Под вечным синим небом

      — Куда мы скачем? — Чонгук нервно оглядел расстилающуюся перед ним равнину.       Ответом ему послужил легкий поцелуй в висок. Темучин немного сместился в седле, сильнее прижимая к себе принца, так, что тот ощутил твердую плоть между ними. Рысца коня не давала возможности расслабиться, забирая на себя все силы юноши, в попытке удержать равновесие, но он все равно почувствовал растущее напряжение в паху. Множество вопросов крутились у Чонгука в голове, которые терзали его, но они все разом вылетели из головы и омежка не мог вспомнить ни одного. Он лишь смотрел на приближающуюся белоснежную юрту, одиноко замершую среди холмов.       Темучин натянул поводья, сдерживая жеребца, соскользнул на землю, и стащил Чонгука с его спины. Потеряв равновесие, принц упал в объятия хана, и тот смял его губы горячим, диким поцелуем.       — Кто тут живет? — прошептал Чонгук, едва Темучин оторвался от его губ.       Не отвечая на вопрос принца, хан легонько хлопнул жеребца по крупу, отгоняя его прочь и, откинув полог, за руку потащил его в юрту. Внутри, закрепленные под куполом, свисали разноцветные ткани, на полу лежали мягкие ковры, а в центре горел очаг, где трепетали языки пламени, наполняя пространство теплом и светом.       — Все в этих степях принадлежит тебе Цахилдаг Цэцэг, а ты принадлежишь мне.       Взгляд альфы стал тяжелым, запах петрикора усилился, выдавая его возбуждение, в глазах сверкнула вспышка нетерпения. Ноздри хана раздувались, когда он подступил к принцу и неторопливо обошёл вокруг. Темучин быстро скинул дэгел, сжал в кулак свою рубашку позади шеи, сдернул ее через голову и бросил на землю. Одетый только в шелковые штаны, с волосами цвета темной меди вокруг его сурового лица, он был запредельно красив. Когда альфа нагнулся и стянул свои сапоги, мускулы на его мощной спине и широких плечах заиграли, напомнив Чонгуку о том, что мужчина в два раза больше него.       Темучин раздевал Чонгука нетерпеливо, не сдерживая себя. Он покрывал поцелуями каждый обнажающийся кусочек тела, прикусывая с тихим рычанием, не давая принцу возможности отвлекаться от разгорающегося пожара внутри него.       — Что ты делаешь? — принц ловил ртом воздух, не способный вздохнуть полной грудью.       — Ты каждый день проводишь со мной, Цахилдаг цэцэг, прошлой ночью держал мою плоть в своей руке, а теперь хочешь знать, что я делаю? Как ты думаешь, что я делаю? — зарычал Темучин.       — Тэхен, — все, что смог произнести Чонгук прежде чем горячие губы закрыли его рот.       — Молчи, — произнес хан, рывком освобождаясь от штанов.       Темучин бросил короткий взгляд на лежащего в подушках Чонгука, такого открытого его рукам, губам. Он вылил на пальцы немного масла, откинув бутылек в сторону, не заботясь о том, что может испачкать дорогие ковры. Движения мужчины были осторожными, но в то же время быстрыми, огонь, бушевавший внутри него, не позволял сдерживаться, наконец он накрыл Чонгука своим телом, укутывая запахом. Темучин вошел в него резко, медленно вышел и снова наполнил, пронзая короткими, быстрыми ударами, глубоко проникая вглубь. Его большой размер разбудил нервные окончания в таких местах, о существовании которых Чонгук даже не подозревал. Он чувствовал, как огонь, зародившийся внизу живота, разливается по телу, заполняя его до краев, чтобы потом исторгнуть из себя жемчужные капли, пачкая их тела.       Принц словно в тумане слышал утробное рычание альфы, изливающегося в него, ощущал последние содрогания внутри своего тела, его клыки удлинились, и он с силой вонзил их в шею энигмы.       Пальцы Темучина медленно перебирали темные пряди Чонгука, пока тот нежился на его груди.       — Ты посмел поставить мне метку, Цахилдаг Цэцэг? — в голосе хана не было злости, только удивление.       — Угу, — Чонгук потянулся.       — Ты знаешь, что за это будет?       — Что? Казнишь меня? — Чонгук резко сел и развернулся к Темучину, сердито сдвинув брови.       Хан внимательно смотрел на рассерженного мальчишку и молчал. Юный принц вскочил на ноги.       — Повесил мне на шею побрякушку и думаешь я твой? — Чонгук задохнулся от возмущения. — Брачный союз — это метки! Да что я тебе объясняю? Дикарь!       Юный принц резко выскочил из юрты. В груди разрасталась обида вместе с возмущением, наполняя глаза злыми слезами, которые вот-вот готовы были пролиться. Он слышал, как внутри юрты смеется хан и от этого становилось еще горше. Чонгук, не думая, подскочил к коню, спокойно стоявшему у войлочного бока стенки и, со второй попытки, забрался в седло. Жесткая кожа обожгла холодом голые ягодицы, но это лишь подстегнуло Чонгука ударить пятками в бока жеребца.       Луна изумленно смотрела, на скачущего по степи обнаженного мальчишку, слушая разносящийся в тишине звук копыт, стучащих по мягкой земле. Чонгук потерял счет времени и сам потерялся. Он с трудом сполз с коня у небольшого водоема, окруженного несколькими деревцами.       Солнце медленно поднималось над горизонтом, окрашивая небо в золотистые и розовые оттенки, согревая землю и замерзшего принца, сидящего, у щиплющего траву коня.       Хан не помнил, когда бегал с такой скоростью в последний раз, разве, что в детстве, убегая от напавших на его семью. Тогда он испытывал страх за свою жизнь, теперь его подгонял ужас потерять Чонгука. Его горящие безумием глаза и запах приближающейся грозы, заставили трепетать воинов, охраняющих безопасность хана и его тархана, собравшихся у костра в промозглой ночи. Ничего не объясняя, Темучин вскочил в седло и понесся по степи, подгоняя коня. Одного его взгляда на нойонов хватило, чтобы пригвоздить их к месту, никто не решился последовать за ним.       Темучин чувствовал, что сердце готово выскочить из его груди, в горле зарождался рык и он, не сдерживаясь закричал. Встречный ветер трепал куски шелковой одежды, сжимаемые в кулаке, пока хан скакал по равнине. Конь, словно понимая беспокойство своего седока, несся вперед с невероятной скоростью. Степь вокруг них простиралась до самого горизонта, и в этом бескрайнем пространстве затерялся корейский принц.       Он увидел своего жеребца сразу, едва заскочил на холм. Конь мирно пасся у самого края воды. Темучин резко соскочил на землю, осматриваясь в поисках принца. Тот сидел, сжавшись в комочек, обнявший себя руками, и хлюпал покрасневшим носом. Вся ярость в мгновение вышла из энигмы едва он увидел несчастного омежку. Мужчина рывком поднял, не сопротивляющегося мальчишку, и прижал к себе. Чонгук мелко дрожал всем телом и молчал. Быстро осмотрев принца, Темучин помог ему одеться, протянул бурдюк, наполненный архи, заставляя глотнуть. Обратный путь до юрты прошел в полнейшем молчании.       Темучин снял седло с коня, отпустил узду и только после этого повернулся к принцу, продолжающему сидеть на его жеребце. Брови альфы взметнулись вверх.       — Хочешь снова удрать, Цахилдаг цэцэг? — в груди хана начал подниматься гнев. — Может сначала поешь в дорогу?       — Я не могу слезть, — тихо, почти не слышно прошептал принц, опустив голову.       Темучин осторожно помог Чонгуку спуститься с коня, не понимая причины его страданий. Все стало ясно, едва он, преодолев сопротивление омежки, спустил с него штаны и обнаружил два синяка на попе.       — К скачке на коне нужно иметь привычку, Цахилдаг цэцэг, — Темучин старался сдерживать сарказм в голосе, но пережитый ранее страх за Чонгука, так и прорывался наружу колкими упреками. — Кто ж носится по степям ночью, не зная дороги? Конечно, наш отважный корейский принц, повелитель равнин, гроза шакалов и сусликов.       Чонгук обиженно дул губы и молчал, прикусывая край подушки, пока хан, смазывая маслом, разминал его многострадальные ягодицы.       