because i like you.

      Вина становится его бременем. Он понимает прекрасно, насколько отвратительно себя ведёт не только по отношению к Хисыну, но и к Джейку, отказываясь воспринимать прошлое. Абсолютно всё давит на него, а новость об увольнении добивает окончательно. Хисын сдерживает своё обещание, а он всё ещё продолжает вести себя подобно мудаку, которому нет дела ни до кого.              Упрёки Джейка не делают ситуацию лучше. Его напоминание о том зимнем дне, когда произошёл первый поцелуй Сонхуна, сделало всё хуже, потому что вспоминать совсем не хотелось об этом случае. Всё напоминает, каким идиотом он является. И ведь правда. Кажется, пора всё исправлять и извиняться. Не зря ведь Сонхун узнавал у Джейка ближайшую дату концерта. Следующий вечер понедельника станет днём, когда будут произнесены извинения.              А пока он проводит остаток выходного снова в одиночестве, потому что Джейк на очередном свидании с Джеем. Обижаться нет никакого смысла, ведь и Сонхуну уделяют огромную долю внимания. Он и сам так делал, когда был с Хисыном, поэтому всё честно. Только волнения больше.              И только запах краски, который распространяется по всей ванной комнате и которым Сонхун задыхается уже, ведь он слишком отвратительный, а открыть дверь не предоставляется возможным, поскольку время позднее и родители спят, не хочется прерывать их сон своими импульсивными решениями. Коричневая краска, под стать его натуральному цвету волос, ложится множественными слоями на осветлённые пряди. Может, завтра он пожалеет о содеянном, но сейчас последствия вовсе не интересуют его. Сонхун тратит на покраску волос около тридцати минут, что явно быстрее, чем прошлое осветление.              Собственный взгляд, направленный на худое тело, одетое в домашние футболку и шорты, не выражает ничего, кроме равнодушия к сложившейся ситуации. Лишь извинения перед Хисыном могут сделать его жизнь лучше. Короткий вздох в попытках успокоиться и желании спастись от навязчивых мыслей, которые не заведут его никуда. Он хочет написать Хисыну, пообщаться с ним и обнять его наконец-то, оставив лёгкий поцелуй на излюбленных им губам.              Тоска захлёстывает его, и равнодушие в глазах исчезает моментально, сменяясь чем-то глубоким, похожим на боль за содеянное. Сонхун поправляет задравшиеся рукава футболки и покидает ванную комнату, чтобы подождать. Время на телефоне показывает лишь двенадцать ночи, пока пальцы листают мессенджер и следят за тем, как статус аккаунта Хисына сменяется «в сети». И не написать ему становится практически невозможной задачей.              Комната погружена во мрак, и включать свет нет никаких сил. Сонхун не отводит взгляд от профиля Хисына, не решаясь открыть чат и увидеть всего несколько сообщений, отправленных на этой неделе. Он вздыхает и откладывает телефон, направляясь в ванную комнату, всю пропахшую краской, по истечении времени. Вымывает краску всю и рассматривает волосы на наличие непрокрашенных участков, не находя их, Сонхун облегченно вздыхает.              Давно он не смотрел на себя с натуральным цветом волос. Предвкушение от реакции родителей и Джейка поселяется в нём. Ему нравится, как коричневые пряди наваливаются на лоб, создавая некое подобие чёлки. В целом, выглядит Сонхун отлично с подобным цветом, только сонные глаза выдают то, что он устал безумно, пока импульсивно перекрашивался.              Голова настигает подушки моментально, как только он оказывается в своей тёмной комнате, где всегда забывает задёрнуть шторы, чтобы наутро солнечные лучи не пробирались через окна в его комнату. Сонхун накрывается практически с головой, чтобы не проснуться от солнца, попадающего ему на лицо и греющего его. Пальцы касаются подушки, а ногти впиваются в неё, обнимая подобным образом. Сонный разум уже ищет любую близость, которую ему никто не может больше дать.              Утро не ознаменует ничего хорошего, лишь водные процедуры помогают ему проснуться, как бы желание побыть чуть дольше в тёплой кровати, так и тянущей обратно его, не преобладало. Сонхун проводит подушечками пальцев по щеке на наличие щетины, которая, к сожалению, проявляется, и приходится убирать её, ведь перед Хисыном хочется предстать в шикарнейшем виде, хоть и понимает, что его примут любым.              О своём решении перекраситься он не жалеет совсем. Ему нравится, как он выглядит. Правда, удивление матери от настолько импульсивного решения слишком отражается на её лице, что Сонхун смеяться начинает. Комплименты о его красоте заставляют сердце таять, пока он аккуратно причёсывает волосы.              — А что с тем мальчиком, к которому ты постоянно ездил? — интересуется миссис Пак из-за спины. Сонхун замирает резко и оборачивается, держа подрагивающими пальцами расчёску, которая вот-вот выпадет из рук от шока. Он смотрит ошеломленно и не может рта открыть. Неужели их секрет не был им совсем? Мама знала всё с самого начала? — Не смотри на меня так, ты слишком подозрительно себя вёл. Ваши объятия около дома вас выдали.              — Мы поссорились, — признаётся Сонхун сразу, потому что и скрывать что-либо уже бесполезно. Их видели, ещё и несколько раз. — Я виноват в ссоре и собираюсь извиниться перед ним сегодня, — проговаривает ещё тише, начиная вновь укладывать коричневые волосы. — Мам, я поступил ужасно, — и ей говорит то, что не может сказать Джейку, который упрекнул бы его снова.              — Главное, что ты осознал свою вину, — успокаивающим тоном проговаривает она, касаясь плеча и поглаживая его. — Хисын простит тебя, — глаза Сонхуна округляются от имени, слетающего с губ матери, — ты слишком громко разговаривал с ним по телефону, что мы с отцом слышали отрывки твоих слов, — миссис Пак смеётся и отходит на шаг.              Румянец расходится по всем его щекам. Он и ответить никак не может, потому что попросту нечего. Сонхун кладёт расчёску на своё законное место, пытаясь так выиграть хоть немного времени, чтобы придумать, что сказать. А у него не получается вовсе. Лишь удивлённый взгляд от раскрытия секрета отражает всё, что сейчас происходит внутри него.              — Буду тише, — наконец произносит Сонхун. — Я пойду, Джейк меня уже ждёт, — он не уверен в последнем, потому что не писал никаких сообщений ему. Остаётся надеяться, что сегодня всё как обычно и что лучший друг не с Джеем снова приедет в школу. — Хорошего дня тебе, — говорит на прощание, прежде чем закрыть входную дверь и встретить прохладный, пасмурный день.              Ветер дует несильно, но этого оказывается достаточно, чтобы по рукам, покрытыми рукавами его самой любимой клетчатой рубашки, которую он забрал у Хисына, прошли мурашки. Сонхун надеется, что дождь не пойдёт, а если это случится, то лучше без грозы, так ненавидимой им. В этот раз его не защитит никто. Он даже не знает, что испытывает Хисын сейчас, ведь никаких сообщений так и не было отправлено ему. Необходимо исправляться. Сонхун телефон достаёт из кармана брюк и вновь открывает мессенджер, с надеждой отправляя сообщение, содержащее тонну беспокойства в себе, а за ним следующее с просьбой встретиться после концерта. На ответ и не надеется совсем, ведь Хисыну вовсе не обязательно бежать к нему по первой же просьбе. Однако они оба знают правду.              Джейк стоит перед его домом, прерывая поток мыслей, когда их взгляды пересекаются. Удивление проскальзывает и на его лице от неожиданной смены имиджа. Может, стоило всё же предупредить, но Сонхун ни разу не жалеет о том, что продержал своё импульсивное решение в тайне до конца.              — На тебя приближающаяся с Хисыном встреча так влияет? — произносит Джейк, практически смеётся, пока смотрит на приближение друга, совершенно не торопящегося, хоть и до начала уроков остаётся совсем немного. — Ты же понимаешь, что я тоже буду там? Ты всегда сможешь пойти со мной, в любом случае я сегодня без Джея.              — Хорошо, — соглашается без каких-либо пререканий, потому что сил на это попросту нет. Всё волнение отдано Хисыну, даже если тот и не знает об этом. Правда, как бы Сонхун пытался не думать о нём, у него не выходит. — Напиши мне, когда будешь выходить. Пойдём вместе.              Всю дорогу до школы он нервно проверяет телефон на наличие новых сообщений, полученных от Хисына. Правда, Сонхун уверен, что тот ещё спит, потому что ему больше незачем просыпаться настолько рано, поэтому и ждать остаётся. А терпения у него нет, оно исчезло с момента появления Хисына в его жизни.              По нежным, медленным прикосновениям, туманящим разум и заставляющим тело растекаться по всей кровати, скучает безумно. И помочь сможет ему только лишь Ли Хисын, влюбившего в себя без остатка. Сонхун сминает края рукавов и старается максимально, чтобы его глаза не выражали ничего и нижняя губа не подрагивала от тоски по Хисыну. Он до сих пор не позволяет никому из старшей школы увидеть его истинные эмоции, предпочитая держать их в себе.              Джейк, рядом идущий, не мешает потоку мыслей ни на секунду, уделяя всё внимание своему телефону. В очередной раз переписывается с Джеем. Может, он и правда завидует тому, что его лучший друг находится в счастливых отношениях, пока им с Хисыном необходимо усложнять всё в тысячу раз.              Хисын взял паузу, потому что никогда не встречался с парнями, а Сонхун отказался прощать, потому что слишком упрямый, чтобы признавать, что он поступал ужасно и неосознанно устроил блядские эмоциональные качели, которые не привели ни к чему хорошему. Этого стоило ожидать, но тогда, в квартире у Хисына, он максимально отдался своим чувствам.              Сонхун весь школьный день находится в страшном волнении. Руки подрагивают, а новый учитель английского не импонирует ему вовсе. Лучше Хисына никто не ведёт уроки, оказывается. Веки свинцовые, поэтому и закрытыми они становятся несколько мгновений спустя. Монотонная речь до добра не доведёт. А прогуливать теперь нет никакой возможности, к сожалению.              Ручку, которую он зажимает между пальцами, перестаёт писать на середине урока, потому что ему становится совсем скучно. Сонхун преодолевает своё желание уложить голову на деревянную гладкую поверхность, чтобы поспать хотя бы немного, но понимает, что первое впечатление лучше не портить, поэтому и продолжает делать вид, что слушает предельно внимательно, хотя и знает всё благодаря занятиям с Хисыном, успевшему научить всему за короткий промежуток времени.              