Дьявольская справедливость

- Попались. - Прозвучал тихий голос совсем рядом и Коровьев чуть не подпрыгнул, когда цепкие пальцы резко схватили его за руку.       Саша сидела на корточках возле него, внимательно наблюдая за его реакцией. Переводчик-помощник тут же нервно рассмеялся, но его бегающий взгляд от девушки не укрылся. Она пододвинула кресло почти вплотную к креслу Коровьева и села рядом. - А что, все уехали? - Удивленно спросил он, оглядываясь. - Почему-то не услышал.       Саша следила за ним насмешливым усталым взглядом, медленно затягиваясь и выпуская ароматный пар прямо в бывшего регента. Коровьев принюхался. - Вот времена пошли, - грустно вздохнул он, - раньше вот хочешь с человеком контакт наладить, предлагаешь ему сигаретку. А сейчас что? Что мне Вам сейчас предложить?       Саша мягко улыбнулась. - Конкретно Вы можете ничего не предлагать, - она склонила голову чуть вбок, - я и так с Вами в контакте. - Я не заметил Вас, как Вы так подкрались ко мне? - Ну, - Александра шумно выдохнула, - Вы и отъезда полиции и гостей не заметили. Петрович желал Вам спокойной ночи, но и это вы не услышали. Чему же удивляться. - Да уж... - Коровьев неопределенно покачал головой.       Он погрузился в раздумья, снова вспоминая слова Воланда о том, что за ней тяжело следить, вспомнил все свои взаимодействия с Сашей. Действительно ли это так? Почему он не почувствовал её появления, но сейчасть, пусть и совсем слабо, всё равно что-то ощущал от неё? Он снова наткнулся на прямой взгляд Александры и нервно захихикал, взъерошивая волосы, но Сашу этот манёвр не отвлёк, она так и продолжала изучать его, ничуть этого не скрывая. То и дело в этом взгляде вспыхивала печаль или грусть, а иногда он и вовсе потухал, из-за чего казалось, что Саша вот-вот заснет. Коровьев дёргался, но молчал, пытаясь не смотреть в её сторону. Этот взгляд почему-то ужасно его смущал. - Вы печальный человек, - тихо сказала она наконец, - я это сразу заметила, но никак не могла понять причину этого вывода. А сейчас вижу. Печальный и очень уставший. - Да ну бросьте, Александра Александровна! - Коровьев смущенно отмахнулся, но сердце всё равно вздрогнуло. - Все мы печальные и уставшие, Вы вот например. Три человека, не считая нас и врачей, знают о вашей болезни, вы улыбаетесь сестре, друзьям, знакомым, слушая чужие планы на вас, но сами прекрасно знаете, что этим планам никогда не сбыться, потому что вы умираете.       Он осёкся, понимая, что прозвучало это очень грубо, но Саша лишь вымученно выдохнула и уткнулась лбом в его плечо. - Как ловко вы уходите от темы своих душевных переживаний. - Хрипло заключила она и потерлась головой о грубоватую ткань. - Не хотите говорить - не говорите. В конце концов, вы имеете право на личную жизнь. - Да какое там... - Не сдержавшись, Коровьев махнул рукой, но тут же замер и мельком оценил реакцию Александры. - На самом деле, у меня тоже никакой конфиденциальностью и не пахнет. Не в таких масштабах, конечно, как у Вас, но тоже не разгуляешься. - Да? - Саша выпрямилась       Коровьев пожал плечами и наконец посмотрел на Сашу. Он стал понемногу привыкать к прямоте её взгляда, но пока ещё каждый раз незаметно вздрагивал. Или что-то вздрагивало в нем. Он не знал, о чем она думает и что чувствует, не мог увидеть этого, не мог узнать. Наверное, именно из-за этого её взгляд так на него влиял. Он потерял свою прежнюю жизнь, не имея возможности обрести покой, который давно уже заслужил, но был наделен способностями, о которых раньше не мог и мечтать. Чужие счета, прегрешения, мысли и страхи - для него этих тайн больше не существовало, и сейчас он будто бы оказался в оглушающей тишине, которую не нарушали чужие мысли и чувства, не показывались чужие страхи. Он вслушивался в эту тишину настороженно, словно осматривался, заново привыкал. Чужие мысли не оглушали его, но он мог угадать их самостоятельно, если начинал внимательно следить за ней, слушать её, понимать её. Впервые за долгое время у него появился выбор: хотеть что-то знать или не хотеть, и он хотел. Саша не перебивала его мысли, иногда закрывала глаза, будто бы начинала дремать, но глаза быстро двигались под тонкими веками. - Почему я не могу вас прочесть? - Наконец спросил Коровьев. - Почему не можете? - Саша приоткрыла глаза и нахмурилась. Её этот вопрос смутил в той же степени, что и рассмешил.       