Look After You

НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ

Воцарившееся спокойствие — его последние отголоски — длилось всего день. С того случая с шизом прошли сутки, и все опять шло своим чередом… но в то же время было иначе. У Ньюта наконец сложилось понимание, на каком «этапе отношений» они находились, чему Томас был очень рад. У Ньюта не было к нему чувств в прошлом, и Томас не ждал, что они внезапно возникнут сами по себе. Он не хотел, чтобы Ньют ощущал с его стороны давление или что-то в подобном роде. Он просто хотел, чтобы тот был рядом, и пускай даже мечтал несколько о другом, о большем он и не смел просить. Любовь Томаса была… болезненной от осознания того, что у него не было ни единого шанса на взаимность. От осознания, что его сердце сжималось всякий раз, как это солнце улыбалось ему, заливалось своим прекрасным смехом или просто зачесывало волосы набок. Но думать об этом было некогда. У него не было времени, чтобы наслаждаться мирной порой. Еще бы оно было. С того случая с шизом прошли лишь сутки, но Томасу уже тогда следовало предвидеть беду. Несмотря на взаимную договоренность, между ним с Ньютом все равно оставалось что-то, что не давало ему покоя. В его душе наконец воцарился покой, однако разум был в смятении. Почему же его не отпускало такое чувство, словно что-то должно было произойти? Это случилось на следующий вечер после эпизода с шизом, когда Томас с Ньютом крепко спали друг рядом с другом. Они лежали не так близко, как хотелось бы, но Томас смирился. Он сможет смириться с этим и в будущем и свыкнется с любым положением вещей, если это будет значить, что Ньют счастлив, здоров и в безопасности. В один момент с улицы донесся пронзительный крик и все резко проснулись. Томасу показалось, словно кто-то пробрался в его сон, проник в мир грез и сновидений и вырвал его из него. Это был крик ужаса, и все сразу поняли, что произошло, не успев еще даже выйти на улицу. Этих тварей явно должно было быть куда больше. В этот раз дежурила Соня, и Томаса напугал ее крик, потому что она всегда казалась ему не из робкого десятка — факт, который он очень быстро уяснил для себя. — Тереза! Услышав ее крик, Томас вскочил на ноги, и липкий страх заполнил все его существо. Прежде чем поспешить к выходу, его взгляд метнулся к Ньюту, чтобы убедиться, что тот был рядом и в безопасности. Его встретили прекрасные карие глаза, и прежде чем начать разбираться в происходящем, он позволил себе задержаться на них одну единственную секунду. Ньют вместе с остальными ринулся к двери. У Томаса возникло ощущение дежавю, будто то же самое случилось и вчера. Он терпеть не мог Жаровню. Он ненавидел абсолютно все на этой проклятой земле. Томас явно не был готов увидеть открывшуюся перед ним картину: на дальней стороне двора Тереза, словно одержимая, медленно открыла маленькую калитку. Она была без обуви, ее волосы находились в полном беспорядке, а взгляд был устремлен вперед. Вдалеке, медленно покачиваясь из стороны в сторону, двигались тела. Их была целая орда. Томас впервые видел нечто подобное — сквозь проем калитки он разглядел не менее двадцати шизов. Те же шли, словно не слышали никакого крика и даже скрипа петель. Они были слишком далеко, в самом конце улицы, но могли в считанные секунды без труда сократить это расстояние. Паре-тройке было бы не под силу преодолеть ворота, но вот орда определенно могла. — Я нечаянно заснула! Простите, боже, я заснула, и меня разбудил звук калитки, а она… Бессвязное бормотание перепуганной Сони перебил скрежет полностью открытых Терезой ворот. Соня со слезами на глазах смотрела на то, как Тереза медленно вышла наружу. — Тереза, лучше вернись назад… — Арис осекся, когда Тереза обернулась на него. Она в удивлении распахнула глаза, обнаружив, что из дома высыпали все до единого, а затем повернулась к ним спиной и ринулась прямо навстречу орде. — Да ну нахрен, она хочет, чтобы ее… — Галли прервался из-за Томаса. У Томаса сработали инстинкты, и он бросился вперед. — Томас! — в панике прокричал ему вслед Ньют. Томас почувствовал, как по его руке проскользила чужая ладонь в попытке схватить и удержать на месте. Но не успел Ньют даже уцепиться за его, как Томас уже неся по траве через весь двор к распахнутым воротам. Тереза спасла двух его лучших друзей. Пришло время спасать ее. — Прошу, не… — Томас! Крики Ньюта и Минхо потонули в его тяжелых шумных выдохах. Он миновал ворота — легкие работали на износ. Он еще никогда так не бегал прежде, это точно. Несмотря на то, что у Терезы было преимущество, вскоре он начал постепенно сокращать между ними расстояние. Орда по-прежнему не обращала на них никакого внимания. Очевидно, шизы нашли чем поживиться, даже скорее дрались друг с другом за обед. Томас слышал их рычание и низкое хрипение. Тереза становилась к ним все ближе и ближе. Томас решил ускориться, выходя за пределы своих возможностей. Его легкие разрывало, и все