проводя кончиком по нёбу и ряду верхних зубов. Хан отрывается от сладких губ, запрокидывает голову назад, не осмеливаясь смотреть на пожары в глазах напротив. Минхо же пользуется случаем и словно вампир впивается в шею Джисона, облизывает ее, оставляет после себя засосы, отрываясь от медовой шеи он цокает языком и пальцем поддевает низ своей футболки на чужом теле:        – Мне кажется ее давно уже пора снять, в мокрой футболке замерзнешь быстрее, – Ли чуть ли не рывком стягивает футболку с младшего. – А мне нравится, как ты меня согреваешь.              Минхо обходит кончиком языка выступающие ключицы Джисона, ладонями поглаживает его талию, которой обзавидовалась вся женская параллель их классов, впивается в нее пальцами, оставляя полукруги на коже от коротких ногтей. Поцелуями Минхо спускается ниже, но осторожно, словно по минному полю идет. Доведя дорожку до груди, он облизывает и всасывает один из сосков, а второй накрывает ладонью аккуратно сжимая его между пальцев, Джисон возудхом давится и с губ слетает первый хрипловатый стон.        – Блять, я пиздец хочу тебя, – не сдерживается Хан и запускает ладонь в чужие волосы. – Ты даже не представляешь насколько давно тебя хочу я, – Минхо переводит взгляд на поплывшего Хана, у которого уже ресницы дрожат от возбуждения, – я себя сдерживал еще с осени, чтобы не сделать так.              Ли проводит кончиками пальцев от середины груди, спускается по слабо заметному прессу и запускает ладонь под домашние шорты накрывая полной ладонью чужое возбуждение. С губ Джисона срывается очередной рваный выдох, который Ли воспринимает как зеленый свет и поглаживает по члену сквозь тонкую ткань боксеров, вызвав за собой еще больше стонов. Ли ухмыляется, губу прикусывает, смотрит как у младшего глаза от удовольствия закатываются, как с губ, которые хочется бесконечно целовать, все новые стоны срываются, только ловить их своим губами он не собирается, слишком уж долго ждал, чтобы услышать эту мелодию не в своих ночных фантазиях, а наяву.        – Трахни уже меня, не дразни, – цокает Хан, набравшись сил и посмотрев на ухмыляющееся лицо напротив себя. – Не так быстро, Хани, – Ли резко кладет руки на его ягодицы и сжимает их пока не услышал шипение напротив себя. – Я готовился. – Умный мальчик.              Минхо спрыгивает со стола и впивается губами в губы Хана, поцелуй рваный, развязанный, он губы его прикусывает и шагает навстречу к нему, доводя его в поцелуе до кровати. Ли резко стягивает с себя футболку и толкает Хана на кровать, тот не в силах удержаться на ногах падает на мягкую постель и упираясь локтями в матрас, снизу вверх наблюдает за Минхо. Ли растрепанный, щеки в румянце, кончики ушей горят, губы красные, зацелованные, приоткрытые, от его внешнего вида у Хана слюна скапливается, и он ее шумно сглатывает. Джисон не выдерживает и тянет его на себя хватаясь за резинку спортивных штанов. Минхо падает сверху, раздвигает ноги Джисона своими коленями, руками по обе его стороны упирается, носом дорожку проводит от шеи до груди и вдыхает аромат человека, что ему доверился и как самый нежный цветок под ним распустился. Хан обхватывает его за шею и тянет ближе к себе, прижимает его, чувствует чужую обнаженную грудь на своей и как сердце Минхо щебечет под ребрами, но ощущает он не только это, ощущает, как Ли в его бедро своим возбуждением упирается. Хан рефлекторно толкается ему на встречу, ловит ответную реакцию и видит, как у Минхо в глазах уже калифорнийские пожары разгораются, как накрывают их двоих с головой и им больше ничего не остается, как поддаться желанию, горящему в них уже давно, поддаться огню, слиться в его энергии и сгореть дотла на этой постели.              