because i like you.

      Кажется, сердце Сонхуна разбилось одновременно вместе с его собственным, когда он озвучил злосчастные слова, сломавшие сильного парня окончательно. Хисын понимает, какую ошибку совершает, но ничего не может с собой поделать из-за реальной нужды разобраться со своей работой. Единственный вариант для него — это увольнение, когда до экзамена остаётся месяц, а бросать на произвол судьбы учеников ему не хочется.              Что более важно, нет никакого желания видеть расстроенное лицо Сонхуна в школе, хоть и понимает, что всё по его вине произошло. Он натянет, возможно, улыбку, но не спасётся от тех, кто знает о произошедшем. Если быть точнее, от него и Джейка, а потом уже и Джея, если ему всё ещё ничего не рассказали. Сонхун копит абсолютно всё в себе, делясь самым минимумом. Это нужно попросту принимать, а не давить на него. Ли понял ещё во время первой их прогулки, а закрепилось всё на прошлой неделе, когда Пак от грозы старался спрятаться в его объятиях.              Хисын, стоя в квартирном коридоре, который был покинут Сонхуном минут двадцать назад, собирает в кучу свои мысли с надеждой, что так он сможет абстрагироваться от всей ситуации, что вряд ли, потому что чувства к Паку слишком сильные.              Ему следовало бы пойти за ним, а не оставлять одного. Сонхун определённо не поехал к Джейку: он слишком разбит и не в состоянии вести какой-нибудь разговор. Даже в их объятиях слова были кое-как произнесены. Больно это осознавать.              Сонхуна ранить меньше всего хотелось. Он нежный, хоть и выпускает когти иногда из-за того, что Хисын его дразнит. Однако видеть его слёзы — это худшее, что может быть в этом мире. А ещё больнее, что они из-за него. Он довёл его практически до панической атаки. Ему попросту необходимо загладить свою вину хоть как-то.              Хисын проходит в ванную комнату и снимает с себя чёрный пиджак, весь пропитавшийся слезами Пака. На губах всё ещё ощущается солёный поцелуй. Их последний перед разлукой. И он скучает безумно уже. Сорваться готов с места, чтобы приехать к нему, наплевав на присутствие родителей в доме.              Не может, правда. Здравый смысл ему сейчас так же необходим, как и объятия Сонхуна. Он так голову не терял даже в прошлых отношениях с девушкой, которая сейчас его ровесница. А тогда это была его первая подростковая любовь. Так почему с Сонхуном по-другому?              С ним абсолютно всё не так, как было до этого. Хисын не должен был влюбляться в своего же ученика, однако сделал с точностью наоборот. Сонхун прекрасен в общении один на один. С ним интересно, как ему кажется. Да и парень он. До Сонхуна ему никогда не импонировали представители его же пола, из-за чего Ли изначально испугался и намеренно засиживался на работе допоздна, чтобы отвлечься от мыслей.              Однако длительные разговоры с Джеем во время репетиций успокаивали его. Не полностью, правда. Джейк обо всём знал с самого начала, только поклялся ничего не говорить о его сомнениях в чувствах, которые по итогу оставалось окончательно принять. Да и по действиям было понятно абсолютно всё.              Тяжёлый вдох и холодная вода, мочащая рукава белой рубашки, не помогают. Хуже становится лишь. Ему не легче от того, что он рассказал причину игнорирования и наконец может заняться тем, чтобы решить проблему с работой, мешающей их отношениям. Тяжелее только. У него больше нет той опоры, так нужной сейчас.              Сонхун даже в чувствах стал его исключением. Как у него это получается? Вопрос мучает давно и вызывает миллион мыслей. Влюблённый разум заставлял его делать вещи, на которые он не думал, что способен. Прилюдные объятия, касания. Нежный шёпот, который очень нравится Сонхуну. Остервенелые поцелуи, выбивающие из реальности.              Его не заботит ревность Сону, который так и норовит забрать его из рук Сонхуна каждый раз, когда они оказываются в клубе вместе. Друг детства совершенно не интересен в романтическом плане. Его влюблённость стала слишком явной после появления Сонхуна в кругу общения. Как бы Хисын не говорил, что ему не нравится подобное поведение, Сону нет никакого дела.              Ли в шкафу находит оставленную Сонхуном футболку, в которой он был в субботу, и надевает её на нагое тело после принятия душа, не спасающего от навязчивых мыслей. Ему не стоит носить одежду, напоминающую о нём, правда, ничего с собой поделать не может. На ней не остаётся привычного запаха, который принадлежит Паку, из-за того, что она постирана.              Телефон вибрирует от уведомлений, приходящих на него. Отвечать нет никакого желания, хоть он и должен, если это касается работы. Даже с Джеем не хочет общаться. Сейчас не то состояние, которое неизвестно сколько продлится. Хисын без какого-либо энтузиазма включает экран и видит сообщение не только от Джея, но и от Джейка, что достаточно удивительно, ведь они практически не общаются.              Первым делом Ли печатает ответ для лучшего друга, волнующегося за Сонхуна так же сильно, как и он. Джейк ему всё рассказал. Джей знал лишь о том, что он поговорить хотел серьёзно с Сонхуном. Мысли перебиваются одна другой, и сосредоточиться на чём-либо попросту невозможно.              Не хочется ни с кем делиться своими переживаниями, поэтому ответы и выходят односложными, за что ему очень стыдно. Джейк спрашивает лишь о том, как тот будет извиняться, ведь Пак так просто не прощает никогда, особенно если предать его доверие.              Квартира кажется мрачной теперь. Нет повода для радости теперь. Выполненная работа не отвлекает вовсе. Лишь секундное расслабление, сменяющееся накатывающими тревожностью и стыдом за своё решение. Пальцы пробегают по клавиатуре в ускоренном темпе, пока он составляет тест для учеников, который должен стать одним из финальных в этом учебном году.              Хисын решает открыть Инстаграм, и перед его взглядом тут же возникают новые фотографии, выложенные Сонхуном вчера. Их первое официальное свидание прошло на берегу Атлантического океана, забыть о нём попросту невозможно. Пак Сонхун само совершенство и в интернете, и в реальности. Конечно, видеть каждый день его нравится больше. Предельно рассматривает лишь парня, ему неинтересен задний план. Новая волна боли проходит по его телу.              Фотографии сделаны Хисыном, который тогда сидел весь в поцелуях, оставленных Сонхуном и его тинтом. Руки крепко сжимают ткань домашних шорт от воспоминаний о том вечере. Скучает уже. Так не должно быть. Голова запрокидывается и соприкасается со спинкой дивана, губы раскрываются в немом крике боли, пока ноутбук продолжает покоиться на его коленях с открытым профилем совершенства.              Пятерня зарывается в волосы и оттягивает, намеренно причиняя боль, чтобы в сознание прийти наконец. Не помогает вовсе. Он задыхается от собственных чувств, наполняющих его по горло. Ему не стоило вообще задерживаться на этих фотографиях и просто пролистать, однако не может так поступить. Причина проста. Потому что это Пак Сонхун, который украл сердце с такой лёгкостью, будто это ничего не стоит. Может, так и есть? Хисын не знает. Не понимает. Не хочет больше думать. Единственное желание, оказаться в любимых объятиях Сонхуна, невозможно исполнить сейчас. Ранит душу до чётких, отпечатывающихся ран.              Он вглядывается в лицо, на котором довольная улыбка находит своё отражение, чтобы рассмотреть коричневые родинки, так и неуспевшие получить должное внимание, потому что Хисын последний мудак, как он сам считает. Сонхун такого же о нём мнения, в этом нет никаких сомнений.              Рассматривает и остальные фотографии в профиле, сделанные и до их знакомства. Тёмные коричневые волосы, видимо, натуральный цвет, идут ему так же, как и осветлённые. Как будто приятный яд, убивающий медленно, себе пропускает по венам, потому что объяснить себе, почему он до сих пор не вышел из приложения и не вернулся к работе, Хисын не может.              Из своеобразного забвения вытягивает рабочий звонок, в котором ему говорят о том, что ему придётся заменить один урок завтра. Это продлит его нахождение в школе ещё на один час минимум. Лишний повод загрузить самого себя и отвлечься от ситуации с Сонхуном. Как он и хотел с самого начала, однако его уверенности поубавилось после того, как высказал всё Сонхуну и увидел слёзы беспомощности.              И страх оставить учеников куда-то пропадает всё-таки при одной лишь мысли о Паке. Очевидно, что выбор будет в пользу него, поскольку чувства слишком сильны и не исчезнут настолько просто. Пробовать даже не будет пытаться. Ему жутко хочется иметь возможность целовать, уже не боясь каких-либо посторонних взглядов.              