Под вечным синим небом

      — Юнги, ты не знаешь где Тэхен? — Чонгук в который раз задавал этот вопрос.       — Не знаю, мой принц, — Юнги старался как мог говорить спокойно.       Чонгук с самого утра был в дурном расположении духа, проснувшись в одиночестве и не найдя рядом хана. На все его расспросы монголы лишь слушали и отводили глаза, не отвечая, что еще сильнее выводило принца из себя. Чонгук пытался развлечь себя сам, он сходил в кузню, но Судиша и Путимир вели себя странно, они были заняты, говорили кратко и словно ждали, что Чонгук уйдет. И принц, обидевшись, ушел. Он недолго почесал гриву коня Темучина, раздумывая, стоит ли ему прокатиться в степь и проверить как быстро хану донесут, что он удрал, но вспоминая прошедший неудачный опыт, отказался от этой затеи и теперь таскался за Юнги, который собирал травки для своих зелий. Он бы с удовольствием посидел у Сарнай, жалуясь на невнимание Тэхена, но они уже неделю как уехали, с милостивого позволения Великого кагана, и где теперь бродят по степи, Чонгук не знал. Он вздохнул и посмотрел в небо. Желтый глаз солнца в бескрайней синеве и ни облачка.       — Тархан, — монгольский воин неслышно подошел со спины, заставив вздрогнуть. — Великий хан ждет тебя.       — Да? Вспомнил-таки? — Чонгук снова задрал голову вверх. — Передай Великому хану, что я занят, мне некогда!       Юный принц видел, как вытянулось лицо нойона и побелели губы. Никто еще не смел отказать Великому кагану монголов и не понести за это наказания. Монгол попятился назад, не отводя взгляда от Чонгука, который начал старательно рвать траву, изображая бурную деятельность.       Не прошло и нескольких минут как крепкие руки обхватили тонкую талию принца, прижимая к чужому телу и ухо опалил горячий шепот.       — Чем так занят мой омега, что не желает видеть своего альфу?       — Я собираю цветы для отваров Юнги, — Чонгук чуть не в лицо Темучину ткнул пучок травы.       — А зачем Тенже ковыль? — хан рассматривал степную травку, не видя в ней ценности.       — Нужно, — принц с самым серьезным видом отдал пучок Юнги, который смотрел на него и не знал зачем он ему.       — Ясно, — Темучин наблюдал за этим представлением, пряча улыбку. — Теперь ты закончил, мой принц? Уделишь мне немного внимания?       Чонгук хотел еще повредничать, лелея свою обиду на невнимание Темучина, но ласковые губы, покрывающие мимолетными поцелуями его лицо, быстро сломали его оборону.       У реки стоял большой шатер из белого полотна, вокруг расположились четыре нойона, бдительно охраняющие его.       — Что это? — Чонгуку стало любопытно.       — Это для тебя, Цахилдаг цэцэг, — Темучин легонько подтолкнул принца к входу. — Мой подарок.       Внутри в самой середине стоял огромный котел, наполненный водой, вокруг котла лежали остывающие угли и стояла небольшая скамеечка.       — Вода теплая, мой принц, потрогай.       Чонгук осторожно коснулся пальцем воды.       — Тэхен, ты решил сварить меня? — принц хихикнул.       — Сам же жаловался, что в реке вода холодная, — Темучин нахмурился, не оценив шутку.       — Не сердись, — принц быстро скинул одежду и поддерживаемый ханом залез в воду. — Какое блаженство! Тэхен, ты самый Великий хан из великих.       — Только пожелай и для тебя ежедневно будут греть воду, — Темучин серьезно смотрел в глаза Чонгука. — Каждую минуту я готов делать для тебя все, чтобы ты был доволен, мой Цахилдаг цэцэг.       Чонгук смотрел на красивое лицо Темучина и чувствовал, как мир вокруг постепенно исчезает, оставляя только их двоих. Он потянулся к мужчине, их губы встретились, и время словно остановилось. Поцелуй был мягким и трепетным, полным нежности и обещаний. Это было не просто прикосновение, скорее разговор, полный эмоций, которые не поддаются описанию словами. Их губы плавно скользили друг по другу, создавая волны тепла и нежности. В каждом движении чувствовалась история, которую они писали вместе, моменты тишины, прерываемые тихим вздохом, придавали этому поцелую особую магию, как будто весь мир замер в ожидании. Каждый миг казался вечностью, а волнение, бушующее внутри, охватывало их все сильнее. Поцелуй стал олицетворением всего, что они никогда не смели сказать вслух: о любви, о надеждах, о том, что каждый из них стал для другого целым миром.       — Тэхен, у меня плохое предчувствие, — руки Чонгука скользили по холодным пластинам доспехов хана, не желая отпускать его.       — Ну что ты, мой принц, я быстро вернусь, — альфа прижимал к себе вздрагивающего омегу, расцеловывая его лицо. — Тенже останется с тобой, время пролетит незаметно.       Корейский принц ничего не хотел слушать, он и сам не понимал, что с ним происходит, цепляясь за альфу как за спасение.       — У тебя столько нойонов отправь их, отправь Нугая, в конце концов, — Чонгук уже откровенно плакал. — Не уезжай, не оставляй меня, мне страшно.       — Мальчик мой, не ты ли говорил, что я суеверен, а сам веришь в дурные предчувствия? — хан стирал слезинки со щек принца. — Тебе нечего бояться! Все в орде знают, что ты мой муж и будут заботиться о тебе, я очень скоро вернусь, Цахилдаг цэцэг.       Юный принц бесцельно бродил между юрт, вот уже сутки как уехал Темучин вместе с туменом. Чонгук не знал подробностей, каган ему не говорил, но услышанных слухов хватило, чтобы в сердце его поселился страх. Хан одного местного племени затеял мятеж против кагана и подговаривал племена, идущие к Темучину, восстать против него. Настроение принца колебалось как огонек на ветру, ему то хотелось рвать и метать в гневе на то, что Темучин оставил его и в тот же миг хотелось плакать от тоски по альфе.       — Циньван, — китаец низко согнулся в поклоне перед принцем, вырвав его их размышлений. — Посол Лэй Цзе просит твоего внимания.       Чонгук с удивлением смотрел как китайцы быстро складывают вещи, навьючивая на верблюдов, седлая лошадей. В юрте посла уже не горел огонь, даже угли покрылись пеплом. Мужчина быстро встал на встречу принцу и протянул обе руки, ловя чужие ладошки.       — Вы уезжаете? — спросил Чонгук.       — Присядь, Циньван, — посол потянул Чонгука за руки вниз, заставляя опуститься на ковер. — Я получил письмо от императора Ваньян Миня. Он желает благополучия своему жениху и мечтает поскорее увидеть твой светлый лик перед собой.       Чонгук смотрел на посла, видел, как шевелятся его губы, произнося слова, но их смысл с трудом доходил до него.       — Я не понимаю, — принц замотал головой. — Что значит желает видеть меня?       — Император поручил мне выкрасть тебя, Циньван, — посол начал говорить медленнее, чтобы Чонгук понимал его. — Сейчас время самое подходящее. Монгольского хана нет в становище, пока монголы хватятся тебя, Циньван, мы будем далеко. Мы поскачем налегке, верблюды с поклажей пойдут в другую сторону, отвлекая внимание. Император готов принять тебя Циньван, несмотря на чужую метку.       Чонгук сидел, бездумно переводя взгляд по стенам юрты, по рисункам на ковре, по потухшим углям в очаге. Вернуться к привычной жизни, забыв все тяготы степного мира, снова спать на кровати в простынях, гулять по садам, есть вилками, оставить мир дикарей им, оставить Тэхена.       Посол внимательно наблюдал за терзаниями юного принца. Он обернулся назад, протянул руку и взял кувшин с двумя бокалами. Один он предложил Чонгуку, другой взял себе.       — Я вижу ответ в твоих глазах, Циньван, можешь не говорить, — он вздохнул и наполнил бокалы. — Мне жаль, что все так вышло. Давай выпьем на прощание.       Небо заалело на горизонте, предвещая ясный солнечный день, когда тумен Темучина начал спускаться с холмов. Нойоны темной лавиной стекали в равнину. Становище еще спало, лишь над парой юрт закурились ленивые дымки, да мальчишка-подросток вышел наружу по нужде. Его сонные глаза распахнулись в ужасе, едва он увидел стремительных, как порождение самой степи нойонов, во весь опор скачущих на него. Его рот распахнулся, но он не успел сделать и вздоха, как с тонким свистом стрела вошла в его горло, запечатав в нем крик навсегда.       Темучин испустил боевой клич, пока воины неслись вокруг него в совершенном порядке. Он слышал сотни голосов, вторящим его крику и чувствовал себя, как никогда наполненным и живым. Единения, вот чего он желал всем сердцем, не мелочных разборок и усобиц между семьями и родами, монголы должны быть единым целым, что им делить в степи? Ханский меч и лук наготове, они всегда защитят его и его принца. Ради спокойствия Цахилдаг цэцэга он должен уничтожить угрозу, стерев ее с лица земли. Победы, чего еще желать, пока воины скачут и он ведет их.       Из юрт выскакивали сонные люди, воины быстро ориентировались и уже вступили в бой. Не только альфы бились, их храбрые омеги тоже вышли из юрт и пускали из-за повозок и кустов сотни метких стрел. Они умирали рядом со своими мужьями, и кровь у них была такая же красная, как полыхающий на небе рассвет.       Когда шум битвы начал понемногу стихать и особенно отчетливо слышались крики раненых и стоны умирающих, Темучин наконец заметил хана племени татар.       Он стоял в отдалении в окружении нескольких воинов, не помогая своему племени, словно ему не было никакого дела до них. Ярость поднялась внутри Темучина, при виде его.       — Ты трусливый шакал, не достойный носить имя хана, твои люди смелее тебя! — слова молодого хана далеко разносились над степью. — Прими бой и умри как мужчина!       