Ли садится между его ног, прикусывает губу, руки на бедра младшему кладет и выглядит это так правильно, словно они и созданы для того, чтобы лежать там, чтобы оглаживать его тазовые косточки и шорты вниз стягивать. Хан любуется им и хочет в сетчатке эту картину себе выжечь, чтобы видеть ее каждый раз, как глаза закрывает. У обоих уже горячая щекотка внизу живота, уже не терпится почувствовать себя в объятьях друг друга, услышать стоны с любимых губ, слиться воедино.              Минхо освобождает их двоих от одежды и ложится сверху на младшего. Члены касаются друг друга, только больше завязывая уже болезненные, тянущие узлы в животе. Хан готов богу душу отдать, он воздух как рыба на суше глотает, захлебывается им и руки на спину Минхо закидывает, узоры на ней рисует, царапает, словно заставляет его продолжить. Рука Ли скользит между их тел и накрывает члены вместе, оглаживает их медленно, мучительно, но до боли приятно. Стоны с губ срываются у обоих, а Минхо лишь шею Хана облизывает, ушную раковину задевая, зубами нежную кожу за мочкой оттягивает. Движения ускоряются, Хан толкается в такт его руке и не выдерживая шепотом скулит:        – Минхо, я уже не могу, меня надолго не хватит. – Чш–ш, еще рано, – Минхо убирает руку и встает с кровати подходя к своему шкафу. Он достает оттуда бутылочку со смазкой и презерватив. Хан же от холода и одиночества в кровати ежится, дрожит, ему даже этих пары секунд без Ли хватило чтобы замерзнуть. Минхо падает обратно в его объятия, целует в уголок губ и садится обратно между его ног. Выдавливает смазку на пальцы, разогревает ее и аккуратно разводя ягодицы младшего касается его. Снова смазка, снова разогревает ее между подушечек и подносит палец к колечку мышц: – Запомни, Хани, сначала будет немного больно, но потом будет приятно, если тебе становится некомфортно – ты тут же говоришь мне. – Знаю-знаю, я про первый раз уже все прочитал, – фыркнул Хан, нетерпеливо сжимая Минхо коленями, – можем без презика, я тебе доверяю.        – Читать мало, малыш, я чист, но первый раз лучше с ним, – Минхо нежно поцеловал Хана во внутреннюю поверхность бедра, пока подушечкой среднего пальца он обводит вход и осторожно надавливает, проникая на одну фалангу. Джисон уже не выдерживает, он горит изнутри, откидывает голову назад и жадно воздух хватает. Палец медленно двигается внутрь, и Хан рот себе зажимает двумя ладонями, чтобы не быть слишком громким, чем внимание старшего к себе привлекает. – Не закрывайся, Хани, – снова мажет губами по бедру опускаясь ниже, – я хочу слышать тебя, хочу видеть тебя, не лишай меня этого.              И Хан слушает его, руки на простыни скидывает и сжимает ее, пока палец входит полностью внутрь и дает время привыкнуть к нему. Минхо бережно целует его бедра, переходит к тазовым косточкам и низу живота, вторую руку к его ладоням тянет, чтобы пальцы переплести. Ли начинает медленно двигать пальцем внутри, а Джисон уже в мирах путается, его душа словно из тела вылетела и по вселенной путешествует. Ли это нравится, ему нравится все связанное с Джисоном: нравится, как тот стонет так тонко, как пальцы на ногах поджимает, как старательно мышцы расслабляет.              Как только Хан начал спокойно реагировать на один палец, Минхо начинает вводить второй. И все по кругу: шипение, тихие стоны, поцелуи, бабочки внизу живота, смятая простынь в ладонях, шумное дыхание. Ли целует его, облизывает и гладит по низу живота, ждет, когда он привыкнет к его пальцам, чтобы перейти к следующему шагу, вводит и двигает ими постепенно, то сгибает, то разводит, как ножницы, то добавляет еще один.              