Look After You

НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ

Томас сидел один в темноте, прислонившись спиной к шершавой коре дерева, и думал. В Жаровне дул промозглый ветер, и холод сковывал его. Томас мысленно отругал себя за то, что забыл взять куртку. Стоило лишь оставить Ньюта, как уже спустя пару минут холод пробрал его до костей. Когда нервы немного утихли, он тут же угодил в цепкие лапы пронизывающего ветра. Слезы на щеках словно превратились в лед. Сбежав от Ньюта, он не знал, что делать дальше. Он отчаянно хотел вернуться и крепко обнять его — хотелось вернуться и попросить прощения за все, что он наговорил. Извиниться за то, что бросил его в тот вечер. Ему хотелось вернуться и встряхнуть Ньюта так, чтобы тот все вспомнил. Больше всего на свете ему хотелось, чтобы к нему вернулся его Ньют. Он готов был до самой смерти жить в этой проклятой Жаровне, если это значило, что рядом всегда будет его Ньют. Даже если это значило бы, что они до конца жизни будут не более чем просто друзьями, он был согласен на это. Он знал, что его Ньют все равно не испытывал к нему тех же чувств, так что им не составило бы труда оставаться друзьями. Томас внезапно кое-чему ужаснулся. «Даже лишившись всех своих воспоминаний, я все равно чувствовал, будто во мне чего-то не хватало — словно я был пустым». Ньют с трудом пережил потерю памяти в самый первый раз. Что же до теперешнего состояния… Он растерял все свои воспоминания во второй раз. Томасу было даже сложно представить, до какой степени одиноким и напуганным Ньют, должно быть, чувствовал себя прошлые месяцы. Он очнулся, окруженный кучкой незнакомых людей, и наверняка страдал в муках, пока его тело пыталось восстановиться после вируса Вспышки. В этот раз Ньют, скорее всего, чувствовал себя в миллион раз хуже, чем когда впервые очнулся в Глэйде. Томасу стало стыдно. Как он мог не додуматься до этого раньше? Ради этого Ньюта он должен был отбросить в сторону все свои мысли и чувства. Он уже никогда не вернет себе прежнего Ньюта. Никто не вернул себе воспоминаний о том, что было с ними до Глэйда, и сейчас была точно такая же ситуация. Ньют уже не вспомнит. После всего, что Ньют для него сделал, после всего, что они пережили, этот Ньют заслуживал спокойствия и поддержки всего мира. Он заслуживал абсолютно всего в этом мире и в тысячу раз больше. Он заслуживал больше никогда не ощущать себя пустым. Когда продрогший от холода, Томас вернулся обратно в лагерь, он четко решил для себя: он будет Ньюту другом и больше никем. Он будет поддерживать, заботиться и сопереживать. Он подставит ему свое плечо, что бы ни случилось. И на этом точка. Ему не хотелось с этим мирится, но он знал, что ему придется навсегда забыть о всех своих чувствах. Так будет лучше всего для Ньюта, раз он окончательно забыл о них. Ему придется. Поначалу он не решался прямиком идти в лагерь, хотя весь дрожал от холода и практически замерзал. Он счел это как заслуженное наказание за то, что наговорил сегодня Ньюту. Он вернулся, шелестя под ногами пожухлыми листьями, и почувствовал, как его сердце заныло еще сильнее, чем пальцы от холода. Стоило ему возвратиться, как он увидел, что Ньют передвинулся на свое прежнее место рядом с Арисом и развернул свой спальный мешок так, чтобы теперь лежать спиной. Он спал, свернувшись на боку, но его плечи были напряжены. Было ясно, что его ранили те слова Томаса, отчего теперь он даже не хотел смотреть на него. Постаравшись проигнорировать укол в сердце, Томас забрался в свой спальный мешок и изо всех сил стал пытаться поскорее заснуть. Так было лучше для всех. Должно было быть.

***

Прошла неделя, и Томас делал вид, что был Ньюту просто обычным другом, ведя себя с ним так же, как Минхо, Галли и Фрайпан. Он даже заставил себя немного отдалиться от Ньюта, став намного сдержаннее парней, и Ньют тоже стал медленно отдаляться от него. Он будто сразу понял, чего тот пытался добиться, и не стал ему мешать. Ньют даже начал звать его «приятель». Они не вели долгих разговоров наедине. У них не было общих моментов. Томас относился к нему как к тому же Минхо, Галли или Фрайпану. Он стал для него просто еще одним парнем из Жаровни. Каждую ночь Томас спал на краю матраса, и Ньют делал то же самое. Между ними было не больше метра, но им казалось, что их разделяли моря и океаны. И естественно, из-за всего этого Томасу было больно настолько, что он не смог бы этого описать. Томас не задерживался на Ньюте взглядом и потому не замечал в его глазах той же самой боли. Тереза была изгоем в их маленькой компании. Все они довольно неплохо ладили друг с другом… пускай даже по-прежнему были пленниками, разумеется. С Терезой общались вежливо, но не по-дружески. Все, кроме Фрая, надо понимать, который постоянно мрачно усмехался ей в лицо. Тереза ни разу не улыбалась и выглядела так, словно была ко всему безразлична. Ее грызло чувство вины. Она наворотила дел, но в итоге ей все же удалось искупить свои грехи. Томас не был готов к такому и знал, что никогда не смог бы отблагодарить ее сполна.

