Look After You

НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ

НОЧЬ 2:34

Томас посмотрел сквозь свои переплетенные пальцы. Туда, где должно было ощущаться тепло изящных пальцев Ньюта, где его бы касались в ответ, но вместо этого кожу обдало порывом холодного ветра. Он должен был ощущать чужое касание или хотя бы что-нибудь. Но ничего не было. Единственное, что ему оставалось, — смотреть на свои пальцы и лелеять несбыточные мечты. — Ты искал меня? Томас поднял голову и наткнулся на взгляд карих глаз. Ньют смотрел на него снизу вверх, находясь так близко к его лицу, что сердце Томаса пропустило удар. На Томаса смотрели с тоской. Его же взгляд был слегка помутневшим и затуманенным. — Ты уже спрашивал меня об этом. — Ну, ты один по-прежнему считаешь, что я мертв. — А разве это не так? Последовала тишина. Они сидели в высокой траве, где среди сорняков прятались маленькие цветочки. Был легкий бриз, словно ветер не хотел нарушать спокойствия. Ярко светило солнце, хотя, казалось, что уж чересчур. — Почему бы тебе не выяснить это? — Я понятия не имею, что мне делать, Ньют. Мне слишком больно притворяться, что ты жив. Я даже понемногу начинаю верить в это, хотя знаю, что все наоборот. Взгляд шоколадных глаз пристально смотрел на него, доводя до исступления. Он не был добрым, не был обнадеживающим — просто внимательным. От решительности, которой был пронизан этот взгляд, у Томаса пробежались мурашки. — Ты уже близко. Томас медленно открыл глаза. Его измученное тело было уже не в состоянии даже вздрогнуть от приснившегося кошмара. Он остался лежать на боку, и тени от ночного костра заплясали у него на лице. Он заснул, пока ел, и маленькая тарелка опрокинулась ему на голову. Даже ложка все еще была у него в руках — он сжимал ее так крепко, что даже костяшки побелели. Остатки кошмара — ощущение переплетенных пальцев, прекрасный весенний день, пугающая речь — глубоко осели у него в душе. Его душа была похожа на зияющую в груди дыру, оставшуюся после чудовищной силы удара, от которого он перестал дышать и его тело остолбенело. Она была тем, что никогда бы не нашло исцеления и не смогло затянуться. Эти карие глаза ни на минуту не покидали его мысли. Никто никогда не смог бы заполнить пустоту в его груди — равно как и в его душе. Эта ноющая боль останется с ним навеки. Ты уже близко. Он знал, что ни на шаг не был близок к тому, чтобы найти Ньюта живым. Так к чему же он был близок? Большую часть времени он был подавлен и охвачен собственными мыслями. Они не прерывались и не затихали. От ужасных вещей у него постоянно болела голова. Он всегда чувствовал себя подавленным. Если бы только когда-нибудь у него появился шанс покончить с этим всем. Так, может, это и был он? Может, он был близок к Ньюту, находящемуся по ту сторону жизни? В раю. В аду. Он не знал, что там было. Но он изо всех сил желал, чтобы все это прекратилось. Чтобы его мысли, его чувства, его — будь она проклята — скорбь прекратились. Он хотел покончить со всем. Дело было не только в утрате Ньюта, которая вызывала в нем желание со всем покончить. Он хотел покончить со всем, и причина лежала абсолютно во всем. Весь испытанный стресс и напряжение сломали его. Он бы уже никогда полностью не исцелился от ран, оставленных Лабиринтом, Жаровней или самим ПОРОКом. От этого не существовало лекарства. Конечно, в Тихой Гавани было замечательно. Она была тем местом, где семьи могли жить вместе, а люди — быть в безопасности и благодати целую вечность. Никаких забот. Ничего. Но для Томаса это было сродни тюремному заключению. Он бы болтался без дела и наблюдал со стороны, как все жили в безопасности и благодати, в то время как сам он потерял абсолютно все. Конечно, дружить с Минхо, Фраем и Галли было замечательно. Он любил их. Но у него все равно не было бы цели, которая заставляла бы его двигаться вперед, наполняя его жизнь смыслом прожить ее до конца. Его тело стало пустой оболочкой прежнего него. В Тихой Гавани он бы не двигался вперед, а застыл на одном месте. Он бы так и строил дома для счастливых семей, пока не умер бы в одиночестве. И стоило ли оно того? Томас разжал кулак, в котором держал ложку, и перевернулся на другой бок.