тело горело. Он не мог позволить этой дурочке погибнуть. Только не после всего произошедшего. Только не после всех тех, кто погиб у него на глазах. «Ты уже близко, Томас». Чак. В его голове прозвучал голос Чака. Он услышал, как за его спиной кто-то бежал. Томас тут же понял, что это был Минхо — бывший лидер бегунов словно вернулся назад в Глэйд. Быстрее Минхо никого не было в помине. Томас наконец догнал Терезу. Стоило ему приблизиться, как он схватил ее за плечи, всеми силами пытаясь остановить и не дать двигаться дальше. Она начала вырываться, стараясь высвободить прижатые к телу руки и выпутаться. Она резко обернулась на него и посмотрела своими большими глазами. — Отпусти, Томас! Отпусти мен… Томас услышал, как практически добежавший до них Минхо закричал у него за спиной. — Томас, береги…! Голос Минхо оборвался, и в ту же секунду плечо Томаса пронзила адская боль. Его больное плечо. То самое плечо, которое Дженсон пронзил своим ножом. Он сразу понял, что произошло. Не медля ни секунды, он оттолкнул Терезу от себя. И развернулся, оказываясь лицом к лицу к шизом. Им оказался старик, которому было глубоко за семьдесят, весь в морщинах и с седыми волосами. Он где-то потерял один глаз, и теперь на его месте зияла огромная дыра. Стоило Томасу обернуться, как шиз с рычанием разинул свою пасть и подался вперед, нападая. Томас застыл на месте. Он даже не попытался закрыть себя руками. Его укусили. «Давай, Томас, шевелись!» Опять голос Чака. Что в его голове делает голос Чака? Внезапно кто-то резко отшвырнул шиза в сторону и повалил на землю. Томас еще даже не успел среагировать и сказать простое спасибо, как Минхо уже занес ногу и с силой опустил ботинок на череп зомби. Раздался звук, похожий на раздавленную яичную скорлупу — Минхо прикончил его одним разом. Томас всегда завидовал Минхо. Он никогда не терял самообладания, никогда не застывал месте, не кричал. Минхо всегда был смелым. От недавней мысли — той самой мысли, сбившей его с толку — перед глазами все затуманилось, а разум поплыл. Его укусили. Его укусили. Внезапно кто-то подскочил к Томасу, обвил руками его талию и отдернул в сторону от шиза. Ударивший в нос аромат ванили вырвал его из оцепенения. Он оторвался взглядом от шиза и посмотрел на своего спасителя. — Нужно убираться, Томас. Сейчас же. Ньют потащил его за собой обратно к лачуге, держа за локоть. Плечо пульсировало от боли, и Томас на бегу обернулся на орду. Несколько шизов заметили их, но большинство продолжило пировать над чем-то, что успели раздобыть. Около пяти шизов медленно направились в их сторону, издавая рычание и низкие хрипы. Убитый остался лежать позади. Минхо бежал следом, таща за руку всхлипывающую Терезу. Они оба смотрели Томасу в затылок с совершенно противоположными эмоциями. Минхо был зол и напуган. Заплаканное лицо Терезы выражало молчаливое раскаяние.

***

Тереза и Минхо видели, как его укусили. Ньют же подоспел позже и понятия не имел о произошедшем. Томас искренне надеялся, что все так и останется. Он не хотел, чтобы Ньют переживал. Да, Томас был иммунен. Но об этом знали не все. Остальные бы не поверили ему. Если они узнают, что его укусили, то точно попытаются его прикончить. С чего бы им доверять тому, кого они только недавно встретили? Имело ли его слово какой-то вес? Любой, кого бы укусили, стал бы утверждать, что он иммунен. Все остальные ушли в дом, позволив Томасу немного остыть, словно поняли, что сейчас он переживал бурю эмоций, и решили лучше присмотреть за Терезой. Когда Томас, Минхо и Ньют вернулись, вокруг царил полный хаос, но Галли с Фраем будто бы сразу поняли, что за выражением лиц этих троих скрывалось нечто большее. Они слишком долго знали Томаса и Минхо. Написанные на их лицах эмоции не имели никакого отношения к попытке Терезы покончить с собой. Томас с Минхо были на улице и дожидались, пока Ньют принесет воды. Ньют отказался отходить от Томаса, поэтому Минхо пришлось настоять, но Томас знал, что за желанием дать ему напиться стояло нечто большее. Минхо весь кипел от гнева, готовый прожечь в Томасе дыру своим взглядом. Едва Ньют скрылся за углом, направившись в лачугу, Минхо с грозным видом повернулся к нему, весь раздувшись от злости. Не успел он заговорить, сверкнув в темноте глазами, как Томас произнес: — Не говори никому, пожалуйста, Минхо. Это ерунда. Все будет в порядке. Минхо фыркнул, покачав головой, и сердито провел по волосам, отчего они стали топорщиться. Томас еще никогда не видел его таким взбешенным. — После всего…. после всего, что она натворила, ты рискуешь ради нее своей жизнью? Ты рискуешь жизнью ради этой стервы, бросаешься на помощь и даешь себя укусить, — прорычал Минхо, наступая на него. — Я не собираюсь больше никого терять. Ты меня понял? Только не после Ньюта. Томас сделал шаг назад, чувствуя себя виноватым. Он даже представить себе не мог, что почувствовали Минхо, Галли и Фрай, увидев, как он ринулся