***

Томас делал вид, что спал, а сам подслушивал, о чем говорили вокруг него. Соня, Гарриет, Арис и Ньют переговаривались в маленькой хижине. Он лежал под окном и слышал каждое слово. Казалось, их не заботило то, что он мог их услышать — или им было плевать. — Я даю им две недели, — тихо произнесла Гарриет. Ее голос звучал устало. — Если в течение двух недель за ними никто не приедет, тогда мы их отпустим. Если за ними никто не явится, мы поймем, что они нам не враги. — А если явится? — нерешительно спросила Соня. — Что тогда? — Если у них не будет оружия и они не станут нам угрожать, тогда отпустим. Но потом нам придется найти новое место для лагеря. Пускай даже они не представляют для нас опасности. Я не доверяю им. — А что если у них будет оружие? — пробормотал Арис, стоя ближе всех к окну. — Если они направят его на нас? Станут угрожать? — Тогда мы скажем, что застрелим одного из их парней, — ответила Гарриет. Последовала пауза, а за ней тяжелый вздох. — Чего я не особо горю желанием делать. Я очень привязалась к ним, знаешь. Они неплохая компания. — Что если они позовут нас с собой? — голос Ньюта прозвучал тихо и неуверенно, отчего у Томаса все сжалось в груди. — Я очень в этом сомневаюсь, — мрачно фыркнул Арис. — Ну типа, мы ведь держали их как пленников. Не очень-то дружелюбно, не находишь? — Но все же, — надавил Ньют, в его голосе мелькнули отчаянные нотки. — Тебе решать, — неуверенно ответила Гарриет. — Но нам будет тебя не хватать, Ньют. Повисла тишина. — Что насчет Терезы? — первой заговорила Соня. — Что будем делать с ней? — Я пока не могу ничего придумать, — по-прежнему без какой-либо уверенности сказала Гарриет. — Она очень много для нас сделала… но я не могу так просто забыть то, что она предала Ньюта. — И еще тот момент, что она влюблена в их лидера, — усмехнулась Соня. Томас закатил глаза. Снова здорово. — Она будет без умолку говорить о нем. А то, как она смотрит на него? Иу, мерзость. — Между ними наверняка что-то было, — рассмеялся Арис. — Он смотрит на нее с такой лютой ненавистью. Наверное, она ранила его в самое сердце, когда предала всех. Дело вовсе не в этом. Томас надеялся, что Ньют не верил им. — Но еще он смотрит и на… — стоило Арису заговорить, как его на полуслове прервала Соня. — Тихо. — Ладно, ладно, как хотите. Я иду спать. Кто сегодня дежурит? Надеюсь, не я.

ДЕНЬ 17:47

На следующий день Томасу устроили проверку. Гарриет, которая в обычные дни сторонилась всех, начала вдруг сближаться с Ньютом. Они все сидели у небольшого костра, наблюдая за тем, как Фрай готовил что-то в маленьком котелке, когда она подошла к Ньюту со спины. В тот момент, когда она протянула руку и коснулась светлых прядей Ньюта, у Томаса волосы на загривке встали дыбом. Затем она опустилась рядом, устроившись на земле. Минхо рассказывал какую-то историю из Глэйда, но, увидев это, внезапно прервался. Прямо у них на глазах Гарриет накрыла ладонью колено Ньюта и наклонилась к его уху что-то прошептать. Минхо продолжил рассказывать, спотыкаясь на каждом слове. Ньюта очень смутило происходящее, и он в замешательстве уставился на Гарриет, явно не привыкнув к такому тесному общению с ней, но Томаса охватила такая ярость, что он ничего не заметил. Весь его мир сузился до лежащей на колене у Ньюта руки, а Гарриет тем временем начала мягко поглаживать его большим пальцем. С ее губ не сходила улыбка, и она наклонилась еще раз, чтобы снова что-то ему прошептать. Галли, Минхо и Фрайпан обменивались растерянными взглядами, наблюдая за Томасом. Фрай сидел спиной, но даже он обернулся к Томасу. Тот впрочем не обратил внимания. Внутри него полыхал пожар, ярость практически ослепила его. Томас еще никогда не чувствовал подобного. Он будто бы превратился в огнедышащего дракона, извергающего из себя пламя и издающего устрашающий рык. От увиденного его всего передернуло. Эта картина была ему омерзительна. Минхо повернулся к нему. Томас увидел его краем глаза, но не смог оторваться от разворачивающейся перед ним картины. Минхо медленно покачал головой и тихо произнес: — Я уверен, это не то, о чем ты думаешь. И в этот момент Гарриет рассмеялась над чем-то, что ей сказал Ньют, и подалась вперед, слегка привалившись к нему бочком. Томас резко вскочил на ноги, прожигая в них взглядом дыру. Миска с едой в его руках раскололась на части. Он так сильно впивался в нее пальцами, что глина не выдержала и треснула пополам, отчего он обрезался и запачкал все руки кровью. По ним начала стекать каша, падая на землю большими каплями. Все тут же подскочили на месте, и Ньют посмотрел на Томаса поверх костра. Не обращая внимания на льющуюся кровь, Томас швырнул остатки тарелки на землю. Он развернулся и, игнорируя боль в руке, пошел прочь. Он не знал, куда направлялся — ему просто хотелось убраться куда подальше от творящегося здесь подобия ада.