Инстаграм наконец-то оказывается закрыт. С большим трудом, на самом деле. Ему пора возвращаться к работе, чтобы успеть всё подготовить и не вставать с утра раньше, жертвуя своим сладким сном. Хисын делает глубокий вдох и выдох, приходя в себя и смещая фокус на файл, в котором не доделанный тест лежит. Сначала он самостоятельно их решает, прежде чем распечатать ученикам.              Работа тяготит его впервые за долгое время. Ему не нравится, а позволить себе отвлечься снова не даёт. Хисын только начинает понимать, что замена будет у класса Сонхуна и он будет видеть грустные глаза, наполненные болью. У него не будет возможности успокоить и прикоснуться. Это сделает за него Джейк.              Хисын закрывает ноутбук лишь спустя несколько часов. Распечатанные тесты лежат на кухонном столе, перед тем как оказаться в дипломате. Солнце давно опустилось, создавая тёмную атмосферу в квартире. Только Хисын никак не желает включать свет, оставаясь в гостиной, погруженной во мрак. И свет от ноутбука остаётся единственным освещением, как в его душе Сонхун.              Он смотрит на своё отражение в зеркале, когда наконец оказывается в ванной комнате. Глаза красные непонятно от чего. Шея, с которой он смыл тональный крем и консилер, всё ещё отдаёт фиолетовыми оттенками, кое-где проглядываются отпечатки зубов. Хисын бы с радостью отдал всего себя на растерзание клыкам Сонхуна, чтобы они вонзились в его кожу и оставили шрамы в напоминание о его поступке. Он готов страдать за него.              Футболка Сонхуна не такая, как его все, и это делает её особенной в огромном гардеробе. Ткань не доходит и до тазовых костей и облегает талию. Хисыну нравится, как он выглядит в ней, но Сонхуну, бесспорно, лучше подходит. Нужно будет вернуть, когда они помирятся.              Раздумья сопровождают до самой кровати и ночью мешают спать настолько, что Хисын попросту смотрит в потолок, прикрывая глаза без возможности прогнать навязчивые мысли совсем. Они будут настигать его, подобно бремени, которое он обязан нести за свой эгоистичный поступок. Неизвестно сколько времени пройдёт, прежде чем он заснёт наконец, полностью отрёкшись от всего, что творится в его голове сейчас.              На телефон, вибрирующий даже в такое позднее время, никак не реагирует. Всё равно это не сообщение от Сонхуна, ради которого Хисын практически всегда брал в руки гаджет, чтобы ответить на что-нибудь милое. Лунный свет пробивается в комнату, освещая комнату, в которой вновь забыли занавесить шторы для полного мрака, и он привлекает куда больше смартфона, на самом деле.              Причина слишком очевидная. В этом Хисын моментально признаётся самому себе, не пытаясь отрицать. Да, мысли сразу моментально возвращаются к Сонхуну, к их свиданию первому. Он, чёрт возьми, зависим. Зависим от любого взгляда его, неважно нежного или игривого. Зависим от любого вида, пусть появляется перед ним весь растрёпанный или разодетый, чтобы впечатлить, в чём никогда не сознается, Хисын будет рад и простому появлению в своей квартире. Зависим от любого поцелуя, будь он коротким соприкосновением губ или страстным, оставляющий долгий отпечаток и огромное желание получить больше.              Рука дотягивается до шторы, перекрывающей доступ какому-либо свету, чтобы и о мысли его покинули наконец. Ему всё ещё необходим сон. Он сжимает простынь, которой накрылся, чтобы не царапать собственную кожу и прийти в себя, перед тем как положить голову на подушку, успевшую нагреться, и закрыть глаза окончательно.              Засыпает в скором времени, совершенно не замечая, как обнимает подушку, чтобы спокойнее было. Себе Хисын в этом не признается утром. Будет оправдываться самому себе, что это была чистая случайность и он в состоянии спать один, не чувствуя разлуку, хоть и Сонхун оставался у него на ночь всего два раза. Однако они сопровождались долгими объятиями, рушить которые вовсе не хотелось с лучами солнца за окном.              Время тянется незаметно. Хисын только лёг, а раздражающий звон будильника уже разносится по всей тёмной комнате. Волосы прядями разбросаны по всей подушке, пальцы впиваются в подушку, не желая выпускать её из рук, и глаза приоткрываются, когда звук становится невыносимым. Он берёт с тумбочки телефон, и всё тут же замолкает.              Тяжёлый вздох не предвещает хорошее начало дня. Рука зарывается в волосы, создавая из них больший беспорядок, чем было до этого. Хисын подниматься никак не желает, потому что понимает, что в школе его внимание будет приковано лишь к одному человеку и его сердце будет разрываться на части. Написать заявление на увольнение сегодня же звучит отличной идеей, которой не суждено сбыться. Как бы не были сильны чувства, он не может им поддаться окончательно.              Пальцы открывают мессенджер на телефоне и практически печатают уже привычное «доброе утро» Сонхуну. Только доходит до него, что он делает, как сразу Хисын замирает и закрывает окно чата, понимая, что, возможно, это будет выглядеть издёвкой с его стороны.              В школе оказывается достаточно скоро, потому что как бы он не пытался собираться медленнее, то всё равно приезжает раньше. Хисын поправляет галстук, который буквально его душит не только из-за душного и пустого помещения, но и из-за собственных чувств, не приводимых в порядок никаким образом. Рубашка неприятно прилипает к телу, и дующий утренний из окна ветер не помогает вовсе. Его спасителем может стать лишь Пак Сонхун.              Время близится к звонку, и нужно привести себя в норму как можно быстрее. Никто не должен прочитать эмоции на его лице. Только у Сонхуна есть на это право сейчас. Только ради него он готов стать мягким, а не чёрствым человеком, играющего учителя, который не идёт на контакт с кем-либо.              Хисын совершенно забывает, что первый урок у него как раз-таки та самая замена, о котором ему вчера говорили по телефону. На фигуры, появляющиеся в помещении, не обращает абсолютно никакого внимания. Не интересуют они совсем, но как только перед ним мимолётно проскальзывает знакомая рубашка, принадлежащая именно ему, Хисын вспоминает, у чьего класса он ведёт.              Джейк проходит внутрь прямо за Сонхуном, полностью поникшего и не смотрящего по сторонам вовсе. По одному такому же грустному взгляду Шима, который адресован лишь ему, можно понять, что извиняться придётся долго. Но Хисын готов опуститься на колени, пока они не затекут окончательно, и вымаливать прощение за разбитое сердце Сонхуна.              Невозможно смотреть на померкнувшее лицо, больше не выражающее тех же эмоций. Нежность в глазах сменяется унынием, губы не накрашены привычным тинтом, не видно и капли косметики, не считая шею, тональным кремом на которой замазаны потемневшие отметины, как и на его собственной. Хисын вздыхает, отводя взгляд со страхом, что перебарщивает.              Урок проводится в привычном темпе, несмотря на сонные лица учеников, явно не желавших делать задания из экзамена с самого утра, однако поделать что-то с этим нельзя. Хисын поясняет в который раз определённый номер, остающийся непонятным доле класса, как бы понятно он не пытался объяснить, не повышая тон голоса ни на секунду.              Время проходит незаметно для него, насчёт учеников сказать не может, но для Сонхуна, к которому взгляд возвращается постоянно, определённо пыткой стал внеплановый урок. Тот послушно записывает, как раньше, не отвлекаясь даже на телефон и на разговоры с Джейком. Только одно удивляет Хисына: со звонком все покидают класс, и один Сонхун остаётся с ним. Джейк своим уходом намекнул на попытку извиниться, которую посторонним ушам явно не нужно слушать.              Хисын защёлкивает дверь на замок, чтобы их никто не потревожил. Он откроет её при одной лишь просьбе Сонхуна, уткнувшегося носом в ткань рюкзака и скрывшего своё лицо в нём. Шаги медленно приближаются к парте, за которой и сидит Сонхун, никак не обращающий внимание на него. Он садится напротив него и смотрит, не решаясь что-либо спросить.              — Уйди, — наконец произносит Сонхун. Его голос еле слышен из-за того, что он голову никак не отрывает от рюкзака, но Хисын не двигается с места даже, полностью осознавая, что заслуживает такое обращение к нему.              — Нет, — отвечает Хисын, смотря на руки Сонхуна, лежащие под рюкзаком, таким образом обнимая его. Ему нужна забота, которой его так резко лишили, однако он в этом никогда не признается. — Это мой класс, Сонхун. Я не могу уйти отсюда, не забрав тебя с собой, прости уж.              — Заткнись, — Сонхун говорит грубо. Обида чётко прослеживается в голосе, из-за чего вина ощущается по-новому. Он сжимает ткань рюкзака, впиваясь ногтями в неё, а лучше бы в его спину, чтобы Хисын досконально понял, какую боль нанёс человеку, который ему нравится.              Хисын неуверенно тянет руку к обмякшему телу, но дрожь проходит по ней на полпути. Он останавливается, не решаясь прикоснуться, потому что боится, что сделает лишь хуже своим прикосновением сейчас. Эта неуверенность исчезает секундой позже, когда Хисын почти прикасается к уложенным волосам. Правда, происходит то, чего он совсем не ожидает: Сонхун хватает за запястье и крепко удерживает, не выпуская ни на секунду, пока Хисыну остаётся только удивлённо смотреть.              Молчание затягивается. Хисын последовал совету Сонхуна заткнуться. Но и руку никто не выпускает из хватки. Кончики пальцев касаются тыльной стороны ладони, держащей его. Сонхун вздыхает тяжело, прежде чем слегка поднять голову, и под подбородок подкладывает рюкзак.              — Говоришь мне уйти, но сам держишь меня, — грустная улыбка возникает на лице, прежде чем померкнуть снова. Хисын замечает красные глаза, которые слезиться начинают. И подобный вид Сонхуна разбивает его на тысячу мелких частиц и увеличивает желание написать заявление на увольнение. Не хочется, чтобы он страдал так, как сейчас.              — Закрой рот, Ли Хисын, — звучит твёрдо. Ладонь его дрожать начинает, когда неуверенно скользит выше, аккуратно переплетая пальцы. Сонхун крепко держится за неё в нежелании выпускать.              — Хорошо, — он кивает и тянет руку к лицу, краснеющему из-за духоты помещения. Другие причины не хочет искать, потому что новая волна боли накроет его. Смотреть на слёзы не может, поэтому большой палец вытирает их с щеки. Сонхуну больно, и залатать рану на сердце может лишь Хисын.              Сонхун прижимается к его ладони, а пальцы его дрожат. Хисын поглаживает его в надежде успокоить, но понимает, что это не спасёт. Дыхание сбивается у обоих. Кажется, у самого Хисына скоро появятся слёзы на лице, из-за которых вся невозмутимость пропадёт и образ рухнет. Прежде чем он успевает подумать, слова сами срываются с его губ:              — Я уволюсь, Сонхун.              Всхлипы моментально прекращаются. Глаза Сонхуна боязливо поднимаются, чтобы встретиться с теми, что принадлежат Хисыну. Рот удивлённо раскрывается, но никаких слов не произносится. Сонхун замирает, и только дрожь, проходящая по всему его телу, и слёзы, стекающие по прекрасному лицу, отличают его от манекена. Он смотрит, не отрывая взгляда, будто старается понять, ложь это или правда.              Никакого ответа не следует, и Хисын полностью этого заслуживает. Руку его только сильнее сжимают, кажется, до хруста. Невесомый поцелуй на костяшках пальцев появляется в виде небольшой вольности. Сонхун поднимается, ничего не говоря, и подходит к двери, открывая её и не озираясь на него.              Осадок, который остаётся на душе, изрезает душу ещё мельче, чем было до этого. Он возвращается на своё место и облокачивается на стул полностью, задирая голову максимально. Слёз не будет, просто поможет прийти в себя. Уроки необходимо проводить, поэтому тяжёлые вдох и выдох распространяются по всему классу, перед тем как его заполняют ученики.              

***

             Дневная репетиция никак не интересует его. Хисын проезжает мимо дома, в которой живёт Сонхун, и сердце кровью обливается. Хочется остановиться и написать, чтобы он вышел и поехал с ним. Лоб оказывается на руле в попытках прийти в себя и не думать о нём хотя бы на секунду, которая обязательно заполняется Сонхуном и желанием забрать его к себе объятия и принять на себя всю злость.              Автомобиль паркуется у клуба, вокруг которого пусто. Как и всегда в такое раннее время. Открыт вход лишь для персонала и для них, отдающих деньги за то, чтобы здесь выступать и репетировать. Задняя дверь открывается сразу же после ввода пароля, отпечатавшегося уже на подкорке сознания от того, как часто он вводил его. В помещении гробовая тишина, перебивающаяся его шагами по полу. Возможно, Хисын самый первый сегодня.              Но нет. В комнате, в которой они обычно оставляют вещи, уже сидит Джей. В совершенном одиночестве. Рядом с ним нет Джейка, и Хисын догадывается почему. Тот вместе с Сонхуном. А лучше бы он был там и успокаивал его своими объятиями и нежными словами на ухо.              Хисын, садясь на маленький диван рядом с лучшим другом, смотрит на него. Кажется, сейчас и проявится его слабина, которую практически никто не способен видеть, потому что стыдно показывать какие-либо эмоции, омрачающие его состояние и вызывающие волнение у других людей.              — Джей, я идиот, — проговаривает Хисын, первым делом начиная с признания очевидного. Он смотрит в глаза Джея не в ожидании услышать, что это не так, а то, что он правда таковым является. — Я разбил сердце Сонхуну, и чувство стыда буквально меня съедает. Мне больно смотреть на его слёзы, потому что я сам хочу начать рыдать вместе с ним, — слова слетают с губ быстрым потоком. Хисын даже не контролирует это.              — Ты идиот, ты знал, что твои слова приведут к похожей реакции, но всё равно решил сказать ему, Хисын, — Джей говорит твёрдо и уверенно. Впрочем, как и всегда. Хисын бы удивился другому тону сейчас, потому что только один он уместен. — Ты мог спокойно уволиться и без этой паузы. Ты это прекрасно понимаешь. Так в чём же ещё одна причина?              Хисын замирает от настолько прямого вопроса, от которого упрятанная мозгом причина возникает в его голове, будто по щелчку пальцев. Он и не мог подумать, что это являлось каким-либо важным фактором для него. Рука дрожью пробивается, а мягкого взгляда, которого явно не стоит бояться, не отрывают от него в желании услышать всю скрываемую правду.              — Потому что он парень, а до этого мне никогда не импонировали они. Я испугался неожиданно, хоть и думал, что окончательно принял свои чувства, — неуверенно произносит Хисын, прикладывая лоб к плечу Джея, чтобы иметь какую-нибудь опору и не свалиться на неудобный грязный пол.              — Скажи ему об этом. Он поймёт и попытается тебе помочь. Хисын, Сонхун страдает из-за тебя, — говорит Джей со вздохом, но не отталкивает от себя, позволяя чувствовать тепло, согревающее и самого Хисына и дающее надежду на то, что всё ещё можно спасти.              — Он не хочет со мной разговаривать, — уверенно заявляет Хисын, отстраняясь от плеча, чтобы вновь встретиться взглядами с другом. — Я сказал ему, что уволюсь, но Сонхун молча ушёл. Я понимаю его, он обижен.              — Могу попросить Джейка привести Сонхуна, но не надейся, что он появится, — отвечает Джей. В его руках телефон, где открыт мессенджер, в котором всё общение и происходит. Сообщение печатается быстрыми пальцами, а затем показывается Хисыну. — Отправлять? Я не могу смотреть на страдающего тебя. А Джейк успокаивает Сонхуна второй день.              — Попробуй, — только произносит Хисын, прежде чем дверь открывается и в комнате оказывается ещё один человек. Тот самый, который сделает всё ради привлечения внимания Хисына. Джей замолкает тут же, отправляя сообщение, как видит Хисын.              Лисьи глаза выражают удивление сложившейся картиной, а губы моментом позже расплываются в улыбке. Хисын понимает причину и моментально появляется желание выйти, чтобы не слышать чёртового флирта, раздражающего с каждым разом всё больше.              — А где Сонхун? — ради приличия, конечно, интересуется Сону своим невинным голосом, который сейчас меньше всего хочется слышать. Раздражает, да и только. Глубокие вдохи Хисына не спасают, его злость захлёстывает лишь сильнее, а отвечать нет желания совсем.              — Должен прийти вместе с Джейком, — вместо него говорит Джей, осознавая, что испытывает его друг. Хисын расслабляется, прежде чем тревожность накатывает снова от осознания, что Сонхун придёт. Если всё-таки согласится. — Мы должны начать репетировать. Ты сможешь, Хисын? — он к плечу Хисына аккуратно прикасается с желанием узнать состояние.              — Да, почему нет? — голос звучит ровно только из-за предельного усилия. Хочется кричать и бить кулаками об стену, чтобы выпустить все эмоции, накопившиеся в нём. А их достаточно. Он ладони прячет в карманы, дабы дрожь, проходящая по ним, осталась незамеченной.              Спрятаться от хитрых лисьих глаз невозможно. Сону досконально рассматривает черты его лица в поисках чего-то, что Хисын не понимает, но взгляд не отводит, лишь бы тот не увидел слабину. Страшно и пошевелиться. Его постараются вырвать из рук Сонхуна, которого нет рядом сейчас, и этим воспользуются максимально. Глубокий вдох не спасает. Ему нужен свежий воздух, а не взгляд, прижигающий его к дивану. Ему нужен Сонхун, который станет его спасителем.              