***

Парни возвращались к маленькому домику всю неделю. Жившие там люди больше не появлялись — по крайней мере, насколько им было известно. Они были готовы поклясться, что с каждым их прибытием одежды становилось все меньше и меньше, но они списывали это на обман зрения. Либо те люди не хотели, чтобы их раскрыли, либо не планировали возвращаться. Кем бы они ни были, Томас был уверен, что они просто не хотели, чтобы их обнаружили. Они наверняка догадались, что кто-то порылся в их вещах. Они наверняка откуда-то наблюдали. Было непохоже, что они случайно забыли взять с собой все эти припасы, и очень маловероятно, что все они были мертвы. У самих же парней опустели рюкзаки, и они в два счета добрались до Тихой Гавани. По прибытии они приняли приятную горячую ванну и наконец-то смогли по-человечески поесть. Томас старательно избегал всех, даже доходя до того, что относил еду к себе и ел на кровати, чтобы не пересекаться с Рафаэлем. Он уже не помнил имени парня, с которым подрался, но был уверен, что его он тоже не видел. Естественно, никто не перестал по-прежнему пялиться на него. На него постоянно глазели, но он не понимал, с жалостью или со злостью. Может, и так, и так. Скорее всего, и так, и так. Путь обратно занял два дня, а затем они продолжили свои поиски призрака. Поиски призрака и кучки людей, которые не хотели, чтобы их обнаружили. Парни немного приуныли, потеряв зацепку, которая могла дать понять, что те люди все еще были где-то рядом, и решили вместо этого осмотреть заброшенные городские здания. Они обыскивали их день и ночь, пытаясь скрыть свое разочарование, потому что не приближались ни на йоту. След оборвался. Томаса мучили дикие кошмары, ставшие почти регулярными, и с каждым днем он начал все больше уходить в себя. Он стал меньше есть и часто чувствовал, как совершенно выпадал из реальности. Несколько раз было так, что он не мог вспомнить, что происходило с ним в тот или иной момент дня. Он слышал, как парни шептались об этом, думая, что он спал. Они беспокоились за него, и больше всего на свете Томас хотел перестать быть для них обузой. Его тело стало оболочкой прежнего него, внутри которой уже ничего не осталось. Каждую ночь, каждую секунду он закрывал глаза и мечтал, чтобы рядом оказался Ньют. И каждую ночь тот повторял одно и то же: Ты уже близко. Постепенно Томасу начало казаться, что его кошмары заменили реальность. Но по крайней мере в этих кошмарах Ньют был жив. В тот день, который, вероятно, был восьмым по счету с тех пор, как они впервые наткнулись на ныне оставленный людьми привал, солнце жарило, как в аду. Они привыкли находиться в горах, где всегда дул легкий ветерок, но в тот день пространство между заброшенных зданий и покосившихся руин было ослепительно ярким. Солнечные лучи отражались от разбитых окон и стекол, вызывая ужасное жжение по всей коже, пока они продвигались мимо старых магазинов. Мусор здесь был просто в немыслимых количествах. Томасу приходилось довольно часто смотреть себе под ноги, чтобы не угодить в какую-нибудь рухлядь. Пару раз до них доносился уже знакомый тухлый запах, и они держались подальше от куч мусора, которые испускали это зловоние. Они не горели желанием приближаться, чтобы узнать, исходил ли этот запах от зараженных, животных или обычных трупов. У Томаса на плече висел большой дробовик, и поэтому он немного отдалился от остальных парней, которые продолжали свои поиски. Он приметил обветшалую вывеску почты, видневшуюся над несколькими зданиями неподалеку. Парни шарились в старом круглосуточном магазинчике, примыкающем к заправке, и отпустили его одного. Они знали, что