ВЕЧЕР 20:55

Когда Томас вернулся, солнце уже давно село и холод стал нестерпимым, потому что он снова по глупости забыл взять куртку, охваченный острым желанием сбежать от всех. Его ладони все еще саднили, все в порезах, но он был уверен, что они заживут через несколько дней. Ему было плевать на эту боль, потому что от собственных мыслей ему было еще хуже. Томас просто… ходил. Он настолько затерялся в своих мыслях, что даже сам не знал, где бродил целых три часа, но в итоге ноги все равно привели его обратно к лачуге. Он ходил между зданий, заглядывал в разные дома и даже какое-то время лежал на одной из кроватей там. Ему было плевать, выскочит из-за угла шиз или нет — ему просто было на все плевать. Он раз за разом прокручивал в голове увиденную картину и приходил к бесчисленному количеству выводов, из которых ему не нравился ни один. Он изводил сам себя. Его мысли были всепоглощающими и невыносимыми. Он чувствовал, как напряжение в его голове распирало ее, чуть ли не разрывая, и он с трудом выносил эту боль. Он чувствовал, как вокруг все давило на него сверху, хотя он находился на открытом воздухе. Гарриет, казалось, дожидалась его. Когда он вошел через маленькую калитку, мягко ступая по рыхлой земле, то заметил ее в дверях. Она стояла с каменным выражением лица, скрестив руки на груди. Томас даже в темноте увидел этот ее сердитый взгляд. Он начал подниматься к двери, не обращая на нее внимания. Он знал, что она не была виновата, но ему все равно хотелось ее ударить. — Если ты еще раз так сбежишь, у меня не останется выбора, кроме как… Томас протолкнулся мимо нее без единого слова — отодвинув ее в сторону плечом. Он направился прямиком к своему матрасу, не решаясь взглянуть ни на кого из спящих. Он не хотел встречаться взглядом с кем-то, кто мог случайно посмотреть на него. Он надеялся, что все уже крепко спали. Краем глаза он заметил темные очертания Ньюта. Он лежал, как всегда свернувшись на боку, но на этот раз лицом к нему, что оказалось сюрпризом, учитывая, что всю последнюю неделю Ньют спал к нему спиной. Но Томас не стал придавать этому значения, а опустился на матрас и стащил с себя носки вместе с ботинками. Не обращая внимания на то, что кто-то мог смотреть на него в этот момент, он стянул джинсы и надел спортивные штаны. Когда Томас отполз, чтобы забраться на матрас, он почувствовал, как из темноты на него кто-то смотрел. Это странное ощущение возникло у него, стоило ему только войти в дом, но он решил, что это была Гарриет. Но Гарриет сейчас сидела на крыльце и не могла его видеть. Он надеялся, что это был не Ньют. Если бы он не был так зол, то тут же бы смутился. В этом не было чьей-либо вины. Это не был его Ньют. Проклятье, его Ньют не был по-настоящему его. Он ни разу не показывал, что чувствовал то же самое к Томасу, и было наивно полагать, что он никогда не захочет встречаться с кем-то другим, будь у него такая возможность. Даже если бы его Ньют смог добраться до Тихой Гавани, он бы наверняка нашел себе кого-то другого. Он бы никогда не был с Томасом. Томас не заслуживал его. Устроившись под пледом, Томас почувствовал, как головная боль стала возвращаться. Она была просто жуткой. Он никогда не думал, что ревность могла причинять такую боль. Ему следовало бы радоваться за Ньюта — радоваться за то, что он нашел того, с кем мог быть счастлив, но радости не было. Совсем. Ни капли. Томас натянул на голову мягкий плед, хорошо укрылся им и тяжело вздохнул. Это было так по-детски, но невероятно успокаивало. Глубоко переживая из-за всего на свете, он уже давно хотел скрыться ото всех. Собравшееся под пледом тепло начало помогать ему вместе с размеренными и глубокими выдохами. И постепенно в его разум стала закрадываться одна ужасная, смутная мысль. Он мечтал заснуть и больше никогда не проснуться. Он мечтал тихо покончить с этим миром, раз и навсегда. То, что он нашел Ньюта, на какое-то время приглушило эти чувства, но они все еще жили где-то в самой глубине души. Всегда жили. Он был так долго охвачен горем… так, черт возьми, долго, прежде чем нашел Ньюта. Он знал, что эти ощущения навсегда останутся с ним. Он никогда не сможет избавиться от них. Они будут поджидать в самом темном уголке его сознания, кружа как волки. Дело было даже не в том, что Ньют встречался с Гарриет. Конечно, ему было невыносимо больно от этого, но причина его ужасных мыслей крылась в другом. Он хотел обрести покой. Он хотел верить, что после смерти сможет наконец начать мирную жизнь со всеми своими старыми друзьями и Ньютом, у которого была прежняя душа. Он надеялся, что они все будут там. Он надеялся, что он будет там — где-нибудь — ждать его. Дарованный пледом покой длился недолго. Внезапно кто-то потянул за ткань и снял ее с лица. Замешательство и удивление слились воедино, и Томас не успел помешать стянуть с себя плед. Лежа теперь с открытыми глазами, Томас постарался сфокусировать зрение на возникшем перед ним силуэте Ньюта. Опираясь на локоть, Ньют задержался рукой на пледе. Его практически было невозможно увидеть в нависшем мраке, и, если честно, Томас был только рад. Ему были видны его очертания и растрепанные волосы, но не более того. Даже один только силуэт заставил его сердце болезненно сжаться. Ньют опустил руку, но не стал ложиться обратно. В темноте Томас почувствовал, как на него посмотрели эти прекрасные глаза. — Ты сказал, что между нами ничего не было, — неуверенно и тихо проговорил Ньют. Томас едва мог различить его слова. Внутренности скрутило тугим узлом. — Взгляни на себя, Томас, — вздохнул Ньют. Он покачал головой. — Я не верю тебе. Томас не был готов к его прямолинейности — Ньют всегда был чутким, всегда обдумывал каждое слово. Он явно страдал и просто хотел ответов. Было видно, что очередная потеря памяти и предательство друга сильно повлияли на его. Он будто бы больше не задумывался о последствиях сказанного. Если бы Томас не был так напуган всем происходящим, он бы гордился его смелости. Неожиданно Томас почувствовал, как