Темучин бился отчаянно, ярость гнала его вперед, против него стояли несколько воинов, противник прятался за их спинами. Энигма сделал обманный выпад, резко отступил, тремя скачками выбрался из круга нападавших. Один из них высоко занес клинок, и Темучин быстро пронзил его грудь. Мгновение и каган ощутил острую боль в спине, нападавший сзади успел ударить его мечом. Великий хан сделал шаг вперед и быстрым косым ударом снес половину лица воину. Хан татар охнул, его лицо перекосилось от гнева и страха при виде гибели своих воинов.       — Если вышел на хана, так надо было побольше народу с собой прихватить, — поддразнивал его Темучин. — Хватит прятаться за чужими спинами! Выходи!       Темучин ухмыльнулся, увидев, что татарин, с криком бросился на него, и насмешливо поманил его рукой. Первый удар прошел мимо, хан успел увернуться, но нога, попавшая на труп, заставила Темучина пошатнуться. Этим воспользовался противник, с силой сделав выпад вперед. Меч проскользил по железным пластинам на груди и пронзил бок энигмы. Темучин оскалился, правой рукой перехватив руку татарина, а левой вытащив нож. Увидев это движение, враг попытался вырваться, но хватка у Темучина была железная. Он посмотрел на татарского хана и плюнул ему в лицо.       — Жил как шакал и умрешь так же, — клинок глубоко вошел под ребра татарина, разрывая колечки кольчуги.       Энигма молча терпел пока Нугай перетягивал его рану.       — Выпей, Великий хан, — Нугай протянул Темучину пиалу с теплой кровью.       Альфа припал к ней губами, чувствуя, как наполняется желудок, как медленно в его тело входит сила.       — Тенже бы мне сунул размоченные травки, — Темучин усмехнулся. — Или попытался добить.       Темучин вытянулся на войлоке, смотря в потолочное отверстие юрты. Краем уха он улавливал звуки, разоренного становища. Плач и причитания, оставшихся в живых пленных, веселую перекличку воинов, собирающих добычу в огромную кучу посреди поляны, чтобы потом разделить ее с ханом, по справедливости, ржание коней, стреноженных и жующих овес, все это сливалось в один шум, который убаюкивал усталое тело. Нужно было отдохнуть и набраться сил, чтобы вернуться в родной улус к Цахилдаг цэцэгу.       Солнце стояло в зените, когда альфа открыл глаза. Рана на боку тянула, но в целом Темучин чувствовал себя бодрым и вполне отдохнувшим.       — Нугай.       — Великий хан, — Нугай тут же поднес Темучину чашу с бульоном.       — Сколько я спал? — энигма отпил крепкий бульон.       — Ночь прошла, день в разгаре.       — Почему ты не разбудил меня? — хан резко подскочил на войлоке, поморщившись от боли. Гнев начал разливаться в его душе. — Меня Цахилдаг цэцэг ждет!       — Прости меня Великий хан, — мужчина повалился на колени. — Но лучше тебе вернуться к тархану бодрым и свежим, чтобы не пугать его трепетное сердце.       Темучин понимал справедливость слов верного воина, но желание скорее вернуться к принцу, никуда не делось, подгоняя мужчину, он откинул полог юрты и вышел под небо.       — Хан, — тихий оклик Нугая, заставил застыть на месте. — Мы нашли того, кто спровоцировал мятеж.       Посреди поляны разложили огромный костер, вокруг которого стояли и воины хана, и оставшиеся в живых. Шеренги нойонов расступились перед Темучином, и он остановился в нескольких шагах от костра. Энигма бесконечно долго смотрел на пляшущие языки пламени, словно видел в них что-то подвластное только его взору.       — Приведите его! — страшным голосом выкрикнул хан.       Два воина приволокли плененного Бури, связанного по рукам и ногам, и поставили у самого костра на колени. Он все так же был богато одет и увешан украшениями. Никто не посмел тронуть бывшего омегу энигмы.       Бури вглядывался в бесстрастное лицо Великого хана, пытаясь прочитать свою судьбу, когда тот подошел к нему. Темучин смотрел на него холодно, отметив, что на омеге прибавилось золотых украшений.       — Я сделал тебе величайший подарок, — голос хана был спокоен и тих. — А ты даже не оценил мой дар. Ты никогда не жаждал ничего кроме золота.       Темучин коснулся кончиками пальцев чужого лица.       — Ты как-то спросил, что есть у Цахилдаг цэцэга, чего нет у тебя. Он вырос в роскоши, но научился радоваться простым вещам, потому что у него есть душа.       Нугай снял с углей высокий сосуд. Темучин подал знак. Двое нойонов рванули Бури за волосы, запрокинув его голову назад, а Нугай налил в уши, глаза и в глотку предателя расплавленное золото.       Бури испустил истошный крик и на этот крик еще более страшным криком откликнулись многие в толпе. Воины принялись избивать всех подряд без разбора.