Запах от котла шел умопомрачительный, заставляя желудок принца сжиматься голодными спазмами. Он с жадностью следил за тем, как Темучин ловко достает куски мяса из бульона и выкладывает их на блюдо.       — Ммм, вкусно, — Чонгук замычал с набитым ртом. — Откуда мясо?       — Нугай привез, — Темучин протянул кусок лепешки Чонгуку. — Неужели ты думал, что за мной не последуют мои нойоны?       Великий хан еле сдерживал смех, наблюдая, как юный принц замер, как широко распахнулись его глаза, а потом он начал озираться, стараясь увидеть воинов. Сначала покраснели уши Чонгука, а потом и щеки принца начали полыхать малиновым.       — Они, что меня видели? — Чонгук вскочил на ноги.       — Такое вполне могло произойти, — Темучин вцепился зубами в кусок мяса, скрывая улыбку. — Теперь придется их всех казнить.       Чонгук медленно осел на траву. Есть расхотелось, мясо больше не лезло в горло.       — Не казни их, пожалуйста, — голос его опустился до шепота.       — Хм, нужно подумать, только при условии, что ты не будешь скакать голым по степям, — Темучин, наконец, дал волю смеху, видя быстрые кивки согласия от Чонгука. — Кушай, у нас впереди прогулка.       Старое дерево, к которому они подходили было просто огромным. Темный ствол, необъятной толщины, цепко держался крепкими корнями за землю, сухие ветви вздымались в небо и, казалось, будто они достают до него своими корявыми пальцами. Вместо листвы на ветру колыхались пестрые ленточки, позвякивали медные браслеты и ожерелья, самое большое богатство, которое могут отдать духам кочевники в замену на их благосклонность.       — Говорят, что эта ветла проросла корнями в самое сердце Этуген и, если попросить у нее что-либо, Мать-земля услышит и даст, — Темучин задумчиво смотрел на дерево.       Чонгук медленно начал обходить вокруг ствола, ведя ладошкой по шершавой коре дерева. Пальцами приподнятой руки он осторожно касался вьющихся на ветру ленточек, тонко позвякивающих украшений. Он остановился, прижавшись лбом к бугристой коре и прикрыл глаза. Темучин следил за каждым его движением, не сводя напряженного взгляда. Мгновение и корейский принц снял с себя подаренное ожерелье, он повесил золото на ветви дерева, медленно отходя к хану. Он долго молча всматривался в желтые глаза напротив, так долго, что Темучину стало казаться, что они будут стоять так вечность, потом его рука взметнулась вверх. Тыльной стороной ладони Чонгук провел по лицу хана снизу вверх, слегка задержав ее на лбу, а потом опустил вниз, закрывая энигме глаза.       — Мой, — прошептал корейский принц, прижимаясь к нему. — Обними меня, — попросил Чонгук.       Темучин выполнил его желание, вдыхая нежность ириса.       — Ты отдал обрядовое ожерелье, — прошептал каган монголов.       — Сердишься на меня? — Чонгук прижимался к нему, не поднимая головы. — Это все что у меня есть.       — Не сержусь, — Темучин погладил принца по голове. — Потерпи, сейчас будет больно.       Его длинные клыки глубоко впились в шею, распуская под кожей феромон, навсегда помечая принца.       Темучин двигался почти лениво, тихо урча при каждом движении, он входил с мучительной неторопливостью, сантиметр за сантиметром наполняя Чонгука, а потом так же освобождал от себя, до тех пор, пока тот не стал хватать траву полными пригоршнями и вырывать её из земли. Омега с каждым движением альфы изо всех сил выгибался к нему стараясь вобрать в себя как можно больше, удержать его внутри себя, так, чтобы, наконец, достигнуть своего освобождения и опустошить его. Положив свои большие руки на бедра принца, хан прижимал его к земле всякий раз, когда Чонгук пытался выгнуться вверх, не позволяя принцу доминировать.       — Тэхен, пожалуйста, — простонал Чонгук.       — Пожалуйста, что, мой принц? — проурчал Темучин ему в ухо.       — Не мучай меня!       