
Автор оригинала
draronoliver
Оригинал
https://archiveofourown.org/works/16705264/chapters/39179404
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
Живя в Тихой Гавани, Томас узнает, что Ньют все еще может быть жив. Он не верит в это, потому что собственными глазами видел, как тот «погиб». У Ньюта не было ни малейшего шанса выжить. Или был…
Томас по-прежнему любит Ньюта и не может избавиться от этого чувства. Даже спустя столько времени.
Примечания
Фик, который разбил мне сердце и исцелил его.
Часть 5: peaches & honey / nightmares & notes
10 января 2025, 06:19
НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ
УТРО 10:54
На следующее утро они отправились в город. Томас был как на иголках и постоянно озирался вокруг, будто странное существо из прошлой ночи вот-вот могло появиться рядом. Его мысли метались туда-сюда. От них его отвлекало присутствие рядом лучших друзей и свежий воздух, но он был готов в любую минуту снова уйти в себя. Ему казалось, что он снова сходил с ума, и Фрайпан быстро заметил, что что-то не так. — Томас, поспи немного по пути. Хорошо? Томас не ответил. Он забрался на заднее сидение, а парни обменялись беспокойными взглядами у него за спиной. Минхо тяжело вздохнул, запустив руку в волосы. Фрайпан обогнул джип и уселся за руль. Едва Галли разместился рядом с Томасом, они тронулись прочь от хижин навстречу неизведанному. Томас всю дорогу не сводил глаз с хижин, прикованный взглядом к оставшейся приоткрытой двери. Он действительно потом поспал. Поспал, но с одними лишь кошмарами. Сколько бы раз они ни мучили его во сне, он знал, что никогда к ним не привыкнет. Они были вирусом в его мозгу. Он всегда просыпался, чувствуя себя подавленным и одиноким, и поэтому ненавидел спать. Эта бестолковая поездка лишь усугубляла ситуацию, делая кошмары более отчетливыми и правдоподобными. Даже сон не спасал его от собственных мыслей. Но сегодня сон был особенным. В нем по обе стороны от него стояли Галли, Фрай и Минхо, а напротив была старая деревянная дверь. Томас чувствовал, что за ней что-то было. Он сделал шаг вперед — или, по крайней мере, попытался — но все равно казалось, что ноги увязли в какой-то патоке и стали ватными и вялыми. А затем дверь распахнулась. И он стоял там. Тот, о ком были все его мысли. Томас попытался подбежать к нему, но не смог. Парни рядом молчали, словно никого не видели перед собой. Прямо к нему навстречу, будто был единственным, кто мог свободно передвигаться, шел Ньют. Его облик был нечетким, он весь светился так, что его было трудно разглядеть. Вокруг стоял скрывавший собой туман. Ньют был все ближе и ближе, и с каждым его шагом сердце Томаса непроизвольно сжималось, готовое разорваться на части. — Ты искал меня? — голос Ньюта раздался достаточно четко, хотя самого его едва можно было различить. У Томаса подогнулись колени от этого голоса, от этого сладостного голоса, по которому он так сильно скучал. Ему очень хотелось, чтобы туман рассеялся и он смог разглядеть его. Но почему же у него это не получалось? Сердце сжалось. Томас вновь попытался приблизиться к Ньюту, но его ноги были все так же предательски прикованы к месту. — Где ты? — голос Томаса прозвучал приглушенно и откуда-то издалека. Ньют грустно улыбнулся. Томас плохо видел его, но этот взгляд он знал наизусть — эту чуть склоненную набок голову. Он видел это тысячу раз. Ньют вытянул руку, а Томас свою — ему навстречу. Их пальцы уже должны были соприкоснуться, но вместо этого Томас ощутил лишь воздух. Его пальцы прошли сквозь руку Ньюта, словно тот был призраком. Томас резко поднял взгляд, но силуэт Ньюта уже начал исчезать. Он растворился почти так же быстро, как и возник, и туман начал все больше и больше сгущаться вокруг него. Теперь его фигура просвечивала насквозь, вновь являя позади себя дверь. — Нет! — воскликнул Томас. В душе появилось щемящее чувство. Он изо всех сил попытался ухватиться за Ньюта — зацепиться за что-нибудь. Хоть за что-нибудь. — Прошу, не бросай меня снова. Я не хочу… Я не справлюсь без тебя. Пожалуйста. Я ведь так люблю тебя. Не бросай меня снова. — Я не помню, кто ты, — прошептал Ньют, склонив голову. — Как я могу полюбить тебя? В его голосе прозвучала скорбь, и затем он полностью исчез. Томас бросился вперед, хватая ртом воздух. Он подался всем телом, словно пытаясь убежать. Всего секунду назад Ньют был там, где теперь находилась спинка старого грязного сидения. На ресницах Томаса повисли