навстречу целой орде шизов. Он повел себя как эгоист, озабоченный лишь собственными угрызениями совести. Что бы им пришлось пережить, если бы его убили? Они уже потеряли так много друзей и еще даже не вернули назад прежнего Ньюта. О чем он вообще думал? — Минхо, я иммунен, помнишь? Мне ничего не бу… За спиной раздался приглушенный звук, как будто что-то упало на землю. Томас и Минхо резко обернулись. Перед ними с большими испуганными глазами стоял Ньют. Его поднятая рука застыла в воздухе, а кружка глухо стукнулась о землю, расплескав повсюду воду. — Укусить? — прошептал Ньют с болью и ужасом в голосе. Томасу хватило одного лишь слова, чтобы прочувствовать всю его душевную горечь. Его охватило еще большее чувство вины, грозящее заполонить собой каждый уголок его сознания. Черт, почему он всегда все портил? — Ньют, — покачав головой, прошептал Томас. В груди все сжалось. — Все не так, как ты… Я иммунен. Клянусь. Я быстро исцелюсь. Минхо фыркнул все с той же яростью, а потом развернулся и без слов прошел мимо Ньюта. По ночной округе пронесся грохот захлопнувшейся двери. — Ньют… — взмолился Томас. — Не надо, — с несчастным выражением лица и болью в голосе прошептал Ньют. Его рука безвольно повисла. — Ничего не говори, Томас. Я знал, что ты ее любишь. — Ты сейчас серьезно? — с вызовом фыркнул Томас. Так вот о чем сейчас думал Ньют? Томас стоял, практически упираясь спиной в стену лачуги, но, услышав такое смешное заявление, даже немного подался вперед. — Все совсем не так, как ты думаешь. — Тогда о чем я должен думать? — в голосе Ньюта смешались едкая усмешка и досада. Он покачал головой. Его нос и щеки розовели на холоде, а глаза сверкали ярче обычного. — Ты просто решил, что она твой лучший друг, которого ты не хочешь терять? — Я не мог больше допустить, чтобы на моих глазах погиб кто-то еще, — тихо проговорил Томас, едва сдерживая рвущиеся наружу эмоции. Ньют зажмурился, явно не ожидав услышать такое. Он изо всех сил старался не дать слезам брызнуть из своих карих глаз. — Ты не виноват в том, что произошло со мной, — прошептал он, покачав головой. — Ты не… — Да ты понятия не имеешь! Черт возьми, я и есть причина, по которой мы все оказались здесь! Все это моя вина! Алби, Уинстон, Чак, ты! Я больше не мог позволить кому-то умереть из-за меня, — горько, но уверенно ответил Томас. Ему становилось все сложнее и сложнее сдерживать себя. Ньют сделал глубокий вдох и опустил взгляд на валяющуюся на земле кружку. Ночное небо, казалось, давило на них сверху — молчание сводило с ума. Внезапно Ньют вспыхнул от очередного прилива ярости, словно кто-то нажал внутри него переключатель, и в следующее мгновение подскочил к Томасу. Он был взбешен, но в его взгляде все равно сквозила боль, словно он никак не мог решить, что же наконец чувствовал. — Но ты все равно повел себя как последний идиот и побежал за ней, да, Томас? — практически прорычал Ньют, в отчаянии зачесывая волосы. Он весь побагровел, но виной тому был далеко не холод. — Черт возьми, ты что, не помнишь историю Терезы? Как я сошел с ума, считая, что потерял тебя? Как ты мог сотворить такое со мной? С Фрайпаном? С Галли, с Минхо? Ты просто чертов эгоист! Ньют обрушил на него такой град обвинений и неудержимую ярость, что Томас забыл, как дышать. Он втянул в себя воздух, прикованный взглядом к шоколадным глазам напротив. Ньют был, понятное дело, напуган, и на такие речи его сподвиг страх, но это не отменяло того, что его слова не ранили Томаса. Томас сжал кулаки, стараясь обуздать свою дрожь. — Прямо как когда ты вогнал в себя жало чертового гривера, да ведь, так? Твою мать, Томми, ты словно напрашиваешься на то, чтобы… У Томаса в жилах застыла кровь. Ньют внезапно прервался. Кровь отлила у него от лица, и, резко захлопнув рот, он в шоке уставился на Томаса. Его карие глаза будто бы смотрели ему прямо в душу. Они не рассказывали Ньюту об этой истории — о том, как Томас ужалил себя. И определенно не рассказывали о том, что Ньют звал его «Томми». Ньют не помнил его имени до их встречи и уж точно не мог придумать ему новое в эту самую минуту. Это было очевидно — все сказало его выражение лица. Сны возвращали ему память. Но настолько избирательно — ни разу. В дневное время — ни разу. Томми. Он помнил. Томас непроизвольно сделал большой глоток воздуха — резкий и прерывистый, он сотряс все его тело. Энергия готова была забурлить в его венах. Томми. Их взгляды встретились, словно их обоих одновременно посетила одна и та же мысль. Томас еще даже не успел сообразить, как в следующее мгновение Ньют запустил пальцы ему в волосы и поцеловал. Он набросился на Томаса и с силой прижал его спиной к стене лачуги. Руки Томаса обвились вокруг его талии, схватившись за черную футболку. Томас слышал, как у Ньюта в ушах стучала кровь, чувствовал, как тяжело вздымалась его грудь, пока тот прижимался к нему, такой нежный и жаркий, отчего разум впадал в безумие. Ньют