его мысли поплыли. Его взор затуманился, а дыхание стало более частым и прерывистым. Он потянулся и схватился за плед, чтобы попытаться унять внезапную дрожь в руках. Его мозг будто бы вновь стал отключаться, как тогда на базе Дженсона. Его начало трясти, хотя всему его телу было тепло. Все было как в тумане, только настоящим. Томас почувствовал, как его мягко потянули за руку, и неожиданно тепло тела Ньюта окутало его. Внутри вспыхнул огонь, а внутренности скрутило в узел. Томас смутно ощутил, как ему под голову проскользнула чья-то рука. И Томас полностью отдался этому. Свернувшись калачиком рядом с Ньютом, Томас уткнулся ему в шею, обвил Ньюта за талию и беспомощно вцепился в приятную ткань его футболки. Он жаждал этой близости на протяжении нескольких месяцев. В эту секунду все остальное потеряло свое значение. Он был в отчаянии, но тепло Ньюта принесло покой его душе и разуму. Больше ничто не имело значения. — Между нами с Гарриет ничего нет, — тихо проговорил в темноте Ньют, разгоняя своим голосом мрачные мысли Томаса. Томас чувствовал, как его голос вибрировал в груди. Он сжал футболку. В этот момент — в момент, когда он был несчастен как никогда — он не смог противостоять своему самому сокровенному желанию. И он поддался ему. Он хотел этой близости с Ньютом. Он хотел той былой близости, что существовала тогда между ними. Он хотел, чтобы те ночи с Ньютом — все те воспоминания — вернулись. Свободная рука Ньюта поползла вверх, и он положил ее поверх той, что была у себя на талии. Кончики его пальцев принялись рассеянно выводить какие-то маленькие узоры. Это было таким расслабляющим и успокаивающим, что Томас удивился тому, как быстро утихли его нервы. Окутавшая разум дымка начала рассеиваться, и наваждение постепенно схлынуло. Его дыхание медленно выровнялось, и его всего окружил аромат ванили. В эти минуты с ним был его Ньют. В эти минуты можно было с легкостью забыть про все месяцы, проведенные без него. Можно было легко забыть про каждую ночь, проведенную в ожидании чуда. Можно было легко забыть про то, что каждую божию секунду сердце сковывала боль, от которой, казалось, было невозможно избавиться. Он перенесся туда, где был с Ньютом в Жаровне. Затем на базу Дженсона. Он перенесся туда, где Ньют еще был его Ньютом. Они словно потерялись во времени. Казалось, что весь мир замер. Они забыли про тех, кто был с ними в комнате, и про то, что скрывалось в тени за стенами этой маленькой лачуги. Они оба оказались там, где должны были быть — прямо здесь, в эту самую минуту, — и каждый знал об этом. Они наконец-то встретились в той вселенной, в которой их сердца принадлежали друг другу. Вместе. Спустя какое-то время Ньют перестал вырисовывать непонятные узоры и убрал ладонь. Он повел рукой вверх, с каждой секундой все выше и выше, и затем его пальцы нежно очертили подбородок Томаса. Это касание было таким теплым и знакомым, что Томас не смог сдержаться. Он слегка приподнял голову и аккуратно уткнулся лбом Ньюту в щеку. Ньют тут же опустил руку, отчего Томасу стало еще больше ее не хватать. Ньют, вероятнее всего, хотел поддержать его и, кажется, хотел продолжил гладить уже по щеке, но его испугало то, что Томас внезапно двинулся с места. Может, он думал, что Томас уже заснул. Или может, он понял, что в царившей между ними атмосфере появилось что-то еще. Потому что когда Томас поднял взгляд, единственно, что он увидел, — это губы Ньюта. Он всегда любил их. Они всегда казались нежными и манящими — всегда блестели алым. Они завораживали, и Томас хотел забыться, целуя их. Внезапно в комнате стало жарко. Рука Ньюта все еще лежала у него под головой, а Томас прижимался лбом к его щеке, и от всего этого его переполняли эмоции. Жара была практически удушливой. Вину за все произошедшее дальше Томас возложил на губы Ньюта. Какую-то долю секунды они молчали — слышно было лишь их общее дыхание. Томас чувствовал, как грудь Ньюта вздымалась и опускалась. Он был как зачарованный в этом тепле. А затем словно что-то внутри подтолкнуло его. Словно в тот момент ничто уже не имело значения. Он почувствовал, как его тело медленно потянуло вперед, словно он совершенно не мог совладать с собой. Желание стать ближе наконец взяло верх. Он хотел сдаться. Он устал притворяться, что не хотел этого. Он устал притворяться, что не любил Ньюта. Томас не знал, кто подался вперед первым, но внезапно они оказались слишком близко друг к другу. Ньют медленно наклонил голову, подстраиваясь под Томаса. Они осторожно соприкоснулись щеками, и Томас впервые ощутил то разлившееся по его телу тепло. Кожа Ньюта ласкала, манила к себе, и он лишился дара речи. Стоило Ньюту еще слегка наклонить голову, мягко касаясь его щеки своей, и их губы практически встретились. Губы Ньюта были очень близко, совсем рядом. Почти в миллиметре. Прошла секунда — несколько выдохов — и все перевернулось. Их окружала темнота, и все сомнения и печаль прошедших дней разом улетучились, словно чья-то невидимая рука, удерживающая их на расстоянии друг от друга, исчезла. Больше никакой отчужденности. Больше никакого притворства в том, что он не хотел этого — не хотел Ньюта. Больше никаких преград. Томас не знал, кто в итоге первым подался вперед — просто понял, что жаркие, нежные губы Ньюта прикоснулись к его собственным. Он почувствовал, как мерное дыхание Ньюта слилось с его выдохами, словно они наконец стали единым целым. Он ощутил, как Ньют трепетно раскрыл губы, будто предлагая ему поцеловать себя. Это даже не было поцелуем — лишь робкий намек на него — но он был ясен как день. Намек Ньюта ждал ответа. Свинцовые тучи, окутавшие разум Томаса, наконец рассеялись, готовые позволить его солнцу наконец пробиться сквозь них. Его солнце было прямо здесь — совсем рядом — и призывало его сократить расстояние. Томасу надоело притворяться. Он едва успел слегка разомкнуть губы, готовый поцеловать Ньюта, как вдруг тишину разорвал пронзительный звук. Они оба подскочили и резко сели под эхо выстрела Гарриет.

