Под вечным синим небом

      Свет углей от костра плавно танцевал на стенах, создавая тени, которые казались живыми. Чонгук стоял перед Темучином, его учащенное дыхание, срывалось с полуоткрытых губ, глаза, полные страха, следили за каждым движением альфы. Хан шагнул ближе, ощущая, как между ними сгущается воздух, насыщаясь ароматами, сплетаясь воедино.       — «Не бойся, Цахилдаг цэцэг, я не причиню тебе вреда,» — большие ладони альфы, нежно коснулись его лица, вызывая в Чонгуке дрожь, пробуждая дремлющие чувства.       Руки кагана опустились ниже, нежно обнимая принца за талию, притягивая к себе. Горячие сухие губы мужчины прильнули к нежным губам мальчишки, осторожно и трепетно изучая, словно опасаясь спугнуть их первый поцелуй. Чонгук прикрыл глаза, растворяясь в чужих объятиях, ощущая тепло его тела, его сердце, стучащее в унисон с его. В этот момент мир вокруг исчез, остались только они, их сердца, бьющиеся в такт, и горячее дыхание, остывающее в воздухе.       Темучин не торопился, сдерживая бушующее в груди пламя. Раньше он никогда не церемонился, беря все, чего хотел, иногда добровольно, иногда силой. Но не сегодня, не с юным принцем. Если бы омега сейчас захотел остановить его, альфа бы подчинился.       Нежные поцелуи скользили по коже, оставляя следы горячих чувств. Губы Чонгука были сладкими, а руки пугливыми, принц отвечал кагану легкими дрожащими движениями, полными ожидания.       — Тэхен…       Этот отрывистый шепот вырвался у Чонгука непроизвольно и был скорее похож на тихую мольбу, чем на протест. Темучин поднял голову, заглядывая в глаза принца, растерянность и страсть были в его черных омутах, пытливо вглядывавшихся в чужое красивое лицо.       — «Ты хочешь, чтобы я прекратил?» — хрипло выдохнул хан.       Чонгук замотал головой. Нет, то, чего он хотел, было невозможно выразить словами.       Темучин провел кончиком языка по ключице и стал исследовать ее губами, осторожно прикусывая. Его теплое дыхание, скользившее по коже, поднимало в Чонгуке жгучие волны возбуждения, неведомые ему ранее.       Мужчина медленно потянул завязочки на рубашке, освобождая плечи принца. Его кожа светилась в неверных отблесках костра.       — «Ты порождение самого Тенгри? Он послал тебя мне на погибель или в награду?»       Темучин пристально смотрел на Чонгука, бегая глазами сверху вниз, не оставляя ни единого кусочка тела без внимания. Потом тот же путь проделали его руки, от ключиц они скользнули на стройную талию, обхватили соблазнительные бедра и вместе с падающей рубашкой спустились по ногам на пол, стягивая штаны. Ткань с шуршанием смялась и накрыла щиколотки Чонгука и словно привязанный к ней, опустился на колени и Темучин. Выражение лица энигмы было таким, словно он испытывал сильную боль. Юный принц замер неподвижно, безвольно опустив руки к бокам, а где-то в глубине его сердца рождалась трепетная нежность. Перед ним и раньше преклонялись, считаясь с его статусом, но не боготворили, не возносили только потому, что он есть. Никогда в своей жизни он не испытывал такого удивительного желания, которое охватило принца сейчас — отдать себя.       Положив руки ему на плечи и закрыв глаза, Чонгук запрокинул голову. От влажного и жаркого прикосновения чужого языка, кружившего вокруг пупка, у принца перехватило дыхание. По мышцам его плоского живота пробежал огонь наслаждения. Пальцы Чонгука забрались в густые волосы Темучина, перебирая их, а альфа в это время добрался до самого сокровенного источника удовольствия и принялся с осторожностью ласкать. Из груди принца вырвался тихий, протяжный стон. Нахлынувшее на него наслаждение было таким острым и непривычным, что дыхание, голос и все происходящее слились воедино и стали уплывать куда-то. Его тело изогнулось, ноги ослабли, по безвольно разжавшимся пальцам, пробежали иголочки тока и Чонгук повалился навзничь, заботливо подхваченный сильными руками Темучина. Осторожным движением хан уложил принца на подушки, притянув к себе, не позволяя лечь на спину.       