отзывчиво распахнул свои мягкие теплые губы, и, отчаянно вцепившись в него, Томас с охотой поцеловал его еще глубже. Ньют немного наклонил голову вбок, не желая уступать ему в этом страстном порыве. Они целовались не так, как было во сне, — это было лихорадочно, грубо и прерывисто. Губы Ньюта пьянили его. Это не шло ни в какое сравнение с тем, что Томас себе представлял. Сон был невообразимо далек от реальности. Охватываемый чувством неловкости, Томас попытался проявить еще большую инициативу. Ньют резко выдохнул, почувствовав, как его нижней губы легко коснулся кончик языка. Смущаясь и так же неуклюже двигаясь, он уловил намек, и они переплелись друг с другом языками. Ньют был таким сладким и так плавно и горячо водил своим мокрым языком, что у Томаса еще больше подгибались колени. Чувствуя, что Томас начал понемногу съезжать вниз, Ньют сильнее вжался в него. Он вдавил Томаса в стену столь резко и уверенно, что тот непроизвольно выдохнул ему в губы. Ньют крепко удерживал его, словно боялся, что что-то могло прервать их. Но Томас решительно не позволил бы ничему подобному случиться. Вокруг мог начаться конец света, но он бы ни за что не отстранился от Ньюта. Только не в этот раз. Он прижимался к нему близко-близко, удерживая рядом, и аромат Ньюта — знакомая ваниль — кружил ему голову и путал мысли. Томасу не верилось, что все это было по-настоящему. Он помнил. Он помнил. Он помнил и хотел поцеловать Томаса. После стольких месяцев, после всего того ада, что Томасу пришлось за то время пережить, Ньют наконец-то был перед ним. И целовал его. Его Ньют, его прежний Ньют наконец вернулся. Его Ньют вернулся и хотел поцеловать его. Чувства Томаса оказались на самом деле взаимны. «Мне кажется, никто не догадывается, что ты не разделяешь чувств Терезы». В его голове прозвучали слова Фрайпана, но он надеялся, что Ньют поймет — Тереза никогда не была той самой. Никогда. Это всегда был только Ньют. Всегда. — Ты даже не представляешь, — выдохнул Томас в перерывах между поцелуями и норовившим вылизать его всего языком, — как долго я хотел этого. Ньют усмехнулся ему в рот, игриво оттягивая за волосы. Он еще раз поцеловал его и затем прошептал прямо в губы: — Хочу уже наконец вспомнить, как долго я этого ждал. Томас застыл. Минутку, что? Кровь заледенела в жилах, а волосы встали дыбом. Тесная близость и ощущение чужих губ стали практически невыносимы. Томас ощутил давящее чувство клаустрофобии, тщетно силясь сделать вдох. Он не помнил. Томас резко оттолкнул от себя Ньюта. Он не хотел вести себя так грубо и бесчувственно, но он просто не мог дышать. Не мог. Ньют жестко приземлился на землю, смотря с обидой и непониманием. Томас начал задыхаться, чувствуя, как его всего переполняли вина и горечь. Он чувствовал, как воздух проникал внутрь, как вздымалась его грудь, но этого было мало. Его легкие горели огнем, а все тело начала сотрясать судорога. — Ньют? Томас? Голос Гарриет вернул его к реальности. Из-за угла до него донесся топот нескольких пар ног, и на него нахлынуло осознание развернувшейся на чужих глазах картины: Ньют валяется на земле, а его самого вот-вот накроет приступ панической атаки. Это было уже слишком. Это липкое чувство никуда не ушло. Томасу показалось, будто чьи-то руки сомкнулись вокруг его горла, пытаясь выжать из него последние крохи жизни. Нужно было сбежать. — Томас! — прокричала Гарриет, когда он пулей пронесся мимо нее. За спиной раздался звук затвора винтовки, и до него донеслось множество криков. Томас добежал до деревьев и понесся дальше в глубь леса, в то время как его легкие готовы были взорваться. Он неправильно дышал — в тот момент все было неправильным. Все было так неправильно. — Нет, нет, подождите! Не стрелять! Это я виноват! — в отчаянии и ужасе прокричал Ньют. Его голос раздался намного ближе, чем голос Гарриет. Томас слышал, как тот нагонял его, как приближались его шаги. Убирайся прочь. Но нет. Ньют быстро догнал его и, грубо схватив за руку, дернул, заставив остановиться. Томас непроизвольно всхлипнул, в отчаянии попытавшись вырваться из хватки. Ньют отпустил его, но не стал отходить. — Томми, прошу, мне так больно от того, что ты тоже этого хотел… — Не с тобой, — резко выдохнул Томас, его глаза застилали слезы. Он вцепился себе в волосы, его нервы достигли того состояния, когда оказались максимально натянутыми, как струна. — Это несправедливо, — хрипло прошептал Ньют от переполнявших его эмоций. Разум Томаса плыл, он едва ли различал перед собой Ньюта. — Ты не мой. И никогда им не станешь. Все, что мы пережили, всю ту боль и страдания — ты никогда их не поймешь. Я смотрю на тебя, и мне так одиноко! Будто все, что было между нами, стерли напрочь к чертям. Все наши воспоминания теперь только лишь… теперь только мои. Ты не тот, с кем я выносил все невзгоды. Ты не мой человек. — Но я могу им быть, Томас, клянусь, однажды я все это вспомню. Черт возьми, я буду стараться