Жаровня

ВЕЧЕР 19:37

Когда Томас и Бренда наконец вернулись, уже почти наступила ночь. На черном полотне виднелись лишь клочки неба, которые вот-вот готовы были исчезнуть. Темнота принесла с собой холод — ту невыносимую вещь, к которой Томас никогда бы не привык. Едва они припарковались, как Томас тут же выскочил из фургона. Обычно он задерживался в теплом салоне, но сегодня его голову занимало кое-что гораздо более важное. Они с Брендой выискивали признаки жизни в окружавших их горах. Они выезжали каждый второй день, и сегодня была очередь Томаса с Ньютом. Но Ньют попросил Бренду поменяться с ним, сославшись на плохое самочувствие из-за погоды. Обычно это бывал замечательный день, когда они могли выбраться куда-нибудь и провести наедине несколько часов подряд, но с того самого момента, как Ньют проснулся, Томас понял, что что-то было не так. Все то время, что они были на вылазке, он не переставал беспокоиться за Ньюта. Ньют переживал тяжелые дни. Томас знал об этом. Он тысячу раз пытался разузнать, в чем дело, но безрезультатно. Все, что ему оставалось, — быть постоянно рядом и приглядывать за ним. Однако раньше ему ни разу не приходилось оставлять его одного в такие дни. Ни один из тяжелых дней Ньюта не выпадал на тот период, когда Томасу нужно было оставить его одного. Томас пытался попросить кого-нибудь поменяться с ним, но у всех были дела в лагере. Ньют настоял на том, что с ним все было в порядке, и даже показался раздраженным тем, что Томас пытался остаться. Томас жалел, что не попытался как следует. Когда он выскочил из фургона, то сразу понял, что что-то не так. К ним быстро направлялся Хорхе, но вместо Бренды первым он подошел к Томасу. Это никогда не предвещало ничего хорошего. Увидев его выражение лица, Томас почувствовал, как его сердце ухнуло вниз. Он был мрачным и нервным. Прежде, чем заговорить, он сделал глубокий вдох и нахмурился, а затем посмотрел на Томаса своими темными глазами. — Хорхе, что такое? — спросила Бренда, тоже ощущая идущее от него беспокойство. Обойдя фургон, она сдвинула к переносице брови и пристально посмотрела на него. — Что произошло? Внезапно Томас понял, что видел только Винса. Он сидел на земле рядом с костром и смотрел в направлении деревьев. Его взгляд что-то привлекало. В отчаянии Томас принялся быстро выискивать взглядом остальных двух парней. Он не мог разглядеть ни одного, ни другого — только видневшиеся на фоне деревьев очертания кого-то одного. В груди что-то сжалось — угрожая разорваться на части. — Ньют, — вздохнул Хорхе и обернулся на Винса. Винс посмотрел на Томаса с тем же выражением, что и Хорхе. — Ему не очень хорошо. — Что случилось? — требовательно спросил Томас, направляясь к Винсу. Его охватила смесь страха и ярости, которая не оставила места для остальных эмоций. Его всего сковывал страх. — Где он? Хорхе сделал пару шагов и схватил Томаса за руку прежде, чем дело приняло бы новый оборот. Путь преградил Винс, не давая Томасу пройти вперед. — С ним все хорошо, — тихо проговорил Хорхе. Томас стремительно обернулся к нему, желая вырваться из хватки. Он просто хотел уже наконец увидеть его. Черт, не стоило ему уезжать. — Он немного перебрал с выпивкой. С ним все в порядке. Просто он немного… Он прервался, но Томас сразу все понял. Он вырвался из сильных рук Хорхе и, не дожидаясь реакции, миновал Винса и направился к той линии деревьев, куда тот до этого смотрел. По мере приближения он постепенно различил очертания Фрайпана у дерева — тот стоял, нахмурившись и сложив на груди руки. Заметив, как к нему подошел Томас, Фрай с облегчением выдохнул. Он отступил и двинулся обратно к остальной группе. Поравнявшись, он легонько похлопал Томаса по плечу. Словно понял, что Томас захочет поговорить с Ньютом наедине, и Томас был благодарен тому, как хорошо Фрайпан его знал. Томас подошел к деревьям, ожидая сразу наткнуться на него, но лишь спустя пару секунд приметил на траве силуэт Ньюта. Он сидел, прислонившись спиной к дереву и обхватив колени, словно маленький ребенок. Заметив в темноте, что к нему кто-то приближался, он поднял на Томаса взгляд. Его глаза широко распахнулись, готовые выскочить наружу, и он быстро встал. Ну или… попытался встать. Постаравшись настолько, насколько ему позволяло его состояние, Ньют поднялся на ноги и сразу рухнул на Томаса. У Томаса вырвался резкий выдох от упавшего на него тела, его колени подогнулись, и он чуть было не свалился сам. Недолго думая, он обвил Ньюта за талию, стараясь удержать их обоих на ногах. Ньют, очевидно, не заметивший его усилий, навалился на него еще больше. Он закинул руки Томасу на шею и спрятал лицо у него на груди. — Ньют, — тяжело выдохнул Томас, по-прежнему прижимаясь к нему. Он задвинул куда подальше мысль о том, как приятно было вот так прижиматься друг к другу и обнимать его за узкую талию. Ньют весь пылал, и от него несло алкоголем. — Как ты себя чувствуешь? — Ты пропал на целую вечность, — пробормотал Ньют, опаляя его шею своим дыханием. Он немного растягивал слова, а его медленный голос был на порядок ниже обычного. Он был очень пьян. Томас сто раз пожалел, что оставил его. — Прости, я пытался… — Я так хочу спать, — прервал его все таким же неровным голосом Ньют. — Давай уже поспим? Томас замолчал на мгновение, обдумывая все варианты. Он не мог позволить Ньюту заснуть на грязной земле, когда у него выдалась такая тяжелая ночь. Он вспомнил, что ключи от фургона лежали у него в заднем кармане, и решил, что Ньют будет спать именно там. На задних сидениях было не так много места, но он не хотел, чтобы рядом с Ньютом был сегодня кто-то еще. Он хотел, чтобы Ньюту было