Он поднимается с дивана резко и быстрым шагом выходит из комнаты, буквально хлопая дверью. Даёт волю эмоциям, которые съедают изнутри последний час. А всему виной Сону. Его невинный голос, его очевидные намерения, его лисий взгляд — всё выводит из себя. Сдерживаться невозможно попросту.              Хисын давит на железную ручку, покидая клуб больше не в желании репетировать. Не хочется даже с кем-то разговаривать. Ему необходима гробовая тишина, на которую надеяться невозможно. Только собственная квартира, кажущаяся неуютной без Сонхуна, может ему предоставить это.              Ногти впиваются в кожу, тут же краснеющую от того, как сильно ведут по ней, оставляя неглубокие царапины, пропадающие моментом позже. Намеренно боль причиняет себе, чтобы думать трезво, а не поддаваться чувствам и эмоциям. Хисын задирает рукав рубашки не только из-за жары, которая вовсе не является важной причиной, но и из-за того, что места на тыльной стороне ладони уже не остаётся: там всё красное.              Он давит особенно сильно, чувствуя укол чёткой боли, протрезвляющей его моментально и практически приводящей в себя. Так определённо лучше, но злость на Сону никуда не девается. Хисын бы с радостью оборвал все связи с ним, чтобы никогда больше не общаться, несмотря на то, что они друзья детства; правда, невозможно в реалиях. Они всё ещё играют в одной группе и перебрасываются несколькими фразами, когда Сону не хочется начать глупый флирт, только отталкивающий его.              Хисын прижимается к нагретой солнцем стене и желает, чтобы между его пальцев оказалась сигарета, хоть он и не курит, и чтобы стресс ушёл, а не с помощью боли, приносимой его отросшими ногтями. Рукав рубашки опускает, скрывая место, на котором он сорвался сегодня. Никто не должен заметить эти глупые, жалкие попытки прийти в себя.              Сонхуну бы не понравилось увиденное. По правде говоря, Хисын предпочитает быть грушей для битья, поэтому злость Сонхуна он бы взял на себя, позволяя тому царапать и бить себя за поступки, явно не присущие тому, в кого он влюбился.              Дыхание давно сбитое, а выравнивать его нет никакого желания. Он поднимает взгляд на подъезжающий автомобиль, принадлежащий Рики. Опаздывает, ничего нового. Но Хисын, не желая разговаривать, лишь машет рукой, когда высокая фигура покидает салон, и заходит обратно в прохладное помещение. Сбежать он не может, поэтому и остаётся лишь ждать Сонхуна.              Рики проходит мимо с сумкой в руках, которая окажется на небольшом столе, стоящем в комнате, раздражающей Хисына из-за присутствия Сону. Джей смотрит прямо на него, подходя зачем-то. Хисыну не нужна никакая помощь. Сам в состоянии справиться с проблемами.              — Джейк уговорил Сонхуна, — говорит Джей, наклонившись к уху, чтобы никто не услышал, кроме него. Гнетущая атмосфера в сердце медленно сменяется спокойной, а стены тёмного коридора перестают давить на него. — Будь аккуратнее, не обидь его ещё сильнее, — предупреждает он, прежде чем отстраниться, когда они ловят две пары глаз, смотрящих на них.              Лисий прищур не вызывает никаких приятных ассоциаций, а равнодушный взгляд единственное, что можно ожидать от Рики, самого старшего из них. Хисын кивает на сказанное Джеем, не решаясь вслух называть тему их разговора. Сонхун скоро придёт с Джейком, только это совсем не означает, что ему тут же кинутся на шею от радости. Сонхун будет груб и не будет обращать внимание на него, в этом сомнений нет. Он уже пытался с утра быть таким, может, что-то измениться успело.              Двумя минутами позже железная дверь открывается, пропуская сначала Джейка, а за ним поникшего Сонхуна, который голову не поднимает никак, полагаясь полностью на Джейка, вцепившись в рукав его рубашки. Джей влюблёнными глазами смотрит парня своего, провожая его взглядом до конца коридора. Хоть кто-то будет счастлив. Правда, и Хисын не собирается так просто сдаваться. Тем более, когда можно всё исправить ещё. Он будет бороться до конца.              Хисын, подобно одержимому, следует за ними, чтобы выловить возможность поговорить. Джей сзади него обречённо вздыхает, но не хватает за руку друга, а быстрыми шагами рассекает пространство, настигая его быстро. Осознание того, что лезть сейчас явно не стоит, приходит вовремя, поэтому и Хисын направляется в сторону сцены, чтобы настроить микрофон.              После репетиции у них будет шанс поговорить, потому что Джейк явно не отпустит Сонхуна до конца, потому что ему тоже важно, чтобы его лучший друг был в отличном расположении духа и в хороших, счастливых отношениях. Хисын неуверенно смотрит, ведь он даже не знает, как начать диалог.              Сосредоточиться на музыке старается максимально, однако взгляд каждый раз возвращается к Сонхуну, сидящему на барном стуле и не смотрящего на него, от чего больно становится. Хисын заслуживает этого и смиряется практически, пока осветлённая макушка не поворачивается в сторону сцены. Вероятно, это было сделано под напором Джейка, потому что глаза Сонхуна направлены в пол. Это видно и со сцены, на которой вовсю проходит репетиция.              Скрыть усталость ото всех никак не выходит по истечении двух часов. Да и не только он уже не может нормально функционировать, поэтому принимается совместное решение закончить на этом и продолжить на выходных. Хисын видит, как Джейк подходит к Джею, оставляя Сонхуна в одиночестве с намёком на то, чтобы он оказался рядом с ним и попробовал поговорить.              Сонхун подпирает голову ладонью, спокойно смотря на приближение парня. Не пугается и не убегает. Без эмоций принимает то, что с ним хотят поговорить. Однако, когда Хисын садится рядом, никакие слова не оказываются произнесены. Они просто смотрят друг на друга.              Больно становится из-за глаз, не выражающих ничего. Сонхун упорно скрывает свои чувства от других, боясь довериться. Хисын чувствует, как по нему скользит взгляд, изучая то, в чём он сегодня пришёл: простые чёрные брюки, рубашка и удушающий сейчас галстук, оказывающийся ослабленным через секунду, когда аккуратные пальцы Сонхуна неуверенно прикасаются к нему. Хисыну кажется, что он не дышит, боясь спугнуть Сонхуна, решившего дотронуться до него.              Молчание между ними прерывается только короткими вдохами. Его слушать не захотят, но и продолжаться так не может. Им необходимо поговорить, чтобы вновь быть вместе. Сонхун сжимает рукава рубашки, подаренной самим Хисыном. Видимо, она ему настолько понравилась или напоминает о прошлом. Хисын не знает точно.              Трогать боится, в отличие от Сонхуна, который смелее ослабляет галстук, чтобы не душил больше. Они будто местами поменялись. Страх появляется не на ровном месте. Хисыну страшно прикасаться, потому что есть шанс, что он навредит ему ещё больше, создаст трещину между ними. Он уже причинил боль словами. Не хватает лишь касаний, после которых, возможно, его будут избегать и отталкивать.              — Сонхун, — слетает с губ едва слышно, когда Хисын всё же решается завести нужный им разговор. Пальцы, водящие по ткани чёрного галстука, тут же останавливаются. И взгляд равнодушный меркнет, дабы смениться на раздражённый. Сонхун отрывает локоть от барной стойки и усаживается прямо.              — Заткнись, я всё ещё не хочу тебя слышать, — грубо и твёрдо звучит. Сонхун не отводит глаз от выражения лица Хисына, практически пожирая его ими, чтобы вся вина снова стала ощущаться и вся боль, причинённая ему злосчастным днём. — Будь добр, молчи.              Рот раскрывается для ответа, но взгляд ставит его на место, и тут же закрывается, подчиняясь воле Сонхуна, перед которым он хоть на коленях готов извиняться. Обида горит в нём сильная, и всему виной лишь Хисын, который задел его и теперь попросту не может попросить прощения, потому что его слова останутся проигнорированы.              Сонхун боится показать свои эмоции в присутствии других, и доверие тут играет не последнюю роль. Оно подорвано, но Сонхун всё ещё даёт волю слезами, своей тактильности и нежности. Неконтролируемая привычка, которой не противится он, что и греет душу Хисына. С ним можно быть грубым, правда, действия выдают Сонхуна с потрохами. И они оба это знают.              