изо всех… — Этот мир не станет прежним. В нем произошло просто бесчисленное количество дерьма. А я? Я тоже уже не стану прежним. Меня заставили пройти через ад. Я все испортил, просто взял и испортил, и мне уже не забыть об этом. Мы не можем начать все сначала, потому что, потеряв память, ты лишился тех страхов, что жили вместе со мной. Теперь ты… чист. От переполнявшей его боли веки Томаса дрогнули. У него не было сил смотреть на искаженное горечью лицо Ньюта. — Ты не знаешь, на что мы насмотрелись, через что нам пришлось пройти по пути из этого ада. Мы теперь чужие друг другу. Меня испортили, а ты настолько чист, что я просто не имею права тебя любить. Ньют помотал головой, не желая верить услышанному. Томас не думал говорить этого вслух. Ему изо всех сил хотелось забрать эти слова назад. Ему потребовались титанические усилия, чтобы не отвернуться, когда в переполненных печалью глазах Ньюта мелькнула надежда. — Томас, эти мои — будь они прокляты — бурные чувства к тебе не могла вызвать одна единственная встреча месяц назад. Это невозможно. Кем бы и чем бы я ни был в прошлом, я тоже любил тебя. Я клянусь, что любил теб… Томас сделал шаг назад, не веря ни единому слову. Этого просто не могло быть. Он понятия не имел, о чем говорил. В груди все болело, легкие горели, а мысли были в полном беспорядке. — Не говори того, чего не знаешь. Прошу, не говори… Ньют шагнул к нему, попытавшись приблизиться, но Томас только еще больше отпрянул от него. — Говорить того, чего не знаю?! — возмущенно переспросил Ньют, пребывая в глубоком отчаянии. — Томас, я чувствовал себя потерянным каждый божий день до того, как встретил тебя. Каждый день я чувствовал, что во мне чего-то не хватало. Часть меня отсутствовала. Да, конечно, ею оказались все твои ребята, но, помимо них, еще и ты. Ты был моим пропавшим кусочком. Я понял это, когда увидел тебя. Я точно знал, что ничего не напридумывал себе. Я знал, что не просто так сходил с ума все эти месяцы. — Ты никогда не станешь им, — Томас знал, что поступал несправедливо по отношению к Ньюту… но ничего не мог поделать. Его разум плыл, окутавшая его мысли дымка застилала собой абсолютно все вокруг. Он перестал ощущать холод уличного воздуха — не чувствовал вообще ничего. Он отчаянно впивался ногтями себе в кожу, словно хотел содрать ее с себя. Приступ клаустрофобии все больше и больше терзал его. Ему хотелось сбежать от самого себя. В его душе не осталось ничего, кроме боли. Его надежды не оправдались. Он ведь правда думал, что вернул себе прежнего Ньюта. — Томми, пожалуйста… — Не смей! — выдохнул Томас. Его начали подводить колени, и он в полусознательном состоянии рухнул на землю. У него началась настоящая паническая атака. Он не мог дышать. — Не смей, черт возьми, звать меня так! Где-то раздался голос Минхо. Где-то кто-то начал ругаться — а затем все стихло.

Жаровня

Ранее

«Мы все оказались здесь в первую очередь из-за тебя». Как бы Томас ни пытался забыть, но его до глубины души ранили слова Фрайпана. Ему и так было плохо — он никак не мог заснуть из-за сложившейся ситуации. Он постоянно сомневался в себе, всегда задаваясь вопросом, правильный ли сделал выбор. Что было бы, если бы он не вошел в Лабиринт? Все спокойно жили бы себе дальше. Именно он начал все это — именно он все разрушил. Именно из-за него убили Чака, Алби, Уинстона и всех остальных. Во всем был виноват только он один. Он знал это. Они развели небольшой костер, пытаясь согреться на жутком холоде. Даже нашли безопасное место для ночлега, но от этого ни у кого не прибавилось радости. Его небольшая перепалка с Фрайпаном наложила на всех отпечаток, а недавняя гибель Уинстона давила тяжким напоминанием о себе. Не все были иммунны. Тот, кого укусил шиз, рисковал умереть, так и не получив лекарства. Шанс, что никто из них не был иммунен, — пятьдесят на пятьдесят. Томас, Тереза, Ньют, Фрайпан и Минхо сидели у костра и неотрывно смотрели на пламя, словно оно могло дать им подсказку, как действовать дальше. Они все были покрыты синяками и ссадинами, все страшно грязные. Брошенные вдобавок на произвол судьбы и не знающие, куда податься. У них закончилась еда, воды оставались последние капли, и во всем этом был виноват Томас. Снедаемый чувством вины, Томас захотел побыть один. Не смотря ни на кого и не сообщая, куда он, Томас заставил себя подняться на ноги и затем прошел мимо костра. Он покинул их место отдыха и принялся искать какую-нибудь небольшую дюну, чтобы присесть. Для дальнейших раздумий ему хотелось найти точку, с которой бы открывался широкий обзор на Жаровню. В его памяти все еще были свежи воспоминания о недавних трагических событиях. Усевшись на песок, Томас вынул из кармана маленькую статуэтку Чака. Он вновь почувствовал острый приступ вины и горя. Все из-за него. Проклятье, все это была его вина. Он медленно закрыл глаза, поглаживая крохотную деревянную поделку. Ему было все равно, если