удобно. — Конечно, давай, — проговорил Томас и, воспользовавшись моментом, восстановил равновесие. Ньют расслабился, и теперь его руки лениво обвивали его шею. Он держался за Томаса, но его все равно покачивало из стороны в сторону, и он не мог ровно стоять. Томас вздохнул, поняв, что Ньют ни за что не дошел бы на своих двоих в таком состоянии. Он слегка разжал пальцы на тонкой талии и присел на корточки. Ньют будто вообще не заметил, что Томас наклонился, потому что, когда тот подхватил его на руки, с его губ сорвался удивленный выдох. — Господи, Томми! — рассмеялся Ньют. Он запрокинул голову и посмотрел на Томаса. Томас опустил на него взгляд, но тут же отвел его в сторону, осознав, что из-за их близости он чуть ли не ударился подбородком о лоб. Ньют рассмеялся, сбивчиво выдыхая, и его голова вновь откинулась назад, словно он вообще не пытался ее держать. Он снова сделал попытку посмотреть на Томаса, но не смог сфокусировать взгляд. — Вау. Томас направился к лагерю, не обращая ни на кого внимания. Он твердо решил не подавать виду, насколько все было плохо, на случай, если все вокруг еще не догадались. Ему просто хотелось найти уединенное место, чтобы Ньют смог в тишине отдохнуть. Он не хотел, чтобы его считали жалким. Ньют не заслуживал быть в чьих-то глазах жалким. В Жаровне начались заморозки, но на этом идиоте была одна лишь футболка. Томас поддерживал его под спину одной рукой, а другой подхватывал под коленями, чувствуя через тонкую ткань, какой горячей была у Ньюта спина. Он был как маленький обогреватель, и это тревожило Томаса. У Ньюта были все шансы свалиться с температурой на следующий день. Как они вообще могли оставить его на улице без пальто? Они без всяких инцидентов добрались до фургона, но открыть его оказалось целой историей. Томасу в итоге пришлось ногой распахнуть заднюю дверь, по-прежнему удерживая на себе Ньюта. Этот парень оказался намного тяжелее, чем выглядел, и у него уже практически отваливались руки. Ньют всю дорогу вел себя непривычно тихо. Он ни разу не закрыл глаз — лишь смотрел куда-то в одну точку, словно потерянный в собственных мыслях. Но когда Томас распахнул заднюю дверь, он поднял на него взгляд, впрочем Томас не рискнул посмотреть в ответ. — Здесь? — растерянно спросил Ньют. Томасу оставалось лишь представить, как он надул губы — как он всегда неосознанно делал, сомневаясь в чем-то. Он готов был поклясться, что увидел это выражение краем глаза. От этой мысли у него закружилась голова. — Здесь. Поборов острое желание бросить взгляд на эти губы, Томас сделал шаг вперед и аккуратно уложил Ньюта на сидения. Ньют остался в той позе, в какой его оставили, и продолжал смотреть на Томаса. Просочившееся в каждую клеточку тела тепло начало ускользать, и Томас поежился от холодного ночного воздуха. — Будь здесь, — сказал он, не обращая внимания на направленный на себя пристальный взгляд. Он обошел фургон и, преодолевая порывистый ветер, направился к лежащему на земле спальному мешку Ньюта. — Все хорошо? — с беспокойством спросил сидящий у костра Фрай. — Он в порядке? Схватив свитер, плед и сам спальный мешок, Томас поднял голову. На него тревожно смотрели Винс, Хорхе, Фрай и Бренда. Они все жались у костра, пытаясь согреться, и кутались в одеяла, забравшись в спальные мешки. Томас кивнул, чувствуя себя благодарным им за заботу, и, не став больше ничего говорить, подобрал вещи Ньюта и направился обратно. При виде Ньюта Томас тут же заметил его искаженное болью лицо. Он оставил его всего на пару минут, но Ньют даже этого едва смог вынести. Томас даже представить себе не мог, каково ему было находиться весь день в разлуке. Чувство вины скрутило его внутренности. Как он вообще мог его оставить? Томас обошел фургон и разместил рядом с Ньютом спальный мешок и плед. Не спрашивая разрешения, он наклонился и принялся разувать его. Длинные ноги Ньюта свисали с сидений, и Томас смог с легкостью взяться за ботинок, подтянув его к себе, и начать расшнуровывать. Все это время Ньют не произносил ни слова, но Томас чувствовал на себе его взгляд. Он снял ботинок и закинул его куда-то назад, а потом быстро проделал все то же самое со вторым и отправил его к первому. Томас потянулся к сваленной в одну кучу одежде и выудил из нее свитер. Не дожидаясь разрешения, он натянул его Ньюту через голову и расправил. — Ты же… ты же не уйдешь, да? Томас замешкался. Он помогал Ньюту найти рукава, самостоятельно беря его за руку под свитером и направляя в прорезь, но в этот момент поднял взгляд. Ньют так внимательно смотрел на него сверху вниз, и в его больших шоколадных глазах было столько мольбы, что Томас не смог отказать. Волосы Ньюта топорщились во все стороны. Они наэлектризовались из-за свитера и холодного ветра Жаровни, и Томас был не в силах отвести от них глаз. Ньют выглядел просто очаровательно. Недолго думая, Томас запустил руку ему в мягкие пряди и попытался немного пригладить их. Ньют слегка прикрыл глаза от прикосновения — его по-прежнему слегка покачивало, а на губах расплылась нежная и ласковая улыбка. Сердце Томаса готово было выскочить из груди. — Конечно нет, — пробормотал он, нерешительно убирая руку. Ньют по-прежнему не открывал глаз. — Но у меня нет с собой пледа… — Можем лечь под один, — произнес Ньют с закрытыми глазами. Казалось, будто он не хотел смотреть на Томаса, потому что его лицо еще больше залило краской. Холод покусывал нос и щеки, и Томасу хотелось поскорее укутать Ньюта. Он мигом одел его в свитер и окинул быстрым взглядом, проверяя, все ли было так. Ньют даже не думал открывать глаз. Томас ухватился за дверь фургона и забрался внутрь. Ньют