слезы, у него не осталось сил на то, чтобы взять себя в руки и остановить тяжелые всхлипы, которые разрывали грудь. Ему было трудно дышать. Трудно. Дышать. Ты искал меня? Голос эхом звенел у него в ушах. Томас схватился за голову и потянул себя за волосы. Он хотел сбежать, хотел избавиться от всех мыслей. Он хотел, чтобы все вокруг просто остановилось. Как вообще с этим можно было жить? Чья-то ладонь накрыла его руку в успокаивающем жесте. Его окружили чьи-то голоса, но все они были приглушенными и звучали словно сквозь вату. Пальцы на его руке сжались, и, отпустив волосы, Томас прикрыл лицо. Он не мог остановиться и всхлипывал, как ребенок. Даже глубокие вдохи не помогали. Ему казалось, что он тонул. По-настоящему тонул в своих собственных мыслях, отравляющих разум. Боль. Она всегда накатывала и отпускала волнами. Она всегда была с ним, постоянно въедалась в душу и с каждым разом делала это все сильнее. Я не помню, кто ты. Как я могу полюбить тебя? Спустя какое-то время его слезы постепенно высохли, а дыхание восстановилось. Его руку по-прежнему накрывала чья-то ладонь. Если изо всех постараться, то можно было бы почти поверить, что это был Ньют. Почти. Через несколько минут он полностью успокоился и, высвободившись из объятий Галли, прислонился к окну джипа. Закрыв глаза, он больше всего на свете хотел остановить поток своих мыслей — остановить вообще все вокруг. Больше всего на свете ему хотелось оказаться рядом с Ньютом, где бы тот ни был. Спустя день они добрались до окраин города. Никто не стал напоминать о панической атаке Томаса. Какое-то время они сидели в тишине, а затем принялись болтать о всякой всячине. Они добрались до города уже глубокой ночью и остановились на опушке леса. Впереди высился огромный и пугающий город. Безлюдный, в нем не осталось ни одного жителя, а дома выглядели заброшенными и обветшалыми. Они разваливались, покосившись и держась лишь друг на друге. Повсюду был разбросан мусор, доходя аж до леса и свисая с деревьев. Охваченные усталостью, Минхо и Фрай вывалились наружу. Они размяли ноги и обогнули машину, чтобы взять из багажника свои сумки и предметы первой необходимости. Томас взялся было за холодную ручку, как вдруг Галли произнес: — Я тоже их вижу… временами, — тихо сказал он. Томас замер на месте, не оборачиваясь. — Они снятся не тебе одному. Томас кивнул, не найдя в себе смелости посмотреть ему в глаза. Он открыл дверь и выбрался наружу с готовностью первым выступать на дежурство. Минхо обошел джип и одарил его слабой улыбкой, держа в руках его рюкзак. Томас сказал спасибо и слегка улыбнулся. Похлопав его по плечу, Минхо развернулся и крикнул Фраю чур не заставлять его сегодня разводить костер. Дул достаточно холодный и знобящий ветер, и Томас достал из рюкзака плед. Забравшись на крышу джипа, он укутался и начал греться. Небо было мрачным — даже слишком. Оно возвышалось над ними, ярко сияя звездами. Парни внизу тихо смеялись и переговаривались, пока постепенно занимался огонь. Томас какое-то время наблюдал за тем, как они принялись за еду и затем стали разворачивать свои спальные мешки. К нему подошел Фрай и молча передал пачку жареной картошки. Томас поблагодарил его, получив в ответ улыбку, и разметил пачку у себя на коленях. Минхо уснул с ломтиком картофеля во рту, и даже Томас не смог сдержать короткого смешка. Все свое дежурство он старался ни о чем не думать. Каждый раз, как в его мыслях появлялся Ньют, он так сильно впивался ногтями в ладонь, что под ними проступала кровь.***
С наступлением утра атмосфера наполнилась приливом волнения. Каждый быстро собрал свои вещи, горя желанием отправиться исследовать город. Каждый, за исключением Томаса, разумеется. Парни заранее продумали план разведки. Город был большим, но в нем было не так много зданий. На окраине было около тридцати частных домов и две многоэтажки. Осмотреть их все заняло бы приличное количество времени, поэтому они собирались начать с нескольких стоящих поблизости частных домов и вернуться к поискам уже на следующий день. Подъехав поближе к домам, они выбрались из машины и ступили на территорию небольшого частного сектора. На газонах росла высокая трава, которую уже давно никто не косил, заборы были снесены. Повсюду — на каждом крыльце и вдоль дороги — валялись кучи мусора. Везде стояли брошенные машины с открытыми нараспашку дверьми, будто кто-то их ограбил. Они не спеша осмотрели каждый дом. Томас удивился