Б.И.О.С.

Ликс: Го у ларька перед первым уроком? Купим сиг поштучно

Джисон:

Без б

— Бро, ты встаешь или нет? Уже выходить надо, — дожевывая кусок хлеба с колбасой, спрашивает блондин и расталкивает двоюродного брата пяткой под бок.        — Скажи маман, что у меня первый урок отменили, — бубнит старший, зарываясь по глубже в стираное вчера одеяло.        — А у тебя отменили?        — Конечно же нет.               Феликс закатывает глаза и стряхнув с ладоней крошки, натягивает на голое тело черные джинсы и темно серое худи. Вытащив из шкафа кожаную куртку, он бросил взгляд на градусник за старой оконной рамой. За стеклом, на крышах гаражей, носятся младшеклассники, играя с утра в казаки разбойники. С кухни слышен свист вскипевшего чайника, а с ванной доносился шум фена, видимо тетя всё ещё сушила волосы, собираясь на работу.               Парень вылез из душной комнаты, подошел к плите и прислушавшись, не закончила ли мама Чана, подкурил от огня конфорки, после чего выключил её. Быстрым движением открыл форточку, придерживая дрожащую раму, и по-спартански выкурил последнюю сигарету, выдыхая прямиком в москитную сетку. Тетя не должна была унюхать, ведь сама курит и к запаху табака привыкла. Он остановился в прихожей, разглядывая растрепавшиеся волосы в заляпанное зеркало.        — Уже уходите? — спросила Союн, открыв дверь.               Блондину тут же ударил в нос запах ядерного лака для волос и тонких ментоловых сигарет, затушенных о мокрую раковину.        — Я — да, а у Чана первый урок отменили. Он ещё поспит немного.               Женщина свела брови и тяжело вздохнула, выпуская тонкие прядки волос из-за ушей.        — Отменили? Как обычно? Совсем от рук отбился… — парень лишь пожал плечами, мол сын твой, разбирайся сама. — Ладно, ты хоть позавтракал? Я слышала, что чайник только вскипел. Опять всухомятку?        — Все норм, в столовке поем если что, я тороплюсь.               Зашнуровывая ботинки и схватив рюкзак, парень уже хотел было прикрыть входную дверь, как до ушей донеслось:        — Если я ещё раз узнаю, что ты покупал сигареты в магазине соседнего дома, я позвоню сестре.        — Да понял я, понял!               Отбивая тяжелой подошвой на лестничной площадке подъезда, Феликс вытащил телефон из кармана, и быстро напечатал сообщение: Ликс: Ларек отменяется, встретимся у ворот.       И получив в ответ короткое — «ок», парень воткнул наушники в уши, включил трек Нойза и вышел во двор.       

Sound: Noize MC — У моей девчонки ломки

              Осень. На улице резко похолодало. Дожди шли часто, оставляя небо вечно серым и заставляя деревья окрашивать свою листву в желто-оранжевые оттенки. Пока в барабанные перепонки пели что-то о девчонке и её ломке, ботинки торопливо двигались из двора во двор, разбрызгивая воду из луж. Грязные капли оставались на задниках кожзама и на носках, утыканных шляпками гвоздей.               У берцев была своя история: всё началось тогда, когда блондин подрался в первый раз. В тот день, шароебясь с пацанами по району, парень загнал себе в носок старый, ржавый гвоздь, чуть ли не проткнув насквозь большой палец ноги. И в тот же вечер они столкнулись с компанией с соседнего района, что решила докопаться до их младшего, Чонина, видите ли, тот общается не по понятиям. А Феликс в рот ебал эти их понятия, и в рот их ебали его берцы, что рассекли щеку одному из гопарей, тем самым, случайно оказавшимся там, гвоздем. С тех пор, металлические шляпки на носах стали его фишкой. И не приведи господь того, кто решится в его сторону хоть слово сказать, кик с левой у него был самый мощный, и самый болезненный.               Держа путь мимо коробки, в которой он с друзьями летом играл в футбол, глаза пробежались по трем макушкам, что дымили и обратили свое внимания на человека, с выжженными в желтый волосами. Феликс их не узнал, значит не местные и явно не из их школы. Наушники на автомате вылезли из ушей и отправились в карман, как только парни двинулись в сторону выхода, петляя втроем вслед за Ли.        — Эй, блондиночка, номерок не оставишь?               Губы Ли изогнулись, оголяя острые клыки и шарики смайла. Руки сжались в кулаках, а ноги воткнулись в мягкую после дождя землю.        — Ты из какого притона вылез, нефор? За шмот поясни.               Феликс обернулся, одаривая пустым взглядом мерзкие лица. Ярко запомнилась тату у парня в центре, его шею обтягивала колючая проволока черных чернил, а волосы были обстрижены под тройку.        — Че надо? — спросил Ли, расслаблено пряча руки за спиной и разминая кисти.        — Да вот интересно мне, — начал, по всей видимости, их лидер. — что такое чмо тут забыло? Как ты живой ещё, парень?        — Меня зовут Фел. Съебались подобру-поздорову, пока я пацанов своих не позвал.               Лица двух позади осенил страх, и блондин тут же заметил, как один из них посмотрел вниз, на обувь.        — Раз… — начал блондин, загибая палец и похрустывая шеей. — Два…        — Слушай, брат, давай уйдем, нам не нужны лишние проблемы. Это же тот самый, с железными носами на берцах.        — Три, — человек с тату на шее не успел среагировать, как в щеку прилетело с правой стороны.               Феликс ударил четко носком берца и глазом не моргнув. Черную кожу тут же окрасило редкими брызгами крови, а выебистого уложило лопатками на грязный асфальт.        — Ссыкло твои друзья, чел, — сказал блондин, провожая взглядом два скрывающихся за горизонтом тела, что уносили себя подальше отсюда, сверкая пятками. — Моя очередь спрашивать с тебя, с какого ты района?               Парень пытался что-то произнести, бубнил и жевал грязь, пока мокрая подошва прижимала его к земле.        — Что-что? Не слышу, погромче, пожалуйста. Ты сказал с Солнечного? Интересно… — Феликс натурально издевался, подкуривая сигарету и зевая, словно ему это ничего не стоило. — Увижу тебя ещё раз у нас на районе, следующий будет с левой.        — Ликс, блять, мы же договорились у ворот! — из-за угла панельки вышел Хан, недовольно махая головой и наблюдая за сложившейся картиной. — Какого хуя?        — Йоу! — Тот поднял руку, выражая этим приветственный жест, всё ещё прижимая сегодняшнего неудачника к противной массе на асфальте. Ситуация «сюр», мать вашу, и нашу, и ихнюю, и похуй, что такого слова нет.       

***

— Ты меня услышал, сын? — вторил из динамика новенького смартфона голос матери, наседая и капая на мозги черноволосого.               Перевод в новую школу вышел спонтанно и неожиданно, по крайней мере для него. Мать и отец, конечно, давно уже все решили, и даже поставили в известность ещё в конце того года, но парень с чего-то пропустил это мимо ушей, ссылаясь на то, что это очередные родительские запугивания.        — Да, мам… Одноклассников не доставать, место в школе не просрать. Хотя это и школой то назвать тяжело, что-то среднее между государственной больницей, детским садом и притоном.        — Не ёрничай, это еще мягкое наказание за твоё поведение. Всё, после уроков домой, отключаюсь.        Парень промолчал на тут же слышимые с трубки гудки, заблокировал телефон и тяжело вздохнул, разглядывая двор новой школы. Место отстой, со стороны столовой воняет молочной кашей, дети совершенно другие, бедняки, и зарядку для телефона дома оставил. Тот показывал, что осталось последние двадцать процентов. Сказка — одним словом.               Если бы месяц назад ему сказали, что его жизнь перевернется с ног на голову, что ему придется жить начать заново, а в случае местных прикрас, выживать, он бы вряд ли поверил. Закатил бы глаза в своей манере, может похлопал бы в ладоши, но не поверил. Он и не верил до сегодняшнего дня, когда вместо его до боли знакомой частной школы, за окном автомобиля оказалось «это».        — Ты закончил? — раздается голос за спиной, что заставляет вздрогнуть и обернуться.               Напротив стоит парень, в идеально выглаженной рубашке, очках на переносице и с нетипичной для ботана фигуре. Хоть он был и ниже на целую голову, но новенькому было не по себе, ведь в ширь тот обогнал его вдвое. И речь не о лишнем весе.        — Отлично, — не дождавшись ответа начал он. — Я староста класса, в который тебя перевели, Со Чанбин. Сейчас у нас биология, идём, скоро урок начнется.        — Хван Хёнджин, приятно познакомиться.               Парни пожали друг другу руки и вошли в класс, где все уже успели рассесться по своим местам. Звонок на урок разрезал слух всей школе, доставая даже в укромные уголки прогульщиков.        — Можешь сесть вон туда, — указал куда-то в воздух Со.               Хван бросил настороженный взгляд, надеясь на то, что соседа по парте ему не видать, но Вселенная решила, что кто-то да должен сегодня соснуть, и этим кто-то обязательно должен быть именно он.               Пропуская внимательные взгляды новых одноклассников, Хёнджин, развязной походкой и делая вид, будто плевать он на все хотел, подошел к выделенному ему месту. Он затылком ощущал оценивания его недешевой одежды, ощущал скачущие суммы в головах подростков при виде его кроссовок, таковым был мир, таковым был социум. Этот грязный район оправдывал свое имя. Парню оставалось лишь ждать, пока на его личные вещи не положит глаз какой-нибудь местный гопник, что орудует в классах, пока наивные учащиеся поедают сладкие булки на переменах.        — Меня Минхо зовут, — вывел из раздумий голос соседа по парте.               Хёнджин повернул голову, осматривая сидящего рядом. Ничего необычного и нового, словом, типичное для данного места. Коротко стриженный брюнет в костюме адидас, при себе лишь голубая тетрадка в клетку и ручка, ногой дергает будто нервный, а на лице полное умиротворение.        — Я Хёнджин, — кивнул он.               