Под вечным синим небом

      Едва пройдя в шатер, Юнги сразу бросился к распростертому на войлоке Чонгуку. Тело юноши горело в лихорадке, на верхней губе выступили капельки пота, его периодически сотрясала дрожь.       — Мой принц! — мужчина быстро осмотрел начавший подсыхать и стягиваться кровавый рубец на спине омеги, почувствовав яркий аромат ирисов, распространяющийся от него. — Плохо, очень плохо.       — «Что с ним?» — Темучин стоял за спиной Юнги и внимательно следил за каждым движением мужчины.       — У меня совсем нет снадобий, — причитал лекарь, не слыша вопроса хана. — Нужны травы, нужно масло, срочно.       Он вскочил, готовый бежать на поиски всего этого и натолкнулся на холодный прищур желтых глаз.       — Тандже, Чонгуку нужны снадобья, отвары, — Юнги старался сдерживаться и не кричать на ничего не понимающего альфу. — Он не привык к такому обращению, с ним так нельзя!       Великий хан видел, что чужак волнуется и подавил начавший закипать внутри гнев за вольное обращение к нему. Он бросил взгляд на лежащего омегу, на его сотрясающееся в дрожи тело, вспотевший лоб, к которому прилипли темные волосы.       — «Ему нужны силы, " — Темучин перевел взгляд на Юнги. — «А тебе толмач.»       Они одновременно вышли из шатра. Хан быстро отдавал распоряжения, Юнги уже его не слушал, заметив в траве, у задней стенки шатра тоненький стебелек тысячелистника. Лекарь бросился к нему как к спасению. Не успел он трясущимися руками сорвать былинку, как был резко развернут и на него уставилась желтыми глазами ярость.       — Трава, Чонгуку нужна эта трава, много! — Юнги тыкал травинкой в лицо хана.       Альфа вырвал травинку из рук мужчины, понюхал, потом резко толкнул Юнги ко входу в шатер, жестом приказав войти.       Юнги сидел около Чонгука, стирая краем разорванного шелка выступающий пот, не позволяя юноше перевернуться на спину, когда полог шатра откинулся и в его недра на коленях вползли два монгола-омеги. Их природные запахи горчили от страха, они замерли у входа, не решаясь поднять головы от земли. Следом резко вошел энигма.       — «Спроси, что ему нужно», — он слегка подтолкнул одного из вползших. — «Цахилдаг цэцэг должен подняться»       — «Каган спрашивает тебя, шаман, что нужно для того чтобы «Цветок ириса» поправился» — омега быстро заговорил на китайском.       Половину слов Юнги не понял, так быстро тот говорил, но суть уловил и начал медленно объяснять, стараясь выговаривать четче чужие для него слова. Омега кивал головой и тут же переводил. Второй омега достал из-за спины мешок и протянул его Юнги, снова склонившись к земле. Мужчина открыл его, высыпав на землю множество мешочков поменьше. Он каждый открывал, принюхиваясь к измельченным травам, какие- то откидывал, какие-то откладывал для себя.       — «Мне нужно хорошее масло и чистая вода», — Юнги посмотрел прямо на хана, понимая что только от него зависит будет все это в его распоряжении или нет.       Темучин кивнул и вышел, заставив монголов следовать за собой. Ночь прошла беспокойно, Чонгук метался в бреду, Юнги старательно смазывал кровавый рубец маслом, понемногу выпаивая настой трав принцу, хан сидел неподалеку, сложив ноги, и не сводил немигающих глаз с пленников. Только под утро Чонгук открыл глаза и осмысленно посмотрел на лекаря.       — Юнги, — он облизал сухие губы.       Мужчина поднес чашу с отваром к губам юноши чтобы тот попил.       — «Ему нужны силы», — глубокий голос хана, заставил перевести на него взгляд. — "Размоченные травки не накормят."       Альфа легко поднялся на ноги, словно и не сидел всю ночь в застывшей позе и вышел из шатра.       — Кто это? — Чонгук поморщился от тянущей боли в спине.       — Тандже монголов, — Юнги снова принялся смазывать рубец на спине принца. — Они зовут его Тэмучжин.       — Тэ-муч-жин, — по слогам попробовал произнести принц. — Сложно.       