Томасу не понравилось бы, воспрепятствуй они этому, и поэтому оставили его в покое, как только он отбился от группы. Однако он все равно чувствовал спиной их взгляды и, чтобы на него перестали пялиться, быстрым шагом направился мимо валяющихся на земле обломков прямиком к почте. Издалека ему виднелся лишь огромный потрепанный знак, который висел над соседними зданиями, привлекая к себе внимание. Когда Томас свернул на нужную улицу, скрывшись от остальных глаз, обшарпанное здание стало видно более четко. Окна были выбиты, и повсюду валялись разбросанные листы бумаги. Посылки были вскрыты, и мусор просачивался в приоткрытую дверь, а перед самим зданием стоял огромный почтовый ящик — единственная достойная внимания вещь. Это был тот самый ящик, в который нужно было опускать письма, и он был просто гигантских размеров, объемный, покрашенный голубоватой краской, которая облупилась от старости. Томас двинулся вперед, смотря себе под ноги, чтобы не споткнуться об весь этот мусор. Он не знал, откуда ему было известно, как выглядела почта, но что-то манило его к ней. Он не особо аккуратно обращался с дробовиком, уже даже не держа его в руках, и при каждом шаге тот слегка бился ему об грудь. Когда поднялся ветер, Томас остановился, по-прежнему опустив взгляд и уставившись на листы бумаг под ногами. Те зашелестели, легкий ветерок приподнял парочку, и они полетели вслед за ним. Наблюдая за этой безмятежной картиной, царившей в жалких развалинах города, Томас глубоко вздохнул и попытался еще раз привести свои мысли в порядок. Он направился к позабытому всеми почтовому ящику, который выглядел совершенно не к месту в этом ужасном городе. Но стоило ему приблизиться, как вдруг раздался щелчок взведенного курка. Этот звук породил в нем нечто, нечто пугающее и необъяснимое. Неподдельный страх. Это был не Галли, не Минхо и не Фрай. Они не могли каким-то чудесным образом возникнуть перед ним. Это было нечто совершенно иное. Не зараженный, который едва отличал право и лево. Это была самая настоящая опасность. За почтовым ящиком резко выросло чье-то тело, и до Томаса слишком поздно дошло, что ему следовало бы внимательнее рассмотреть ботинки, которые выглядывали с другой стороны. Волосы встали дыбом по всему телу, его прошиб холодный пот, и кожу пронзили тысячи игл. Холодный ветер по-прежнему гулял по заброшенному городу, вокруг тихо летали листы бумаг, солнце все так же палило — но теперь все ощущалось иначе. Он подобрался слишком близко к незнакомцу и пересек его личную границу. Те люди определенно не хотели, чтобы их обнаружили, они не хотели причинять ему зла, надеясь, что он пойдет в другую сторону. И раз он собрался пойти прямо на них, у них не оставалось выбора, кроме как принять превентивные меры. Томас продолжал пялиться на грязные черные ботинки, видневшиеся из-за гигантского почтового ящика, а ветер слегка развевал его волосы. Он медленно поднял голову и рискнул осторожно взглянуть наконец на того, кто направил на него пистолет. Ему целились прямо в лоб. Прямо между глаз — на расстоянии чуть меньше метра. Томас перевел взгляд с направленного ему в голову пистолета на того, кто его держал, и… За пистолетом его встретил взгляд шоколадных глаз. Томас почувствовал, как его колени непроизвольно подогнулись, и в следующую секунду он рухнул на разбитую дорогу. Мир поплыл, а в глазах все потемнело. Он почувствовал, как разодрал себе всю кожу и от резкого соприкосновения с полностью разбитым, растрескавшимся асфальтом у него пошла кровь. Он почувствовал, как боль в груди стала в разы сильнее, чем в коленях. Этого просто не могло быть.