Хван не проявлял излишней дружелюбности, но и грубить желанием не горел. Тем более, когда человек напротив улыбался во все тридцать два, осматривая не тебя и твой социальный статус, а смотря прямо в глаза, изучая твою душу.        — Слушай, у тебя случайно не найдется зарядки для телефона? Я свою дома оставил, — решил он закрыть гештальт неловких приветствий. Черноволосый покрутил смартфоном в руках, бросая взгляд на озадаченного Минхо. Тот лишь почесал макушку и шмыгнул носом, о чем-то неглубоко задумавшись. — Что-то не так?        — Чувак, боюсь я тебе не помощник, — парень усмехнулся, вытаскивая из кармана спортивок старый кнопочный телефон. — Видал? Раритет!        — Понял…               Остаток урока Хёнджин лаконично молчал, лишь изредка поглядывая на веселого соседа по парте, что вставлял комментарии на речи учителя и получая за это выговоры. Того, казалось бы, это совсем не волновало, он обменивался взглядами со старостой, что-то ему рассказывал, и даже умудрился передать парню, сидящему с Чанбином, Хван так и не расслышал его имени, пачку дешевых сигарет.               Хёнджин сделал вывод, что они все друзья, возможно тусят вместе после школы, а учитывая то, как на них бросали взгляды другие ученики, им до звания лузеров далеко. Вероятно, именно они являлись теми, кто эти звания раздавал, но думать об этом, почему-то, не хотелось. Что-то он в них разглядел, что-то, что не давало абстрагироваться, не давало перестать их слушать или бросать взгляды.               Так же Хван решил, что в их компании есть кто-то ещё: подслушав разговор, совершенно случайно, ибо Минхо и не старался вести себя тихо, он понял, что они втроем, и «остальные» как выразился Чанбин, хотели собраться где-то вечером.               Черноволосый ненароком задумался о том, чем займется вечером именно он. Дома будет ждать злая мама и строгий отец, в этой школе он никого не знает, а друзья из прошлой школы перестали воспринимать его. Перестали отвечать на смс, на звонки, перестали звать гулять. Хёнджин бы соврал, если бы сказал, что его это не задевает. Но он старается не предаваться чувству одиночества, сохраняя внимание на том, что это открыло ему глаза на истинное отношение к нему его окружения.               Мысль о новых друзьях прыгала с плеча на плечо, шептала на ухо ободрения и заставляла мозги шевелится. Парню нужна была компания, но, чтобы подружиться с кем-то в этом месте, одного «Привет.» будет недостаточно.       

***

      Во время перемены, из одиннадцатого «А», ученики испарялись по пути к выходу со школы или в толпах в туалет, чтобы погасить свою никотиновую зависимость и наполнить легкие тяжелым, для их возраста, дымом. В классах же оставались или отличники, боясь выйти в коридор, чтобы не получить тумаков, или же юные сплетницы, у которых уши были в каждых стенах этого города.              Черен не причисляла себя ни к кому из этих общин: да, она хорошо училась и учителя пророчили ей светлое будущее, только вот и местная гопота знала, что стоим им криво взглянуть на нее или кого-то из ее девичьей компании, то Чан и Чанбин вечером наденут свои а-ля медицинские халаты и будут играть в стоматологов. А зубы гопоте нужны, семки без них не погрызешь, да и пиво не откроешь.              В классе царила суматоха: Йеджи и Рюджин в шутку боролись за место у окна, чтобы покурить, Лиа и Юна сбежали в учительскую за новыми учебниками, местные сплетницы сбились в кучку за партой перед Черен и что-то оживленно обсуждали. Черен и не хотела их подслушивать, но болтовня их оказалась на столько громкой, что ее и без того слышал весь класс.        — Девочки, потише, вы только никому не говорите! А я вчера со старостой из «Б» ходила гулять! — десятиклассница, прибежавшая к своим подружкам, тут же покрылась краской и осторожно осмотрелась.        — Что?! С Чанбином?! Да как так-то, я же первого сентября еще хотела его позвать, а он уперся со своими дружками и даже не слушал, что я ему говорила!        — Значит хуйню несла как обычно, вот он и не стал тебя слушать! А мы вот вчера ходили! Блин, он такой… У меня даже слов нет, мы посидели с ним в кафе, он даже заплатил за меня! А потом я позвала его к себе, — десятиклассница упала лицом в ладони и смущенно посматривала на своих подруг, — хорошо, что мои ушли на рынок.        — У вас что-то было? — чуть ли не хором взвизгнули сороки, сидящие за партой.        — Конечно было, я думаю у нас все будет серьезно, а не как у него с девочками до этого.       Черен не то, чтобы было обидно или противно слушать про похождения своего друга, но она поспешила удалиться к Йеджи и Рюджин, чтобы случайно не услышать еще более пикантные подробности о его личной жизни. Настроение после внезапных новостей куда-то испарилось, глубоко в груди защемило, паршивое состояние — ты вроде бы и понимаешь почему так больно, но от отрицания в своей же голове становится только хуже.              Подходя к подругам, те тут же заметили быструю смену настроения. Освободив ей место на подоконнике, они уже ждали Черен рядом.        — У тебя что-то случилось? На тебе прямо написано, что что-то или кто-то испортили тебе настроение, — поинтересовалась Рюджин, кладя голову на плечо Черен.        — Стала невольной свидетельницей интимных похождений Бина.              Между девушками повисла тишина. Рю и Йеджи явно не поняли ситуацию такой, какой она была на самом деле. В немом вопросе уставившись на Черен они ждали больших подробностей о случившемся.        — Чего вы так смотрите на меня? Боже, вы явно подумали не о том, я случайно услышала разговор вон тех, — брюнетка мельком показала за парту сорок-сплетниц и сложила руки на груди, — но подходя к самым пикантным подробностям, решила удалиться. Друг же, как-то неловко слушать про друзей такое, особенно от левых людей.        — Ты про Сюзи из десятого? Я клянусь на миллион жижек Йеджи, что они даже не виделись за стенами школы, она же еще та сплетница, да и падка на парней постарше.        — Рю, мне это не интересно. Это не мое дело.              Голос Черен стал чуть более раздражительнее, чем в начале разговора. Она нахмурила брови и начала грызть свою нижнюю губу.        — Так ли уж не интересно, если бы тебе было все равно, ты бы так не реагировала, — Йеджи приобняла подругу за плечи, выражая свою поддержку.        — О чем ты? Мы просто друзья с детства, он мне как брат. Ты хочешь сказать, тебе было бы приятно слушать такое о Рю от какой-то левой девки? — раздражение набирало новые обороты. Брюнетка отслонилась от подоконника и отошла на пару шагов, — мне нужно пройтись, в столовку пойдете?              Отрицательно взмахнув головой, девушки взглядом проводили Черен до выхода из класса.        — И чего она так психанула? Даже если у них что-то и было, Бин не дурак, чтобы надолго связываться с этой блондинистой дурой, у нее же ума как у рыбы.        — Ой, Рю, будто ты не понимаешь почему она психанула, — усмехнулась рыжеволосая смотря на подругу рядом, — и вообще, какого хрена ты на моих жижках поклялась?!       

***

      Уроки закончились, школьники бежали на выход из школы со скоростью звука, лишь бы побыстрее покинуть эти облупленные стены. Спрыгивая с школьного крыльца в рюкзаке Феликса с глухим стуком бились банки с краской.        — Эй, Джисон, погнали потегаем, я новые баллончики купил. Ты не чикарь надеюсь?        — Обижаешь. Погнали, когда приехали я пару тегов по ночам уже оставлял, смотрю у вас много райтеров тут.        — А че за тег у тебя?        — Белка, — Хан закатил глаза, как только заметил, что его друг уже согнулся пополам от смеха. Тег себе Джисон выбрал такой не просто так, это первое что он научился действительно красиво рисовать, да и в детстве он любил наблюдать за этими животными в парке у дома. К тому же, это было одно из самых милых животных на всей планете, по его мнению, хоть об этом он никогда и не скажет, ведь тогда роль серьезного пацана с района съедет сама собой, а такого поворота событий ему не хотелось. — Хули ты ржешь, погнали покурим уже и сгоняем к рынку.              Пока у забора школы Хан искал потерявшуюся в рюкзаке зажигалку, Феликс уже успел оставить свой тег и подкурить сигарету, как вдруг к ним со спины подошла незнакомая компания их сверстников:        — Слышь, так значит это ты Фел? — спросил самый высокий в компании парень. Он был на пол головы выше Феликса и Джисона, в заношенных широких штанах цвета хаки, измазанной в краске футболке и бейсболке, надетой наоборот.        — За углом поссышь, ты кто такой вообще?        — Я — Адам. Ты хули мои теги кроссишь?        — А, так это твои хуи на заборах я наблюдаю уже полгода, ну ты хуйню не рисуй, краску просто так тратишь. А сзади кто? Ты своих Ев в команду поддержки взял? — Феликс ухмыльнулся и слегка наклонил голову вбок, чтобы рассмотреть парней за его спинами, которые упорно делали серьезный вид, хотя по глазам видно, что находиться им тут совсем неприятно.        — Не твоего ума дело, я тут главный райтер, так что еще раз увижу, что ты меня кроссишь, по ебалу получишь.        — Ну нихуя ты смелый, — Хан подошел ближе к парням и встал рядом с Феликсом, — а сам то не боишься по ебалу схлопотать? Могу организовать, а то стоит тут выебывается, нихуя из себя не представляя. «Главный райтер», — уголок его губ пополз вверх, — кто тебе такую хуйню наплел-то, подсоски твои сзади?        — А ты кто вообще такой? — крикнул кто-то из-за спины Адама.        — Не хотите по-хорошему значит, ну ладно. Го батл? Кто до завтрашнего обеда забомбит так, что о нем будут все говорить, тот и главный райтер. Проиграешь, Фел, сам будешь свои теги баффить, забились?        — Забились, готовься свою хуйню стирать.              Как только парни пожали друг другу руки, то сразу же разошлись. Феликс вцепился в рукав бомбера Джисона и потащил в глубь дворов.        — У меня есть идея, эта сучка зассыт туда лезть, так что, прости, Хан, но рынок отменяется.              