Утро выдалось туманное, на траве медленно оседал каплями ночной холод, пробираясь зябкими пальцами под дэгел хана. Темучин нахмурился, вспомнив, что у мальчишки в его шатре, совсем негодная одежда. Нужно было заменить ее, но в первую очередь необычному омеге нужны силы.       Хан окинул взглядом расстилающуюся перед ним степь. Тут и там у юрт начинали копошиться люди, они подкидывали в костры смолистые корни, вешая над огнем котелки, в низине перекрикивались погонщики перегоняя табунки.       — «Принеси мне молока», — приказал альфа словно ни к кому не обращаясь, но он знал, что его верный Нугай всегда рядом и приказ будет исполнен тут же.       Едва чаша, наполненная теплым молоком кобылицы, оказалась в руках Темучина, у альфы засосало под ложечкой. Он всю ночь просидел у мечущегося в бреду пленника и сейчас ощущал голод, а впереди еще трудный день. В улус прибыл караван с китайским послом, нужно было поговорить с ним и решить, принять дары, или разбросать кости китайцев по степи на потеху шакалам. Рисковать ясностью ума из-за слабости от голода он не хотел. Альфа взял пригоршню пыли, капнул на нее воды, из поданного Нугаем бурдюка, и сделал что-то вроде лепешки. Жеребец оскалился и заржал, но не стал упираться, когда хан передал поводья старому альфе и достал нож.       Проколоть вену на плече коня минутное дело. Кровь была густой и горячей, она вливалась в миску, перемешиваясь с молоком, становясь розовой. Наполнив чашу до краев, альфа передал ее слуге и зажал ранку окровавленным пальцем. Лепешкой из грязи он залепил порез и остановил кровь. Хан знал, пройдет пара часов и на плече жеребца останется только маленькая царапина, он проверил, остановилась ли кровь, и проследил взглядом, как тонкая струйка медленно стекает по ноге коня. Жеребец как ни в чем не бывало снова принялся щипать траву. Темучин согнал муху с кровавого следа и потрепал любимца по шее.       По мере приближения альфы к его импровизированному ложу, Чонгук настороженно следил за каждым его движением, он видел как мужчина аккуратно присел рядом с ним, держа в руках большую чашу.       — «Тебе нужны силы, Цахилдаг цэцэг, выпей кровь с молоком, " — энигма протянул омеге чашу.       Юный принц осторожно приподнялся, придерживая на плечах разорванный шелк, и заглянул в чашу, принюхиваясь.       — Я не стану это пить! — возмутился Чонгук, сморщив нос. — Я что дикарь?       Темучин видел, что юноша отказывается пить и расценил это по своему. Он сделал несколько больших глотков из чаши, почувствовав как исчезает голод, улыбнулся, порозовевшими губами, и вытер рот рукавом. Теперь, когда желудок был полон, к нему возвращались силы, хотелось чтобы и омега набрался сил, снова распустив свой аромат степного ириса, который стал почти неуловимым.       — «Выпей, " — Темучин вновь протянул ему чашу.       — Не стану я это пить, — принц упрямо надул губы.       — «Не серди меня, мальчик!» — Глаза хана полыхнули желтым огнем.       За стенами шатра нервно заржали кони, тихо и тоскливо заскулили вдали собаки, Чонгук почувствовал как чужая воля подавляет его, заставляя покориться и он изо всех сил стал сопротивляться принуждению. На глазах принца выступили слезы.       — «Прошу, выпей.»       Чонгук дрожащими руками взял из рук энигмы чашу, не отводя от него взгляда, поднес к губам и глотнул. Жидкость была теплая, сладковатая и не такая противная, как ему представлялось. Сделав несколько глотков, омега убрал чашу. Хан смотрел на него улыбаясь, он осторожно стер со щеки принца слезинку, удовлетворенно вдохнув, усилившийся аромат ириса.       — «Хорошо,» — мужчина порывисто поднялся и пошел к выходу из шатра, на пороге он обернулся. — «Тебе принесут одежду, а позже придет толмач, он будет тебя учить языку. Я хочу понимать тебя, Цахилдаг цэцэг.»       