Во время обеда тоска достигает своего пика: Сонхун ложится на предложенное другом плечо, прикрывая глаза, пока разум воспроизводит различные воспоминания о проведённом с Хисыном времени. И все они тёплые, если не думать о тех, что произошли на прошлой неделе. О них определённо забыть хочется, да не может. Вина вновь охватывает Сонхуна с головой с такой резкостью, что он выпрямляется незамедлительно и смотрит вдаль, пытаясь прийти в себе.              А Джейк, совершенно не обратив на то, как от него оторвались, продолжает печатать очередное сообщение, наполненное нежностью. И вот, очередное чувство зависти колет его, смешиваясь с виной настолько, что нахождение в собственном теле становится попросту невозможным.              Телефон, вибрирующий в кармане, вытягивает из раздумий, но и касаться его Сонхуну не хочется. Он ещё какое-то время смотрит на здание школы, пока тёмные волосы треплет ветер, дующий сзади. И совершенно нет дела, что укладка рушится. Однако резкое осознание бьёт по нему, словно его ледяной водой обливают. Пальцы обхватывают алюминиевый корпус телефона и достают его из кармана брюк. Одного нажатия на боковую кнопку включения оказывается достаточно. Экран зажигается, и взгляд первым делом падает на строку уведомлений, показывающей долгожданный ответ Хисына:              «Ты же придёшь на концерт? Если да, то после окончания заберу тебя. Безалкогольные коктейли в клубе будут за мой счёт».              И радости его нет предела. Сонхун практически подскакивает, бросаясь на шею ничего не понимающему Джейку, который удивлённо смотрит и пытается осознать, что только что произошло, потому что такое поведение не свойственно Сонхуну, радующемуся от какого-то обычного сообщения. Но оно слишком много для него значит, чтобы просто не обратить на него внимания.              — Хисын не против поговорить, — понижая голос, говорит Сонхун, чтобы посторонние уши их не услышали. Нетерпение переполняет его и поделать с этим ничего нельзя. Руки подрагивать начинают, — после концерта всё будет. Джейк, я должен выглядеть просто идеально!              — Ты для него всегда такой, — пытается успокоить Джейка, касаясь плеча, дабы он пришёл в себя и не привлекал так много внимания к их фигурам. — Поэтому тебе стоит лучше побеспокоиться о том, что ты будешь говорить ему, — он переключается на более важную тему, о которой Сонхун собирался думать дальше.              — Ты прав, — шепчет, продолжая держать телефон в руках с открытым чатом, раздумывая над ответом на сообщение Хисына, статус которого всё ещё «в сети». Вероятно, ждёт только его одного.              «Я приду заранее, чтобы ты не тратил время после».              Почему-то страх, что их отношения могут закончиться после разговора, поселяется в нём. Сонхуну не хочется думать об этом, но вариант имеет место быть, и спорить с этим нельзя. Тяжёлый вздох и телефон оказывается вновь в кармане, прежде чем школьный звонок сигнализирует о необходимости возвращаться обратно в здание на оставшиеся уроки.              

***

             Вечер подходит незаметно, и Сонхун уверен, что новый розовый тинт, купленный специально для этого вечера, никем не будет замечен во мраке клуба, освещаемого лишь софитами, потому что он практически сливается с его цветом губ. Парень наносит тон и убеждается в своих мыслях.              Правда, для полноты образа не хватает лишь вишнёвой кожаной куртки, благополучно оставленной у Хисына после ночи в клубе, после которой последовало долгожданное признание в чувствах. Теплота, распространяющаяся по телу, отвлекает от мыслей о грядущей встрече. Только ему всё ещё необходимо найти что-то, чтобы выглядеть идеально. И приходится брать другую кожаную куртку, подаренную матерью на прошлый день рождения.              Ощущение того, что он опаздывает, преследует его. И время, показывающееся на экране телефона, показывает шесть пятнадцать, хотя с Джейком они договорились на шесть часов. Наверняка, его уже ждут, а Сонхун всё продолжает укладывать свои волосы, пытаясь добиться хорошей укладки, способной удовлетворить его потребность в желании всегда выглядеть безупречно. И этому не суждено случиться, пока он собирается в такой спешке.              Сонхун не может не заморачиваться, а подводить друга ему не хочется. Он разрывается между желанием побежать на улицу и желанием быстрее закончить образ. Выбирая первое, Сонхун решается полностью довериться словам Джейка о том, что он идеален в любом виде. Со стола забирается телефон, положенный туда самим его владельцем, и свет выключается в комнате, погружая её в привычный мрак.              Джейк ждёт его, смотря прямо на него. Тот в нетерпении, как и сам Сонхун, поэтому без каких-либо ненужных разговоров они направляются в нужную сторону, ведущую к ночному клубу, к которому оба так привыкли за полтора месяца. Никаких разговоров, только шаги глухо отдаются в уши Сонхуна, нервно покусывающего губу, намазанную тинтом, который он положил в карман на всякий случай. Тёмные улицы не смущают совсем, а очередь, выстроившаяся в длинную линию, становится уже знаком, что здесь проводится концерт. К счастью, им не нужно в ней стоять, чтобы попасть внутрь. Они пользуются уже привычным входом для персонала, вводя на панели пароль, запомнившийся уже давно.              Коридор, в котором они оказываются, пуст, как и всегда. Но уже через несколько мгновений открывается дверь, ведущая в маленькую комнату, так знакомую Сонхуну. Джейк пробегает мимо него, когда встречается взглядами с Джеем, оставляя в неуютном одиночестве. Нужно каким-то образом найти Хисына, которого, на удивление, нет в той самой комнате. Вместо него там сидит Сону, буквально смотрящий на него своим лисьим прищуром, пугающим до проходящих по телу мурашек.              — Ты не видел Хисына? — всё же решает спросить. Голос умудряется сохранять ровным и равнодушным, будто ему вовсе не страшно от возможных последствий своих слов. Сонхуну должно быть наплевать на ревность Сону, однако он полностью уверен, что парня стоит бояться.              — Ушёл к бару. Сказал, что скоро вернётся, — отвечает ему Сону, прожигая взглядом насквозь, что становится неуютно лишь больше из-за явной пассивной агрессии, слышимой в голосе.              — Спасибо, — благодарит скорее для галочки, потому что оба понимают, что эти слова им не нужны. Напряжение, повисающее в комнате, когда они в ней находятся, просто невозможное. Сонхуну всегда покинуть её хочется скорее, чтобы избавиться от неприятной компании, если такая возможность, конечно, есть.              Быстрые шаги, ступающие по паркету, отдаляются от маленького, давящего помещения и от тёмного коридора, пока карие глаза ищут знакомую в толпе тёмную макушку, принадлежащую его парню. Сонхун пробивается сквозь людей, когда подмечает нужного ему человека. Дыхание спирает по мере приближения, но игнорировать это пытается всеми силами.              Подрагивающие ладони ложатся на напряжённые плечи, порождая такую же дрожь в чужом теле, прямо как в ночь перед признанием. Сонхун неуверенно наклоняется к краснеющему от духоты помещения уху и никак не может сообразить, что ему нужно сказать. Пока он думает, Хисын поворачивает голову в его сторону и расслабляется, позволяя поглаживать плечи.              — Прости, — слетает с губ, прежде чем Сонхун успевает полностью подумать. Только сейчас резко отказывается поддаваться своему потоку мыслей, потому что именно он и не даёт ему быть полностью честным с человеком, который безмерно дорог. — Прости за моё отвратительное поведение, — голос понижает ещё больше, прикладывая губы к уху, опаляя то своим горячим дыханием. Практически целует, но не до конца, — ты всё сделал для меня, а я продолжал обижаться, — ногти впиваются в рубашку от волнения. — Хисын, мне не стоило так вести себя.              Молчание повисает между ними, и Сонхуну кажется, что оно длится целую вечность. Тело предаёт его, начиная дрожать, а маска безразличия вновь начинает трескаться. Ему важно, что скажет Хисын, и отрицать это не нужно, потому что Сонхун тогда определённо был бы лжецом.              Стул, на котором Хисын сидит около барной стойки, разворачивается, и их взгляды встречаются. Внутренняя сторона ладони касается щеки Сонхуна, точно перестающего дышать от неожиданного действия, и поглаживает её аккуратно, что и прильнуть к ней хочется ещё больше. Другая же рука обвивает хрупкую талию и притягивает ещё ближе. Дыхание ощущается на губах, и стоит лишь немного поддаться вперёд, чтобы затянуть в поцелуй.              — Я рад, что ты это признал наконец-то, — какое-то подобие улыбки возникает на его лице. Хисын мажет губами по щеке, заставляя всё тело растаять. Ноги подкашиваются, и только сильная рука, покоящаяся на талии, спасает от падения на холодный и грязный пол. И Сонхун сдаётся и прижимается ближе, утыкаясь носом в шею и вдыхая аромат одеколона. — Какой же ты упрямый идиот, — шепчет на ухо, забираясь руками под расстёгнутую кожаную куртку и поглаживая рёбра, скрытые под тонкой тканью футболки.              — Ты меня прощаешь? — спрашивает с надеждой. Сонхун ведёт носом по яремной вене, наслаждаясь родным запахом, по которому, как оказалось, он так скучал. Голова поднимается, стоит лишь аккуратным пальцам зарыться в волосы, и как бы не хотелось возразить, слов никаких не срывается с его губ, лишь улыбка возникает на них. Хисыну он разрешит делать всё с укладкой, на которую было потрачено слишком много времени.              — Да, — моментально на душе легче становится после произнесения этих слов. Сонхун льнёт ещё ближе, практически касаясь губами шеи и украшая её следом, потому что тинт всё ещё остаётся. — Я скучал по тебе, Сонхун, — шепчет, и даже в самой шумной комнате Сонхун услышит Хисына.              — Я тоже, — он практически мурчит от удовольствия из-за слов и поглаживаний волос. Пальцы нежно касаются кожи головы, пока губы Сонхуна целуют щёку и линию челюсти, оставляя после себя множественные отпечатки, как во время их первого официального свидания. — Ты же не против? — решает он всё же уточнить, кладя холодные пальцы на открытую кожу шеи.              — Не против, но думаю, что ты забыл поцеловать мои губы, — смеётся, прежде чем Сонхун на самом деле целует его. Медленно, не торопясь, будто повторяя их самый первый поцелуй, произошедший рано утром, о нём невозможно забыть. Сонхун тает, когда его губы начинают сминать в ответ.              