Парни быстро зашагали к окраине города, параллельно Феликс рассказывал Хану о том, как устроен их город.              Казалось бы, такой небольшой городок местная молодежь успела разделить на несколько районов: они жили в районе, который прозвали «Трубами», за то, что там часто устраивали посиделки именно на трубах. Один из самых крупных районов, тут была и их школа, и рынок, на который они часто бегали покупать сигареты и жижки, шмотки, обувь и все прочее. Гаражи, в которых в основном тусили или мужики постарше, или просто гонялись парни, ну и конечно же всеми известное: старое, заброшенное депо, которое не работало много лет. По слухам там проводили свои грязные делишки местные бандюганы- птицы, но никто так и не мог этого подтвердить, а полиция хуй клала на такие сплетни.              Второй район назывался «Солнечным» из-за парка, в центре которого был обычный пустырь, и по кругу пустыря стояли лавки, там тусила местная отбитая гопота и чуваки, сидящие на веществах. Зимний каток, который в теплое время должен был использоваться как футбольное поле, но здешние гопари его использовали как место для забивов и пьянок. Автовокзал и несколько рядов панелек.              Третий район был самым тихим и спокойным, называли его «Речной» из-за пляжа и небольшой реки, проходящей по противоположной от «Труб» окраине города. Там были частные сектора, да и жили там, по большей части, люди, которых местные окрестили богачами. В «Речной» мало кто совался, делать там было нечего, только летом на пляж гоняли, да зимой мужики к речке на рыбалку. Молодежи там было скучно, слишком спокойно, слишком тихо, да и полиция за речные грызла глотки всем, кто лишний туда припрется. А речная молодежь редко совалась в другие районы, не по статусу все же, хотя не такие уж и богачи там и жили, просто то население района работали все в соседних городах и не считали себя за часть местных, ведь были дальше всех от центра.              Хан молча слушал рассказ Феликса про город, иногда задавал уточняющие для себя вопросы. После долгого рассказа он решил: в солнечный ни ногой, в речном делать нехуй, тусим в трубах, все равно ему много не надо.        — Так куда ты меня уже тащишь? Я думал мы сейчас на стене какой-нибудь заебашим и все, — Хан наконец-то сбросил тянущую руку своего друга со своего рукава.        — Мы идем с тобой к одной заброшке, когда-то давно тут хотели еще один район ебнуть, только вот в процессе строительства бабки распилили и проебали. Даже первый дом не достроили. Так и стоит недостроенный уже хуй знает сколько лет, там еще депо рядом, но туда мы не полезем, делать там нехуй. С крыши заброшки видно весь город, а еще на крыше есть будка, на стенах которой я и ебну граффити, чтобы этот Адам ахуел и рот свой заткнул.              Настроение у Ликса было приподнятое, видимо он давно искал случай чтобы забраться туда и оставить свой тег, но или возможности не было, или компании. Услышав идею, Джисону передалось настроение блондина, и вот они уже вдвоем идут рука об руку и обсуждают, что же Феликсу рисовать, чтобы как минимум весь район охуел.        — А еще короче, знаешь почему на эту заброшку никто не лезет? — щуря глаза спросил Феликс у Джисона, — сюда школота сбрасываться и вешаться ходит, ну знаешь, вот эти самые, которые хотели вырваться, а экзамен не сдали и все, жизнь кончилась. Но мы это изменим, — Ли улыбнулся, обвел кончиком языка верхний ряд зубов, а в глазах заиграли тысячи чертей, которые прятались за этим веснушчатым носом.        — В смысле? — Джисон уставился на своего друга, который задрал голову и смотрел на крышу открывшегося перед их взглядом недостроя.        — Узнаешь, у меня идея тут появилась, погнали. Аккуратней только, тут котлован вырытый есть, там арматура торчит, я перед твоей мамкой оправдываться не буду, если ебнешься туда.              Парни быстро нашли дыру в заборе, через которую лазили в свой последний путь школота, аккуратно дошли до предполагаемого входа в заброшку и начали искать лестницу внутри.              Обычный недострой, ничем не примечательный, внутри была лишь куча пыли и мусора. Пустая лифтовая шахта, лестница без перил, пустые окна, с некоторых еще свисала не испорченная временем строительная пленка.              Добравшись до крыши, перед ними открылись виды на весь город: маленькие люди-муравьи бродили где-то под ногами, панельки отсвечивали своими глазами солнечные лучи, небольшой ветер загонялся под их бомберы, но наблюдая за городом свысока, у них будто открылось второе дыхание.        — Ахуенно тут, да? Не зря они выбирают эту крышу последним, что видят в своей жизни, — Феликс сел на край крыши, свесил ноги и закурил.        — Ахуенно, но все равно жалко тех, кто сюда забирался, — подкуривая свою сигарету буркнул под нос Хан.        — Конечно жалко, все мы хотим лучшего будущего. Даже мы, да даже гопота из Солнечного, пораскинув мозгами, мечтала бы, чтобы все изменилось, и они не выросли такими отбросами, как те, кто живут тут от рождения до смерти. Но знаешь, я их понимаю. Лучше сдохнуть и перед смертью смотреть как вдалеке видно что-то красивое, чем сдыхать медленно, но наблюдая за нюхавшими по каждым углам упырям.        — Хочешь уехать после школы? — Хан слегка взволнованно посмотрел на своего друга, любующимися видами с крыши.        — Ага. Уеду и брата с собой заберу, нехуй ему тут делать. Это мать его решила тут жить, а не он, — Феликс резко прервался, будто бы ляпнул что-то не то, — но сейчас не об этом. Я оставлю тут самое ебейшее граффити, такое, что Адам язык свой проглотит. Тебе не кажется, что «Трубы» звучит не круто? — Феликс слез с края крыши и подошел к будке-техничке.        — Ну не ахуенно, согласен.        — Как только я закончу рисовать, у нашего района будет новое название, а это место перестанет быть местом суицидников.        — Самоуверенно, — Хан подошел к Феликсу и смотрел на то, как блондин уже начал делать набросок на стене.        — Как есть, — Улыбка с лица Ликса не скрывалась, он будто действительно задумал что-то великое, что должно было изменить не только обычную серую стену, а целую историю, — теперь мы — БИОС. Борись и отвоевывай свое. Никто кроме нас не изменит наши жизни, а чтобы не стать торчками или будущими жмуриками под кустами, надо биться за свое. Так что пошли нахуй все те, кто считают, что мы кучка недостойных, пошли нахуй те, кто думает, что мы так и останемся какими-то гопарями с района, пошли нахуй все, кто в нас не верит. Мы еще нагнем всех.              На стене напротив него начал вырисовываться образ будущего граффити, в которое Ликс вложил всю свою душу, хотя изначально он планировал всего лишь показать очередному петушку с района, что он сильнее его. Джисон тоже без дела не сидел и украшал рисунками соседние стены. Они перекидывались шутками и подъебами, смеялись до боли в животе, но продолжали выводить ровные линии на стене.              А внизу, тем временем, кое-кто прогуливался, в нежелании ехать домой. Хёнджин бродил по окрестностям района, разглядывая разваливающиеся, но до сих пор жилые, сталинки, детские площадки с облезлой краской и горками, на которых можно разве что заработать геморрой, моргающие лампочки ларьков с журналами «Космополитен», и дворы, удручающие своей серостью осени.               Телефон разрывался от звонков матери, гневных смс отца и Хван искренне удивлялся, что последние проценты заряда держатся издевательски долго. Будто назло. Словно кто-то наверху над ним поиздевался, сбрасывая крошку гравия прямо на голову.               Остановившись в ступоре, парень пару раз моргнул и поднял голову. С крыши заброшенного здания действительно что-то сыпалось. Отойдя на пару метров, Хёнджин заметил движение сверху, но зрение не позволяло разглядеть виновника осевшей на волосах пыли. Черноволосый достал телефон, навел камеру и приблизил. На бетонной плите крыши недостроенной многоэтажки был парень, с выжженными в желтый волосами. Он держал в руках баллончик краски, старательно выводя буквы на стене. Судя по тому, что он разговаривал и смеялся, с ним был ещё кто-то, кого разглядеть не удалось. Экран погас, оставляя картинку черной, но Хван не расстроился, все что ему было нужно, он увидел.        — Фел, значит…       

***

      Прошлой ночью.              Сегодня вечером опять надо по-тихому сбежать из дома, заебался врать, глядя в глаза матери. «Я с пацанами, мам», а сам еду с птицами по торчкам собирать или выбивать оплату за товар. Скопа подхватит меня на районе, главное, чтобы никто не заметил из своих.              Я уже месяц с ними. Иногда мне кажется, что не все так хуево, как я придумал себе в первый день. Самое стремное, когда по ночам меня посылают раскидывать закладки, а на остальное можно закрыть глаза.              Гриф сказал, что я справляюсь лучше отца. Хочу въебать ему, хоть я и не знал его с рождения, но пиздеть на него могу только я и мать, а не какой-то хуила.              Скопа сказал, что сегодня мне покажут кое-что новое, что мне пора вливаться не только в наркоторговлю. Вроде хороший мужик, но иногда он так странно на меня смотрит, может из-за того, что он знал моего отца? Пару раз он чуть не назвал меня моим именем, моим настоящим именем, а не Вьюрком. Наверное, он один из тех, кто выслеживал меня.              Похуй.              Лишь бы это побыстрее закончилось.              Ночное небо начинает опускаться на город все раньше, а вместе с ним и Птицы встречаются в своем гнезде раньше. Они как совы, с наступлением темноты начинают активность.              Машины подъезжают к задним воротам депо, где их уже ждет один из новичков — Лунь. Они приняли его совсем недавно, он сам нашел их и сам напросился чтобы его взяли, поэтому на нем сейчас лежит самая грязная работа: открывать ворота, чистить салоны машин от следов товара и бегать по каждому писку Грифа за коньяком в магазин.              