Короткими поцелуями он продолжал ласкать, покрывшуюся мурашками кожу, и в его глазах разгорался желтый огонь. Его ненасытные губы требовательно приникли ко рту Чонгука, и тот сдался, уступил, шепча что-то неразборчивое. Жадный язык Темучина протолкнулся между зубов Чонгука, вернулся назад, снова погрузился в теплую глубину. Юный принц плавился от чужих прикосновений, чувствуя, что должен хоть чем-то ответить и потянулся к завязкам дэгела хана. Темучин рывком поднялся с подушек, одним движением скинув с себя расшитый халат, и освобождаясь от мешающей ткани штанов. Чонгук зажмурился, едва увидел возбуждение кагана.       Альфа взял его дрожащую руку, и накрыл ею свою жаркую, возбужденную плоть. Его дыхание сбилось и стало прерывистым, едва Чонгук осторожно сжал его член.       — «У тебя еще не было течки,» — с тихим удовлетворением пробормотал Темучин, скорее всего, себе самому.       Его пальцы осторожно исследовали сжимающийся вход, Чонгук испуганно посмотрел на альфу. Густое масло, стекало по пальцам Темучина, пока он осторожно проникал в девственное нутро, нежно подготавливая под себя. Его горячие поцелуи не прерывались ни на секунду, не давая Чонгуку опомниться, отвлекая на себя и возбуждая.       Внезапно его руки оказались у принца на талии, Темучин развернулся на спину, увлекая Чонгука за собой. Его бедра оказались зажаты коленями хана, альфа подтянул омегу повыше, так, чтобы тот лег ему на грудь.       — «Как только ты захочешь, Цахилдаг цэцэг,» — прошептал энигма, подтягивая его еще выше.       Чонгук уперся ладонями ему в плечи, приподнимаясь, подтягивая ноги, затем, не сводя глаз с красивого лица, стал осторожно и медленно опускаться. Темучин застонал от мучительного наслаждения. Отрывистое дыхание и безумные удары сердца, все говорило о буре, бушевавшей в нем, которую он едва сдерживал.       — «Мой принц,» — проговорил он хриплым от возбуждения голосом.       Упершись ногами в ковер, альфа рывком поднял свой корпус и одним мощным движением бедер глубоко проник в Чонгука, полностью овладев им. Чонгук вскрикнул от неожиданности, ухватившись за его мускулистые руки, он принял его в себя, широко открыв глаза.       Воздух весь был пропитан смешанными ароматами, после их близости. У Темучина зудели клыки, так хотелось вонзить их в беззащитно белеющую шею Чонгука, но он снова сдерживал себя, не желая тревожить хрупкий сон принца. Омега лежал на его груди, дыхание его было размеренным и тихим, как будто этот момент вечности был создан только для них.       Хан осторожно провел пальцами по плечу принца, ощущая тепло его кожи. Каждый поцелуй, каждое прикосновение напоминали о страсти, которая горела между ними, страсти, покорившей сердце. Вспоминая, как они погружались в ставший общим мир, где только они существовали, он почувствовал, как любовь переполняет его. Темучин медленно, неловкими пальцами, стал расплетать косички, спящего принца.       Чонгук подтянул на себя шелк, прикрывая наготу, в шатре он был один. Воспоминания о прошедшей ночи заставили покраснеть и поморщиться от тянущей боли в проходе. Принц с легким стоном сел и поискал глазами свою одежду. Неожиданно откинувшийся полог, заставил вздрогнуть и сильнее зарыться в шелка.       — «Я до сих пор пугаю тебя, Цахилдаг цэцэг?» — Темучин опустился рядом с Чонгуком и провел ладонью по его щеке.       От этой простой ласки щеки принца вспыхнули еще сильнее, он в смущении опустил лицо в подушки, не смея поднять взгляд на альфу.       — «Неужели, чтобы укротить твой дикий нрав, тебя нужно было только полюбить?» — Темучин тихо рассмеялся, обнимая принца, падая к нему в подушки.       Он тихо целовал темную макушку мальчика, лежащего на его груди, вдыхая полной грудью нежность степного цветка.       — Тэхен, мне нужен Юнги, где он? — прошептал принц.       Хан нахмурился, услышав имя шамана. Ревность ядовитой рукой сдавила сердце, заставив дышать чаще, по шатру поплыл запах надвигающейся бури. Чонгук напрягся в руках энигмы, настороженно замерев.       — «Ты всегда будешь выбирать его?» — Темучин лежал неподвижно, стараясь усмирить гнев.       