Пьянит сильнее алкоголя, тянет низ живота, когда Сонхуна за талию притягивают вплотную, что каждый подъём грудной клетки ощущается его собственной. Хисын не отрывается от него, словно компенсирует всё то время, казавшееся бесконечностью, когда они были порознь. Руки ведут по плечам, а затем ниже, прикасаясь к галстуку, завязанному вокруг ворота рубашки с короткими рукавами, прежде чем намотать ткань на кулак и забрать инициативу в поцелуе.              Люди вокруг уже не имеют никакого значения для Сонхуна, тосковавшему по Хисыну целую неделю. Казалось бы, мало, но для него, влюблённого по уши парня, слишком долго. Он готов хоть встать перед ним на колени на всеобщее обозрение, лишь бы всё внимание Хисына было приковано к нему, потому что по-другому сейчас не может. Настолько его нужда огромна.              Даже на оклики своего имени никак не обращает внимания. Сонхун продолжает настойчиво целовать, превращая изначальный нежный поцелуй в нечто большее, чем простое высказывание своей тоски. Страсть, накопившуюся в нём, вливает абсолютно всю, не выпуская из своеобразного плена губы Хисына, у которого явно отсутствует какое-либо желание отстраняться и возвращаться к здравому смыслу, так необходимому им обоим.              Голоса за спиной становятся лишь громче, отдавая в уши, однако никаких действий ни Сонхун, ни Хисын не предпринимают, предпочитая дальше аккуратно покусывать губы друг друга. Возможно, они поступают неправильно, правда, какое им дело, когда они наконец имеют возможность целоваться? Пальцы, никуда не уходящие с волос Сонхуна, и пальцы, образующие кулак и держащие между собой ткань чёрного галстука Хисына, выступают самыми видимыми факторами их нежелания отрываться друг от друга.              Тинт оказывается весь размазан по лицам их из-за интенсивности поцелуя, который будто и не думает заканчиваться. Сонхун чувствует резкую боль, когда зубы Хисына кусают сильно, из-за чего глаза резко приоткрываются, а всё происходящее резко приостанавливается, пока Сонхун решает: укусить в ответ или отстраниться. Первый вариант незамедлительно оказывается выбранным.              Сонхун слегка оттягивает нижнюю губу Хисына неожиданно, и он уверен, что его игру подхватывают, ведь поцелуй приобретает новый оттенок: становится более страстным. Правда, Хисын выигрывает моментально при следующем соприкосновении зубов с чувствительной кожей, и Сонхун замирает на несколько мгновений, останавливая абсолютно всё. Время вновь начинает иметь смысл, потому что оба наконец отстраняются друг от друга.              Голову Сонхуна задирают незамедлительно и держат за подбородок, проводя большим пальцем по покусанным губам для поиска кровоточащих ранок и подвергая осмотру под неоновым светом бара. Хисын неотрывно смотрит, и дыхание из-за властного взгляда не собирается восстанавливаться вовсе. Ноги подкашивается, и спасают только руки, ложащиеся на плечи и не позволяющие упасть.              — Сонхун, — Хисын переводит взгляд куда-то ему за спину, и тогда приходит осознание, что их примирение и правда затянулось. — Ты будешь что-то пить, пока я привожу себя в порядок? — шепчет на ухо, прижимая ближе к себе. Руки аккуратно снимают с напряжённых плеч кожаную куртку, оставляя в одной тонкой футболке.              — Я с тобой хочу пойти, можно? — с надеждой спрашивает, спокойно отдавая предмет одежды в чужие руки, пока его собственные отпускают и аккуратно поправляют галстук. Большой палец Сонхуна затем касается губ, украшенных тинтом, а точнее его остатками.              Краткий кивок, и через секунду Хисын слезает со стула и тянется к нему, чтобы коснуться и заключить пальцы в замок. Сонхун, улыбаясь, позволяет сделать это и только сейчас резко вспоминает, что его звал голос, отдалённо напоминающий Джейка. Он аккуратно поворачивается, чтобы увидеть лицо друга, улыбающегося, смотря на них двоих. Хисын, покрытый поцелуями, прижимает к себе тело Сонхуна с размазанным на губах тинтом.              И кровь мгновенно приливает к щекам, что и темнота помещения не скрывает полностью его краснеющее лицо. Сонхун тянет податливое тело за собой, уводя в тёмный коридор, а затем и в комнату, в которой по счастливому стечению обстоятельств никого не обнаруживается. Он усаживается на крохотный диван, проваливающийся под его весом, и следит за медленным приближением к нему. Хисын, обладая необычной грацией, кидает на кофейный столик кожаную куртку, железные замки на которой ударяются звонким звуком об поверхность, прежде чем нависает над Сонхуном, кладя руки по обе стороны от него. Глаза не отрываются ни на секунду друг от друга, и оба они тонут в карей радужке друг друга.              — Тебе мало было около барной стойки? — собственный шёпот отдаётся гулом в ушах Сонхуна. Аккуратные и длинные пальцы игриво касаются тыльной стороны ладони Хисына, пока зрительный контакт не прекращается. Он ведёт по костяшкам, спотыкаясь о них, и на лице его лучезарная улыбка.              — Всегда мало тебя, — и слова Хисына отпечатываются на подкорке сознания. Ответный шёпот будоражит всё естество, и узел в нижней части живота становится лишь туже. Сонхун задирает голову, а ногти отпечатываются на тыльной стороне ладони полумесяцами. Хисын льнёт к нему, сокращая расстояние между ними настолько стремительно, что и образ его прекрасный расплывается перед глазами. — Украсишь рубашку и шею отпечатками своих губ? — предложение звучит максимально неожиданно. Сонхун удивлённо смотрит, перед тем как коротко кивнуть.              Пальцы умело обхватывают пластиковый прозрачный флакон, лежащий в кармане брюк, и достают его аккуратно. Сонхун улыбается, не отрывая взгляда, когда крышка, защищающая пигментированное средство от протекания, оказывается открытой. Кисточкой ведёт по обветренным и покусанным губам, украшая их розовым цветом, прежде чем Сонхун причмокивает ими, распространяя тихий звук по всей площади пустой комнаты.              Без каких-либо слов он убирает чужие руки, расположенные по обе стороны от его бёдер, а затем и самого Хисына от себя, но лишь для того, чтобы сменить их позиции немного. Податливое тело, не сопротивляющееся ни на мгновение, оказывается на месте, на котором Сонхун находился буквально секунду назад. Он, будучи во власти своих чувств, седлает бёдра Хисына без капли стеснения. Практически наваливается всем своим весом, перекрывая вид на дверь, чтобы и мысли не возникло посмотреть туда и остановить всё, если надоедливый Ким Сону появится снова.              Хисын без помощи понимает, что ему необходимо задрать голову для лучшего доступа к такой желаемой шее. Сам руки, не спрашивая разрешения, укладывает на талию, сжимает её слегка, принося приятные ощущения, отвлекающие от изначальных намерений. Хисын попросил, а в итоге выступает тем, кто специально беспокоит и играет. И поздно Сонхун понимает, в какую ловушку угодил.              — Если продолжишь так трогать меня, я не выпущу тебя отсюда, пока весь тинт во флаконе не закончится и пока мне не надоест целовать твои тело и блядские шикарные губы, сводящие меня с ума, — Сонхун флиртует с примесью угрозы, не воспринимаемой Хисыном всерьёз, ведь тот продолжает аккуратно поглаживать талию, не давая уйти с его колен и от его прикосновений. — Наслаждаешься? — шепчет, наклонившись к уху, прежде чем вернуться к тому, что с самого начала собирался сделать: покрыть кожу и ткань своими губами, чтобы придать образу законченность, о которой так мечтает Хисын.              И оба знают, что это лишь для того, чтобы растянуть долгожданные минуты их одиночества в комнате и примирения. Какие бы слова не использовал Хисын, Сонхун поймёт его истинные намерения, упорно скрываемые от него, правда, только пока, потому что лишь один он имеет необычайное влияние на Хисына, способного раскрыться после нескольких страстных поцелуев.              — Наслаждаюсь лишь тобой, — шепчет Хисын, используя ответный флирт, который к хорошему определённо не приведёт. Его голова лежит на спинке дивана, и именно в таком положении лучше всего исполнять задуманное. — Я скучал по тебе сильно, поэтому и хочу касаться тебя.              — Хисын, — предупреждающий тон проскальзывает в голосе Сонхуна, оставляющего поцелуй на шее. Сопровождается всё тихими вдохами Хисына, явно получающему удовольствие от процесса. И ведь он замолкает после предупреждения, позволяя делать всё, что душе Сонхуна угодно.              Хватка на талии периодически то усиливается, то расслабляется. Сонхун бы соврал, если бы сказал, что не наслаждается происходящим, когда они вдвоём снова наконец-то имеют возможность касаться и целовать друг друга без капли страха быть увиденными. Хисын целует висок, заставляя тело прижаться вплотную и сердце биться чаще. Сонхун теряется, его ногти несильно впиваются в обнажённые предплечья, и сам он останавливается, намереваясь привести дыхание в норму и не сойти с ума от интимной близости.              Комната словно душной становится, и Сонхуна вести начинает. Он наклоняется к уху и целует мочку, слегка оттягивая её своими зубами. Хисын знал с самого начала, чем это закончится и всё равно загнал ловушку, выбраться из которой не предоставляется возможным. Дыхание частое, а разум уже вырисовывает различные порочные сюжеты, от которых узел внизу живота затягивается ещё больше. Наверное, Сонхун на грани.              Он мажет губами по линии челюсти, подбираясь медленно к губам, встретиться с которыми в страстном поцелуе слишком желает. Хисын прекрасно понимает, что происходит с его парнем, и только поощряет двигаться дальше и отказываться от ясного разума, словно не у него концерт через полчаса. Рука его скользит по позвоночнику, пересчитывая позвонки, и тело мурашками покрывается.              — Мы не можем, Хисын, — тянет медленно по слогам, будто пробуя их на вкус. Здравый смысл кричит ему остановиться сейчас, пока это не привело к необратимым последствиям. — Не тут, когда к нам могут зайти в любой момент, — шепчет, ощущая на затылке пальцы, перебирающие коричневые пряди, из-за чего глаза закатываются от удовольствия, а с губ слетает что-то подобное мурчанию.              — Мой автомобиль припаркован около клуба, — безмолвный намёк звучит в голосе, и кто Сонхун такой, чтобы отказать ему и остаться ни с чем? Ноги, навалившиеся свинцом, оказываются вновь на твёрдом полу. Хисын аккуратно обхватывает запястье вместо того, чтобы переплести их пальцы, и никаких возражений этому действию не следует.              