На Скопу и плетущегося сзади Вьюрка обращено все внимание группировки, кто-то шушукается, что Скопа тем самым грехи замаливает свои, а кто-то говорит, что сыночка себе нашел. Скопу их слухи не ебут от слова совсем, да и Вьюрку как-то глубоко похуй, у него в голове только одна мысль крутится: «Быстрее расплачусь, быстрее все закончится».              Подходя к кабинету Грифа в нос тут же ударяет запах никотинового дыма вперемешку с перегаром, да так, что кажется, что кровь сейчас хлынет и слезы из глаз потекут. Гриф сидит на своем месте, будто он отсюда никуда и не уходит, как истинная птица гнезда не покидает.        — Ну что, Вьюрок, я думал ты будешь такой же распиздяй как отец, а ты ничего такой, работоспособный.              У подростка кулаки уже чешутся, да зубы скрипят так, что эмаль скоро треснет, в голове Вьюрка проносятся фантазийные картины, как он пиздит эту полубухую птицу, как зубы ему выбивает, будто перья из курицы выдергивает.        — Сегодня вместе со Скопой и Сычом отправишься в казино, у работяг с завода премию дали, они сегодня ее там пропивают. По пути тебе объяснят, что делать, а сейчас сгинь с глаз моих, в гнездышко скоро бабочки налетят, не для детских глаз зрелище будет.              Противный смех пробежался по стенам, Гриф скалился, глазами сверкал, да прогонял своих подопечных.              Подросток следовал за Скопой, как за маяком, он единственная птица в этом курятнике, которая относилась к нему справедливо, которая не унижала и не шушукалась за спиной. Какое-то странное домашнее чувство он навеивал ему, будто он не преступник, а до боли родной человек. Да и в глазах его Вьюрок часто видел сожаление. Только о чем он сожалел — не понятно.              На выходе из депо к ним в машину присоединился Сыч, который шепнул что-то на уху Скопе, от чего взгляд его изменился, а губы сложились в кривую линию:        — Ты издеваешься? Ты должен был сделать это еще неделю назад, как перед Грифом выкручиваться будешь? Я за тебя ручаться не стану, на мне Вьюрок, я и так за его косяки ответственность несу, — мужчина ущипнул себя за переносицу и тяжело вздохнул.        — Ну проебался, с кем не бывает.        — Блять, да с тобой такого не должно быть, ты должен был долг забрать с него еще неделю назад. Пока мы едем в казино, думай, как выкручиваться будешь.              Машина тронулась и выехала из депо. Вьюрок внимательно смотрел куда они едут, разглядывал улицы и потухающие окна домов. Видел, как люди боязно отводили взгляд от машины на светофорах.              Приехав в Речной и зайдя в, казалось бы, обычный частный дом, подросток даже не понял, что они тут забыли, ведь должны были приехать в казино, но стоило им только спуститься в подвал, как все сразу стало понятно: игровые столы и автоматы в изобилии стояли в хорошо отделанном помещении, сбоку был импровизированный гардероб и бар с огромным количеством алкоголя.        — Вьюрок, пройдись по автоматам, проверь, чтобы все оплачивали и глаз не спускай. Они все пробуют наебать систему, если увидишь наебателя — в ебало, а если и после этого не поймет, то забираешь у него бабки и выкидываешь это хуйло бухое на улицу, понял? — Скопа посмотрел на подростка, глаза у которого разбегались от автомата к автомату.        — Понял.              Следующие часы подросток так и ходил от автомата к автомату, следил за пьянью, которая проигрывала свою зарплату, вместо того чтобы отнести эти деньги семье. Некоторые из них в истерике бились, что проиграли все деньги, а у сына скоро день рождение и ему подарок надо купить, ползали перед Скопой на коленях, унижались и просили хоть немного денег вернуть. Таких тут же выносили под руки и выкидывали за забор.              Какие же долбоебы, вместо того чтобы о семье подумать, бегут к автоматам, деньги проигрывают, а потом убиваются от хуевой жизни. Сами себя уничтожают, хуже суицидников.              На часах уже за полночь, бухие работяги проебали все деньги и начинают по мирному расходиться. А Сыч где-то бегает, паникует, со Скопой шушукается и оба тут же нервные становятся.        — Вьюрок, подойди сюда, — подозвал его Скопа, — сейчас с Сычем поедешь на задание, о нем молчать в варежку и никому не говорить. Я уехать не могу, мне еще бабки считать, а Сычу помощь нужна будет. Глупостей не делать, все, о чем увидишь — забудешь сразу, как обратно в машину сядешь. Тебя выбросят в солнечном после задания, все понял?              А не понять его было сложно, конечно же он понял и молча прошел за Сычом в машину.              Старший нервничал и показывал это всем своим видом: он резко выруливал во дворы, выкуривал сигарету за сигаретой и барабанил пальцами по рулю во время кратких остановок на светофорах.              