Глэйд

Первая ночь

ВЕЧЕР 20:45

Играла музыка, люди смеялись и пили, горел огромный костер. Несмотря на ужас от своего нынешнего положения, Томасу все равно было любопытно, каким образом самодельные инструменты могли звучать столь мелодично — под ночным небом раздавались удары барабанов. Он не понимал, как всем удавалось чувствовать себя как дома и вести себя так непринужденно. Как вообще можно было смеяться и радоваться после всего, на что он сегодня насмотрелся? Он сидел на чуть влажной траве, прислонившись спиной к огромному бревну, спиной к проходившему празднеству. Он был в растерянности и чувствовал себя не в своей тарелке, а мозги все еще были вперемешку. Он не мог оторваться взглядом от огромных, вырисовывающихся вдали во тьме стен — возвышавшихся к небу и наводящих ужас. Что все это значило? Что за ними могло быть? Галли был полным кретином. Томас не услышал, как к нему кто-то подошел, и испугался, внезапно увидев чьи-то грязные штаны. Он слегка подпрыгнул на месте, и в ответ раздался чей-то негромкий смешок. Томас поднял взгляд, и в следующий момент рядом с ним уселся парень со светлыми волосами, которого он уже видел раньше. Его звали Ньют. Устроившись рядом, Ньют посмотрел на него своими шоколадными глазами и приветливо, но слегка скованно улыбнулся. — Держи. Я подумал, ты проголодался. Томас даже не заметил шампуров в его руке. Его голова все еще шла кругом от произошедшего, а громкие крики празднующих делали все только хуже. В другой руке у Ньюта была стеклянная банка с непонятной темной жидкостью, которую тот поставил на траву между ними, а затем протянул Томасу один из шампуров. Он держал его в своих длинных изящных пальцах. — Ты, наверное, не голоден, но лучше поешь, — Ньют тут же впился зубами в мясо, даже предварительно не взглянув на него. Томас тяжело вздохнул и взял протянутый шампур, пока его мозг по-прежнему разрывался. Он постарался не касаться чужих пальцев. — Спасибо, Ньют. Его голова гудела, но это не помешало ему заметить, что Ньют был красивым — без преувеличения, самым красивым из всех парней, кого он видел в этой проклятой тюрьме. У Ньюта были темные глаза, однако они все равно поблескивали в темноте. — Обращайся, приятель. Как тебя зовут? — Томас, — проговорил тот, переводя наконец взгляд на шампур в немного дрожащей руке. Ему стало неловко от того, что он слишком долго пялился на Ньюта, не в силах ничего с собой поделать. Мясо выглядело на удивление аппетитно, и у Томаса заурчало в животе при виде слегка поджаренного куска. Он медленно потыкал его с желанием откусить, хотя не был уверен в реакции собственного желудка, который мутило. Краем глаза он увидел, как Ньют подтянул ноги к груди — поза, по которой в будущем он начал интуитивно понимать, что Ньюта что-то беспокоило. Позже он узнал, что Ньюту всегда хотелось сжаться в комок в минуты растерянности, и тогда он сворачивался калачиком. Позже Томас узнал, что Ньюту тоже нравилось, когда его обнимали. — Что ж, Томас, — произнес Ньют, будто пробуя на языке его имя. — Добро пожаловать в Глэйд. Томас промолчал, не доверяя ему. Он знал, что если начнет задавать вопросы, то его развернут с ними куда подальше. Ему придется запастись терпением, чтобы раздобыть какую-либо информацию. С другой стороны, ему не хотелось молчать из-за боязни, что Ньют встанет и уйдет, решив присоединиться к празднующим позади. Так почему он вообще сидел именно с ним? — Здесь неплохо. Стоит только привыкнуть, — продолжил Ньют, и его ободряющий голос немного успокоил Томаса. Однако он по-прежнему смотрел немигающим взглядом на свой шампур, боясь, что вновь не удержится и примется разглядывать Ньюта. — Я знаю, сейчас тебе чертовски страшно, но все быстро пройдет. — Спасибо, — пробормотал Томас. Он аккуратно оторвал кусочек мяса, снял его с остро наточенного прутика и осторожно отправил в рот. Мясо оказалось ароматным и очень вкусным. Томас удивился, что в таком месте еда могла быть настолько аппетитной. — Вкусно? — с искренним любопытством спросил