Деревянная дверь оказывается открыта, и перед их взглядом возникает Ким Сону, смотрящий на них обоих хищным лисьим прищуром, и Сонхун уверен, что в голове у него возникает какая-то идея, замысел которой останется неизвестным для него. Сону отступает на шаг, пропуская их. Ему вовсе не нравится происходящее с Сону. Оно вызывает страх, поэтому Сонхун пытается перебить эти мысли Хисыном, тянущим на прохладную улицу.              Без какого-либо разрешения пальцы Сонхуна проникают в карман, и холодный металл ключей от автомобиля соприкасается с горячей кожей, вызывая не очень приятные ощущения. Хисын ничего не говорит и лишь подталкивает на задние сидения, когда дверца приоткрывается. А сердце бьётся настолько быстро, будто готово из груди выпрыгнуть. И поцелуй, приходящийся на шею, усугубляет ситуацию, потому что с губ срывается прерывистый вдох, заглушить который Сонхун попросту не успевает, и звук распространяется эхом по пустующей парковке, натыкаясь на автомобили различных марок.               Тело Хисына располагается на удобных сидениях и ожидает лишь одного человека, который должен оказаться на нём. Сонхун охотно принимает предложение, утыкаясь носом в шею, чтобы вдохнуть любимый аромат одеколона. Спокойно настолько, что и расслабляются оба, чувствуя себя в полной безопасности рядом друг с другом, будто никто не сможет им противостоять.              — Готов отменить весь концерт, чтобы провести с тобой больше времени, — произносит Хисын. Голос в тихом салоне автомобиля, в которой только они вдвоём, не нужно повышать совсем, потому что и так всё слышно. Пальцы поглаживают тёмные волосы, перебирая пряди, пока Сонхун тает только сильнее из-за желанной близости, тоска по которой была невыносимой.              — Много людей пришло, чтобы услышать тебя и группу, а ты хочешь отменить всё мероприятие ради меня? — улыбка от подобной мысли показывается на его лице, когда он поднимает голову, чтобы встретиться взглядами с Хисыном, приостановившего прикосновения к волосам. В следующую секунду его внутренняя сторона ладони ложится на щёку, а большой палец поглаживать скулу начинает.              — Ты для меня значишь больше, чем какая-то толпа. Если тебя в ней нет, то и удовольствия от пения не будет, — нежный шёпот настигает слуха Сонхуна, и он ластится к приложенной к щеке ладони. Глаза прикрываются от приятных слов, сказанных лишь ему одному. И никому больше.              — Я чувствовал себя паршиво без тебя, — признаётся, стоит молчанию повиснуть между ними. Сонхун водит узоры по оставленным отпечаткам губ на рубашке, шее и линии челюсти. — Чувства все перемешались во мне, — продолжает он ещё тише, но всё ещё слышно, — с одной стороны, мне хотелось моментально простить тебя, с другой — побыть мудаком и делать вид, что мне нет дела. Я и Джейка ранил так. Хисын, прости меня ещё раз, — голос неожиданно срывается, а голову Сонхун задирает, чтобы ненужные слёзы не полились из глаз. Он уже поклялся себе, что никогда не заплачет перед кем-либо. И снова происходит с точностью наоборот. — Мне так жаль, Хисын, — пальцы подрагивают, но узоры, выводимые им, не прекращаются ни на секунду. Одинокая слеза всё же скатывается по щеке, как бы он не пытался сдерживаться.              — Сонхун, всё нормально, — губы Хисына касаются его собственных в лёгком, невесомом жесте. — Я не обижаюсь. Больше не обижаюсь, — шепчет, вытирая большим пальцем слезу, — я рядом, посмотри на меня, — целует вновь, пока глаза Сонхуна застилаются пеленой, из-под которой видеть просто невозможно. — Я никуда не ухожу, Сонхун, я останусь с тобой до конца, — клятва, срывающаяся с губ Хисына, заставляет разрыдаться, к чертям разрушая весь образ равнодушного парня.              Сонхун тыльной стороной ладони как можно скорее вытирает стекающие по лицу слёзы, пока Хисын аккуратно поднимается, меняя позицию и усаживая податливое тело к себе на колени, и прижимает к груди, чтобы было слышно учащённое сердцебиение. Сонхун ощущает проходящую дрожь по спине и старается приложить все силы, дабы не превратить происходящее в истерику, которую видеть никому не надо. Сладкие слова, прошёптанные на ухо Хисыном, и поглаживания спины успокаивают его.              Неожиданно осознание того, что рядом с ним Хисын, любящий и принимающий его любым, вбивается в голову и остаётся там навсегда. Тело жмётся ближе, и скоро всхлипы прекращаются, только мокрые дорожки слёз продолжают скатываться по его щекам и мочить хлопковую рубашку Хисына, ничего не говорящего о том, что Сонхун его внешний вид портит.              Телефон вибрирует в кармане, и Сонхун недовольно мычит, не желая отстраняться от груди, в которую он утыкается носом. Должно быть, это Джейк, а отвечать на звонок не хочется вовсе. К большому счастью, за него это делает Хисын, аккуратно доставая устройство из кармана. Разговор получается коротким, потому что их начали искать. Это означает лишь одно: им пора возвращаться.              Сонхун отстраняется, ловя губами короткий поцелуй, углубить который никто из них двоих не решается. И он готов отдать всё, чтобы каждый чёртов день видеть улыбку, возникающую на любимом лице, принадлежащем Хисыну. Нежность туманит разум, и поделать с этим Сонхун ничего не может. Секундой позже лишь осознаёт действия, следующие вперёд его мыслей: он продолжительно целует губы, расплывшееся в улыбке, хоть и несколько мгновений назад боялся сделать это.              Его тянут ближе, вытирая оставшиеся на щеках слёзы. Правда, с красными глазами и лицом ему всё ещё необходимо что-то предпринять. Только он уверен, что темнота помещения скроет абсолютно всё, и никто ничего не заметит. Конечно, кроме Джейка, знающего его характер досконально. И ему рассказывать произошедшее не хочется вовсе.              — Пойдём? — Хисын шепчет в губы, касаясь их нежно вновь и зарываясь пальцами в волосы, уничтожая окончательно укладку, на которую было потрачено много времени, правда, его это вовсе не волнует, и Сонхун ему ни слова не говорит.              Короткое кивание головой, и через несколько мгновений они оказываются на улице, остающейся такой же прохладной для него, как и с утра, только теперь от дрожи в теле спасает рука, обвивающая плечи, а другая, соприкасающаяся с его собственной. Сонхун моментально аккуратно переплетает их пальцы, словно спрашивая разрешение на это, хоть и прекрасно понимает, что получит его.              Возвращаться не хочется, потому что лисий прищур Сону, обязательно направленный на него одного, раздражает с необычной силой. Такой неприязни к человеку Сонхун давно не испытывал. И странное предчувствие, которое он оставил в дверях клуба, приходит к нему вновь. Не знает, что будет, поэтому и держится ближе к Хисыну. Губы Сонхуна касаются бритой щеки с намерением вновь увидеть улыбку, так обожаемую им. Каково его удивление, когда Хисын поворачивает голову именно в тот момент, чтобы ощутить поцелуй на своих губах.              — Вы закончили? — раздаётся откуда-то спереди. И Сонхун определённо знает, кому этот голос принадлежит. Руки его сжимают плечи Хисына в поиске защиты от угрозы в лице Сону, пока по телу пробегают мурашки, сопровождаемые страхом. — Толпа ждёт, а сам Хисын занят своим парнем, — Сону намеренно подчёркивает последнее слово, вызывая лишь отвращение у Сонхуна.              Сарказм сочится из голоса, и страх уходит из тела, сменяясь раздражением. Если что-то другое Сонхун готов вытерпеть, но явно не то, что над ним насмехаются. Он напрягается, отходя от Хисына и упираясь в бетонную стену, чтобы не ранить никого под действием эмоций. Слова отпечатываются в подсознании и производятся уже несколько раз. Возможно, ему лишь кажется, что в глазах мелькает капля злости, адресованная Ким Сону.              Сонхун лишь спустя мгновения, кажущиеся бесконечностью, отрывается от прохладной стены, успокаиваясь немного, и уверенно касается руки Хисына, натягивая привычную безразличия маску, сочетающуюся с его натянутой улыбкой. Он уводит за собой парня, не сопротивляющегося вовсе. Хисын бросает взгляд, наполненной личной неприязнью, в сторону Сону, а затем поступает так, как Сонхун не ожидает. Его застают врасплох, резко разворачивая лицом и сокрушая в требовательном поцелуе назло лисьему прищуру, который направлен только на них двоих.              Сонхун, изначально не двигающийся из-за внезапности события, резко начинает отвечать на поцелуй в том же темпе, что и Хисын, потому что им обоим поведение Сону уже по горло. Хисын целует под светом многочисленных софитов, практически не скрывающих их от чужих взглядов, до которых им нет дела, когда Сонхуна волнует лишь мнение Хисына, и наоборот. Возможно, поддавшись эмоциям, он действует не слишком логично, однако отодвигает эту мысль в глубь сознания.              Улыбка, оказывающаяся ярче всего в этом тёмном помещении, в котором освещением сейчас служат лишь софиты, заставляет растаять всё тело, потому что Сонхун слишком слаб перед ней. Слишком слаб перед Хисыном, влюбляющим в себя с каждым днём всё больше. Даже вовремя их ссоры чувства никуда не уходили, а оставались с ним, становясь только сильнее.              Хисын, целуя щёку на прощание, идёт в сторону сцены, пока за ним плетётся Сону, явно раздосадованный таким исходом событий. И Сонхун собственную улыбку не может сдержать, позабыв о возможных последствия, ведь парень, обладающий лисьими глазами, определённо может сделать с ним что-то.              А пока сердце бешено бьётся и дыхание не может прийти в норму после интенсивного поцелуя, после которого распухнут губы, ноги ведут Сонхуна через толпу к Джейку, стоящему около барной стойки. Их негласное место, где они собираются, чтобы послушать концерт, а в особенности голос Хисына, звучащий подобно ангельскому пению, по нескромному мнению Сонхуна.              Джейк вовсе не удивлён появлению парня рядом с собой. Сонхун, облокотившись на столешницу слегка, смотрит на друга в ожидании вопросов, связанных лишь с одним человеком, имя которого отпечаталось на сердце. Джейк скользит по нему взглядом, вероятно подмечая его напряжённые мышцы, а останавливается лишь, когда их взгляды пересекаются.              — Вы помирились, — констатирует он, расплываясь в чёртовой улыбке, и Сонхун не может ничего с собой поделать, кроме как повторить действие друга. — Признаться честно, я скучал по твоему счастливому лицу, когда тебе не нужен никто, кроме Хисына, — протягивает Джейк по слогам. Знает же прекрасно, как добиться на щеках румянца, незаметного в тёмном уголке. — Рад за тебя, Сонхун.              