Альфа хрипло засмеялся, его рука проскользнула по груди Чонгука к полуоткрытому в немом крике рту, он пальцами коснулся родинки под губой, Чонгук ударил ладонями по земле и крепко зажмурил глаза.       — Я твой, и всё, что ты пожелаешь от меня, тоже твое, — хрипло прошептал Темучин, прижимая свои губы к уху Чонгука.       Он обхватил лицо принца своей большой ладонью, заставив его смотреть в свои глаза и, накрыв своим ртом чужие губы, начал резко вонзаться, одновременно потираясь своими бедрами в кругообразных движениях. Напряжение, так долго сдерживаемое внутри Чонгука неожиданно взорвалось, затопив его ярким ощущением освобождения. Темучин продолжал равномерно двигаться, пока Чонгук не ослаб под ним, потом он потянул его бедра вверх и на себя, проникая глубже, пока сам, содрогаясь, не упал рядом.       — Какой же властью ты будешь обладать, Цахилдаг цэцэг, когда у тебя пробудятся течки, — Темучин глухо застонал. — Ты уже сводишь меня с ума, заставляя поступать вопреки моей воле.       — Вот и хорошо, — Чонгук хмыкнул. — Не придется отгонять от тебя всяких вонючек.       — Вонючек? — хан рассмеялся. — Мне точно придется подрезать языки тем, кто научил моего принца ругаться.       Вечернее солнце медленно опускалось к горизонту, окрашивая степь в яркие оранжевые и розовые тона. Они смешивались с глубокими фиолетовыми и синими, создавая захватывающее зрелище. Лучи его, пробиваясь сквозь облака, касались травяного покрова, придавая ему золотистый блеск. Темучин осторожно вез Чонгука в становище к желтому шатру, он старательно направлял коня на траву, чтобы тот ступал мягче, не тревожа седока, не привыкшего ездить верхом. Жеребец медленно переступал копытами, словно понимал какую драгоценную ношу он везет.       — Ты посмеялся надо мной? — Чонгук оглянулся назад и в обиде надул губы.       — О чем ты, Цахилдаг цэцэг? — Темучин искренне не понимал, на что обиделся мальчишка.       — Ты сказал, что твои воины всегда следуют за тобой и могли меня видеть, — Чонгук покраснел и сердито засопел. — Но я никого не вижу.       Темучин усмехнулся на слова принца. Он остановил коня и громко свистнул. Не прошло и нескольких минут, как словно из-под земли, на холмах выросли всадники.       — Ой, — Чонгук уткнулся лицом в шею Темучина и замер.       — Что ты попросил у Этуген? — Темучин наклонил голову, рассматривая такое юное красивое лицо своего принца.       — Дом, — Чонгук открыл глаза, и улыбнулся.       Такой простой ответ заставил хана растеряться.       — Разве у нас нет дома? — он осмотрел степь. — Все что ты видишь вокруг Цахилдаг цэцэг, все твое. Любое становище, любая юрта твоя.       — Ты не понимаешь, — Чонгук вздохнул. — Я хочу жить в доме с каменными стенами, выходить по утрам в сад, вечером нежиться в теплой воде, а не в холодной речке, и чтобы никто не мог просто войти и обрезать мои волосы.       Хан сильнее сжал принца в своих объятиях.       — Я завоюю для тебя города, ты сможешь въезжать в любой каменный дворец, в который только захочешь, мой принц. Народы падут перед тобою ниц и склонят голову пред твоим величием. Пусть Тенгри станет мне свидетелем, так и будет, Цахилдаг цэцэг!       Резкий порыв ветра, заставил их поёжиться.       — Парам, — произнес Чонгук, подставляя лицо ветру.       — Что? — не понял хан и посмотрел на принца.       — Разве можно поймать в степи ветер, Тэхен? — Чонгук заглянул в желтые глаза. — Великий хан, мне не нужны города и дворцы, я просто хочу жить спокойно.       — Ты хочешь уйти от меня, мой принц? — в горле хана нарастал рык. — Хочешь оставить?       Темучин резко дернул поводья, заставляя коня двигаться быстрее.       — Если ты уйдешь, я последую за тобой, запомни, Цахилдаг цэцэг, даже если мне придется спуститься в царство самого Эрлика.       — Не нужно никуда спускаться, Тэхен, я останусь с тобой, — Чонгук грустно улыбнулся. — Я привыкну жить в степях.