Юный принц медленно отодвинулся от него и, поморщившись, встал. Он быстро собрал разбросанную одежду торопливо начав одеваться. Хан наблюдал за ним, хмуро сдвинув брови, и молчал. В каждом движении Чонгука была какая-то скованность, словно он боялся лишний раз пошевелиться. В Темучине это поднимало еще большую ярость, неужели корейский принц так и не принял его.       — «Я сам могу заплетать тебе косички,» — не выдержал Темучин, видя как Чонгук неумело пытается собрать волосы в косу. — «Для этого необязательно постоянно таскать сюда Тенже.»       — Мне нужен Юнги, — тихо повторил принц и сделал шаг к выходу.       Ноги его подкосились и Чонгук, с тихим стоном, осел на ковер, прижав руку к ягодицам. Осознание молнией пронзило Темучина, он стрелой подлетел к принцу и, с легкостью подхватив его на руки, перенес на подушки.       Юнги провел бессонную ночь. Едва хан унес принца с площадки, лекарь бросился за ними, но его остановили нойоны, охраняющие курган, не пустив дальше. Как мужчина ни бился, результатом стало его пленение в одной из юрт.       Полог резко был откинут решительной рукой и в полумрак ворвался каган монголов.       — «Ты нужен Цахилдаг цэцэгу!» — тон, каким Темучин это произнес, заставил Юнги подскочить и, схватив мешок, выскочить наружу.       Чонгук сидел, словно статуя, в ворохе подушек. Его волосы, спутанные и неловко собранные в пучок, огромные глаза и алеющие щеки, первое что увидел лекарь.       — Что этот дикарь с тобой сотворил? — Юнги упал на колени перед принцем и начал быстро осматривать его.       На шее, по ключицам и дальше под рубашку уходила россыпь розовых засосов. Едва Юнги увидел их, все внутри его оборвалось. Он резко вскочил на ноги и подлетел к стоящему у входа монголу.       — Ты, ты… — руки Юнги тряслись, он никак не мог сложить слоги в слова и лишь хрипел, потрясая мешком. — Я убью тебя, дикарь!       — Юнги, не надо, — отчаянный зов Чонгука заставил его обернуться и вернуться к принцу. — Тэхен меня не принуждал, я сам захотел.       Лекарь, на мгновение прикрыл глаза, смиряя гнев.       — Выйди! — приказал он Великому хану, оборачиваясь. — Ну, давай, выходи.       Темучин смотрел как бета машет рукой, выгоняя его из шатра, и хотел рассердиться, но умоляющий взгляд принца, заставил его безропотно переступить порог. Великий хан стоял у своего коня, отстранённо путая его гриву, в попытке заплести косичку, все его тело было напряжено, обратившись в слух. Он старался уловить хоть малейший звук или шорох в шатре.       — Чонгуку нужно поесть, — Юнги наконец вышел из шатра. — Бульон, немного мяса, распорядись, тандже.       Он встал у входа и сложил руки на груди, приготовившись ждать. Темучин, сделал шаг к шатру, но лекарь вытянул вперед руку, преграждая вход и показал жестами «кушать.»       — И никакого молока с кровью! — добавил он в спину развернувшегося хана.       Юнги проверил каждое принесенное блюдо, сразу убрав кумыс, творог и какую-то темную массу. Темучин скрипел зубами, но терпел.       Только ночами Великий хан мог беспрепятственно целовать своего принца, не страшась натолкнуться на осуждающий взгляд Юнги. Он рисовал поцелуями карту желания, прижимая к себе юное тело, не имея возможности полностью показать свою страсть и слушал как тихо смеется от его вдохов Чонгук.       Чонгук сидел и дул губы. Они ругались с утра, не понимая ни слова, но не желая уступать один другому. На третий день принц чувствовал себя настолько хорошо, что самостоятельно умудрился уйти на речку, чтобы помыться, чем вызвал приступ тахикардии у потерявшего его хана, и несколько инсультов у монголов от ужаса, встретивших на своем пути разгневанного Темучина. Естественно, принца сопровождал Юнги, что еще сильнее взбесило альфу.       «Он будет жить в юрте внизу!» — Темучин сжимал кулаки, стараясь сдерживаться.       — Я вполне здоров, со мной все хорошо! — принц топнул ножкой. — А ты бесчувственный чурбан, дикарь. Только целуешь ночью и все…       Чонгук отчаянно покраснел. Его тянуло к Тэхену, он хотел вновь ощутить те чувства, что однажды пробудил в нем альфа, а тот ласково целовал его и ничего больше не предпринимал.       — «Я твой мужчина, твой альфа,» — Темучин старался объяснить Чонгуку. — «Я хочу любить своего омегу без свидетелей! Я его терплю только из-за тебя, Цахилдаг цэцэг, но мое терпение не безгранично, предупреждаю.»       Нугай, стоящий за стенами шатра решительно шагнул внутрь, прерывая ссору сразу же глубоко вздохнув. Внутри пахло прошедшим дождем, омывшим землю и нежностью, нагретой под солнцем степи. У старого воина на глазах навернулись слезы.       — «Великий хан,» — монгол повалился в ноги Темучину. — «Неотложное дело.»       Темучин развернулся к нему, хмуро сдвинув брови.       — «Как ты посмел войти без позволения?»       — «Прости меня, каган, арабы напали на небольшое становище.»       Темучин задумался. Арабы частенько совершали вылазки на его земли, он как правило быстро догонял их и жестоко расправлялся, но сейчас все обстояло иначе. В улусе китайский посланник и корейский принц, предпринимавший попытки сбежать. Последние дни Чонгук вел себя тихо, но кто может гарантировать, что это не уловка и его драгоценный Цахилдаг цэцэг не воспользуется случаем и не попытается сбежать? Темучин так и не смог понять, как к нему относится мальчишка. На его прикосновения и поцелуи он отвечал нежностью и лаской, но стоило чуть пойти не по его, как он тут же превращался в шулмуса.       Темучин скакал по степи, не далеко оторвавшись от своих спутников. Ему нужно было время чтобы остудить кровь и развеять дурные мысли. Он помнил с какой яростью кричал ему вслед Цахилдаг цэцэг, когда Темучин приказал Юнги сопровождать их. Альфа ни слова не понял из тирады принца, но сердце подсказывало, что ничего хорошего губы маленького омеги не произносили. Великого хана никогда не волновали такие чувства, он привык делать все по своей воле, не заботясь о чувствах других, но теперь ему было важно, чтобы необычный мальчик из далекой страны смотрел и думал о нем хорошо.       Степь давно сменилась холмами, переходящими в предгорье, а хан монголов все подгонял и подгонял коня, заставляя его забираться выше. Зеленая трава постепенно исчезла под натиском каменистой насыпи, которую покрывали грязными пятнами, подтаявшие остатки снега.       Острые глаза Темучина заметили вдалеке на равнине одинокую рыжую юрту. Он услышал, как в вышине засвистел орел, напоминая о себе. Хан улыбнулся, они всегда понимали друг друга с полуслова. Альфа окинул взглядом равнину в поисках угрозы, отметив, как насторожились его воины, подъехав ближе. С высоты, на которой они находились, все было хорошо видно, стоянка казалась заброшенной.       Маленькая юрта и хилый загон для скота были построены у ручья, бегущего у подножия лесистого холма. Все спешились, разминая затекшие ноги. Держа руки на шее коня, Темучин знаками отдал приказ, обыскать юрту и окрестности, чтобы не получить стрелу в спину. Несколько воинов кивнули в ответ и повели своих коней в тень юрты. Прикрываясь лошадьми, они рассредоточились: один из них нырнул в жилище, трое пробежали в лес. Оставшиеся ждали, пока разведчики обыщут все, но при этом напряженно осматривались вокруг. Они видели густые заросли колючих кустов между стволами деревьев, плотно обвитые вьющимися растениями, зеленую равнину, уходящую вдаль и холмы.       Темучин потрогал кинжал на поясе. Время от времени он точил его, чтобы легко резать кожу. У его седла висел лук, равный тому, что был когда-то у отца, прекрасное оружие с внутренним изгибом из блестящего рога. Когда Тэмучин натягивал тетиву, она резала пальцы, словно нож, и ему понадобилось много месяцев, чтобы они загрубели. Этот лук еще ни разу не подводил его, и хан знал, что, если надо будет, он успеет послать стрелу точно в цель. Прохладный ветерок прошел по зеленой равнине, и он прикрыл глаза, наслаждаясь тем, как ветер осушает пот на лице.       — В лесу мертвецы, — разведчики возвращались. — Омеги, дети. Пара дней прошла.       В душе Темучина поднялась ярость затапливая все вокруг ярким запахом петрикора. Энигма вскочил на коня и, оскалившись, повернулся к Юнги.       — Не отставай, шаман, пристрелю!