Они друг для друга хуже любого наркотика, они заменяют друг другу дофамин и серотонин, становятся центром вселенной. Один яркий, как солнце летним днем, второй же как луна в прохладную ночь. Такие разные, но такие подходящие друг другу, что вместе образуют единое, идеальное целое.              Джисон смотрит на старшего расфокусированным взглядом, ловит каждую эмоцию на его лице, запоминает раскрасневшиеся губы и понимает, что они оба уже на грани. Низ живота истомно болит, головка все больше предэякулята выделяет, а старший осторожно ее большим пальцем стирает. Внутри Хана уже спокойно скользят три пальца Минхо, да и сам Хан уже начал в ответ на них насаживаться. Хану не терпится, он возится, изгибается и хочет большего, а Ли его контролирует и неожиданно пальцы сгибает и на комочек нервов внутри нажимает. Высокий стон вылетает из рта Хана, он не пытался его сдерживать, на лбу выступают капельки пота, а простынь продолжает шуршать и мяться в руках.        – Кажется, мой Хани уже готов, – старший медленно вынимает пальцы, оставляя после себя чувство незаполненности. Он тихо выдыхает, слегка хмурясь растягивает презерватив по стоящему члену и ложится своей грудью на младшего, одну ногу закидывая себе на предплечье.              Ли целует его глубоко, размазывает с слюной между губ все чувства, что накопились за то долгое время, вытаскивает все чувства из себя до единого, будто перерыл все уголки собственной души. Отвлекая Хана поцелуем, он медленно проталкивает головку через колечко мышц, прикрывает глаза от неожиданной узости, хоть и растягивал его долго и бережно, но слышит под собой не шипение, а нежный стон, который копился в груди все это время. Шаг за шагом, миллиметр за миллиметром, он входит в него полностью и дает время обоим привыкнуть.              Джисон приоткрывает рот и на выдохе издает самый порнушный стон, который они только слышали с экранов компа до этого дня. Минхо улыбается и в шею его целовать тянется, начинает двигаться медленно. Хан погибает, он умирает буквально сейчас, но думает, что если и правда умрет, то будет чертовски довольным и счастливым, что даже жалеть не будет.        – Быстрее, я выдержу, мне хорошо, очень, – просит он, желая прочувствовать всё на все сто десять процентов из возможных ста, чтобы Минхо был везде, заполнил собой каждый миллиметр его сознания.              Ли смотрит на него томным, жарким взглядом, кусает себя за губу и начинает двигаться быстрее. Оба рассыпаются на части, рушат все возможные стены стеснения, ловят лишь мелкие поцелуи сквозь тяжелые вдохи. Хан скользит ладонями по спине и талии Минхо, оставляя за собой красноватые полосы, давит руками на его поясницу, чтобы Ли его не жалел. Минхо падает взмокшим лбом в ключицы Джисона и прикусывает кожу.        – Узко, боюсь тебе больно сделать, – выпаливает он. – Хо, мне так охуенно, не бойся, не жалей меня.              Минхо слушает его и начинает двигаться быстрее, четче. Стоны отражаются от стен комнаты, Хан продолжает впиваться ногтями в спину над ним, принимая в себя глубже. Он стонет так ярко, громко, не жалея свои связки и соседей за тонкими стенами. Минхо нависает над ним, целует почти целомудренно и двигается все резче, быстрее. Хлопки двух тел смешиваются со стонами двух парней, воздух становится гуще, его уже тяжело вдыхать. Они сливаются воедино, растворяются друг в друге без остатка, дарят каждую клеточку своего организма партнеру. Чувствуя, что бедра Хана начинают дрожать, что и сам он близится к разрядке, Минхо резко меняет позу сажая на себя Хана, опирается голой спиной на стену и помогает ему привыкнуть к новой для него позе.        – Хочу видеть тебя, хочу видеть, как ты кончишь, малыш, – горячо шепчет он на ухо младшему.              