тут же повернул к нему голову, но Томас занялся тем, что принялся раскладывать одеяла. По его коже то и дело пробегали мурашки от мысли, что он снова будет спать рядом с Ньютом. Он старался не зацикливаться на своих желаниях, учитывая, что Ньюту было плохо, но сосредоточиться на чем-то другом было практически невозможно. — Ложись, — пробормотал Томас, развернув спальный мешок. Ньют молча отполз чуть назад и забрался в него. Томас не стал его закрывать, а укрыл еще одним пледом, и, положив сверху второй, наконец решился заговорить. — Как ты себя чувствуешь? — тихо спросил он. Ньют промолчал. Томас опустил на него взгляд, но увидел, что Ньют смотрел куда-то вверх в потолок. Он не собирался отвечать. Томас тяжело вздохнул и медленно застегнул спальный мешок. Томас быстро стащил с себя ботинки и затем, перегнувшись через Ньюта, закрыл заднюю дверь. Холодный ветер тут же перестал дуть, и в салоне стало намного теплее. Томас скользнул под одеяла, устроившись чуть ниже Ньюта. Его голова была вровень с ключицами Ньюта, а ноги остались согнутыми в коленях. Сидения фургона были слишком узкими, чтобы лежать вот так низко, но Томас не решился устроиться прямо рядом с Ньютом. Он не хотел навязывать ему то, отчего тому могло стать некомфортно. Прошло несколько минут — из всех звуков было слышно лишь их дыхание. Томас был уверен, что так будет продолжаться и дальше, и раздумывал, стоит ли ему попытаться еще раз узнать, в чем было дело, но Ньют опередил его. — Неужели не ясно? Я не стеклянный. Эта резкая вспышка гнева потрясла Томаса, но все же он нашелся с ответом. Он приподнял голову и удивленно посмотрел на Ньюта, но тот по-прежнему смотрел куда-то вверх. — Ньют, я никогда не говорил… — Я не какой-то беспомощный ребенок и вообще-то могу позаботиться о себе. Да, я иногда оступаюсь, но почему это должно кого-то волновать? — Ньют тяжело вздохнул, сверля взглядом потолок. Последовало молчание. Томас не посмел нарушить его. — Да, иногда мне кажется, что я потерял часть себя, но это не так. Я знаю, что это не так. Я могу, черт возьми, позаботиться о себе. У Томаса болезненно сжалось сердце. С чего вообще Ньюту так чувствовать себя? Естественно, в глазах Томаса он не был жалким. Никогда. — Я всегда знал, что ты можешь. Я просто подумал, что было бы неплохо иметь рядом того, на кого можно положиться, — пробормотал Томас, чувствуя, как его переполняли эмоции. Он не отрывался взглядом от Ньюта, но тот не смотрел на него. У него по-прежнему были четкие, напряженные черты лица. Вновь повисла тишина. Внезапно Ньют засопел, и Томасу захотелось поддержать его. — Все стало бы проще, если бы я не проснулся, — прошептал Ньют. У Томаса перехватило дыхание. — Меньше припасов тратить, больше места для остальных… ну типа, каждый из вас выполняет определенную задачу. Вы все привносите что-то. Я — нет. Черт возьми, я бесполезен. — Не смей так говорить, — прошептал Томас, удивившись, что вообще смог что-то сказать. Ньют изумленно посмотрел на него, но Томас отвел взгляд, чувствуя, что у него стали наворачиваться слезы. Но не хотел, чтобы Ньют показался себе жалким в его глазах. Он сверлил взглядом небольшую полоску неба, которая виднелась через стекло, и его руки задрожали под пледом. — Ничего глупее ты еще ни разу не говорил. — Томас… — Как ты не понимаешь? Без тебя бы нас здесь не было. — Чушь, — низким, надломленным голосом пробормотал Ньют. — Я все всегда порч… — Ты не бесполезен. Никогда не был. Ты как клей помогаешь нам быть единым целым. Помогаешь мне быть целым. Если ты не проснешься, я… я сойду с ума. Только посмей не проснуться, Ньют. Ты нужен нам всем. Ты нужен мне. С ресниц не сорвалось ни слезинки, но, проклятье, Томас едва ли мог что-то видеть за застилающей глаза пеленой. Спустя несколько минут молчания и упрямого рассматривания окна он наконец закрыл глаза. И от этого слезы тут же покатились по щекам, но Томас не стал их смахивать. Прошло еще какое-то время, и Томас решил, что Ньют уснул. Неожиданно — почти заставив Томаса подпрыгнуть — Ньют зашевелился. Он перевернулся на бок, приняв свое привычное положение. Теперь его голова лежала над макушкой Томаса, а согнутые колени упирались ему в руку. Затем показалось, словно в салон проскользнул легкий порыв ветерка. Томас почувствовал призрачное прикосновение к своей щеке — столь нежное, что он готов был поклясться, что ему это почудилось. Однако касание повторилось, и рука вновь погладила его по щеке. Это оказались подушечки пальцев Ньюта. Он ласково очерчивал ими лицо Томаса. Их тепло и скрытая за прикосновениями нежность завораживали Томаса. По нему всему словно пропускали разряды тока. Спустя несколько минут он произнес: — Когда-нибудь мы отыщем Тихую Гавань, слышишь? — прошептал он, и Ньют вздрогнул. Он, вероятно, думал, что Томас уже заснул. Томас почувствовал, как Ньют весь напрягся и его пальцы застыли на месте. — И когда мы доберемся до туда, мне не терпится рассказать Минхо и всем остальным о том, сколько ты для нас сделал. Ньют расслабился. Он чуть склонил голову и устроился подбородком на макушке Томаса. Он прижался к нему еще ближе и, поднявшись пальцами вверх по щеке, запустил их в волосы. Ньют принялся бережно и успокаивающе гладить его, пропуская сквозь пальцы пряди и трогая чувствительное место прямо над ухом. Когда Томаса стало клонить в сон от этих ласковых прикосновений, единственный вопрос, что занимал его голову, был почему это Ньют успокаивал его, а не он Ньюта? Он даже не подозревал, что эти движения успокаивали Ньюта даже больше, чем его самого. По его щекам текли тихие слезы, а сердце жаждало остаться в этом моменте навсегда.