На большом персидском ковре, расстеленном прямо на траве перед желтым шелковым шатром, полукругом сидели около десяти монгольских военачальников, все в одинаковых долгополых синих дэгелах, перетянутых ременными поясами. Китайский посланник окинул взглядом расшитый цветами, аистами и золотыми драконами просторный шатер и вскинул в удивлении брови, он слышал, что Великий хан принимал послов внутри, а сегодня на улице. Что это- неуважение или угроза?       Лэй Цзе боялся сделать что-нибудь не так, ему не хотелось показаться смешным, а уж тем более навлечь на себя гнев монгольского кагана, он хоть и молодой, но славился крутым нравом, от него можно было ожидать чего угодно. Китаец сделал шаг вперед, опустился на колени, сел на пятки и, смотря прямо перед собой, замер, ожидая, когда выйдет Темучин. Его спутники застыли в поклоне на траве поодаль.       Великий хан монголов вышел из шатра, плотно прикрыв за собой полог. Он обвел взглядом желтых глаз присутствующих и присел на золоченую скамеечку, приготовившись слушать.       — «Великий владыка земель Восходящего солнца приветствует храброе монгольское войско, его молодого повелителя и желает ему здоровья и бесчисленных лет процветания»…       Сидевший в стороне на коленях толмач немедленно переводил, слово за словом, все сказанное с китайского языка на монгольский.       — «Император Ваньянь Минь направил меня, посланником мира, к кагану непобедимого монгольского войска. Я прошу позволения оставаться при тебе и посылать донесения о ослепительной жизни Великого хана. Он предлагает заключить союз, чтобы копыта коней твоих воинов не топтали бедную траву наших земель, она слишком скудна и не гостеприимна».       — «Вы настолько боитесь копыт коней моих воинов?» — Темучин громко рассмеялся, к нему присоединились все присутствующие на переговорах. — «Или вы боитесь острых лезвий моих батыров? Разрешаю тебе писать донесения Вану и посылать их с твоими гонцами, и я не буду спрашивать и проверять, что ты написал. Но ты должен говорить мне правду обо всем, что увидишь»…       — «Великий хан, мы не воинственный народ и хотим дружить с сильнейшими во Вселенной», — китаец склонился до земли. — «В подтверждение своих светлых помыслов император отправляет тебе, Темучин, подарки».       Китайский посол махнул рукой, и сидевший позади него китаец, на коленях подполз к Лэй Цзе и передал завернутые в пеструю шелковую ткань подарки.       Тот развернул и положил перед Темучином: саблю в бархатных зеленых ножнах, украшенную драгоценными камнями, золотые кубки, небольшие бутыльки с маслами, свернутый в рулоны шелк, два кинжала с рукоятями из слоновой кости, несколько расшитых золотом одеяний для омег хана, длинные низки драгоценного жемчуга, золотые мониста и много других драгоценностей. Позади него два китайца держали под уздцы горячего арабского скакуна с белоснежной шкурой.       Темучин порывисто поднялся и подошел к коню. Он погладил животное по подрагивающей шкуре, медленно пропустил сквозь пальцы длинную шелковистую гриву и развернулся к послу.       — «У тебя есть подушки, мягкие как облака, достойные императора?»       Лэй Цзе растерялся от такого вопроса хана.       — «Есть, Великий каган».       — «Принеси!» — приказал Темучин и вскочил на белоснежного жеребца, заканчивая аудиенцию.       Чонгук с любопытством подглядывал в щель за происходящим на площадке перед шатром. Он не слышал о чем говорили, но с легкостью догадался, что на приеме китайский посол.       — Юнги ты понимаешь, что это значит? — Юный принц развернулся к лекарю, не обращая внимания на сползший с плеча шелк. — Мы можем отправиться с ними обратно в Китай!       — Не думаю, что монгольский тандже так легко согласится нас отпустить.       — Нужно уговорить его. Зачем мы ему? — Чонгук снова прильнул к щели. — Нужно поговорить с китайцем, император Мяумяу когда узнает, что его жених в плену выкупит нас.       