тому, что на лицах парней не обнаружилось ни тени уныния после того, как они обыскали последний. Те по-прежнему смеялись и шутили над каждой найденной мелочью: над жуткими куклами, над семейными фотографиями. Они с легкостью принимали тот факт, что все эти люди были уже наверняка мертвы. Томас знал, что они просто дурачились, а не глумились над их смертью, но ему было сложно пересилить себя и присоединиться к разговору. Время от времени парни напряженно поглядывали на него, словно ожидали, что у него снова рекой польются слезы. Они проделывали одно и то же на протяжении четырех дней: заходили в дом, осматривали его и двигались дальше. На пятый день они подошли к последнему. Этот дом напоминал сарай. Он стоял, спрятавшись за другим таким же, словно служил пристройкой к нему. Его не было видно с улицы, и Фрай заметил его, только когда они направились обратно к джипу. Они перелезли через невысокий забор и начали пробираться сквозь высокую траву. Томас сильно отстал, осторожно раздвигая грязными ботинками заросшую траву и прокладывая себе путь. Дом был светло-бежевого цвета, хотя краска на нем облупилась, а его края обвили виноградные лозы. Добравшись наконец до дома, Минхо решил зайти первым. Он поднял пистолет и распахнул старую зеленую дверь — остальные по цепочке последовали за ним. Едва они переступили порог, как в нос ударил запах. Тот же самый, что был в хижине. Но на этот раз пахло настоящей едой. — Снова этот запах, — над ухом Томаса раздался взволнованный голос Галли. — Боже, ну и вонь. Что это вообще такое? — Может, какие-нибудь бобы, — предположил Фрай, его лицо сияло от возбуждения, и от палящего солнца на нем блестели капли пота. Когда он обернулся, Минхо направился в соседний коридор и распахнул входную дверь. Следом раздался удивленный вскрик, и все парни ринулись к нему. Стоило им ворваться в комнату, как внутри Томаса что-то резко оборвалось. На полу на равном расстоянии друг от друга лежало пять матрасов. Рядом с каждым была стопка одежды, ботинки и какая-то еда. Минхо указал на тарелки на полу — те же самые, что были в хижине. Томас начал медленно дышать, пытаясь успокоиться. Этого просто не могло быть. Он и правда видел человека. Тарелки исчезли, и теперь они оказались здесь. Они были здесь. — Пять матрасов, — объявил Фрай, подходя к самому ближнему. Его голос по-прежнему звучал возбужденно. — Хорхе сказал, что часовой видел, как их было пятеро. — Думаешь, это он? — Галли взглянул на Минхо. Минхо улыбнулся во все лицо. — Может быть. Томас медленно приблизился к матрасу, у которого стояли тарелки. Рядом с ним лежал кусочек бумаги. Присев на корточки, он взял его в руки. Сидя в сгорбленном положении, он отложил пистолет на кровать и развернул бумажку. постирать одежду почистить ботинки зашить рубашку Это был всего лишь список дел, но от этого почерка у Томаса задрожали руки. Этот почерк заставил все вокруг замереть. У него действительно ехала крыша. Этого просто не могло быть. Томас сходил с ума. Это было единственным объяснением. Кулон на шее готов был прожечь кожу насквозь, привлекая к себе внимание.***
Томас никому не рассказал о записке. Он сунул ее в карман и не решался взглянуть на нее снова до тех пор, пока парни не уснули. Они все были возбуждены и с нетерпением ждали следующего дня, планируя дождаться тех, кто должен был вернуться в дом, но в то же время не желая их пугать. Все же уже темнело, и кучка незнакомых парней, поджидающих на пороге чьего-то собственного дома, выглядела бы со стороны немного подозрительно. Томас сидел на крыше джипа и, когда его наконец окутала темнота, вытащил записку. Несмотря на морозный ночной воздух, его всего покрывала испарина. Развернув записку, он положил ее на плед, укрывавший колени, и медленно снял с шеи кулон — впервые с тех пор, как прочитал его содержимое. Затем трясущимися руками открутил черную крышечку и аккуратно вытащил письмо. Томас разворачивал его так медленно, что за те несколько секунд само время будто успело повернуться вспять. В ушах звенело, а в груди колотилось сердце: у него на коленях лежало письмо Ньюта, которое он достал впервые с того момента, как прочитал его. Дорогой Томми, С бегущими по щекам слезами Томас сравнил две бумажки и пришел к тому, что во всем было виновато недосыпание, из-за которого он с полной уверенностью решил, что это был один и тот же почерк.1 МЕСЯЦ ДО СРАЖЕНИЯ С ПОРОКОМ/ «СМЕРТИ» НЬЮТА
ТАЙМЛАЙН — ЖАРОВНЯ