В ответе он не нуждается, поэтому Сонхун и молчит, лишь благодарно кивает на приятные слова, находящие отражение в его душе в виде приятного тепла, растекающегося по телу. Джейк всё своё внимание обращает на сцену, погруженную во мрак. Однако это долго не продолжается, поскольку в следующие секунд пять помещение заполняется звуком бас гитары и слабо освещается.              И Сонхун соврал бы если бы сказал, что не находит удовольствия в том, что его парня любит толпа. Сердце замирает каждый раз, когда он видит Хисына на сцене и когда голос его звучит из микрофона. Пальцы впиваются в полированную деревянную поверхность, а воображение рисует картины, как хорошо Хисын бы стонал его имя на всю комнату. И он с лёгкостью может наречь эти мысли порочными и неправильными, но всё ещё затуманенный разум говорит об обратном.              Время тянется быстро, и Сонхун жадно вдыхает носом воздух из-за нехватки кислорода в лёгких. Ему просто необходимо ощутить на себе прикосновения, выбивающие из реальности и землю из-под ног. Как он вообще прожил неделю без него? Без касаний к телу? Без поцелуев, остающимися призрачными на его губах спустя долгое время? Ответа на эти вопросы у него нет, лишь томящееся в нём желание присутствует.              Музыка бьёт в уши, а с его губ срывается уже заученный текст, который Сонхун слушал и лично несколько раз. И слова в песне о любви добивают его, заставляя хотеть Хисына в своих руках ещё больше. Конца дождаться необходимо, однако он редко показывает свою терпеливую сторону, и с уверенностью может заявить, что сегодня она определённо не проявится, когда Хисын прижмётся к нему и поцелует вновь.              Когда концерт заканчивается, Сонхун практически подпрыгивает от нетерпения и выжидает Хисына около арки, ведущей в коридор, покрытый мраком. Правда, Хисын задерживается и разговаривает с Джеем, как замечает он, присматривая за любимой фигурой парня. Только вовсе перестаёт придавать значение окружающим его вещам и людям, поэтому для него остаётся загадкой, в какой момент рядом с ним возникает Ким Сону, хватающий небрежно за запястье и уводящий совершенно в противоположную сторону. Непонимание овладевает Сонхуном, и он руку вырвать пытается, хотя и догадываться не мог, что у Сону может быть настолько крепкая хватка.              Дверь туалета открывается и оказывается закрыта на замок самим Сону, чтобы им никто и не думал мешать. Взгляд Сонхуна испуганно скользит по фигуре парня, приведшего его сюда. Сону приближается к нему, и ничего не остаётся, кроме как делать шаги назад. Только долго у Сонхуна отступать не получается: лопатки в кафель упираются и он оказывается в ловушке, в которую его загнал Сону.              — Какого чёрта ты сюда заявился? — грубый и чёткий голос парня отдаётся эхом по стенам и остаётся в подсознании Сонхуна тошнотворным воспоминанием. — Лучше бы окончательно расстались и никогда больше не сходились. Ты не подходишь Хисыну, — последнее предложение звучит максимально отвратительно, и злость начинает копиться в теле Сонхуна.              — Может, это не тебе решать, кто кому подходит. Я нравлюсь Хисыну, — Сонхун старается держать голос ровным и уверенным и не показывать бурю, происходящую в нём. Лишь безразличие отпечатывается на его лице.              — Ложь! — Сону голос повышает, смотря прямо в карие глаза, зрачки которых расширены, и объяснить причину этого Сонхун не может. — Ему никогда не нравились парни, а тут ты появляешься, и вы начинаете отношения, — говорит, ударяя кулаком об кафельную стену. И Сонхун уверен, что дальше этим кулаком попадут по нему. — Неужели вы это делаете, чтобы я с ним не встречался?              Сонхун лишь удивлённо смотрит. Неужели Сону и правда так думает? Только никаких не слов не слетает с губ, потому что всё может привести к тому, что его попросту ударят по лицу. А молчание усугубляет атмосферу сильнее. Руки Сону ложатся на его плечи и вжимают в стену сильнее, ударяя затылок об кафель.              — Успокойся, Сону, ты понимаешь, что тебе с Хисыном надо говорить об этом, а не со мной, — Сонхун шипит от боли, чувствуя ещё и ногти, впивающиеся в плечи сквозь тонкую ткань футболки. Кожа определённо будет вся в царапинах, к такому выводу приходит его трезвый разум, будучи не затуманенным из-за накативших чувств. — Отпусти меня, Сону, — в голосе всё же пробивается злость, контролировать которую он уже не может из-за продолжительной боли.              Ногти сильнее царапают кожу шеи, и Сонхун, не выдерживая, отталкивает от себя парня с силой, которой он и не думал, что обладает. Кровь сочится из-под образовавшихся ранок, правда, он пытается максимально игнорировать вместе с той же болью. Ему к Хисыну хочется скорее попасть. Должно быть, он его уже потерял, поэтому и шаг ускоряется от подобной мысли.              Обеспокоенный взгляд врезается в него, когда нога ступает в коридор, в котором никогда нет света. Сонхун хватает Хисына, держащего в руках его чёрную кожаную куртку, окольцовывая запястье так же, как сделал это Сону минут пять назад. Он лишь бросает шёпотом: «В машине объясню всё». Почему-то сомнений в том, что сегодня Сонхун окажется в квартире, по которой он скучал безумно, у него нет вовсе. Никаких удивлённых восклицаний не следует за его резким и неожиданным действием, поэтому они и покидают клуб через служебный выход без прощания с кем-либо.              Сонхун, сбивчиво дыша, позволяет себе облокотиться на капот автомобиля, не желая подходить к дверцам, чтобы попасть в салон. Хисын подходит к нему и аккуратно ведёт подушечками по линии челюсти, останавливаясь на шее. Сонхун лишь раскрывает рот, чтобы рассказать произошедшее, как Хисын, стоящий практически вплотную, оттягивает ворот футболки, определённо что-то приметив, и лучше бы это было не настолько очевидно. Даже под лунным светом царапины, оставленные Сону, видны, и их попросту необходимо обработать, хоть и неглубокие они.              — Сону это сделал? — имя произносится с огромной неприязнью, которую Сонхун никогда не слышал от Хисына. Осознание того, что целостный ответ вовсе не нужен, приходит к нему быстро, поэтому он и кивает в подтверждение сказанному, потому что правду скрывать не смеет. — Я поговорю с ним, мне не нравится, что он и тебя в это затянул.              — Почему он во всём видит то, чего не может быть? — приглушённо спрашивает Сонхун, смотря в карие глаза, в которых ответ на свой вопрос мечтает увидеть. Правда, сам Хисын лишь качает головой, вновь ведя пальцами теперь уже по адамовому яблоку, подскакивающему от лёгкого соприкосновения.              — Простишь мне ещё одну ложь? — внезапно шепчет он, переводя тему, и Сонхун замирает от слов, которых определённо не ожидал услышать от Хисына сегодня. Их взгляды пересекаются вновь. — Мне не нравятся парни, мне нравишься только ты, Сонхун, — продолжает Хисын говорить, не ожидая ответа, не следующего со стороны парня. — Сону меня не интересует, — признаёт практически очевидное, но почему именно эти посылают волну расслабления по всему телу Сонхуна?              Сонхун, не приведший своё дыхание в порядок никаким образом, вновь приоткрывает рот, чтобы произнести признание в любви, погрязнуть в которой ему вовсе не жалко. Даже хочется, и отрицать это не собирается. Только вновь не получается произнести желанное, потому что в этот раз его целуют, слегка вжимая в капот автомобиля, ложиться на который не хочется. Нежные губы, касающиеся его собственных, обмазаны тинтом, принадлежащим Сонхуну, и доставляют ещё больше удовольствия из-за мысли, что Хисын не потрудился стереть розовый оттенок. Сейчас как никогда Сонхун благодарен его лени.              — Ценю тебя безумно, Сонхун, — шепчет Хисын, прежде чем оставить короткий поцелуй на губах и отстраниться, делая шаг назад и создавая между ними дистанцию, которую разрушить хочется. — Люблю тебя, — он произносит это раньше Сонхуна. И это первое когда-либо сказанное ими признание в любви.              Сонхун руку к нему протягивает, касаясь предплечья, чтобы обратно к себе вернуть, потому что не может без него сейчас. Он прижимается ближе, утыкаясь носом в шею и прикрывая глаза. С губ срывается тихое: «Я тебя тоже люблю», а затем его сердце плавится от ласки, которую ему предоставляют.              Рука Хисына ведёт по позвоночнику, пересчитывая позвонки, пока свободная ладонь зарывается в волосы, заставляя буквально мурчать от удовольствия. Ноги подкашиваются и подрагивают, и Сонхун пытается ухватиться за талию, чтобы не удариться коленными чашечками об тротуар. Хисын, усмехаясь, подхватывает и усаживает на капот автомобиля. Знает идеально, на что необходимо давить, чтобы добиться так любимого им румянца.              — Останься со мной, — просит Хисын шёпотом, находясь вблизи уха, на мочке которого оставляет невесомый поцелуй, посылающий мурашки по коже. Он неожиданно накрывает плечи Сонхуна его же собственной курткой, чтобы тот и не думал замерзать на улице. — Хочу тебя в своих объятиях этой ночью. Или вообще каждый день, — целует теперь за ухом, упиваясь реакцией на нежные слова вперемешку с действиями.              — Думаю, меня отпустят. Моя мама обо всём знает, — произносит Сонхун с лёгким румянцем на щеках. Удивление возникает на лице Хисына точно такое же, какое было у него с утра. — Сегодня она спросила, почему я перестал ездить к тебе. Как я понял, нас видели из окна, поэтому и раскрыли так быстро, — на его лице довольная улыбка, когда он наблюдает за Хисыном, тянущимся к нему вновь.              — Я буду рад познакомиться с твоей мамой, — он смеётся, целуя щёку. Сонхун тает и ластится ближе с намерением получить ещё больше. Кончики пальцев подрагивают от нетерпения прикоснуться к шее и притянуть к себе ближе, но у Хисына совершенно другие планы.              Ладонь перехватывает его собственную, и пальцы оказываются переплетены по инициативе Хисына, который улыбается от мысли о том, что их отношения вовсе не в секрете от родителей Сонхуна. Следует ещё один поцелуй, приходящийся на линию челюсти, и тело тает, а сам Сонхун не выдерживает и тяжело вздыхает ртом. Голова определённо пойдёт кругом, если происходящее не прекратится сейчас. Ладонь сжимает сильнее, а голову запрокидывает, открывая лучший доступ к шее, когда поцелуи переходят на неё.              