Жаровня

1 месяц до уничтожения ПОРОКа/«Смерти» Ньюта

Песчаная буря

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

УТРО 3:47

Погода целый день была кошмарной. Они все боялись предстоящей ночи, у каждого в душе поселилось дурное предчувствие, но они не могли знать точно, что принесет им будущая ночь. Они готовились к худшему, но даже представить себе не могли, что случится нечто подобное. Томас проснулся от того, что кто-то с силой тряс его за руку. Он резко распахнул глаза и мигом сел прямо, а потом бросил быстрый взгляд на круглые глаза Фрайпана, в которых стояла тревога, и тут же понял, что что-то случилось. Фрайпан донес информацию быстро, но четко. Он изо всех сил старался не паниковать. — Босс, надвигается буря. Она нагрянет с минуты на минуту. Буди Ньюта и полезайте в джип. Сейчас же. Томас сразу подорвался на ноги, а Фрайпан принялся будить остальных. Он вихрем развернулся и, присев на корточки, потряс Ньюта. Тот мигом проснулся и в замешательстве посмотрел на Томаса. Не успел он сказать и слова, как буря уже оказалась рядом. Томасу удалось только схватить Ньюта за руку, и тот тут же пропал из виду, потонув в вихре песка. Томас быстро зажмурился, зная, что навредит себе, если попытается открыть глаза. Он на ощупь крепко схватился за Ньюта — завывания бури были оглушительными. Томас будто не мог четко соображать из-за стоящего в ушах рева. Он почувствовал, как Ньют отчаянно вцепился в него. Томас подтянул его ближе, прижимаясь к нему и крепко обвивая руками. Джип стоял у них за спиной, и Томас знал, что им нужно было забраться в него. Он начал пятиться, таща за собой Ньюта. Осознание беспомощности в этот момент пугало. Он ненавидел, когда ситуация выходила у него из-под контроля. Он продвигался медленно, хотя бушующие порывы ветра пытались качать его то в одну, то в другую сторону. Он чувствовал, как Ньют дрожал, слышал, как тот пытался ему что-то сказать, но сквозь ветер не мог сложить отголоски фраз в единое целое. Он уперся спиной в дверь джипа и с облегчением выдохнул, потом отпустил Ньюта и начал лихорадочно нащупывать ручку. Стоило пальцам наткнуться на нее, как он тут же распахнул дверь и развернулся — позволяя Ньюту залезть внутрь первым. Когда тот оказался в салоне, Томас залез за ним следом и захлопнул за собой дверь. Ветер по-прежнему громко ревел снаружи, но теперь звуки казались намного приглушеннее. Томас в темноте обернулся и дотронулся до Ньюта. — Все в порядке? — спросил он, пытаясь найти его руку. Его горло саднило словно от забившегося внутрь песка. Он ничего не мог разглядеть в темноте, которая нависла над ними из-за бури, но он хотя бы наконец услышал дыхание Ньюта. — А как же остальные? — закашлялся Ньют, его голос звучал еще хуже. — Я должен помочь им. — Ни за что, — прошептал Томас, чувствуя поднимающуюся внутри панику. — Я ни за что не позволю тебе вновь оказаться снаруж… Ньют на ощупь потянулся вперед и нашел лицо Томаса. Его нежные ладони обхватили щеки и слегка сжали, но исходящему от них теплу было не под силу успокоить панику. — Я мигом, Томми. Я никогда не брошу тебя, я пообещал, помнишь? — Ньют, не… — Будь здесь, или я никогда, черт возьми, не прощу тебя, — вспылил Ньют скрежещущим из-за песка голосом. Он тут же смягчился, словно не смог сдержаться. — Я заменим. Ты — нет. Ты должен быть в безопасности, Томас. Ради нас всех. Ради всего мира. Он отстранился, не произнеся больше ни слова. Не дожидаясь, пока Томас остановит его — пока попытается ухватиться за него — Ньют открыл противоположную дверь и исчез в урагане. У Томаса не было ни секунды на то, чтобы сказать, что Ньют был по-настоящему важен. Больше, чем весь остальной мир.