Изучающий взгляд скользит по руке, скрытой под рубашкой, и останавливается на всё ещё красной ладони. Освещение в помещении достаточно яркое, поэтому и заметить не составляет никакого труда. Ловкие пальцы тут же поддевают пуговицы и задирают рукав до самого локтя, открывая вид на поцарапанное ногтями предплечье. Взгляд, переводимый обратно на его глаза, смягчается, однако голос остаётся всё таким же твёрдым:              — Идиот, что ты опять сотворил с собой? — он проводит аккуратно по коже, пока Хисын ищет что сказать, хоть и понимает, что бесполезно. Сонхун множество раз жаловался на эту привычку, после которой остаются глубокие царапины, когда замечал красные следы за частыми просмотрами фильмов. Однако другого способа успокаиваться он ещё не нашёл.              — Потому что я виноват перед тобой. Я не хотел, чтобы ты видел меня в подавленном состоянии, — отвечает Хисын тихо, чтобы лишь одни уши его услышали. Он накрывает ладонь Сонхуна своей. Никто, кроме него, ещё никогда не замечал привычку царапать кожу. Может, другие попросту не хотели её видеть, потому что не знали, что можно сделать. Но Сонхун единственный, кто заметил и попытался помочь своим присутствием рядом.              — Ты думаешь, что я оттолкну тебя, увидев твоё подавленное состояние? — уточняет он. Тон сменяется совсем немного, грубости не остаётся практически. Возможно, проявится и нежность, как раньше. — Скорее, я должен бояться этого, потому что практически никогда так резко не выбрасываю свои эмоции, как вчера, — намеренно подчёркивает последнее слово, позволяя дотронуться до себя.              — Ни за что, — звучит подобно обещанию, которое он готов выполнить для Сонхуна, потому что бросать его меньше всего хочется. Сонхун смотрит на него в поисках лжи в глазах, боясь поверить. Однако не находит её. Вместо этого — в них искренность и готовность поговорить прямо сейчас. — Сонхун, извини, — Хисын всё же решает начать, — причина нашей паузы в том, что я резко начал сомневаться в своих чувствах, потому что до этого я никогда не встречался с парнями.              — Сколько ещё причин ты найдёшь в оправдание самому себе? — голос резко ломается, превращаясь в привычный нежный. Сонхун пальцы переплетает аккуратно, приближаясь к лицу его. — Ты такой идиот, — он шепчет, хотя сам кое-как сдерживается от того, чтобы не закричать.              Сонхун встаёт резко и тянет за собой. Его сильная хватка, не позволяющая вырваться, вызывает непонимание, но Хисын не сопротивляется и следует за ним. Лишь бы это прикосновение длилось дольше. Сердце бешено бьётся в груди, а ноги еле успевают из-за быстроты шага. Дрожь, проходящая по телу Сонхуна, едва ощутимая в ладони, которую не выпускают из своей никаким образом.              Даже палящее солнце не такое горячее, как тело, к которому он прижимается неосознанно, когда догоняет. Сонхун весь горит, и причина ему неизвестна. Хисын и не пытается начать разговор, ожидая, пока Сонхун это сделает. Он поворачивается лицом, и нечитаемый взгляд заставляет кровь стынуть в жилах.              Сонхун обвивает руки вокруг его талии неуверенно, кажется, что таким образом извинения оказываются приняты, однако нет. Это было сделано, чтобы достать ключи из заднего кармана брюк. Нос утыкается ему в шею, вдыхая аромат одеколона, смешанного с запахом тонального крема.              — Я так зол на тебя сейчас, ты просто не представляешь, — шепчет Сонхун на ухо, не вытаскивая ладони из карманов. — Но я не могу сдержать свой порыв касаться тебя, поэтому просто молчи. Я не хочу больше слышать тебя и твои глупые оправдания, — после этого ключи достаются, и через мгновение автомобиль оказывается открытым. — Отвези меня, пожалуйста, — просит он, не отводя взгляда.              Один лишь кивок, и они уже в внутри. До дома Сонхуна ехать недалеко, две минуты от силы, но их так растянуть хочется. Правда, это будет слишком заметно, поэтому Хисын, вздыхая, заводит двигатель и выезжает с парковки под твёрдый взгляд, принадлежащий Сонхуну.              Тишина сопровождает их до самого конца пути. Сонхун, не прощаясь даже, быстро покидает салон автомобиля и уходит. Его можно понять. Он на эмоциях и не хочет думать трезво. Хисын провожает взглядом, пока сердце точно перестаёт биться от боли, виновником которой является он сам. Если бы не он, у них всё было хорошо. Лучше бы спокойно признался во всём, но тогда его решение казалось таким правильным. Не то что сейчас.              Хисын не уезжает ещё минут пять, потому что боится, что после этого Сонхун совсем перестанет с ним общаться. Он ничего не сказал по поводу его извинений, только назвал идиотом, что с любой стороны будет считаться верным, ведь именно таковым он и является.              Руки на руле дрожат, и проконтролировать это попросту невозможно. Дыхание тяжёлое, потому что эмоции льются из него, как из ведра. Хисын не помнит, как доезжает до дома. Абсолютно все мысли возвращаются к Сонхуну точно так же, как и вчера. Он признаёт, что скучает по проведённому вместе времени, по Сонхуну рядом, но ничего не может с этим поделать, пока на него держат обиду и не хотят разговаривать.              Он вновь оказывается в футболке, принадлежащей не ему. Ему попросту необходимо прийти в себя наконец, а не думать о нём, что невозможно, и выполнить всю работу, чтобы не тратить с утра драгоценное время. Холодная вода, которой Хисын плещет себе в лицо, не спасает, делает не лучше, а оставляет в том же состоянии: с мыслями о Сонхуне.              Признаться себе в том, что до сих пор думает о пальцах на своём чёрном галстуке, затем и на его предплечье, не может. Та самая близость, необходимая ему сейчас, но это невозможно. Хисын нервничает, и он слишком очевиден. Лицо бледнеет, руки холодные и дрожат, что заметно слишком.              Сонхун сегодня мог сам дойти до дома, но зачем-то попросил отвезти его. На привычку всё сбросить хочется. Правда, вероятно, за этим действием явно кроется нечто большее. Возможно, страх одиночества. Джейк не может быть с ним абсолютно всегда, а значит, большую часть времени он проводит один в закрытой от родителей комнате. До этого Хисын был тем, кто скрашивал пожирающее изнутри одиночество, но теперь и этого нет.              Телефон, который он положил на прикроватную тумбочку, находится быстро и оказывается в руках. Пальцы делают всю работу за него: открывают мессенджер и ищут контакт Сонхуна, который последний раз писал ему во вторник с утра. Взволнованные сообщения разбивают сердце только больше. Возможно, с ним поступят так же, как и он, оставив без ответа.              «Хочу забрать тебя. Тебе необязательно со мной разговаривать, просто побудь со мной немного»              Нет никакой вероятности, что ему ответят, однако толика надежды в нём всё же хранится. Хисын нервно стучит отросшей ногтевой пластиной по деревянной поверхности тумбочки в ожидании. Он велел себе не волноваться и, как всегда, делает с точностью наоборот, когда пишет Сонхуну. Думал, что оставил этот страх в самом начале их общения, но нет.              Ответ приходит быстро. Как будто так и ждали его сообщение. Хисын вздыхает с облегчением, потому что видит именно то, что и хотел. Сонхун больше не пишет ему, не объясняя, что будет, если он не уложится во времени:              «У тебя есть двадцать минут, чтобы приехать. Не думай, что ты прощён, Хисын»              И он ведь подрывается с места, переодеваясь как можно быстрее, чтобы не ехать в домашней одежде. Что ж. Видимо, Хисын и правда зависим. Только не имеет значение это сейчас. Эмоции переполняют его, хотя видел в последний раз его пару часов назад. Он готов сделать всё, чтобы спасти от одиночества парня, которым дорожит больше всего на свете сейчас.              Лимиты скорости оказываются превышены, но он заплатит любой штраф, чтобы скорее увидеть любимое лицо, которое заставляет улыбаться каждый чёртов день. Тело дрожит, когда сообщение о том, что он приехал, отправленным оказывается, и поделать с этим что-нибудь невозможно. Глаза замечают приближение фигуры, которая принадлежит ему. И сердце пропускает долгие удары при появлении Сонхуна в автомобиле. Он будто вновь возвращается в подростковые годы, когда встречался с девушкой. Однако сейчас всё совсем по-другому.              Дыхание явно спирает при каждом появлении Сонхуна в его поле зрения. Не исключение и происходящее сейчас в салоне автомобиле. Пальцы впиваются в руль, пытаясь скрыть дрожь в темноте опускающего вечера. Закат, на который невозможно не обратить внимание, невероятно красивый. Завораживает, но не так, как это делает Сонхун. Хисын сходит с ума по нему, как по самому сильному наркотику. И кажется, он надолго застрял.              Сонхун молчит. Никакой взволнованности не проскальзывает на его лице. Лишь полное спокойствие, которому позавидовать хочется. Хотя Хисын допускает и мысль, что это очередная маска, ломающаяся после малейшего прикосновения к ней. Скорее, он вновь скрывает своё состояние от родителей, потому что они будут испытывать волнение, которое только ухудшит ситуацию.              