Коровьев пожал плечами. - Не знаю, обычно мне это удается. - Он ненадолго замолчал, нащупывая подходящие слова, которые могли бы передать суть, но не открывали бы правды. - Я смотрю на людей, узнать их мотивы нетрудно, а вот ваших чувств, страхов и мыслей я не вижу.       Александра усмехнулась и закатила глаза. - Ну, тогда получается, что я просто не хочу, чтобы Вы их видели. - Она наклонилась совсем близко к плечу Коровьева, и тот, поняв намек, чуть подвинулся, чтобы лоб коснулся плеча. - Не хотите... - Он задумался. - А почему?       Саша пожала плечами. - Зачем вам?       Коровьев не ответил, потому что не знал, что на это нужно ответить. За тем, что у него это со всеми людьми выходит, а с ней нет? За тем, что люди, как правило, не распоряжаются своими словами, не контролируют чувства и мысли и поэтому их легко узнать? За тем, что он не может узнать её мыслей и чувств, хотя вот её-то мысли и чувства его на самом деле заботят? - Коровьев. - Саша стукнулась лбом о его плечо. - Вы слишком громко думаете. А ещё пыхтите. Это мило, конечно, но некий дискомфорт от этого я всё же испытываю. Какое-то давление. Скажите, вот почему мы не можем просто спокойно и тихо посидеть на этом балконе, а встречаемся тут посреди ночи при каких-то странных обстоятельствах?       Коровьев не ответил, лишь тяжело вздохнул и откинулся на спинку кресла, глядя в ночное небо, Саша уселась поудобнее в своем кресле, наваливаясь на руку Коровьева, задумчиво выводя обстриженным ногтем на рукаве пиджака какие-то фигуры, узоры, просто царапала, а потом словно отряхивала. - Фагот. - Наконец быстро и глухо произнес Коровьев. - Что? - Саша приподняла голову и щурясь уставилась на него. - Меня зовут Фагот. - Тихо повторил он, поворачивая к ней голову.       Оборванный шнурок пенсне защекотал ей глаза, она быстро заморгала, и Коровьев, посмеиваясь, снял пенсне и положил в нагрудный карман. Без него, отвлекающего на себя внимание, лицо и глаза Коровьева выглядели ещё более уставшими и измученными. - Раз уж я так бессовестно всё это время копался в вашей жизни, то и имя моё вы знать можете. - Мягко проговорил он, переводя взгляд на темное пятно на её лбу, коснулся его пальцами. - Зажило. Жаль, что не до конца.       Саша уронила голову в его широкую ладонь и снова улеглась на плечо. - Как же вы лезли в мою жизнь, если сами говорите, что не можете меня "прочесть"? - Она непринужденно обвила руками его предплечья, нисколько не стесняясь смущения Фагота.       Тот звучно и протяжно выдохнул. - Нуу, - протянул он, почесывая затылок, - это абсолютно другое. Тут мне пришлось напрячься, поработать, поискать, обычно этого не требуется. - Вот оно что. - Саша натянуто улыбнулась и Коровьев явственно ощутил всполох её недовольства, но она продолжала улыбаться. - И чего ради? - Ради... Интереса? - Он почувствовал, что скоро посыпется, ещё парочка подобных её вопросов и скрываться смысла не будет, поэтому решительно выдохнул и повернулся к ней. - Я знаю, что Вам несладко живется, знаю, что мы можем доставлять Вам дискомфорт, особенно я, но КЛЯНУСЬ, что ничего дурного в ваш адрес и в адрес ваших близких не замышляется. Вы злитесь и не доверяете мне, хоть и очень пытаетесь это сделать, Александра, я ваши чувства прекрасно понимаю!       Он замер, потому что наконец нащупал то слово, которое не мог найти всё это время. Он понимал её чувства, не знал, не угадывал, не видел, а именно ПОНИМАЛ, словно чувствовал их вместе с ней.       Саша пару секунд сверлила его прямым испытующим взглядом, но на этот раз Коровьев явно не юлил, его возмущение показалось ей очень искренним и это подкупило. - Ладно, - просто пожала она наконец плечами, - Не планируете и хорошо, понимаете - прекрасно.       Александра развалилась в кресле, лицо её расслабилось, закаменело, взгляд замер, устремленный куда-то в пустоту. Коровьев, не ожидавший, что всё кончится так быстро, растерялся и теперь чувствовал себя неуютно. Та редкая нежность и доверчивость со стороны Саши резко оборвалась, руке стало невыносимо холодно, а ёрничать не было сил. Тишина была давящей и пугающей, звуки, доносившиеся с другой стороны коттеджа, эту тишину никак не разбавляли, наоборот, будто делали её отчетливей. - Вы собираетесь рассказать сестре о болезни? - После долгого молчания почти шепотом спросил Коровьев.       