СОБЫТИЯ ПРОИСХОДЯТ В ПЕРИОД МЕЖДУ «ИСПЫТАНИЕ ОГНЕМ» И «ЛЕКАРСТВО ОТ СМЕРТИ»
Томас и Ньют нашли золотую жилу. Они наткнулись на маленький заброшенный товарный поезд. Он был под завязку забит припасами и едой, а к локомотиву были пристыкованы еще два вагона. Они долго шли вдоль путей, осматривая местность и подыскивая себе ночлег. Хорхе был против отходить так далеко, но Ньют хотел размять ноги, и Томас, естественно, пошел с ним. Ньют был так рад, что даже слегка подпрыгивал на месте, когда обнаружил в поезде припасы, и его лицо светилось той редкой улыбкой аж до самых ушей. У Томаса от нее перехватило дыхание. — Нужно взять отсюда пару бутылок спиртного и отметить, — сказал Ньют, доставая одну из ящика. Томас был занят тем, что копался в противоположном конце вагона, и, подняв голову, увидел, как Ньют демонстрировал ему бутылку, сжимая ее своими длинными изящными пальцами. — Кажется, что с момента, как я попробовал настойку Галли, прошла целая вечность. Даже одна ночь без всей этой нервотрепки будет просто сказкой. Томас фыркнул. — Возьми еще парочку. Надо бы поделиться с остальными. — Я хочу себе свою собственную, — ответил Ньют, продолжив рыться в ящике. Томас стоял, проводя рукой по мягкому пледу, который успел найти. — Я не хочу, чтобы тебя вывернуло на меня, так что ты спишь с Минхо. Договорились? — Не договорились, — обернувшись на Томаса, усмехнулся Ньют. Его волосы резко взметнулись вверх, а от взгляда его ярко сияющих карих глаз у Томаса подкосились колени. — Тебе не избавиться от меня! Увы и ах. Как бы сильно Томас ни пытался держать себя в руках, его мысли все равно будто бы превратились в кашу. Колени слегка дрожали, пока он стоял и, стараясь не улыбаться как идиот, трогал плед, чем в итоге привлек к себе внимание. — Выглядит ничего так, — одобрительно кивнул Ньют. — Возьми его с собой. — Мы всегда можем вернуться завтра, — ответил Томас, но все же решил уступить. Ньют вновь повернулся к нему спиной. — Здесь столько всего. Не могу дождаться все им тут показать. — Но первыми все равно будем выбирать мы вдвоем, — ответил Ньют, наконец разгибаясь. В его руках оказалось две бутылки, с которыми он направился к Томасу, и тот постарался не задерживаться взглядом на его длинных ногах. — Ты только взгляни. Ньют заглянул Томасу через плечо и указал на консервированные персики и маленького пластмассового мишку с медом. — Проверишь их срок годности? Томас с ворчанием изобразил недовольство, но подчинился, а Ньют в шутку пихнул его бедром, и Томас залился краской. Нащупав холодный металл банки, он подцепил ее и развернул задней стороной. А затем прыснул от смеха. — В чем дело? — удивленно спросил Ньют. Томас покачал головой, улыбаясь, и посмотрел на его очаровательное озадаченное лицо. — Мы не знаем, какое сегодня число. Какой смысл смотреть срок годности? Ньют неодобрительно посмотрел на него и с гордо поднятой головой развернулся к выходу, и хотя кончики его ушей покраснели от смущения, он никак это не прокомментировал. — Просто возьми их, придурок. По пути назад Томас открыл банку персиков, запихав парочку в плед и еще несколько вместе с банкой меда в капюшон Ньюту. Ньют повозмущался немного, но не всерьез, и поэтому они остались там. Томас поднес банку к носу и пришел к выводу, что скорее всего персики были свежими, но на всякий случай дал понюхать и Ньюту. — Пахнут, будто свежие, — с задумчивым лицом сказал тот. — Ну то есть, я не помню, как они должны пахнуть на самом деле, но от них точно не несет чертовой гнилью. Томас ничего не смог с собой поделать, и его взгляд задержался на Ньюте дольше обычного: его волосы сияли на солнце с характерным золотистым отливом, щеки розовели от ярких лучей, а карие глаза блестели. Темно-серая рубашка идеально сочеталась с оттенком кожи, а черные джинсы обтягивали длинные ноги, и ботинки как всегда были покрыты коркой земли. Взгляд шоколадных глаз пересекся с его собственным. — Ну, и где мой персик? — в шутливой манере закапризничал Ньют. — У меня ведь все руки заняты, идиот. Взгляд Томаса упал на его розовые пухлые губы. Он думал о том «поцелуе» чаще, чем хотелось. Как же он мечтал, чтобы это было взаправду. Как же он мечтал, чтобы та звездная ночь была частью реальности. Он усмехнулся и отвел взгляд. — У меня грязные руки, но как пожелаешь. Ньют наигранно закатил глаза. Томас тщательно обтер руки об джинсы, на ходу подцепил дольку персика и вытащил ее из сиропа, стараясь не зацикливаться на мысли, что ему предстояло положить ее прямо в рот Ньюту. Но все попытки не думать об этом были тщетны. Ньют раскрыл рот и взял из его пальцев дольку, так что нежный краешек губы слегка коснулся пальца. Ньют аж застонал от удовольствия и, улыбаясь Томасу, начал упрашивать дать ему еще одну. Эта картина продолжалась до самого лагеря и была просто уморительной.***