Хисын, не желая больше оставаться рядом с домом, где их без каких-либо усилий могут заметить и разрушить хранимый ими секрет, уезжает без превышения скорости в этот раз. Сонхун слегка касается его колена, но не более. Он хочет внимание Хисына себе, правда, никогда в этом не признается в состоянии обиды. Согласился же не из жалости, а из желания провести время вместе, но не в одиночестве.              Сонхун не смотрит в его сторону. Больше привлекает окно с вечерним видом на Майами. Коснуться его хочется безумно и забрать в свои объятия, способные защитить от всех бед. Если не он является той самой бедой. Хисын дрожащими руками ведёт автомобиль, что не остаётся без внимания.              Атмосфера становится более расслабленной в присутствии Сонхуна рядом с ним. Молчание тревожит не настолько, сколько без него. Короткие и взволнованные вдохи от страха сделать что-то неправильно делают только хуже. Но главное, что Сонхун сидит на соседнем сидении. Он и выступает неожиданным инициатором их держания за руку, переплетая пальцы охотно.              — До десяти вечера я с тобой, — говорит, так и не смотря на него. Решает оповестить, но это никак не означает, что они помирились и на него больше не злятся. Неизвестно сколько ждать, пока Сонхун перестанет держать обиду.              В ответе он не нуждается. В любом случае от него не хотят ничего слышать. Хисын оставляет автомобиль на парковке, забирая Сонхуна с собой в квартиру. Руку не выпускает из своей, потому что желает при себе держать. Сонхун будто и не нервничает, дыхание в норме, в отличие от его собственного.              Лифт давит теснотой не только от количества людей в нём, но и от тела, прижимающего его к железной стене. Сонхун делает это не намеренно, как кажется. Если бы они были одни, то он явно был бы в другом конце кабины. Но вместо этого утыкается в шею, на которой отсутствует тональный крем, не скрывающий почти сошедшие отметины.              Ключи достаются не самим Хисыном, а Сонхуном, решающего самостоятельно всё сделать без чьей-либо помощи. Нагретое железо, соприкасающееся с тыльной стороной ладони, неприятно ощущается. Горячее дыхание, которое опаляет всю шею, давит так же сильно на него. Хисын прикоснуться боится. Кажется, всё его тело дрожать начинает.              — Почему ты так нервничаешь? — Сонхун шепчет на ухо внезапно, посылая тонну мурашек. Его пальцы касаются плеч и слегка поглаживают их, чтобы расслабить напряжённые мышцы.              — Потому что боюсь обидеть тебя снова, — признаётся Хисын, как только лифт останавливается на нужном двенадцатом этаже. Опустевшая железная кабина даёт больше пространства, но уже слишком поздно. Они покидают её рука об руку, потому что никогда отлипнуть друг от друга не смогут, несмотря на моральное состояние. — Мне стыдно, Сонхун. Мне стоило сказать раньше и без этой паузы.              — Ты такой идиот, серьёзно, — это не звучит как оскорбление. Голос Сонхуна мягкий. Не такой как с утра или днём. Он всё же смягчился к нему, узнав причину, но не простил. — Как я мог влюбиться в тебя? — их взгляды впервые за вечер пересекаются, и в карих омутах, в которых потонуть никак не жалко, отсутствует та чёрствость, переворачивающая абсолютно все внутренности. — Можешь не отвечать, есть много факторов.              Глупая улыбка, появляющаяся на лице Сонхуна, озаряет темноту в не освещённом коридоре. Сердце бешено бьётся, и Хисын сдерживает свой порыв заключить в объятия. Не стоит так показывать эмоции, которые могут оттолкнуть от себя, чего очень не хочется.              Железный ключ, забранный аккуратно из сжатых пальцев Сонхуна, вставляется в замочную скважину. Хисын давит на дверную ручку и открывает проход в квартиру. В ней темно, но этот мрак не будет таким дискомфортным, как вчера. Рядом с Сонхуном ему хорошо, даже если он будет молчать и сидеть в другом углу комнаты. Хисын, будучи достаточно нежным, утягивает за собой в темноту. Сонхун зажигает свет в спальне и проходит, не спрашивая никакого разрешения.              Пока он переодевается, Хисын ставит чайник и явно не ожидает больше какой-либо нежности, туманящей разум. Простые прикосновения уже повод для радости, потому что их не могло бы быть совсем и никаких бы разговоров не было. Даже самых маленьких.              Сонхун садится на диван и смотрит на открытый ноутбук, оставленный там же, когда он переводит взгляд на Хисына, безмолвно спрашивая, можно ли взять вещь в свои руки, на что получает чёткое согласие в виде кивания. Неизвестно зачем ему, но почему бы и нет? Хисын ставит две чашки мангового чая на кофейный столик, прежде чем сесть рядом. Он аккуратно укладывает голову на хрупкое плечо, будто пытаясь узнать, комфортно ли Сонхуну.              Тот ничего не говорит и расслабляется. Это можно воспринимать как разрешение, которым Хисын охотно пользуется, утыкаясь носом в шею и ведя им по яремной вене, параллельно смотрит на то, как Сонхун водит пальцами по клавиатуре, печатая название неизвестного ему сериала.              — Ты же закончил с работой? — уточняет Сонхун, слегка касаясь руки, обвивающей его талию. Она тут же пытается исчезнуть оттуда, однако её удерживают и возвращают на место. — Мне комфортно, не убирай, пожалуйста, — просит мягким голосом, звучащем внезапно.              — Я потом доделаю, — шепчет на ухо, прежде чем отстраняется и укладывает голову на спинку дивана, что на нём улеглись, что и делается с ярым желанием. Сонхун ставит ноутбук на кофейный столик рядом с кружками чая, одна из которых оказывается в его руках. — Ты не заснёшь? — спрашивает Хисын всё же, смотря в глаза.              — Если засну, ты меня разбудишь, — чётко констатирует Сонхун, удобно устраиваясь на плече. Его тело расслабленно, пока сериал на фоне проигрывается, а комната погружается во мрак для комфорта.              До Хисына постепенно доходить начинает. Его слова, сказанные днём, были обдуманы, потому что поведение Сонхуна изменилось. В его голосе практически отсутствует та грубость, он согласился провести время и в конце концов устроился на плече, явно наслаждаясь подобной близостью. Он может говорить всё, что хочет, хоть, что ненависть испытывает и до сих пор в обиде, но его действия говорят совершенно о другом, и это правда успокаивает Хисына.              Сериал, включённый Сонхуном, не такой интересный, как он думал изначально. Хисын от скуки в волосы светлые зарывается, начиная заниматься своим любимым делом: рушить укладку. Сонхун лишь вздрагивает от неожиданности, правда, ничего не говорит, давая полное право делать с ним всё, что душе вздумается.              Никаких слов между ними. Только включённый ноутбук со скучным сериалом и не менее раздражающими героями. Хисыну кажется, что выбор пал на это, потому что Сонхуну попросту больше времени с ним хотелось провести. Как только пальцы массируют кожу головы, тело Сонхуна расслабляется ещё сильнее, и он словно мурчит от удовольствия на ухо.              Сонхун укладывает голову на предложенные колени и не поворачивается, чтобы продолжить просмотр сериала. Его глаза прикованы к лицу Хисына, также не отводящего от него взгляда. Сойти с ума хочется прямо сейчас и отдаться всем только существующим чувствам, потому что невозможно смотреть на пухлые губы без возможности их поцеловать. Пока он не услышит, что его извинения приняты, никаких поцелуев. Даже если тело говорит одно, ему необходимы чёткие слова, слетающие с тех самых губ, поэтому отречься от своего желания приходится.              Хисын больше не прикасается от снова возникшего страха. Он ловит озадаченный взгляд, который тут же меркнет, сменяясь на равнодушный. У него не получается строить из себя человека, которому нет дело до чувств другого. Сонхун не может вжиться в роль. У него не получается. Правда, он никогда этого не признает и продолжить делать вид, что обижается.              — Хочешь, чтобы я остался? — вопрос виснет в воздухе, потому что Хисыну необходимо обдумать всё. Или только сделать вывод. Сонхун вновь обращает взгляд на него, ставя серию на паузу, и ждёт ответа.              — Как хочешь. Тебе завтра в школу, — проговаривает Хисын шёпотом. Длинные и аккуратные пальцы касаются щеки с проявляющейся щетиной, прежде чем Сонхун поднимает голову с колен и сокращает расстояние между их лицами. — Ты обижаешься? Обычно те, кто злится, не испытывают такого огромного влечения к объекту своей симпатии и не касаются его так, как делаешь это ты, — констатирует Хисын, отдаляясь. Ему не нужны поцелуи на эмоциях, когда между ними ничего не решено.              — Я думал, что я тебе не нравлюсь больше, поэтому ты решил взять эту чёртову паузу, чтобы якобы разобраться со своей работой. Но нет, всё оказалось намного проще, ты просто никогда с парнями не встречался. Ты серьёзно? — шепчет в самые губы. Слова практически грубо звучат, а пальцы челюсть болезненно сжимают. — Я обижен, но просто не в состоянии избавиться от твоей компании и прикосновений. Мне одиноко, и я слишком зависим. Доволен таким ответом?              — Вполне себе, — отвечает Хисын, располагая ладонь на талии и задирая футболку, чтобы сжать до ощутимой боли. — Я испугался своих чувств изначально, но Джей и Джейк убедили меня, что это нормально любить человека своего пола. Я это принял, но потом вновь волноваться начал, — ногти Сонхуна впиваются в его челюсть после сказанных слов, оставляя следы полумесяцы, а из взгляда пропадает равнодушие, на что Хисын сильнее давит на талию. — Мне стыдно, я не считаю, что поступил правильно.              — Было бы намного лучше, если бы ты сразу сказал, что тебе никогда не импонировали парни. Без каких-либо пауз. Ты думаешь, что это так сложно? — Сонхун взглядом придавливает к дивану, пока сам устраивается на коленях, чтобы сделать это ещё и физически. — Я бы не прорыдал весь вечер и половину следующего дня, — он давит намеренно, чтобы проверить, насколько его хватит. Признаться честно, Хисын ведётся на эти провокации, которые не приведут к чему-либо хорошему. — Как же я злился на тебя сегодня. А потом злость исчезла и оставила за собой обиду с неконтролируемым желанием прикасаться к тебе.              — Зависимый идиот, — слетает с губ достаточно неожиданно, ведь обычно Хисын не тот, кто оскорбляет. Но улыбка, возникающая на лице Сонхуна, только подтверждает его слова. — Такой же, как и я, — шепчет, но никак не поддаётся вперёд, чтобы окончательно сократить расстояние и поцеловать.              — Тебе нравится, чёртов романтик, позвавший меня, чтобы мне не было одиноко, — шепчет, приближаясь самостоятельно. Сонхун ухмыляется, и таким Хисын его ещё никогда не видел. Нежный образ растворяется и остаётся лишь твёрдый характер, не показывающий никаких эмоций.              Но никакого остервенелого поцелуя не следует, несмотря на столь интимное расстояние. Хисын попросту не позволяет себе, а Сонхун дразнит, как кошка, испытывая терпение, которого и так практически нет. С колен встают неожиданно и утягивают за собой в коридор, где свет никто не утруждается включать, прежде чем протолкнуть в спальню. Хисын останавливает Сонхуна в нескольких сантиметрах от кровати, на что получает непонимающий взгляд.              — Никакого секса, Хисын, — поясняет он, — я просто хочу полежать с тобой, прежде чем ты отвезёшь меня домой. Забудь про сериал, — голос вновь становится нежным, без агрессии, и сердце тает попросту.              Хисын повинуется, кивая и ложась на заправленную кровать. Он приглашает в свои объятия, от которых не отказываются. Если честно, у него впервые такое ощущение правильности человека рядом с ним. Его бывшая девушка кричала и обижалась на него за любую малейшую ошибку, могла даже не общаться неделями из-за внезапной ревности, поводов на которую даже не было никогда, а тут Сонхун, хоть и обиженный, но лежащий с ним, уткнувшись носом в шею.              Сонхун и никуда не уедет, потому что вопрос о том, может ли он остаться, был благополучно оставлен без ответа и решён им самим. Однако после их разговора стали очевидными несколько вещей: они оба не могут друг без друга и Сонхуна больше злит не пауза, а сама её причина. И его можно понять. Хисына гложет вина, от которой сбежать невозможно уже второй день.              То, что они лежат вместе, совершенно ничего не значит. Завтра на лице Сонхуна возникнет очередная маска раздражения и усталости, а Хисыну придётся делать вид, что он этого не видит. Не факт, что и получится так встретиться снова. Давить не хочется, всё зависит от желания Сонхуна.              Дыхание, опаляющее шею, ровное, спокойное. Хисын прижимает к себе хрупкое тело в ожидании, пока Сонхун заснёт в объятиях, чтобы вернуться позже к работе, которая ждёт его уже несколько часов. Глаза прикрываются, а уже через секунду чувствуется тяжёлый вес на груди. Хисын улыбается и обвивает руки вокруг талии, поглаживая её подушечками пальцев через ткань футболки.              Спустя минут десять Сонхун засыпает от поглаживания ещё и волос, которые оказываются растрёпанными в конце концов. Хисын лежит некоторое время, прежде чем спящее тело аккуратно уложить на кровать и укрыть его покрывалом, чтобы он не замёрз. Свет не зажигается в гостиной, и Хисын берёт в руки оставленный на кофейном столе ноутбук, чтобы доделать тесты для классов и проверить несколько работ. Неизвестно сколько уйдёт на это всё, потому что он явно не ожидал, что Сонхун захочет посмотреть сериал и поговорить.              Хисын понимает, что работать в темноте не слишком хорошая идея, тем более без очков, поэтому и подходит к шкафу в поисках нужной вещи. Фонарик телефона помогает ему. Футляр быстро находится, но решение зажечь свет всё-таки принимает, перед этим закрыв дверь в спальню, чтобы не беспокоить спящего Сонхуна.              Он садится за стол и полностью погружается в работу. Сосредотачивается настолько, что не замечает ничего происходящего вокруг. Хисын не чувствует больше той тревожности, которая сопровождалась отсутствием Сонхуна в его квартире. Переполняют сильные чувства. Хочется покрывать всё лицо трепетными поцелуями, из-за которых сердце пропускает удары.              Время уверенно подходит к одиннадцати вечера, а ему всё ещё нужно проверить несколько работ, но глаза уже закрываться начинают. Он и не слышит приближающихся шагов к нему. Видимо, Сонхун не хочет напугать, поэтому и движется так тихо. Ладони ложатся на напряжённые плечи и слегка массируют их.              — Почему ты не спишь? Я разбудил тебя как-то? — шепчет Хисын обеспокоено, потому что тревожить сон человека, которым он дорожит, меньше всего хочется. — Я скоро приду, немного осталось, — добавляет, хотя в голосе слышится сильная усталость, очевидно не нравящейся Сонхуну.              — Пойдём, — к уху губами прижимается, оставляя невесомый поцелуй. Сонный Сонхун достаточно прилипчивый, прижимающийся к нему и довольно улыбающийся. Не признает своего поведения утром, как думает Хисын, и вновь будет обиженным. — Хисын? — шепчет, ведя носом по яремной вене и вдыхая аромат одеколона, давно смешавшегося с запахом пота.              — Я скоро приду, — лишь отвечает, пока его тело окончательно расслабляется, хоть пальцы и продолжают лежать на тачпаде и листать работу ученика. — Я должен закончить до завтрашнего дня, — он лишь смотрит на то, как Сонхун ведёт по предплечью и выводит успокаивающие узоры. — Ложись, Сонхун.              — Не хочу без тебя, — признаётся тем же шёпотом, прижимаясь ближе и целуя шею. В сонного Сонхуна не влюбиться снова становится сложной задачей, которую Хисын проваливает уже в третий раз, когда с ним остаются на ночь. Утром определённо этого не будет.              Сонхун убьёт его изнутри когда-нибудь, потому что ему сдастся хочется прямо сейчас, поддаться воле сонного парня, который на секунду показал свои истинные чувства и эмоции и который с утра вновь не будет хотеть с ним разговаривать. Почему так? Ответа у него нет. Эмоциональные качели, на которые он ведётся ночью вместо того, чтобы поговорить нормально.              Тепло растекается по всему телу, когда руки ложатся на талию и пальцы скользят под футболку, которую давно пора снять. Но Хисын молчит, потому что не хочет, чтобы это заканчивалось. Сонхун укладывает голову ему на плечо, решая дождаться его, наверное. Чётко ощущает прикованный к нему взгляд. Он не уйдёт никуда без него, поэтому Хисын и сдаётся первым, сохраняя файл и выключая ноутбук. Очки откладывает на стол, прежде чем убрать их в футляр.              — Пошли, — наконец произносит Хисын, вставая со стула с осознанием, что оставшуюся работу придётся заканчивать утром и между переменами. Он ощущает ладонь Сонхуна в своей и видит еле заметную улыбку на его лице.              Кажется, Хисын засыпает моментально, как только голова касается подушки. Ему нет дела до того, что он не накрылся чем-то. Усталость берёт своё. Он ощущает лишь присутствие рядом Сонхуна, не решившего обнять его по непонятным причинам. Остаётся надеяться, что тот тоже вскоре заснул, потому что он является тем, из-за кого Хисын лёг спать.              