Ньют. Томас кивнул, жуя во рту мясо и отрывая еще один кусок. — Спасибо Фрайпану, это все он. Ньют взял маленькую банку и протянул ее Томасу. — Ему нравится слышать комплименты в адрес шеф-повара. Можешь пойти сказать ему об этом, приятель. Томас с благодарностью принял из рук Ньюта склянку, даже забыв, насколько хотел пить, и потом сделал большой глоток. — Боже… Боже мой! Что это такое? — подавившись, Томас согнулся от жжения в горле и груди. Ньют прыснул от смеха, и Томас сунул банку ему обратно. — Сам не знаю. Это рецепт Галли, — развернувшись, Ньют посмотрел на группу шумевших парней. Их крики стали громче, но Томаса это нисколько не волновало, так что он даже не пошевелился. — Секрет фирмы. — Да, но все равно он кретин, — пробубнил Томас, не сдержавшись. Ему не хотелось обижать друга единственного человека, с которым он здесь ладил, но он не мог промолчать и не высказаться вслух. Галли правда был кретином. Ньют успокаивал одним своим присутствием — Томас понял это с самой первой секунды, как увидел его. Ньют повернулся к нему, изучая сбоку, и спустя пару секунд молчания заговорил с явной улыбкой в голосе, заставляя Томаса чувствовать на себе пристальный взгляд. — Сегодня он спас тебе жизнь. Поверь мне. Лабиринт — опасное место. Томас хотел было посмотреть ему в глаза, но Ньют в этот момент отвернулся, чтобы сделать еще один глоток из банки. Томас смотрел на Ньюта, а Ньют тем времени молча смотрел на огромные, возвышающиеся к небу стены. У него нечаянно сорвалось с языка то, что весь день крутилось в голове: — Слушай, мы здесь застряли, да? И кинул на Ньюта взгляд, гадая, не переступил ли Не-Задавать-Вопросов черту. Поначалу Ньют даже не посмотрел на него — его взгляд был прикован к огромным стенам. Лишь спустя пару секунд он повернулся и взглянул на Томаса с легкой улыбкой на лице, выглядя так, словно знал то, чего не знал Томас. — На время.

Уничтожение ПОРОКа/«Смерть» Ньюта

ВЕЧЕР 22:56

С Ньютом все было более-менее в порядке. Это единственное, о чем подумал Томас, стоило Дженсону появиться из ниоткуда. Они бежали по пылающему зданию в поисках выхода, и Ньют отставал от него из-за вируса. Стоило им только увидеть кусочек ночного неба, стоило лишь заприметить ведущие на улицу двойные двери, как вдруг из-за противоположного угла выскочил Дженсон. Он тоже бежал, даже скорее несся, к выходу. Врезавшись в Томаса, он опрокинул его и Ньюта на мраморный пол. Томас не успел ничего сообразить, как Дженсон уже схватил его за пальто. Ньют закричал, и Томас увидел, как тот бросился вперед, но было уже поздно. — Ах ты засранец! Ты все испортил! Плечо Томаса пронзила жгучая боль, подобную которую он еще никогда не испытывал. Если не считать жала гривера, конечно. Что, увы, ощущалось одинаково. Дженсона удалось с легкостью сбить с ног, но сам Томас повалился спиной на холодный пол, чувствуя, как у него сбило дыхание, а в плече уже торчал нож. Было тяжело дышать. Томас медленно поднял голову и с пеленой в глазах посмотрел на лезвие, которое глубоко вонзилось ему под кожу. Рукоять вошла практически впритык с тканью пальто. Какое-то стремительное движение сверху привлекло к себе его внимание, и болевой шок быстро прошел. На его глазах Ньют бросился на Дженсона и впечатал его в ближайшую стену. Дженсон рухнул ничком, застонав от боли. Недолго думая, Томас схватился за рукоять и выдернул из себя лезвие. Ньют резко обернулся на его вскрик. Боже, как же было больно. Томас едва ли не отключился, когда перед глазами все вспыхнуло. Он медленно сел, хватая ртом воздух, и увидел, как, поднявшись с пола, Дженсон запустил руку в карман длинного черного пальто, а затем с яростью посмотрел на стоявшего спиной к нему Ньюта. Еще не до конца соображая, Томас рывком поднялся и на заплетающихся ногах ринулся к Дженсону, крепко сжимая в руке нож и готовясь вернуть его прежнему хозяину. Они оба вновь впечатались в стену. Разъяренное лицо Дженсона было перед ним лишь долю секунды, прежде чем Томас занес свою поврежденную руку и врезал ему