на него вдруг набросится какой-нибудь шиз. Абсолютно плевать. Он знал, что в мире за стенами Лабиринта родителей Чака больше не было, и это разбивало ему сердце. Ни у кого из них не было родителей. Из-за Вспышки весь мир стал полным дерьмом, это было ясно как день. Ничего не уцелело. Снаружи больше ничего не осталось, и их удел была медленная и неминуемая смерть в Жаровне. За спиной послышались шаги — к нему кто-то приближался. Боже, лишь бы не Тереза. Он не был готов к ее обществу сейчас. И лучше бы это не был Фрай — он не смог бы так скоро посмотреть ему в глаза. Он не был готов смотреть вообще на кого-то сейчас. Раздалось шуршание, и кто-то присел рядом с ним. Томас почувствовал, что сбоку кто-то находился, и внезапно его окутало тепло. Он понял, кто это был, еще даже не открыв глаза. Его ресницы дрогнули, и он увидел рядом с собой Ньюта. Его волосы были в полном беспорядке, а взгляд шоколадных глаз был усталым. Его всего покрывал песок, а бурая куртка протерлась на локтях. Ньют вздохнул, заставив сердце Томаса сжаться от боли, и посмотрел на статуэтку в его руках. — Ты, кажется, ни разу не сомкнул глаз с тех пор, как мы выбрались из Лабиринта? — пробормотал Ньют, не поднимая взгляда. На Томаса нахлынула волна облегчения, словно ему было достаточно услышать один лишь голос Ньюта. Нет, все было по-прежнему ужасно, но Томас каким-то образом знал, что все наладится. Ведь разве могло быть иначе, когда рядом был кто-то вроде Ньюта? Томас развернул статуэтку, осматривая ее с другой стороны. Он молчал, не зная, смог бы вообще выдавить из себя хоть слово. Он был не в состоянии пока что говорить. — Не бери в голову слова Фрайпана, — тихим голосом подбодрил его Ньют. — Ему просто нужно было выпустить пар, ну, ты знаешь. Мы все в отчаянии, все устали. Он не хотел наезжать на тебя. — Но он прав, — надломленным голосом проговорил Томас. Ньют поднял на него взгляд, но Томас не стал смотреть на него. Он чувствовал, как его губы дрожали — совсем слегка, но он надеялся, что это было незаметно. — Я и есть причина, по которой мы оказались здесь. Это все из-за меня. — Нет, — по-прежнему тихо возразил Ньют. Его голос внезапно прозвучал уверенно, словно с его плеч спала вся усталость. Ньют медленно протянул руку и накрыл ладонь Томаса, в которой тот держал статуэтку. Попытка угомонить пальцы, которые нервно гладили поделку, сработала. У Томаса были теплые, приятные и мягкие руки. Ньют поразился его гладкой коже, учитывая, какой безумный образ жизни они вели. — Нет, ты причина, по которой мы теперь свободны. Все благодаря тебе, Томас. Ты самый лучший лидер. Ты все, о чем мы смели просить. Томас затряс головой, не веря ни единому слову. Он не мог понять, как Ньют мог все еще так в него верить — откуда у него было столько веры в него. Он постоянно все портил. Он понятия не имел, что делал. И сомневался, что когда-нибудь обретет уверенность в своих действиях. Ньют словно почувствовал его сомнения: он начал ласково поглаживать тыльную сторону его ладони своим большим пальцем и медленно водить подушечкой по кругу, каким-то образом поняв, что именно это и требовалось Томасу, хотя тот сам об этом не догадывался. Глаза Томаса сами закрылись. Это простое движение успокаивало и почему-то одновременно заставляло мысли вертеться, как неугомонные. — Они все последуют за тобой куда угодно. Я пойду за тобой куда угодно. И ты знаешь это. Я не брошу тебя. Никто из нас. Томас опять покачал головой. Как Ньюту удавалось заставить его чувствовать себя особенным, когда этим особенным был он сам? Рука Ньюта не думала останавливаться. — Знаешь, они и за тобой пойдут. Здесь я уже не лидер, — пробормотал Томас, чувствуя, как его рука задрожала под ладонью Ньюта. Он радовался, что держал ее на колене, иначе дрожь в ней стала бы еще сильнее. — Ты тот, кто объединяет нас. — Нет, — проговорил Ньют. — Со мной все иначе. Ты ведь знаешь. Ты же… нечто иное. Ты нечто совершенно иное. — Ты недооцениваешь себя, — прошептал Томас, чувствуя, как даже с закрытыми глазами был готов заплакать. — Ты куда важнее, чем представляешь себе, Ньют. Как ты можешь думать иначе? Ньют замер. Томас заволновался, что сказал лишнего, когда Ньют убрал руку. — Слушай, каждый из нас выполняет свою роль. Твоя роль — быть нашим лидером. Ты создан для нее, Томми, и мы все просто чертовы везунчики, что ты у нас есть. Я… мы бы не справились, будь все иначе. У Ньюта слегка дрожала рука. Недолго думая — впрочем, как и всегда — Томас развернул ладонь. Он открыл глаза и взял из дрожащих пальцев Ньюта статуэтку. Переложив ее в другую руку, он осторожно накрыл ладонь Ньюта своей. Его пальцы проскользили меж чужих и переплелись с ними. Прошла пара секунд, прежде чем Ньют решился отреагировать, и его рука еще больше задрожала. Томаса тут же захлестнула теплая волна. Она обдала его всего вместе с поднявшимся холодным ветром Жаровни. Томас заметил боковым зрением, что Ньют в