Утро наступает слишком быстро по ощущениям. Хисын приоткрывает глаза и всё ещё чувствует то, что Сонхун рядом с ним. Солнечные лучи пробиваются в комнату, потому что никто не потрудился занавесить окно и стеклянную дверь. Они освещают спящее и спокойное лицо, к которому прикоснуться боязливо, поэтому Хисын оставляет неожиданный для самого себя поцелуй на макушке, понимая, что о нём и не вспомнят позже.              Хисын медленно и тихо проскальзывает в ванную комнату, чтобы оказаться в прохладном душе и тут же переодеться. Копошением одежды нет никакого желания мешать сну Сонхуна, которому и так редко выпадает возможность поспать без волнения, испытываемого им. Он чёрную рубашку надевает на голое тело, когда вытирается насухо, намеренно оставляя первые пуговицы расстёгнутыми, потому что галстук завязывать не хочет.              Сонхун сидит на кровати и смотрит сонными, только открывшимися глазами, что только и вызывает улыбку на лице Хисына, проходящего внутрь комнаты, чтобы найти подходящую одежду своему парню. Непонимающий взгляд чётко чувствуется на спине, но никаких ответов не следует. Он достаёт с полки пару чёрных джинсов и снимает с вешалки белую рубашку, беря один из галстуков.              — Почему ты так ответственно к этому относишься? — спрашивает Сонхун тихим голосом, не выражающим никаких эмоций. Как Хисын и знал, нежность попросту пропадёт и ей на место придёт обиженный Сонхун. — Я же могу поехать в том, в чём приехал. Я дома мог успеть переодеться.              — Ищу повод увидеть тебя здесь ещё раз, — признаётся сам себе скорее, чем ему. Хисын вручает одежду в руки и без лишних слов покидает спальню, давая возможность переодеться.              Хисын кладёт ноутбук в специальный чехол и оставляет на столе, чтобы собрать остальные вещи и сложить их в дипломат. Целый пенал, два учебника и непроверенные работы учеников — всё это вмещается идеально. Сонхун неожиданно кладёт руку ему на плечо, вызывая дрожь по всему телу. Не хочется поворачиваться лишь для того, чтобы наткнуться взгляд, отражающий лишь равнодушие ко всему. Но приходится, и Хисын видит перед собой умилительную картину: Сонхун, надув губы, протягивает ткань, которую необходимо правильно завязать.              Он помогает ему. Галстук не сильно затягивает вокруг ворота рубашки. Сонхун умеет развязывать, но никак не завязывать. От этой мысли возникает глупая улыбка, тут же меркнущая под взглядом обиженных карих глаз. Хисын заканчивает быстро, и через несколько минут они уже оказываются в машине, потому что сегодня не на что время тратить. Сонхун не поцелует его, не заговорит и молча уйдёт, не попрощавшись. Пора привыкать к этому.              Как и ожидалось, парень отстёгивает ремень безопасности и выходит, как вчера. Капля раздражения всё-таки возникает из-за подобного поведения, которое Хисын старается игнорировать, делая глубокий вдох, и уезжает в сторону школы. Он согласился сам на это, однако если это продолжится и Сонхун даже не будет думать о прощении, то придётся разговаривать через его чёртово «не хочу».              Если вчера Хисын готов был отдать душу на растерзание ему, сегодня это желание поубавилось. Он сжимает руль до белых костяшек, стараясь успокоиться от неожиданно нахлынувшего раздражения. Что ж, здравый ум помогает не терпеть отвратительное отношение к себе. Хисын любит Сонхуна, но это поведение ни к чему хорошему не приведёт.              

***

             День проходит ужасно. Ловить равнодушные взгляды хуже, чем влюблённые. Ему не нравится, что Сонхун воспринимает паузу как нечто что-то плохое и что показывает это всем своим видом. Хисын сидит в классе после своих уроков в надежде спокойно и в тишине доделать работу, которую вчера оставил.              Рядом с ним лежит желанный лист, о котором он грезил последние три дня точно. Ему лишь нужно заполнить его и отдать. Хисын дойдёт до него, как только закончит с последней работой ученика. С тяжёлым вздохом он продолжает работать. Хочется домой уже вернуться. Даже если без Сонхуна.              Звонок, оповещающий о конце последнего урока, уже забрался ему под кожу вместе с прикосновениями Сонхуна, которые ему нужно ощутить. Но нет. Он не позволяет последней мысли задержаться в голове, возвращаясь к работе. Его раздражает поведение Сонхуна, правда, отказаться от него не может. У него ломка. Руки дрожат, и мозг не может вникнуть в содержание.              Как божественное спасение, Сонхун заходит в класс без какого-либо стука, закрывая за собой дверь, и отвлекает от работы, успевшей надоесть. Хисын не смотрит в его сторону, потому что ответная обида душит его. Ладонь ложится на его плечо, призывая обратить внимание на него.              — Что-то не так? — звучит наконец. Голос невинный, будто не он ведёт себя, как идиот. Сонхун замечает, как трясутся руки и накрывает их своими. Блядская нежность, которая испарится через некоторое время. Раздражает.              — Если ты пришёл сюда, чтобы утолить свой тактильный голод и скрасить одиночество, а потом вновь не разговаривать со мной, то уйди, — шепчет Хисын. Он ощущает, как тело рядом с ним замирает, а затем и вовсе отстраняется. Сонхун разворачивает стул, чтобы их взгляды пересеклись.              — Тебя обижает это? — отвечает тем же голосом, сокращая и так минимальное расстояние между ними. Сонхун смотрит на него глазами, в которых проскакивают истинные чувства, а не маска. — Потому что меня обижает твоя причина паузы, — вновь произносит это.              — И сколько ещё ты будешь обижаться? — твёрдо проговаривает, пока его пальцы соприкасаются с ладонью Сонхуна, стараясь трогать с наибольшей нежностью, идущей вразрез с его тоном и мыслями. — Потому что мне не нравятся эти эмоциональные качели, когда ты обнимаешь меня, поддаваясь своим истинным чувствам, а потом ты смотришь на меня так, будто я ничего для тебя не значу, — Хисын понимает, что вчера думал на эмоциях. Он не готов терпеть подобное.              — Я не знаю, Хисын, — отвечает, отводя взгляд. Неужели удалось разрушить безразличие, возникшее на прекрасном лице? — Меня раздражает, что ты не мог спокойно мне об этом сказать, а скрыл от меня! — он почти на крик резко переходит, а руки трястись начинают.              — Прости ещё раз, Сонхун, — говорит Хисын. Он удерживает Сонхуна вблизи, не позволяя отстраниться от себя. Неизвестно насколько далеко зайдёт его злость. — Что я должен сделать, чтобы ты наконец простил меня и прекратил обижаться? Сонхун, посмотри на меня, — он требует практически, чему моментально подчиняются.              — Пообещай, что такого никогда не повторится, — его маска равнодушия окончательно трескается, и на замену ей приходит лицо, которое в шаге от того, чтобы покрыться слезами горечи. Голос подрагивает, как и нижняя губа. Злость словно уходит на второй план.              — Обещаю, — Хисын шепчет, переплетая пальцы аккуратно. Он смотрит в глаза Сонхуна, ожидая того, что ему кивнут, но нет, этого не происходит. — Сонхун? Я хотел скрасить твоё одиночество, чтобы твоя обида ушла быстрее. Но мне не нравится, что ты потом ведёшь себя подобным образом.              — Я подумаю, — холодные слова разрезают пространство. На лице больше нет и намёка на слёзы. Сонхун отстраняется от него, вырываясь из хватки некрепкой. Вновь этот образ, за которым скрывается одна боль.              Хисын лишь удивлённо смотрит и позволяет ему уйти, не пытаясь даже остановить. Теперь он может даже не пытаться видеться с ним. Холодный взгляд станет его верным спутником на ближайшее время. Тяжёлый вздох Хисына становится единственным звуком в пустой комнате. Хлопок двери, означающий уход Сонхуна, останется надолго в его сознании.              Он смотрит на экран ноутбука и понимает, что уже не в состоянии вернуться к работе. Мысли путаются. Не стоит позволять эмоциям решать за него, но он в который раз делает с точностью наоборот. Не нужно было звать Сонхуна к себе вчера — не было бы всего этого. Хисын понимает, что совершенно не трезво думал всё это время, за что и платит теперь.              Пенал, лежащий на столе, хранит внутри себя множество письменных принадлежностей, но сейчас ему необходима лишь одна чёрная гелевая ручка, которая быстро находится среди других. Хисын достаёт её, и колпачок стукается об деревянную поверхность стола через несколько мгновений. Чернила чётко пишут, оставляя за собой разборчивый текст, складывающийся в заявление на увольнение.              Всё ради Сонхуна, обидевшегося на него только сильнее. Это ни к чему не приведёт, зато между ними потом будет отсутствовать какая-либо преграда и они смогут без капли страха прикасаться друг к другу на виду у всех. Хисын выводит дату, равную сегодняшнему дню, прикусывая нижнюю губу от нервов. Сонхуну он ничего не успел сказать, но тот сам всё увидит в скором времени. Может, и подумает наконец.