Сонхун выгибает спину навстречу груди Хисына из-за прикосновений руки, не занятой ничем до этого мгновений. Ей ведут по спине, забираясь под кожаную куртку, накинутую на плечи. Что-то подобное мурчанию срывается с губ, и никаких больше слов. Сонхун вырывается из легкой хватки, прекращая мимолётное, как он считает, переплетение пальцев, чтобы зарыться в тёмные волосы и притянуть к своему лицу, нуждающемуся в должном внимании.              Улыбка, возникающая на губах Хисына, не сулит ничего хорошего, потому что и в глазах пробегают нотки озорства. Сомнения в том, что нежность так резко сменится на дразнящее настроение, почему-то отсутствует. Сонхун без испуга встречается со взглядом карих омутов и позволяет себе вольность, теряясь в них. И именно это добивался Хисын, через мгновение уже целующий покусанные губы, размазывая остатки тинта по лицу.              Сонхун тонет в эмоциях, испытываемых им в данный момент, перебирая пряди между пальцев, и целует с большим напором, а удивлённый вздох со стороны Хисына заставляет лишь усмехнуться в губы. Кто же знал, что смешок приведёт к тому, что на его груди окажется ладонь, давящая на неё, чтобы Сонхун неуверенно отстранился и лёг на капот автомобиля, конечно же, утягивая Хисына за собой. Следующий поцелуй следует моментально, правда, не длится долго: из момента близости вытягивает хлопающая железная служебная дверь клуба. Моментально отодвинувшись и слабо оттолкнув от себя податливое тело, принадлежащее Хисыну, Сонхун прерывисто дышит. Румянец пробегает по лицу, пока он старается спрятать его в ладонях, чтобы никто ничего не заметил.              — Первая ночь воссоединения, а вы уже целуетесь, как не в себя, — приближающийся голос, наполненный смехом, не обижающий вовсе, только смущающий больше, Сонхун распознает не сразу, только несколькими моментами позже понимает, что это Джей. Джейка рядом с ним подмечает только лишь тогда, когда отрывает лицо от ладоней, открывая вид на краснеющее лицо под бледным, лунным светом.              — Может быть, — отвечает Хисын, намеренно целуя щёку. Увольнение с работы сделало его смелее, потому что скрываться больше не нужно. С одной стороны, радует, а с другой стороны, мозг вырисовывает картины, которые они теперь вольны делать на людях. — Мы уже собирались уезжать. Удачи и вам, — протягивает по слогам, смотря в их сторону, а Сонхун машет рукой Джейку, ведь не в состоянии произнести и слова.              Хисын, продолжая издеваться своими тягучими прикосновениями и поцелуями, когда их друзья садятся в автомобиль и уезжают, уже не придавая их фигурам значения, поглаживает талию и шепчет что-то приторное, сладкое, не вызывающее неприятных чувств, лишь положительные, и об этом свидетельствуют мурашки, проходящие по позвоночнику, и ногти, впивающиеся в плечи. А Хисын и не думает останавливаться, добивает слабым укусом мочки уха.              Сонхун рассыпается на миллион частей, протягивая тихо имя совершенства и умоляя продолжить сладкую пытку, сводящую с ума и откидывающую остатки здравого смысла в угол. Поцелуи сыпятся по всей шее, продолжая выбивать неровные вздохи, доставляющие удовольствие Хисыну, ведь тот действует интенсивнее: руки Сонхуна бегают по телу и слабо притягивают к себе ещё ближе. Зубы, впивающиеся в светлую кожу, чувствует не сразу, однако спустя несколько мгновений он прикусывает нижнюю губу, чтобы не издать громких звуков.              — Если хочешь, чтобы я прекратил, скажи мне, Сонхун, — утыкается Хисын носом в бритую щёку, проговаривая шёпотом. Горячее дыхание, ощущаемое им, не делает ситуацию лучше, только усугубляет и заставляет забыть обо всём существующем в этом мире, оставляя в нём лишь одного человека — Ли Хисына.              — Нет-нет, — повторяет сбивчиво, ведь дыхание сбивается с каждым новым словом, — я не хочу шуметь, — признаётся Сонхун, окончательно располагая руки на плечах парня и вставая с капота автомобиля, чтобы полноценно обнять Хисына, — я к тебе хочу поехать.              Слова повисают в воздухе, их взгляды тонут друг в друге, и Сонхун ожидает кивка головой, чтобы они поехали, а не продолжали целоваться на парковке клуба, в котором вся жизнь скоро начнётся вновь. Хисын коротко целует аккуратный нос и отстраняется, соглашаясь со словами. Подобно джентльмену, открывает дверь, ведущую в салон автомобиля, а через несколько мгновений сам оказывается на соседнем сиденье, одну из рук располагая на колене, подушечками пальцев ведя вверх. И соврал бы Сонхун, если бы сказал, что никакого удовольствия ему не приносят такого рода действия. Наоборот, дыхание спирает, а рука неосознанно ложится на ту, что принадлежит Хисыну и что только что касалась его бедра.              — Я не выдержу до твоей квартиры, если ты продолжишь так трогать меня, — Сонхун тянет по слогам, запрокидывая голову на спинку сидения, пока его грудь тяжело подымается, ведь Хисын не останавливается, словно решил проигнорировать сказанное, и выбивает вдохи, сменяющиеся стонами, стоит только лишь надавить сквозь ткань брюк на вставший из-за всего происходящего член.              — Я не прекращу, Сонхун, — отвечает он, поворачивая голову в его сторону, как раз в тот момент, когда давит на чувствительную головку, порождая приглушённый из-за прикусанной губы стон. — Тебе же нравится, — добавляет секундой позже. Ему нравится играть с ним, пока Сонхун не может собраться, чтобы произнести что-то стоящее.              Ладонь на некоторое время пропадает с его бедра, давая ему время на передышку. А Сонхун задыхается в желании получить ещё больше прикосновений от Хисына, который вновь ведёт игру, правила которой ему всё ещё остаются неизвестны. Правда, никто не мешает ему придумать его собственную, что Сонхун с радостью и сделает.              На очередном красном свете светофора он сокращает расстояние между ними и касается губами мочки, шеи, адамового яблока, подскакивающего тут же, а цель у него одна — добиться таких же рваных вздохов и звучных стонов, которые Сонхун так редко слышал за все их два раза. Его зубы аккуратно кусают кожу, не так сильно, чтобы оставить след надолго. Он отстраняется, подмечая красоту тела Хисына под бледным светом луны, которая попадает в салон через окна автомобиля. В любом случае ему завтра никуда не нужно ехать, поэтому Сонхун может вдоволь насладиться оставлением прекрасных укусов.              Хисын в отместку решает не позволить чужой ладони проскользнуть вниз. Он её перехватывает, заключая в своеобразный плен и переплетая пальцы. Сонхун лишь удивлённо смотрит, но ничего не говорит, потому что незачем: никто не отпустит его, а вырываться нет смысла, потому что физический контакт с любимым человеком Сонхуну хочется чувствовать.              К дому они подъезжают быстро, лимиты скорости оказываются превышены из-за нетерпения Сонхуна, тихо умоляющего на ухо и сжимающего крепко ладонь периодически. Он целует шею со сбитым дыханием, когда они заезжают на подземную парковку, и не отрывается от нее, предпочитая всасывать кожу и оставлять следы после себя. Хисын не отталкивает, а наоборот тянет на себя, когда автомобиль останавливается на привычном месте.              — Здесь или в квартире? — шёпот разрезает тишину, и их взгляды направлены чётко друг на друга. Хисын даёт выбор и время на подумать. Но Сонхун не собирается долго раздумывать, коротко произнося: «В квартире». И зелёный свет дают Хисыну двумя словами.              Сонхун покидает автомобиль, не дождавшись каких-либо слов и джентльменских действий. Взгляд карих глаз скользит по окну, за которым всё ещё сидит Хисын, намеренно решивший растянуть мгновения нетерпения, окольцевавшего лишь одного Сонхуна. И он, более не выдерживая такой игры, оттягивает ручку двери автомобиля и несильно оттягивает её до короткого щелчка, пропуская свежий воздух в душный салон и намекая покинуть его как можно скорее.              Внутренняя сторона ладони касается не дрогнувшего ни на секунду запястья от подобной резкости действий и с силой вытаскивает, заставляя оказаться рядом с ним. На лице Хисына замирает только ухмылка подобному поведению, из-за которого вовсе не поддаётся настолько очевидному напору.              И Сонхун соврал бы, если бы сказал, что не заводится лишь сильнее.              Дыхание Хисына ласкает щёку, а тело подрагивает. Огромная, безжизненная подземная парковка кажется такой маленькой, когда его губ касаются в игривом поцелуе, не желая углублять. Сонхун смотрит с надеждой в глаза парня, но не находит ничего там, кроме такого же сильного возбуждения и озорства, доводящего до дрожи, ведь неизвестно, что Хисын решит вытворить в этот раз.              Рот Сонхуна раскрывается в попытках сказать хоть что-то в устоявшейся, почти мертвой тишине, перебивающейся только секундным копошением одежды. Но Хисын останавливает, мотая головой, призывая и дальше молчать. Сонхун переступает с ноги на ногу от нетерпения и сдаётся мгновением позже, поддаваясь вперёд, чтобы поцеловать более длительно, а не играючи, как это делает с ним Хисын.              Запястье в своей хватке продолжает держать, не давая и возможности отстраниться и дразнить, потому что он не может этого больше терпеть. Сонхун, с лёгкостью забирая инициативу, целует аккуратно. Правда, он позволяет себе поверить в то, что вся власть теперь в его руках. И мало, точнее, совсем не пытался откликнуться на крики здравого смысла, призывающие отстраниться и закончить, не давая волю плотскому желанию, давно поселившемуся в нём.              Из хватки его выбираются с невиданной Сонхуну лёгкостью и в ответ обхватывают его запястье. А всё ради того, чтобы Хисын, будто по щелчку пальцев, отобрал столь желанную инициативу, воспользовавшись слабостью, не длящейся долго. И возбуждение ведёт их обоих, сегодня они позволят отдаться ему и не пожалеют об этом с утра, потому что оба этого хотели и потому что любят друг друга безумно. Своеобразное примирение, как желает это назвать Сонхун, подталкиваемый к лифту. Вслепую кнопка вызова оказывается нажата самим Хисыном. И мыслей о том, что внутри кабины может кто-то оказаться, у него нет по простой причине: все они откинуты губами Хисына, который целует без намека останавливаться, выбивая землю из-под ног и забирая последний кислород из лёгких.              Холодная железная стена явно ощущается, смешивая абсолютно две разные температуры. Шея, оказывающаяся задёрнутой в самый неожиданный момент, надолго не соприкасается с поверхностью из-за проворных пальцев, зарывающихся в коричневые пряди и перебирающие их. Сонхун послушно раздвигает ноги, чувствуя между ними колено Хисына, давящего на вставший член и выбивающего стоны, тонущие в сладком поцелуе, который прекращается лишь для того, чтобы губами начать мазать по щекам, линии челюсти — всему, до чего он в состоянии дотянуться, пока Сонхун свободной рукой тянет вплотную к себе, оказываясь полностью придавленный к железной стене лифта. И вовсе не возражает против этого.              — Хисын, — тянет Сонхун, жадно хватая кислород ртом и двигая рукой, всё ещё находящейся в крепком плену парня. Он поддаётся бёдрами вперёд, устраивая несильное трение, посылающее по позвоночнику волну мурашек и тонну удовольствия от происходящего по всему телу. Глаза закатываются от удовольствия, когда ему разрешают проделать желанное ещё раз. Сонхун понимает, что его взгляд замыливается, и сфокусировать его на Хисыне уже не предоставляется возможным. — Я хочу касаться тебя обеими руками, пожалуйста, — между поцелуями ему удаётся произнести слова, подобные молитве, слетающей с губ самого грешного человека, а таким Сонхун готов становиться каждый раз в присутствии Хисына.              — В другой раз, — произносит шёпотом, тянущимся подобно мёду и ласкающим слух, — сегодня будет так, — командующий тон прослеживается в голосе Хисына, и только ему одному Сонхун подчиняется, моментально расслабляясь в сильных руках. — Молодец, Сонхун, — похвала сопровождается поцелуем мочки уха.              Рваный вздох срывается с губ, потому что Хисын давит на правильные точки. Знает, что нравится, и подводит медленно к любимым прозвищам, которые скоро будут, без сомнения, произнесены. Сонхун тает под поцелуями, распространяющимися по всей шее, и от трения об колено вместе взятого. Ему позволяют, поэтому он и будет брать всё и без остатка. Мысли о том, что они всё ещё в лифте и что к ним могут зайти в любой момент, не беспокоят его вовсе, потому что отвлечением выступает Хисын, не дающий и повода переключить внимание.              Время тягуче тянется, и только звонок оповещает о нужном этаже и об остановке лифта. Сонхун тяжело дышит, когда от него отстраняются и незамедлительно выводят из кабины, всё ещё держа руку в своей. И он бы ни за что её не отпустил сейчас, потому что отчаянно нуждается в опоре.              Ключ оказывается вставлен в замочную скважину, пока Сонхун грудью прижимается к спине Хисына и мурчит на ухо, чтобы всё происходило быстрее. Он даже пытается помочь открыть дверь, однако его руку перехватывают и отказываются без слов, из-за чего слышится недовольное мычание со стороны Сонхуна. А Хисына это раззадоривает только, и он словно медлить ещё больше начинает. Губы мажут по щеке и линии челюсти, стоит им только оказаться внутри.              В прихожей они не задерживаются, сразу переходя в спальню. На пол падает кожаная куртка, и замки на той ударяются об пол с треском, на который оба не обращают внимания вовсе. Хисын останавливается около шкафа, ловя недоуменный взгляд Сонхуна, и даже галстук в его руках не даёт ему нужных ответов на вопросы. Конечно, несколько идей возникают в его голове, однако ни одна из них не является невинной, и поддаться им безумно хочется.              Белая ткань, украшенная невзрачными полосками, внимание на которые определённо не стоит обращать, мелькает в темноте комнаты, а после по лёгкому взмаху руки обхватывает запястье, ранее придержанное Хисыном, и тянет ближе на себя. Вплотную. Сонхун укладывает голову на тяжело подымающуюся грудь и прослеживает, как Хисын проделывает аккуратную работу, собираясь связать их запястья вместе.              И без помощи не обходится: Сонхун, не возражая намерению, касается другого конца и затягивает, притягивая их запястья друг к другу. Теперь они связаны не только ментально, но и физически. Противиться этому никак не хочется, потому что это то, о чём мечтал Сонхун. Их пальцы выпячиваются одновременно, и улыбки освещают комнату, погружённую во мрак. Бантик, украшающий их связанные вместе запястья, сверкает.              — Ты не осознаёшь всё моё счастье и бурю, происходящую во мне, — дыхание тяжёлое и разрезает устоявшуюся тишину. Хисын смотрит на него с такой нежностью, перебивающейся с толикой озорства, которое всё ещё остаётся при нём. И Сонхун становится пленником карей радужки и падает на колени, ударяясь об пол и шипя от подступившей боли, которая тут же исчезает.              И раскрыть рот, чтобы узнать о состоянии, Сонхун не позволяет, покачивая головой. Он аккуратно переплетает их пальцы и слегка сжимает ладонь, не отводя взгляд своих глаз, смотря прямо на такие же карие. Его намерения очевидны, и останавливаться Сонхун не будет. Даже и не подумает.              Он задирает рубашку с коротким рукавом, приоткрывая путь для своих настырных губ, целующих живот, пока слегка пробитая дрожью рука расстёгивает ширинку узких чёрных джинс. Умелые пальцы поддевают железную пуговицу, и Сонхун аккуратно стягивает ткань с длинных ног парня, потому что в кармане тех находится мобильный телефон, разбить который нет никакого желания, как бы сильно не было его нетерпение. И подобная медлительность удивляет Хисына, начинающего спокойно принимать занимаемую Сонхуном позицию.              Боксёры оказываются сняты и отброшены. Член, сочащийся естественной смазкой, оставившей заметный след на нижнем белье, возникает перед взором Сонхуна, который направляет сначала свой взор на глаза Хисына, а потом и обратно. Он позволяет парню усесться на кровать и неловко раздвинуть ноги, приглашая устроиться между ними. Их связанные воедино запястья ложатся на простыню, и более никто из них двоих не обращает внимания на них.              — Хочу побыть бурей в твоей жизни ещё немного, — тянет Сонхун по слогам, подобно довольному коту. Сладкая ложь произносится бесстыдно, потому что вызывать сильные эмоции ему хочется всегда. Его губы расплываются в улыбке, пока щека упирается в колено и пальцы свободной руки нежно касаются обнажённого бедра, не задевая члена, жаждущего внимания от Сонхуна. Однако он ничего не делает, вторя Хисыну неосознанно.              — Лжец, — уличает в очевидном он, и подавить соглашающийся смешок у Сонхуна не выходит. Волосы ощущают на себе тяжесть, поскольку ладонь Хисына в них зарывается и треплет их, выбивая рваный вдох из-за приятных ощущений. Хисын вовсе не торопит. Правда, Сонхун уверен, что всё ещё впереди. Только он думает, что продолжения не поступит и можно будет проделать желанное, как шёпот настигает его ушей: — Ты всегда будешь бурей, пока рядом со мной.              — И то правда, — Сонхун улыбается и единожды целует бедро, всасывая кожу на нём, чтобы остался видный алый след, и больше их наделать хочется, однако без разрешения этого не будет проделано. Хотя его никогда особо не волновало, можно ли ему украшать тело отметинами или нет. — На память, — улыбается он, прежде чем отстраниться от бёдер и посмотреть в глаза, начавшие высказывать явное нетерпение, которому и Сонхун больше не может противиться.              И с осознанием этого поддаётся обратно вперёд. Ладонь медленно обхватывает член, обвитый набухшими венами, на которые натыкаются пальцы, когда Сонхун ведёт вверх и вниз, не забывая размазывать предэякулят по всей длине, дабы создать приятное трение, возникающее при движениях бёдрами. Хисыну попросту необходимо больше, но не просит, потому что неловко из-за осознания действия, которое обязательно произойдёт, поэтому и остаётся ловить нуждающиеся взгляды.              Сонхун, находясь в непозволительной близости от члена, наконец выпячивает язык и слизывает природную смазку, прежде чем обхватить головку своими пухлыми губами и позволить осесть солоноватому вкусу во рту. Ладонь сжимается на его волосах, практически превращаясь в кулак из-за новых чувств, не испытанными им раннее, а сверху слышится первый стон, становящийся настоящей усладой для ушей Сонхуна, которого подобные звуки приободряют действовать дальше.              Ни капли стеснения в его действиях. Сонхун берёт в рот больше, посасывая сильнее, чтобы выбить новые рваные вдохи и добиться сбитого дыхания, означающего, что абсолютно всё правильно и Хисын тает, плавится в его руках так просто. Только из мыслей, которые тут же обратно оказываются отбросаны на задний план, вытягивает слишком сильное сжатие руки, привязанной к той, что принадлежит парню, виновником боли Сонхуна становящегося.              Короткое шипение распространяется волной по члену, посылая приятную дрожь по всему телу. Ладонь разжимается, и облегчение всё-таки остаётся где-то позади, потому что поддаваться ему Сонхун не может сейчас. Внимание сосредоточивает на Хисыне, перебирающим пряди на его затылке, и члене, который необходимо удовлетворить. Он ведёт языком по набухшим венам и берёт больше в рот, позволяя члену уткнуться в нёбо.              Несвязные слоги, вырывающиеся из Хисына, становятся главной мотивацией. Сонхун помогает себе одной рукой, стимулируя член и принося новую волну удовольствия, растекающегося по телу. Внезапное движение бёдрами даёт плоти проскользнуть дальше во влажном рту, и Сонхун практически давится из-за такой быстрой смены событий.              — Сонхун, — Хисын стонет и повторяет имя, подобно молитве. И с каждым разом всё становится лишь громче. Ладонь сжимает коричневые волосы и оттягивает пряди, выбивая мычание у Сонхуна.              Он переводит взгляд на Хисына, запрокинувшего голову и прикрывшего глаза, длинные ресницы которых неконтролируемо подрагивают. Это и служит ему сигналом действовать интенсивнее, чтобы доставить ещё больше удовольствия от процесса. Сонхун выпускает член изо рта с до безумия неприличным причмокиванием. Неожиданное отсутствие губ вокруг плоти вынуждает раскрыть глаза.              Однако Сонхун не даёт и шанса чему-то возразить, поскольку вновь берёт в рот, начиная посасывать головку. Шершавый язык водит по ней и надавливает на неё. Намеренно уделяет внимание лишь ей. И громкие стоны, и ладонь, сжимающая волосы ещё сильнее, становятся крайней точкой. Сонхун сосёт головку быстрее, доводя до дрожи в ногах и неконтролируемых движений бёдрами, из-за которых член вновь проникает глубже в рот.              В уголках глаз возникают слёзы, которые игнорируются Сонхуном. Ладонь, всё ещё находящееся на твёрдой плоти, не останавливается ни на секунду. Он преследует своё желание довести Хисына до приятной истомы, до ещё более мелодичных стонов. Ничего не видно сквозь пелену слёз, и Сонхун совершенно забывает, как дышать. Последней каплей для Хисына становится вибрация, посылаемая мычанием по всей длине члена.              