оцепенении смотрел на их руки. — Ньют, я не знаю, куда идти, — прошептал Томас, чувствуя, как у него были готовы политься слезы. Ньют поднял на него взгляд, но Томас проигнорировал это. — Я не знаю, справлюсь ли со всем этим. Мы потерялись. Я потерялся. Повисла пауза. Томас чувствовал, как эти карие глаза могли прожечь в нем дыру. — Мы уже давным-давно потерялись. Томас горько усмехнулся. Вновь налетел резкий порыв ветра, словно почувствовав печаль Томаса. Томас подождал, пока тот утихнет, и произнес: — Да, но не так, как сейчас. Ньют вновь замолчал, словно обдумывая услышанное. Он всегда подбирал слова с особой тщательностью, чему Томас завидовал. Томас сам не заметил, в какой момент начал поглаживать руку Ньюта, однако он и впрямь это делал. Он следил за своими пальцами, словно это была не его рука. — Мы найдем где-нибудь здесь прибежище, — неуверенным и шатким голосом прошептал Ньют. — Я не знаю, где оно… но я знаю, что куча ребят сложили свои головы ради того, чтобы мы добрались досюда. И поэтому у нас нет права сдаваться. У тебя нет права. Я не допущу. Томас взглянул на Ньюта. Он так и не понял, что крылось в его взгляде, но Ньют не отвернулся. Он смотрел на него спокойным, но тяжелым взглядом. — Обещаешь? — тихо спросил Томас. Один лишь вид Ньюта придавал ему смелости и вселял надежду. Это происходило само по себе. — Обещаю, что мы отыщем прибежище? — тихо спросил Ньют. — Обещай, что никогда не позволишь мне сдаться, — ответил Томас таким тихим голосом, что он наверняка потонул где-то в глубине ночного неба. Однако все оказалось наоборот, когда лицо Ньюта исказила горечь. Взгляд потяжелел, будто он впервые полностью открылся в своих переживаниях Томасу. — Обещаю, Томми. Клянусь всем, что у меня есть. Я никогда не позволю тебе сдаться. Его слова отозвались у Томаса в самой глубине души. Ему захотелось обнять Ньюта. Поблагодарить его, пускай даже то, что он сказал, звучало ужасно. Больше всего на свете ему хотелось дать Ньюту понять, что он сделал бы для него то же самое. — Я бы сделал то же самое и для тебя, ты же знаешь, — пробормотал Томас, не сводя с него глаз. Ньют одарил его слабой улыбкой, слегка прищурившись. — Конечно, — прошептал он так, что Томас едва услышал. Ньют склонил голову, словно раздумывая над чем-то. Он опустил взгляд на их переплетенные пальцы — Томас по-прежнему гладил его. — Хочешь поговорить о Уинстоне? — внезапно вспомнив тот инцидент днем, спросил Томас. Он настолько увлекся происходящим, что сам не понял, как мог забыть о том случае. Ньют молчал какое-то время. И затем печально улыбнулся. — Не сейчас, — с улыбкой на губах ответил он. Порыв ветра взъерошил его светлые волосы, и Томасу захотелось притянуть его к себе. — Но спасибо, что спросил. — Если что, я всегда рядом. Помни об этом, — проговорил Томас, смотря на его профиль. Ньют не обернулся и продолжил изучать взглядом их руки. Его нос и щеки порозовели от холода. Кожа приобрела такой яркий оттенок, что на ней стала заметна полоска грязи. Она прочертила переносицу прямо с самого боку. Томас слишком увлекся происходящим. Он был в курсе этого, но не смог себя остановить. Он крепко сжал статуэтку, ища в ней утешение, бережно положил на песок рядом, и затем потянулся свободной рукой к Ньюту. А потом со всей присущей ему осторожностью прикоснулся к коже и аккуратно смахнул с нее грязь. Ньют округлил глаза и резко выдохнул. До Томаса только потом дошло, что он только что сделал — насколько он увлекся — но было уже поздно. Ньют резко вскочил на ноги, словно от прикосновения Томаса его всего прошило током. Он вырвал руку и отстранился. Томас медленно опустил руку, чувствуя подступающее к щекам смущение. — Пошли, давай немного поспим. Ньют развернулся и, не сказав больше ни слова, направился к лагерю. Томас беспомощно смотрел ему вслед, пока Ньюта не поглотила тьма. И тогда он больше не смог сдерживать слез. Вечно он все портил, разве это было не так? Томас понятия не имел, что в тот момент мысли Ньюта метались, как бешеные. Ему показалось, что именно это и был тот самый момент — это был точно он… или нет? Он ведь не мог и на этот раз понапридумывать себе лишнего. Это наверняка должно было что-то значит, да? То, как Томас смотрел на него, то, каким пристальным был его взгляд, словно Ньют был его лучиком надежды — от этого из его груди выбило весь воздух, а ноги потеряли силу. То, как Томас невероятно нежно гладил его и как неосознанно это делал, лишь утвердило Ньюта во мнении, что в конечном счете это и был тот самый момент. И в эту минуту Ньют внезапно понял, что безнадежно влюбился. Стоило нежным пальцам Томаса прикоснуться к нему, как осознание обрушилось на него, словно лавина камней. Все произошло в считанные мгновения — лишь за одну миллисекунду. Словно гром ударил среди ясного неба, и Ньют наконец прозрел. Он был безнадежно влюблен в Томаса и знал, что Томас всегда будет слишком занят, чтобы заметить это.