Хан слегка прогибается в пояснице и чувствует, как руки Ли помогают ему приподняться, его член трется об их животы, размазывая естественную смазку. Хану хочется, чтобы до него дотронулись, чтобы занялись им, помогли дойти до конца, но он не скажет об этом. Шлепки усиливаются, старший тоже начинает громче стонать, не стесняясь, он резко подмахивает бедрами и попадает своей головкой по простате младшего. Хан теряется в пространстве, хватается за Минхо как за спасательный круг, рвано стонет ему почти что на ухо. Оба уже слишком близко, ритм сбивается, но они за ним уже не следят, Минхо дотрагивается до члена младшего и давит на чувствительную головку, кругами размазывая естественную смазку, проводит до основания и снова вверх. Оргазм приближается, толчки становятся сильнее и с громким стоном Хан кончает на их животы. Несколько рваных движений и вслед за ним Минхо изливается внутри в презерватив.              Хан обессилено падает ему на плечо, обнимая руками, дыхание выравнивает, а Минхо аккуратно поглаживает его по спине и тихо шепчет на ухо что-то неразборчивое. Мир вокруг возвращается на свою ось, а Хан ощущает себя странно живым, хотя был уверен, что умрет сразу после оргазма. Все еще сидя на Минхо он отстраняется от него, смотрит на покрасневшее, довольное лицо, целует куда-то наотмашь, но попадает в уголок губ и аккуратно встает с Ли.              Поясницу тянет, но оба довольны. Как сиамские коты они расплываются на простыне и переплетаясь ногами, руками, телами улыбаются и прижимаются друг к другу.        – Это было пиздец как хорошо, Хани, – шепотом говорит Минхо целуя младшего в висок.              Счастливо улыбаясь, Хан выбирается из медвежьих объятий Ли, кряхтя садится на край кровати и поворачиваясь смотрит на старшего:        – Согласен, это было просто охуенно. Получается, я теперь не девственник? Ахуеть. – Получается так, не жалеешь, что первый раз был именно со мной? – Ли привстал на локтях и волнительно спросил. – Шутишь, что ли? Я хотел, чтобы ты меня трахнул уже на новый год, можно было сразу после курантов прямо под елкой… хотя там девчонки фоткались, они бы не оценили такой фон. А когда ты, ну… захотел меня? Ты просто сказал, что долго… – Мм, на том уроке физкультуры. Совместном. Где-то в октябре, когда вы в пионербол играли. – Так ты же с середины урока съебался. – Так я и съебался, чтобы подрочить, Хан Джисон, – усмехнулся Минхо пытаясь встать с кровати, – и все же я был прав, жопа у тебя охуенная. Ну что, в душ и спать? – он уткнулся носом в плечо сидящего рядом Джисона и осторожно поцеловал. – Ага… Минхо стой, я хочу сказать, пока смелости набрался, – Хан проглотил вязкую слюну и взглянул на Ли, сидящего рядом с ним, – спасибо, что не ушел от меня, когда узнал правду о моем прошлом, я это ценю, правда. Спасибо, что ты со мной и за меня, короче.              У Минхо будто кислород из легких выбило, он не ожидал от младшего таких слов, он продолжал сидеть и смотреть на него, но прочистив горло все же сказал.        – Это я должен тебя благодарить, Хани, – улыбнувшись, сказал Ли, – ты моя первая настолько сильная влюбленность, что я не могу быть против тебя, и без тебя уже тоже не могу. Пошли в душ, малыш, будем экономить воду.              В душе Джисон вспомнил, что он тот еще шутник и вместе с Минхо стоя под струями воды они травили анекдоты про упавшее мыло. Закончив водные процедуры, они быстренько нашли себе сериал для ночного просмотра с телефона, открыли найденные Минхо чипсы и расположись в обнимку под стареньким синим покрывалом на постели старшего.              А куртку Джисона никто так и не постирал…