так, что голова откинулась назад и теперь у него появилась возможность зафиксировать ее на месте. Когда Дженсон принялся вдруг сопротивляться, ярость Томаса сменилась страхом, и, подняв здоровую руку, он изо всех сил вонзил нож прямо промеж глаз. Вынутый из кармана пистолет с громким стуком упал на пол. Жизнь в глазах Дженсона стала с каждым мигом угасать, а все его лицо начала заливала кровь. В повисшей тишине он сполз по стене на пол, пачкая Томаса и все вокруг алым. Томас отшатнулся, пытаясь осознать, что сотворил, в то время как нож остался сидеть глубоко в черепе Дженсона. — Туда тебе и дорога, придурок, — выплюнул Ньют, хватаясь за пальто Томаса. В те секунды он прилагал все силы, лишь бы не упасть, и встревоженно спросил: — Ты как? Хорошо он тебя задел. Прошу, Томми, скажи, что с тобой все в порядке. — Это я должен тебя спрашивать, — выдохнул Томас, ощущая чудовищную боль в плече. — Ты единственный, кому сейчас по-настоящему плохо. Он повернулся к Ньюту и практически повалился на него всем своим телом. У Ньюта был жар, причем очень сильный. Он умирал. — Я в порядке, Томми. Давай уже выдвигаться. Мы почти выбрались. Томас неуклюже указал больной рукой, которая почти безвольно висела вдоль тела, на пистолет на полу. — Захвати его, будь добр, — выдохнул он. Крепко держа Томаса одной рукой, Ньют прижал его к себе, потянулся и подобрал пистолет. Затем нагнулся и заткнул его Томасу за пояс. Они были так близко друг к другу, что до Томаса доносилось его тяжелое дыхание. Ньют практически задыхался. Бросив взгляд на его шею, Томас увидел пурпурно-синие и черные вены, проступающие под кожей. Он проигрывал это сражение. Они продолжили свой путь к стеклянным дверям, но на этот раз гораздо медленнее. Стоило им добраться до двойных дверей, ведущих на крышу, как Ньют упал. Это произошло внезапно, ничто этому не предвещало, как вдруг Ньют взял и повалился на Томаса, словно потеряв сознание. Набухшие вены успели добраться ему до лица. Под полуприкрытыми веками глаза стали такого цвета, который Томас даже не смог бы описать. Прижав его к себе, Томас почувствовал, как весь его мир начал терять краски. Его собственное солнце гасло. — Даже не смей, Ньют! — вскрикнул он, сильнее хватаясь за плечи. Ньют не очнулся. Его усилия были тщетны. Несмотря на боль, у Томаса открылось второе дыхание. Он был единственной надеждой для Ньюта. Когда тот без сознания сполз на пол, Томас медленно опустился на колени и перекинул его через свое здоровое плечо, как спасатель. Перспектива всадить Аве Пейдж в лоб пулю казалась еще приятнее, чем Томас себе представлял. Теперь он действовал из последних сил, которые взялись из ниоткуда, и с размахом распахнул двойные двери, пока витающие в воздухе дым и пепел оседали в легких. Обломки горящего здания медленно рушились на них сверху, заставляя Томаса уворачиваться от них и просчитывать каждый свой шаг. Он бежал и задыхался от задымленного воздуха, держа на плече Ньюта, как пушинку. Ньюту нельзя было становиться пушинкой. Томас направлялся с ним в безопасное место — каким бы оно ни было. Он не собирался позволять Ньюту умирать. Он не собирался допускать, чтобы что-нибудь случилось с тем, кто был рядом с ним в любую минуту и без лишних вопросов. Без единой тени сомнения. Первая мысль, которая пришла Томасу в голову, едва он увидел Аву Пейдж, — как же ужасно она выглядела. В ее глазах был страх, а по лицу был размазан пепел от горящего здания ПОРОКа за спиной. В ее светлых волосах запутались частички грязи, делая ее прическу похожей на гнездо. Она успела где-то потерять туфлю, а вся ее одежда была разорвана в клочья и перепачкана. Однако несмотря на внешний вид, ее глаза ярко сияли. От страха или решительности — Томас не знал. Когда она появилась перед ним, он непроизвольно остановился. Она стояла, и ее освещало яркое ночное небо, словно перед ним была голограмма. Его легкие и без того с трудом дышали из-за пепла, а шок от увиденного практически выбил из его груди весь воздух. Бренда и Минхо были