Горячая сперма льётся в его влажный рот, пока Сонхун покорно всё проглатывает, а после отстраняется с причмокиванием, запрокидывая голову, дабы их взгляды встретились. Хисын дрожит и укладывает руку на щёку, большим пальцем вытирая выступившие слёзы, а затем и оставшуюся на губах сперму. Парень поднимается с затёкших колен и аккуратно устраивается на бёдрах Хисына, надавливая на грудь тому, чтобы тот лёг на матрас, моментально продавливающийся под весом их обоих, когда действие всё-таки происходит.              — Сонхун, — Хисын аккуратно располагает руку на хрупкой талии и притягивает к себе, прежде чем уложить на кровать и навалиться сверху. Нежность сменяется твёрдостью принести такое же удовольствие, как Сонхун ему только что. И всё это читается по одним лишь карим глазам. — Почему ты такой прекрасный? — шепчет едва различимо, прижимая связанную руку к подушке чуть выше головы.              — Потому что ты делаешь меня таким, — отвечает тем же тоном. Сонхун чувствует ладонь, водящую по ткани тонкой, практически прозрачной футболке, поддевая чувствительные соски, касание к которым сопровождается тихими стонами. — Хисын, я бы не смог без тебя, — признаёт резко Сонхун, и тут их взгляды пересекаются. Даже в темноте комнаты, пробивающей в себя лунный свет через не задёрнутые шторами окна, можно увидеть все чувства, испытываемые им сейчас.              Нежный поцелуй выбивает всё из него. Податливое сейчас тело Сонхуна тает в сильных руках и позволяет делать с ним всё, что душе угодно. И у обоих нет сомнений, что их намерения можно назвать порочными, ведь поцелуй начинает приобретать новые оттенки в виде укусов, на которые Сонхун вовсе не успевает реагировать. Хисын, не отрываясь от пухлых губ, касается затвердевшего соска и зажимает тот между пальцами, из-за чего следует моментальная реакция: парень стонет, выгибая спину навстречу прикосновениям.              Дыхание не дают восстановить, потому что поцелуи искушают с новой силой, выбивая рваные вздохи, из-за которых свободная рука хватается за плечи, словно в поисках опоры, которую выбивают у него из-под тела. Отросшая ногтевая пластина царапает предплечья, оставляя после себя белые следы, пока не превращающиеся в красные. Сонхун чувствует пальцы, соприкасающиеся с плавящимся телом, под футболкой, и он не в состоянии что-либо сказать, когда Хисын укладывает руку на впалый живот и давит на нижнюю часть.              Громкий стон отдаётся об стены, и проконтролировать его попросту невозможно. Шаги Хисына неожиданные всегда, Сонхун попросту не может предугадать дальнейший ход событий: мозг отказывается думать, сохраняя в себе лишь образ Хисына, изводящего медленными действиями. Именно так, как он любит, подбрасывая масла в огонь последующим шёпотом в краснеющее ухо:              — Котёнок, — прозвище, слетающее с губ, которые через мгновение оставляют одинокий поцелуй на мочке, провоцирующий дрожь, проходящую по всему телу. — Покажешь мне когти, Сонхун? Я знаю, что у тебя они есть, — Хисын намеренно испытывает, вдавливая в матрас, когда рука вновь скользит по груди.              — Не сегодня, Хисын, — шепчет Сонхун. Его тело полностью расслабляется, и таким образом он показывает, что сдаётся и отдаётся полностью на растерзание своим самым грешным чувствам, смешивающихся со страстью, которая пылает в нём безостановочно при присутствии Хисына рядом. — Этим вечером я хочу показать свою послушную сторону, которую ты просто заслуживаешь видеть после моих выходок, — парень поворачивает голову и целует коротко, выбивая из реальности подобным поцелуем.              Но Хисын успевает быстро прийти в себя. Он смотрит с улыбкой, которую привыкшие к темноте глаза видят с лёгкостью, и убирает за ухо прядь волос. Нежный до безумия. Правда, всего на несколько секунд. Озорство его проявляется в новых медлительных действиях, пока он пальцами водит по впалому животу, а губами припадает к их рукам, оказывающихся в воздухе одним простым взмахом. Костяшки Сонхуна покрывают трепетными поцелуями, переходящими на связанные запястье и ниже, к предплечьям.              И до Сонхуна поздно доходит, что это всего лишь отвлечение, из-за которого голова окончательно теряется. Пуговица на его брюках оказывается свободна от оков ткани, оказывающихся у лодыжек через пару мгновений вместе с боксёрами, освобождающими его твёрдый член.              Время Хисын не тратит, он утыкается носом в шею, ведя им по яремной вене, заставляя хватать ртом воздух, которого внезапно становится слишком мало в его лёгких. А причина проста: ладонь обхватывает член, истекающий огромным количеством естественной смазки из-за долгой прелюдии, и ведёт по нему вверх-вниз, одновременно с этим большой палец растирает головку.              Сонхун толкается бёдрами вперёд моментально, а глаза закатываются от приятных ощущений, вызванных внезапными поцелуями, распространяющимися по всей передней части шеи, и движениями, набирающими темп и подводящих к быстрому оргазму, на члене. Правда, у него нет никаких сомнений, что ему дадут излиться в ладонь. Совершенно забывает, как может извести его Хисын.              Связанная рука сжимает ту, что принадлежит Хисыну, а другая — плечо, скрытое под хлопковой тканью футболки. Сонхун мечется между желанием поддаться сладкой истоме или потерпеть ещё совсем немного, чтобы волна оргазма настигла чуть позже и чтобы просто подольше посмотреть на Хисына в подобном положении.              Громкие стоны, не перекрываемые ничем и никем, раздаются по комнате. Горячее дыхание ласкает его ухо, и Хисын шепчет что-то поощряющее, в содержание которого Сонхун не вслушивается, полностью отдаваясь получению удовольствия. Его ослабшая рука скользит к затылку, чтобы за волосы потянуть, но парень быстро бросает эти попытки, решая окончательно сдаться сладкой истоме, подступающей к нему.              И противиться ей Сонхун прекращает именно в тот момент, когда горячая сперма льётся из его члена, украшая ладонь Хисына и белоснежные бёдра остатками белёсых капель. Дыхание сбивается, а поцелуй, ложащийся на щёку, заставляет его закрыть глаза, дабы не видеть происходящее дальше. К большему Сонхун не готов, поэтому во мраке находит связанные воедино запястья и ослабляет бант, давая возможность двигать рукой и выбраться из-под нежной ткани.              Хисын помогает снять оставшуюся футболку и доводит до душа, помогая смыть накопившийся пот. Конечно же, с разрешения Сонхуна присоединиться к нему, потому что у него сил на остаётся ни на что. На царапины, блестящие на свету, внимания особо не обращается, но уверенность, что после освежающего душа они окажутся обработаны и спрятаны от глаз всех, в нём присутствует. Причём огромная.              Так и происходит. Сонхун, переодевшись только в домашние шорты, был отведён в гостиную, смежную с кухней, и усажен на стул, который был отодвинут от стола для удобства Хисына. Свет загорается в комнате, и глаза инстинктивно жмурятся, пытаясь найти спасение в привычном темноте.              — Я буду аккуратен, — разносится где-то рядом, и Сонхун приходится приоткрыть веки, чтобы взглянуть на Хисына, в руках которого аптечка с первой помощью.              Она кладётся на стол и раскрывается с щелчком. Взору Сонхуна предстаёт множество медикаментов и средств обработки ран. Хоть и нанесены они были некоторое время назад, Хисын всё равно считает необходимым их обработать, чтобы не было хуже. Ватные диски смачиваются перекисью водорода и прикладываются к ранам с запёкшейся кровью. Шипит Сонхун из-за неприятных ощущений, но не дёргается, позволяя заботиться о себе.              — Ты перекрасился, — подмечает Хисын наконец-то. Да и не было момента поговорить об этом, — почему ты решил это сделать? — интересуется, прикладывая ватный диск чуть с большой силой. Отвлечь пытается, и Сонхун с радостью это делает, готовясь отвечать на все вопросы:              — Импульсивное решение, — шепчет Сонхун с улыбкой, — я сделал это ночью в тайне ото всех. Думал, ты оценишь раньше, — усмехается он, слегка зарываясь в непослушные волосы Хисына. Их бы причесать, но этим можно заняться и позже. После долгожданного разговора.              — Не считаю, что мне бы хватило времени на комплименты в клубе. Мои губы вроде объяснили тебе всё и без слов, — практически мурчит на ухо, медленно убирая намоченные перекисью ватные диски. Сонхун чувствует, как щёки краснеют внезапно, и он отводит взгляд, смотря на балкон, а не на Хисына, аккуратно отстраняющегося от него. — Хочешь туда? — игривый тон сменяется на привычный. Сонхун кивает, вставая со стула и ожидая, что за ним последуют.              Перед тем как выйти на свежий прохладный воздух, Сонхун проходит в спальню и оказывается около шкафа, содержание которого предельно внимательно изучает, останавливая свой выбор на любимой белой футболке, покрытой надписями. Стеклянная дверь приоткрывается лёгким движением руки, и оба проскальзывают на балкон.              Ночное небо обволакивает всё, погружая во мрак, но и приносит с собой миллион звёзд, тут же становящихся вещью, которая каждый раз будет завоёвывать его внимание. Как Хисын сейчас. Он кладёт руки на хрупкую талию и прижимается сзади, аккуратно укладывая голову на плечи так, чтобы не потревожить царапины и несильные укусы на шее. И Сонхун расслабляется в его руках, чувствуя себя в полнейшей безопасности.              — Всегда мечтал посмотреть на звёзды с тобой, — произносит едва различимо. Сонхуну кажется, что он проговорил это у себя в мыслях, потому что ответа долгое время не следует. Однако никто не торопит их обоих, даже если вставать скоро. Ради Хисына можно и не спать всю ночь. Сонхун всё сделает, чтобы провести как можно больше времени рядом с ним.              — Я отвезу тебя куда-нибудь, где их будет ещё лучше видно, — шепчет Хисын, оставляя поцелуй на щеке. Неожиданность предложения тут же находит отражение в теле Сонхуна в виде маленькой улыбки, расплывающейся по губам, и теплу, растекающемуся по телу. — Хочешь? — спрашивает, аккуратно разворачивая парня лицом к себе. Активные кивки головой говорят вместо слов.              Сонхун никогда бы не подумал, что его можно будет обрадовать такими простыми вещами как проявлением внимания и нежными прикосновениями. Однако Хисын стал именно тем, кто научил его любить. И так просто он не отпустит его теперь. Конечно же, постарается отбросить в сторону всё своё упрямство, когда оно вовсе не требуется. Ради Хисына, который сделал для него многое. Пора отвечать ему тем же.