Той звездной ночью они все напились. Все, кроме Фрайпана, который дежурил, по мнению Томаса, с пугающе угрюмым видом. Градус настолько ударил Ньюту в голову, что он схватил одного из мишек с медом, откинулся назад и выжал все содержимое прямо себе в рот. Он сидел по другую сторону костра напротив Томаса, и тому пришлось отвести взгляд, чтобы ко всем его проблемам не прибавилась еще одна в штанах. Он решил привести себя в порядок, а затем лечь спать, чтобы больше не мучиться. Его голова кружилась от алкоголя, и это состояние казалось глотком свежего воздуха на фоне постоянно испытываемого стресса — стресса, который с каждым днем накапливался все больше и больше. Томас на нетвердых ногах обогнул фургоны и углубился в лес по своим делам. Возвратившись к его с Ньютом спальным мешкам, которые лежали у джипов, он с удивлением обнаружил, что его место было уже разложено. Ньют сидел в три погибели возле его мешка, пытаясь вытащить из-под низу мягкий плед. Томас рассмеялся — его хмельное сознание нашло это куда более смешным, чем выглядело в реальности. Ньют даже не обратил на него внимания, когда он подошел. Недолго думая, Томас опустился на колени и плюхнулся на свой спальный мешок. Тот был уже разложен, а поскольку его верх сам по себе больше походил на одеяло, то залезть в него было еще проще. Он улегся, оказавшись прямо на пледе, который Ньют пытался выкрасть из-под него. Ньют бросил на него сердитый взгляд, слегка надув нижнюю губу, и Томас засмеялся, глядя на его очаровательное выражение лица, которое слегка плыло перед глазами. — Мне нужен твой плед. — Увы и ах, — передразнил его Томас, хотя в тайне был готов отдать ему сию же минуту. Его просто забавляло то, как Ньют злился. Томас старался не вспоминать о поцелуе с ним, в котором было виновато недосыпание, но из-за алкоголя эти мысли роились в его голове, как осы. Они терзали каждый уголок его сознания и, казалось, не собирались никуда уходить. При мысли о том, как Ньют ел с его рук персики, рот непроизвольно наполнился слюной. Холодная жесткая земля Жаровни больно впивалась в спину, пока Томас смотрел снизу вверх на Ньюта, а тот по-прежнему склонялся над ним. Внезапно стало очень холодно — настолько, что по коже пробежались мурашки. Пронизывающий ночной ветер Жаровни был невыносим, но Томаса немного спасало особое место рядом с джипом, прикрывавшее его от ветра. Но в один момент холод стал просто смертельным, и Томасу захотелось, чтобы Ньют лег рядом с ним. Алкоголь приятно согревал изнутри, хотя весь его эффект быстро испарился вместе с желанием ощутить рядом тепло тела Ньюта. Алкоголь заставил его на секунду забыть вообще обо всем — о Минхо, о ПОРОКе, о конце света. И поскольку он забыл обо всех плохих вещах в этом мире, к нему пришла другая мысль. Ньют. — Томми, — со стоном протянул Ньют. Он схватился за плед, но не стал тянуть дальше, а уставился на него и провел рукой по мягкому материалу. Светлая челка практически полностью скрыла его глаза — волосы снова начали отрастать, а значит Томасу скоро вновь придется их стричь. Ньют все водил и водил рукой по приятной ткани, укрывавшей грудь и ключицы Томаса, и даже, кажется, не осознавал этого факта, отчего у Томаса с болью сжималось сердце. — Бери, если хочешь, — услышал Томас свой собственный голос. Его голос звучал, как карамель — долго и тягуче. Ньют остановил свою ладонь и посмотрел на него, обдумывая все варианты. Его глаза были красными, а взгляд осоловелым — градус все еще делал свое дело. Но несмотря на красноту, их шоколадный оттенок был все так же прекрасен. Ньют был настоящим солнцем, но казалось, что в его зрачках блестели звезды. — Но здесь холодно, — пробормотал он, вновь уставившись на плед. Его ладонь продолжила поглаживать ткань. — Тебе будет холодно. Это действительно была одна из самых холодных ночей. Но Томас отдал бы ему весь мир, если бы мог. — Не будет, забирай, — настоял он, неуклюже подцепляя плед. Он уже собирался стянуть его с себя и вытащить из спального мешка, как вдруг Ньюта прижал к его груди ладонь, зафиксировав плед на прежнем месте. Томас