с ним на той же крыше, совсем рядом. Совсем-совсем рядом. Они ждали, когда прилетит берг. Но Томас не мог отвести взгляд от стоявшей перед ним женщины. Внезапно весь мир сузился до одной лишь Авы Пейдж. Ничто не имело значения. Он даже не услышал, как Минхо прокричал ему что-то. Томас не видел, как Минхо и Бренда смотрели со стороны на разворачивающуюся сцену. Они смотрели, перепуганные его видом. Они еще ни разу не видели его таким потерянным и решительным одновременно. — Она того не стоит, Томас! Нужно сматываться! Зная, что кричать бесполезно, Минхо сделал шаг вперед, чтобы помочь. Бренда взглянула на него с написанным на лице ужасом. Они оба ненавидели Аву Пейдж, но у них не было времени на разборки с ней. Они не хотели, чтобы Томас что-то предпринимал. Она того не стоила. Она все равно умрет, погребенная под обломками, и память о ней превратится в пыль. Так почему Томас все еще не бежал к ним навстречу? — Остановись, он не в своем уме. Если попытаешься помешать ему, сделаешь все только хуже, — прошептала Бренда с угрозой в голосе. — У него пистолет. Посмотри на его пояс. Они смотрели, как Томас держал перекинутого через плечо Ньюта, который, по всей видимости, был без сознания. Его светлые волосы были покрыты пеплом и почти почернели. Почему же он все еще не бежал к ним навстречу? Они даже не подозревали, что у Томаса окончательно помутилось сознание. Томас слишком долго держал все в себе. Ему удалось сохранить трезвый рассудок после всего, что он пережил в столь юном возрасте. Ему удалось сформировать более-менее сносное представление о том, как стоит справляться со всеми этими трудностями. Его нервы были натянуты до предела, но лидер внутри него всегда проявлял себя с лучшей стороны. Однако вид такого Ньюта стал для него совсем иного рода испытанием. Лидер внутри него исчез. С этим Томас справиться не мог. Спустя столько времени его разум начал раскалываться на части, не способный более сформулировать ни одной связной мысли. Он раскалывался и угасал. Томас дрожал от страха и ужаса, не в силах восстановить контроль над собой или происходящим. Ему казалось, что он сходил с ума. Он знал, что сходил с ума. Его мысли никак не складывались в единое целое. Его разум не переставал метаться. Ньют. Давай, сделай это ради него. Томас невозмутимо поправил Ньюта на плече, крепче прижимая его к себе. Жар его тела в какой-то мере привел его мысли в порядок. Он все еще был жив. Жар его тела усилил уверенность Томаса в том, что Ньют все еще был более-менее в сознании — что происходящее вокруг не было одним большим кошмаром. На мгновение в глазах Авы Пейдж промелькнула надежда, словно ее успокоило выражение его лица. Она окинула взглядом пугающе спокойного Томаса, не заметив лежащего на поверхности подвоха. Она двинулась вперед на нетвердых ногах, словно что-то причиняло ей боль и мешало идти. С нее падали частички пепла, из волос выпадали осколки стекла. — Я обещаю, что все исправлю. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы все исправить. Продолжая умолять, Ава Пейдж не заметила, как Томас вытащил из-за пояса пистолет. Ее жалобная речь переполнила чашу терпения Томаса. Ава Пейдж сделала еще один шаг, вытягивая вперед дрожащие руки. Вблизи она выглядела еще хуже, будто ей пришлось с большим трудом выбираться из горящего здания. Ее неизменная красная помада была размазана по лицу, как у клоуна. В ночном небе над ними клубился темный, наполненный дымом воздух. — Катись в ад, Ава, — прошептал Томас, направляя пистолет ей прямо в лоб. Томас увидел на ее лице неподдельный ужас в момент, когда нажал на спусковой крючок. Раздался звук выстрела, и ее наполненные страхом, широко раскрытые голубые глаза погасли в мгновение ока. Ее тело упало, как тряпичная кукла, и звук удара утонул в глубине ночи. Не удостоив ее и взглядом — брызги крови теперь были видны на ее лице и одежде — Томас заткнул за пояс пистолет и побежал к наблюдавшим со стороны Минхо и Бренде, как будто вовсе не он только что застрелил главу ПОРОКа.