Юнги не хотел разочаровывать принца, пусть тешит себя надеждой, но он помнил каким взглядом смотрел на юного омегу монгол, как жадно вдыхал его природный аромат и совсем не был уверен, что альфа так легко отпустит их.       — Все! — Чонгук быстро, на сколько позволяла ему рана на спине отполз от щели. — Он ускакал! Давай Юнги, придумай что-нибудь с моей одеждой, не могу же я полуголым выйти.       — Что ты задумал, мой принц? — лекарь смотрел на Чонгука.       — Что, что? — принц крутился вокруг своей оси, пытаясь закрепить порванные куски одежды. — Пойду к китайцу, пока нет этого Течу, Тежу, пока нет Техена.       — Плохая это идея, Чонгук, — Юнги пытался соединить куски ткани, не задевая спину омеги.       Не успели его слова раствориться в желтом сумраке шатра, как полог откинулся и внутрь шагнул молодой омега. Запах кумарина сразу же заполнил все пространство, заставив Чонгука поморщиться. Вошедший был на голову ниже принца, широк в кости и богато одет. На нем было много золота, словно тот решил надеть все богатство сразу. Короткие темные волосы и узкие карие глаза на широком лице.       — «Что в тебе такого, раб, что Великий хан привел тебя в свой шатер?» — монгол медленно обходил Чонгука, осматривая.       — Юнги, это еще кто? — принцу совсем не нравился взгляд, каким окидывал его незнакомец и тон, которым он произносил слова.       — Не знаю, мой принц, — лекарь приблизился к Чонгуку, стараясь прикрыть его. — Но явно не станет нам другом.       — «Ты думаешь сможешь заинтересовать Темучина?» — продолжал омега. — «Великий хан просто любопытен, ты ему на одну ночь, чжунхуа, потом он вернется ко мне, а я подожду.»       — Слушай, я не знаю что ты там лопочешь, — Чонгука начал раздражать, крутящийся вокруг него парень. — Сказал, что хотел? Прошу на выход!       Юный принц быстро подошел к пологу и откинул его, указывая посетителю на траву за шатром. Омега зашипел рассерженной змеей и тут же повалился на колени, преклонив голову к земле.       — Ого, — Чонгук оторопел. — Стоило только указать ему на выход, как сразу столько почтения.       Он хихикнул и натолкнулся на внимательный взгляд желтых глаз. Альфа стоял у входа, рассматривая его, в руках мужчины был ворох шелковых подушек.       — «Я вижу тебе лучше, Цахилдаг цэцэг, значит можно позвать толмача, чтобы он начал учить тебя, » — хан прошел вглубь шатра, свалив подушки на ковер рядом с войлочной подстилкой. — «Бури, позови толмача и не возвращайся»       Взгляд, которым наградил омега Чонгука перед уходом, не предвещал ничего хорошего для принца. Темучин протянул Чонгуку новую одежду.       — «Оденься».       Чонгук взял тонкий расшитый шелк и поднял на альфу глаза.       — Выйди, я не стану обнажаться перед тобой.       Молодой мужчина смотрел на возмущенное лицо пленника и не понимал, что он от него хочет. Брови его взлетели вверх, когда он увидел как мальчишка решительно подошел к пологу, откинув его и жестом попросив хана выйти.       — «Ты смеешь выгонять меня из моего же шатра, маленький омега?» — хан не мог поверить в такую дерзость.       — Ты же сам принес мне эти тряпки! — Чонгук потряс, расшитым шелком, перед лицом Темучина. — Я хочу надеть их, выйди! Юнги тебя позовет.       Запах приближающейся грозы, наполнил шатер, заставив юного принца дышать глубже. У Юнги сжалось сердце, он видел как наливаются яростью глаза энигмы, как сгущается его аромат и тяжелеет аура. Лекарь в отчаянии схватил мужчину за локоть и, практически, вытолкнул из шатра, отвлекая на себя гнев Великого хана.       Темучин стоял у входа, раздувая ноздри, и глубоко дышал, стараясь подавить бушующую в нем бурю. Еще никто не смел так дерзко говорить с каганом монголов. Он повернул свое красивое лицо к лекарю.       — «Скажи мне, почему я позволяю Цахилдаг цэцэгу все это?»       Юнги смотрел на него и не знал, что ответить.