надеялся, что Ньют не почувствовал его колотящееся сердце — надеялся, что Ньют не догадался, как сильно он нервничал из-за этого. Несмотря на то, что он был пьян, Томас еще ни разу в жизни так не нервничал. Обычно у него не было времени на то, чтобы нервничать, принимая серьезные и нелогичные решения. Когда он спасался из Глэйда и сражался с гривером, у него не было времени нервничать. Он просто действовал. Он что, мог победить гривера, но не был в силах пережить близость с Ньютом? — Здесь холодно, — на автомате повторил Ньют, все еще не поднимая глаз и в упор смотря на свою руку, лежащую на груди Томаса. В следующее мгновение он без какого-либо предупреждения взял и неуклюже перелез через Томаса, больно попав коленом в бедро, отчего Томас застонал и потянулся рукой к ушибленному месту. А Ньют тем временем снова без всякого предупреждения съехал на задницу, приподнял плед и проскользнул в спальный мешок к Томасу. Стоило ему устроиться рядом, прижавшись к нему всеми конечностями, как на Томаса впервые нахлынула теплая волна, подобную которой он еще ни разу не ощущал. Аромат Ньюта — отголоски ванили, которые, казалось, всегда окружали его — затуманил его разум густой и пьянящей аурой. Они лежали бок о бок, оба на спине, обращенные взглядом к ночному небу. — Мы можем укрыться им вдвоем, — на автомате произнес Томас. Ньют ничего не ответил. Точнее, он ничего не ответил вслух, а лишь внезапно взял и развернулся на бок — теперь он прижимался грудью к руке Томаса, упираясь ногами в его колени, а нос был в нескольких миллиметрах от его щеки. — От тебя приятно пахнет. В ужасе до Томаса дошло, что он сказал это вслух. Ньют тихо и неопределенно усмехнулся, хотя это больше походило на резкий выдох. — Правда? Несмотря на алкоголь, его нетвердый голос был низким. Даже более низким, чем обычно. Он говорил медленно, даже слишком, словно он был… На этот раз промолчал уже Томас. Ньют снова усмехнулся. Томас вздрогнул от неожиданности, когда к его руке внезапно прикоснулись и теплые пальцы обхватили его предплечье. Его ресницы затрепетали, и он закрыл глаза, слыша, как Ньют заерзал рядом. Его шею опалило дыхание Ньюта, который будто бы лежал теперь намного ближе. — Я не могу дотянуться до тебя, — протянул Ньют все таким же медленным и непривычно низким голосом, нескладно звучащим от количества выпитого. От его теплого дыхания по спине Томаса пробежались мурашки. — Ты слишком далеко. А как пахнет от тебя? Хорошо? — Я не уверен. Разве Минхо не станет ревновать, что ты обнимаешься со мной вместо него? — спросил Томас, пытаясь не обращать внимания на хриплый голос Ньюта. Он лежал с закрытыми глазами, прекрасно зная, что Ньют был очень близко. — Он уже и так в курсе, что ты мой любимчик, — объяснил Ньют, словно его будничный тон был чем-то заурядным для Томаса, у которого замерло сердце и перехватило дыхание. Сердце забилось чаще, а грудь сдавило. Внезапно дыхание показалось еще ближе, и Томас почувствовал, как Ньют подвинулся, чтобы прижаться к нему. Шеи коснулось что-то холодное, заставив его резко распахнуть глаза. Все, что было видно боковым зрением, — лишь одни светлые волосы. «Чем-то холодным» оказался кончик носа Ньюта, и — проклятье — он терся им об его шею. Ньют глубоко втянул в себя воздух, и Томас весь покрылся мурашками от этого ощущения и звука. — Ты пахнешь персиками, — заметил Ньют своим хриплым бархатным голосом. — Будто сам как настоящий персик. — Правда? — спросил Томас, напрочь забыв, что они вообще-то ели их сегодня днем. Голова кружилась, а его подбородка касались мягкие золотистые локоны. Ньют фыркнул, и Томас вздрогнул от жаркого дыхания, которое опалило кожу. К его собственному смущению, ему слишком быстро стало тесно в штанах. Если бы только Ньют не прижимался к нему так сильно по одной простой причине — ему слишком нравилось это ощущение. От помутившегося после алкоголя сознания, сияющих звезд, аромата и тепла Ньюта ему казалось, что он находился в самом настоящем раю. К черту этот ПОРОК. — Ты глупыш, — с улыбкой пробормотал Ньют. От его выдохов у Томаса замирало дыхание и сердце. — Неужели ты настолько напился, Томми? Последние слова, слетевшие с губ, Ньют произнес, вплотную прижавшись к шее. Прижавшись губами к шее. Прижавшись. Губами. К шее. Он скользнул по ней, медленно произнося каждое слово, и от его нежных жарких губ и бархатного голоса у Томаса в груди дернулось сердце. И одновременно еще кое-что в