Песчаная буря

Конец

Ньюта охватила паника. Он услышал шиза. Услышал, но нигде его не увидел. Все остальные сидели в безопасности в фургоне — он успешно помог им добраться. Он наконец помог всем спастись. Но это далеко не значило, что он сам сумеет выбраться сухим из воды. Это не значило, что он сможет спастись сам. Ветер начал стихать, но Ньют не решился открыть глаз. Горло словно доверху забило песком и легкие вместе с ним заодно. Однако у него был прекрасный слух, и он явственно слышал откуда-то шиза. Слышал его низкое рычание, повизгивание и хлюпанье — как оно приближалось. Как же он мог отбиться от фургона? Ньют быстро затолкал Бренду внутрь, но при звуке шиза резко отпрянул. Из-за ветра он не мог понять, с какой стороны тот наступал на него. Осознав свою оплошность, он решил вернуться ближе к фургону, но внезапно понял, что рука нащупала пустоту. Звуки стали явственнее — это уже не могло сравниться с тем, что ему казалось ранее. Эти звуки было ни с чем не спутать. И они уже были близко. Ему нужно было добраться до фургона. Сейчас же. Из-за ветра понять, с какой стороны к нему двигался шиз, было невозможно — его рычание раздавалось абсолютно везде. Ньют молился, чтобы зомби не оказалось больше. Они не передвигались ордами, и если бы не его удачливость, сейчас бы их здесь была целая толпа. Ньют двинулся вперед с закрытыми глазами. Ему нужно было добраться до фургона. Он знал, что все были в безопасности, и лишь это имело значение. Он знал, что Томас был в безопасности. Он знал, что его угроза подействует на Томаса и тот останется внутри — он не был настолько глуп, чтобы броситься в самую бурю, как сделал Ньют. Двигаясь с вытянутыми перед собой руками, Ньют внезапно наткнулся на что-то, и его сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Должно быть, это был фургон — он шел в его направлении, так что это наверняка был он. Должен был быть… Это был не фургон. Чьи-то руки схватили его за плечо, и тут Ньют все понял. Его плечо пронзила чудовищная боль. Чьи-то пальцы с силой впились в кожу, но боль от укуса была в разы сильнее. И в ту самую секунду, еще даже не успев среагировать, Ньют понял. Все кончено. Ньют пихнул ногой прицепившегося к себе шиза, но его было не так легко сбросить — шиз все пытался отхватить от него приличный кусок. Чувствуя, как место укуса разрывало от боли, Ньют принялся неистово отбиваться. Он понятия не имел, куда именно бил, по-прежнему ничего не видя, но в итоге этот прием сработал. Благополучно отбившись от шиза, он почувствовал, как боль начала утихать. Не дожидаясь, когда на него вновь нападут, Ньют развернулся и ринулся в противоположном направлении. Он прижал руку к месту укуса, не до конца осознавая, что только что произошло. Он бежал, пока легкие не начало разрывать от спешки. Ньют повалился на песок в момент, когда ветер начал стихать, все его тело и ноги болели после нападения и от испуга погони. Ньют продолжал лежать, не в состоянии собраться мысленно и физически, чтобы подняться. Его горло, грудь, голова — все болело. Его плечо разрывало от боли. Черт, как же жгло. Он уже давно хотел умереть. Он надеялся, что с ним случится нечто подобное. Он так разочаровался, когда спрыгнул с той чертовой стены и это не сработало. Ньют не верил, что когда-нибудь вновь захочет жить. Он никогда даже на секунду не задумывался, что вновь захочет и дальше жить в мире, превратившемся в ад. Но затем… в его жизни появился Томас. У него ни разу не было такого чувства надежды до встречи с Томасом. Он уже не ждал, что сможет обрести истинное счастье. У него никогда не было желания прожить как можно дольше. Он даже представить себе не мог, как был благодарен той попытке, что не увенчалась успехом. А теперь же… Слабеющие, но все такие же сильные порывы ветра разметали полы его одежды и взъерошили волосы. Он лежал, и вокруг него столбом поднимался песок, угрожая полностью засыпать его целиком. Все кончено.

***

Томас начал сходить с ума уже в следующую секунду. Если он думал, что у него поедет крыша в этой машине, он чудовищно заблуждался. Это было настоящим сумасшествием. Это было худшим из всего существующего. Он не помнил, как именно принялся искать Ньюта. Его единственное воспоминание — это где он несся сломя голову, быстрее, чем когда-либо. Он помнил, каково это, когда в голове так много всего, что нельзя сформулировать ни одной приличной мысли. Он не мог вздохнуть. Он помнил, что даже не дышал. Они нашли Ньюта через два часа. Целых два часа Томас сходил с ума. Его нашел Фрайпан. Томас бежал в том направлении, где в последний раз исчез Фрайпан, лихорадочно переводя взгляд то влево, то вправо, как вдруг заметил что-то вдалеке. Ньют шел, опираясь на Фрая и низко свесив голову. Он был весь в песке, так что Томас даже сразу не понял, кто это. Он едва волочил за собой ноги — Фрайпану приходилось практически тащить его на себе. Завидев Томаса, Фрайпан немного успокоился. Он коротко кивнул, словно заверил — с Ньютом все в порядке. Томас не помнил, как добежал до них. Не помнил, как подался вперед и выхватил из его рук тело Ньюта. Не помнил, в какой момент Ньют оказался в его объятиях. Он обхватил Ньюта, крепко-крепко прижимая к себе. Его всего облепил песок, но его это волновало меньше всего. Ссутулившись, Ньют прижался к нему и уткнулся лбом в шею, прерывисто дыша. — Тебя никем не заменить, — всхлипнул Томас, склоняясь головой к Ньюту. Он не знал, слышал его Ньют или нет — не знал, было ли это столь важно сейчас. Он бы повторял это снова и снова, пока не вбил бы это Ньюту в его упрямую голову. — Тебя никем не заменить. Ты для нас все. Тебя никогда не заменить. Ньют не ответил, и Томас заплакал, уткнувшись ему в волосы. Тяжелое дыхание Ньюта обдавало жаром его кожу. Томасу теперь было гораздо спокойнее, когда он чувствовал его выдохи — и он был бесконечно благодарен за то, что тот остался в живых. Ньют пребывал в полудреме, все тело переполняла усталость. Боль в плече все никак не давала полностью провалиться в сон.