Подросток заметил, что они колесят по Солнечному, заезжая вглубь района, где в квадрат стояли старые панельки и не было уличного освещения. Тупой страх засел в груди, как только машина остановилась возле небольшого старого склада, который раньше использовали рыночные торговцы.        — Что от меня требуется? — спросил Вьюрок перед тем, как выйти из машины.        — Создавать иллюзию напарника, а так помалкивай, я все улажу, — Сыч выкинул окурок в небольшую щелку открытого водительского окна, — сейчас мы идем на склад, там мы встречаемся с одним должником Грифа, что за долг — тебе лучше не знать. Наша задача забрать деньги любыми способами и вернуть их Грифу.              Мужчина потянулся к коленям подростка, чтобы открыть бардачок, из которого он достал старый, по внешнему виду и потертостям на рукоятке, пистолет.        — Че зыришь? Пушки детям не игрушки, он мой.              Вьюрок молча вышел из машины, мысленно молясь, что пистолет его товарищу сегодня не понадобится.              Внутри склада было тусклое освещение, по углам валялись деревянные коробы и картонные коробки. В середине склада уже стоял взрослый мужчина внушающих размеров: высокий рост, широкие плечи, бритая налысо голова, кожаное пальто, словно он из девяностых сбежал, а по обе его руки стояли такие же мужики с руками за спиной.              Тревога начинала сосать под ложечкой, руки тут же взмокли, от чего Вьюрок убрал их в карманы.              Сыч вышел вперед:        — Джин, дорогой, сколько лет, сколько зим!              Словно в спектакле одного актера, Сыч развел руки в стороны, будто бы сейчас подойдет и обнимет мужчину, как старого доброго друга.        — Успокойся, Сыч. Мы с Грифом договаривались на передачу денег еще неделю назад, почему не явился? Я что ждать должен? — на лице названного Джина не пробежала ни одна эмоция, он оставался серьезным, будто это Сыч должен ему денег, а не наоборот.        — Ну что ты злишься, вообще-то это ты нам бабки должен, так что считай мы тебе отсрочку дали, по старой дружбе.        — Ты зарываешься, Сыч. Забыл с кем разговариваешь? И это был не долг, тупоголовый. Мы вам — деньги, вы нам — услугу. А своими опозданиями и вызываниями меня, в мой же выходной, ты проявляешь ко мне неуважение, — мужчина вынул руки из карманов пальто и начал разминать пальцы, — то, что мои ребята не работают на ваших территориях, не значит, что мы слабее, мы держим соседний город, забыл?! — его голос эхом разнесся по складу.              «Хорошим это не закончится» подумал Вьюрок и тут же начал глазами искать пути отступления.        — Ты пропускаешь назначенный день, посылаешь нахуй моих ребят, которые пытаются с тобой связаться, а потом ночью названиваешь лично мне, чтобы я приехал в вашу преисподнюю и отдал деньги? Не дохуя ли ты на себя берешь? На место Грифа метишь?              Сыч даже не успел ответить, как мужчина резко ударил его в живот.              Пока Джин разбирался с Сычом, двое его напарником двинулись в сторону Вьюрка.              Они были гораздо больше и сильнее его, он пытался отбиваться, пытался сбежать, но двое против одного всегда выигрывают.              Они били сильно. Били жестко, били до хруста костей. Как только Вьюрок упал на пол, он увидел, что Джин превратил лицо Сыча в кровавое месиво.              «Только бы выжить, вот уж тут мне умирать нельзя» проносилось в голове подростка.        — Стоп! — крикнул Джин, — и запомни, Сычонок, мы с Грифом наравне, как уважаешь его, так уважаешь и его партнеров, еще один такой проеб и вместо денег Гриф получит твою голову в пакете. Оставьте их, ребята, уходим.              Мужчины вышли из склада, с громким хлопком закрывая за собой дверь.        — Блять, Вьюрок, скажи, что ты жив… — прохрипел Сыч, подходя к лежащему на грязном полу подростку.        — Жив.        — Отлично, никому ни слова, что тут было, даже Скопе. Вставай, подкину тебя до района, а то вдруг не дойдешь еще.              Сижу в падике. Ребра болят пиздец, даже дышать больно. Наверное, одно ребро мне все же сломали. Там уже начинает багроветь будущий синяк, лишь бы мои не заметили.              Хорошо, что ебло не сильно разукрасили, даже нос не сломали.              Ебанный Сыч. Что он возомнил о себе? Какого хуя я еще и за него получил? Надеюсь, больше с ним на дела не попадем, уж лучше со Скопой по торчкам мотаться, чем с этим хуилой.              Да уж, только сегодня подумал, что не все так хуево, как тут же Птицы раскрываются с новой стороны. Из-за Скопы я уже начал думать, что все это не так опасно, но вот Сыч напомнил мне о суровой реальности. Я в полном дерьме.              Главное отдать долги, выжить, закончить школу и съебаться отсюда подальше. Подальше от Птиц и от всей этой залупы вне закона.              Скоро рассвет. Надо идти по-тихому домой и не разбудить никого.              Завтра будет новый день. Я справлюсь. Я обязан справиться, даже не ради себя, а ради них.