штанах. Не услышав ничего в ответ, Ньют вновь усмехнулся. — Все хорошо, дорогой Томми. Отдыхай. Ньют считал, что он спал? Да черта с два. — Хорошо, — выдохнул Томас, не зная, что на это ответить. Ньют медленно провел губами вверх, мягко касаясь его шеи, и замер на чувствительном месте под мочкой уха. Томас почувствовал, как он слегка приоткрыл рот, и ощутил его жар. А затем Ньют прижался к нему нежным и трепетным поцелуем. Это простое действие было таким чувственным и сокровенным, что у Томаса вырвался тихий стон. Он почувствовал, как Ньют скользнул зубами к основанию шеи, явно улыбаясь в ответ на этот звук. Член пульсировал, и напряжение между ног было просто невыносимым. Ласково коснувшись его кончиком языка, Ньют оставил на шее пьянящий, смазанный и слегка мокрый поцелуй. Да-да, именно так — поцеловал, мазнув по шее своим языком. Языком. Своим, черт возьми, языком. А затем как ни в чем не бывало негромко икнул Томасу в шею и уронил голову ему на плечо. Спустя несколько минут дыхание Ньюта выровнялось и к нему быстро пришел сон. Томас старательно считал каждую звезду на небе, пытаясь отвлечься от напряжения между ног. Уже глубокой ночью во сне Ньют обнял Томаса одной рукой и согнул ногу так, что его колено было практически закинуто Томасу на бедро. Томас еще никогда не чувствовал себя настолько потерянным и одновременно обретшим опору в жизни. Лежа под звездами, с головой Ньюта у себя на плече он готов был поклясться, что в мире не существовало места, где ему было бы хотя бы отдаленно хорошо, как сейчас. Даже в Тихой Гавани.2 НЕДЕЛИ ДО СРАЖЕНИЯ С ПОРОКОМ/«СМЕРТИ» НЬЮТА
6 месяцев до настоящего времени
— Я знаю, вам круто досталось. Хотелось бы сказать, что трудности позади, — произнес Винс вдалеке, обращаясь к толпе ребят, которых они только что спасли. Их было так много. Там были абсолютно все. Все, кроме Минхо. Томас стоял, сложив руки на груди, и, прислонившись к полуразрушенному зданию на задворках, наблюдал за речью Винса перед ребятами. Кричали чайки, светило яркое красивое солнце, вокруг мерцала голубая вода, но Томас не мог найти причин для хорошего настроения. — Но они не закончились. ПОРОК не отступает, они ищут нас. Ведь у вас есть то, что им нужно. У вас иммунитет к чуме, которая уничтожает человечество… — Вы и есть лекарство, — передразнил голос у него за спиной. Обернувшись через плечо, Томас увидел Ньюта, прижимающего к себе грязный длинный рукав. На его лице была та грустная, едва заметная улыбка, которая появлялась всякий раз, что он пытался храбро держаться ради всех. — Ты тоже думаешь, что Винсу больше всего нравится болтать? Томас пожал плечами и отвернулся. Ему не хотелось разговаривать. Даже с Ньютом. Особенно с Ньютом. Они не нашли Минхо. Они никого не нашли. Они никого не знали в том поезде. Просто какая-то горстка ребят. Томасу было противно от того, что ему было плевать на них. Ему было противно, что его заботили только две вещи — и обе с каждой секундой отдалялись от него все больше и больше. Прошлой ночью Ньют рассказал ему о вирусе Вспышки внутри себя. Томас не хотел, чтобы он шел с ними на задание по захвату поезда, но тот отказался. Естественно, он отказался. Томас не только терял Ньюта, но еще и не мог, черт побери, спасти Минхо. — Томас, — внезапно позвал Ньют. Он потянулся к нему своими длинными, тонкими пальцами, но Томас отпрянул от них. От исказивших его лицо удивления и горечи Томасу тут же захотелось обратить время вспять и лучше обдумать свой поступок. Он не хотел обижать Ньюта, но тот немного раздраженно скривился. — То, что во мне чертов вирус, не значит, что я прямо сейчас брошусь на тебя. Томас не обратил внимания на его сарказм, забыл про боль, пронзившую его сердце на этих словах. Вирус. «Вы и есть лекарство». Так почему же его все еще не нашли? Почему Ньют по-прежнему умирал? Томаса так резко сковал ледяной страх, что у него чуть не подогнулись колени. — Я растерян, Ньют, — прошептал он, чувствуя, как свой собственный разум предавал его. Он больше не мог держать это в себе. — Я просто растерян. Он не хотел этого говорить, но был рад найти в себе силы это озвучить. Тяжелое бремя, лежавшее у него на плечах, стало немного легче, но боль в груди все равно усилилась. Ему больше не было страшно признавать, что он боялся. Ньют покидал его. На браваду уже не было времени. Ньют молча смотрел на него пару секунд. В его шоколадных глазах и золотистых волосах отражались лучи, но в этот раз Томасу было не до них. Томас еще никогда не чувствовал себя настолько беспомощным. Он правда не знал, что делать. Его сердце болело от одного вида Ньюта, от мысли, что он никак не мог ему помочь. В нем все немело, и постепенно он начал возводить стену, ограждаясь ото всех вокруг. Он не мог иначе. Смотреть на Ньюта и думать о нем было слишком больно. Фундамент его стены был положен ровно в тот момент, когда он узнал о вирусе. Томас знал, что если он не абстрагируется от всего — ото всех — то не сможет вынести жестокостей этого мира. — Это не так. Ты никогда не был растерян и никогда не будешь. Это на тебя не похоже. — Ты понятия не имеешь, насколько я растерян, — прошептал Томас не в силах отвести от Ньюта взгляд. Озадаченность на его лице усилилась, а раздражение полностью исчезло. — Я не знаю, как с этим справиться. Он никогда и ни перед кем другим не лишился бы самообладания до такой степени, как сейчас, и Ньют это знал. Ньют отвел взгляд. Он посмотрел на толпу ребят, что стояли поодаль. Томас рассматривал Ньюта, и ему виделось окружавшее его приглушенное сияние. Он настолько абстрагировался от всех, что чувствовал себя оторванным от реальности. Все становилось мутным и расплывчатым. Он сходил с ума. Либо же у него была паническая атака. Впрочем, он не был уверен. Он дышал, но не полной грудью. На его языке вертелось нужное слово, но он никогда бы не смог его подобрать. Он стоял на краю высокого здания, и все, что ему хотелось, — спрыгнуть. Ньют повернулся к нему и загородил собой толпу ребят. Они исчезли, и единственный, кто перед ним был, — это Ньют. Ньют протянул руку и взял Томаса за запястье. — Я не знаю, что мне делать, — донесся до Томаса его собственный шепот. Взгляд Ньюта, словно устремленный куда-то в глубины его души, был не способен даже на самую малость отогнать затаившийся внутри ужас. Ньют покидал его. Ньют покидал его. — Я просто в растерянности, Ньют. Я понятия не имею, что мне теперь делать. — Как и мы все, — Ньют прижал подушечки пальцев к месту, где бился пульс. Тепло пальцев, согретых жарким солнцем, проникло Томасу под кожу. — Мы все в растерянности, Томми. Абсолютно все мы. — Но ты покидаешь меня, — едва слышно прошептал Томас. Ему казалось, что кто-то надавил ему на горло. Голос предавал его с каждой секундой. — Я не могу… У меня не хватит сил на все это. Я не справлюсь. — Ты очень сильный. Ты сильнее чего бы то ни было. Ты сможешь с этим справиться. Ты самый лучший лидер, Томас. Томас почувствовал, как у него затряслись руки. Ноги грозились подвести, а сердце было готово вот-вот остановиться. Внезапно ему разом стало невероятно тяжело. Смотреть на того, кого он любил, зная, что тот скоро покинет его, было слишком тяжело. — Ты же знаешь, что не обязан быть лидером, Томас. Ты можешь бросить это. Ты всегда можешь… — Давай убежим, — взмолился Томас. С каждой секундой мир все больше и больше плыл перед глазами. Он даже не понимал, что его глаза застилали слезы, пока Ньют нежно не смахнул их. Ньют отпустил его запястье и обеими руками поухаживал за ним, обхватив щеки Томаса ладонями. Теперь их разделял лишь один шаг. — Куда ты хочешь отправиться? — спросил Ньют, пока Томаса по крупицам покидали остатки самообладания. Томас не мог взглянуть на себя со стороны: ему не было видно собственных трясущихся губ и стоявших в глазах слез, он не видел, как весь дрожал и как часто вздымалась его грудь. — Мы можем отправиться куда угодно. Только назови место. Я отправлюсь туда с тобой. — Прочь. Куда-нибудь подальше. Прочь от всего этого. — Хорошо, — прошептал Ньют. Его голос показался Томасу надломленным, но из-за мокрой пелены на глазах он так и не увидел, как по щекам Ньюта тоже текли слезы. — Хорошо, давай. Только ты и я, да? — Только ты и я, — шепотом повторил Томас, весь сотрясаясь в приступе внутренней паники. Обхватив теплыми ладонями щеки, Ньют продолжил собирать с них влагу. — Прошу. Пожалуйста, только не… — Я пойду с тобой куда угодно, — проговорил Ньют, смахивая большими пальцами крупные капли. — Ты же и так это знаешь, Томми. — Но только не в этот раз, — прошептал Томас. Он закрыл глаза, чувствуя, как боль начала разрастаться все больше и больше, становясь нестерпимой. Теперь его голос звучал где-то далеко — где-то в маленьком пространстве между ним и Ньютом. — Ты не сможешь пойти со мной в этот раз. Ньют промолчал и просто продолжил смахивать слезы, пока Томас не нашел в себе силы взять себя в руки.