Саша перевела на него болезненный взгляд и медленно покачала головой, немного подумала, решая: говорить или нет. - Зачем ей это знать? - Всё-таки сказала она. - Ради чего? Чтобы находилась в ужасающем ожидании, считала себя должной проводить со мной время и пыталась найти несуществующий способ меня спасти? Нет, я лучше умру внезапно, не хочу остаться в её памяти беспомощной и уязвимой, неспособной противостоять природе и судьбе, не хочу, чтобы она думала, что просто сделала недостаточно, что могла что-то изменить. Всё, что я имею - сделала ради неё, пусть проживет эту жизнь за нас двоих, а для меня это, пожалуй, самое логичное завершение. - И это справедливо? - Коровьев сам удивился и этому своему вопросу, и голосу, который как-то непривычно надломился.       Саша пожала плечами. Её глаза снова потухли, привычная тяжелая печаль будто давила и на самого Коровьева, и чувствовать это было куда сложнее, чем знать и видеть.       Забрезжил рассвет, казалось, что воздух стал серым. Саша вздрагивала от холода, но не куталась в одежду, а просто позволяла телу мёрзнуть. Коровьев встал и за руки аккуратно поднял её с кресла. Саша подняла на него непонимающий взгляд и нахмурилась. - Вам надо хоть немного поспать. - Мягко проговорил он и повлек её в сторону её комнаты.       Саша послушно шагала за ним, чувствуя себя завороженной. В паре метров от двери он остановился и пропустил её вперед. Она подошла к ней, положила ладонь на ручку, но замерла на короткое время и обернулась. Саша выглядела непривычно смущенной и растерянной, она явно хотела что-то сказать, но ощущала себя неловко и из-за этого медлила. Коровьев готовно ждал. - Я... - Она неожиданно покраснела, избегая смотреть в лицо Коровьеву, но всё-таки начала постепенно брать себя в руки и затараторила. - В день нашего знакомства, когда вы обняли меня и я вам нагрубила, а потом извинилась и сказала, что буду не против обняться с вами, помните? - Помню. - Улыбнулся Коровьев.       Саша подняла на него глаза. - Ну, - она снова замялась, начала несильно раскачивать руками, - я... Не против. Может быть... эээ... Сейчас?       Она уставилась на Коровьева, ожидая его реакции, будто он мог оттолкнуть или наругать её, но он лишь рассмеялся и Саша радостно подметила, что кончики его ушей стали пунцовыми. Он раскинул руки для объятий, но это не выглядело по-обычному театрально. Она шагнула к нему, чуть помедлила и наконец уткнулась ему в грудь, обвивая его руками. Он тихо захихикал где-то над её головой, обнял в ответ, прижался щекой к макушке, сильно нагнувшись. Объятие было неловким, полным смущения, но долгим и теплым. Они оба понимали, что надо бы уже отстраниться друг от друга, но не получалось. Всходило солнце, первые его лучи медленно ползли по темному коридору. Коровьев поцеловал её в макушку и она спрятала лицо, зарывшись им в пиджак, тихо и смущенно пискнула. Коровьев рассмеялся. - Расходимся, получается? - Спросил он, чуть отстраняясь. - Получается. - Также тихо ответила она.       Но они не разошлись, продолжая стоять так ещё какое-то время, и когда Саша наконец отстранилась, стесняясь поднять на Коровьева глаза, Коровьев сам осторожно поднял её лицо к себе за подбородок и смущенно коснулся губами тёмного следа на лбу. Саша печально усмехнулась, всё ещё сохраняя во взгляде радость и теплоту, которая постепенно его покидала, шагнула к двери и снова обернулась. - Спокойного... Утра, - она устало улыбнулась, - Фагот.

***

      Петрович стоял за Александрой, сидящей на его рабочем месте, через её макушку наблюдая за происходящим на экране ноутбука. Саша, сорвавшаяся по его звонку, практически не спала, это было видно по лицу, но всё равно почему-то выглядела радостной и даже счастливой, сейчас же её лицо с каждой секундой мрачнело. Сначала они просматривали тревожные, но безобидные кадры с камер коттеджа, Петренко находился под стражей, его шайка, включая "честного работника", так же находилась под следствием, ведь там, где они до этого откупались, Александра Александровна могла заплатить ещё больше, а с помощью Петровича и других небезразличных шансы компании стремились к нулю. Видео вызывали смешанные чувства, но мысль, что всё закончилось хорошо, эту тревогу разгоняла. Однако потом Петрович включил ей запись разговора с Агаповым, где подробнее выяснял причины, по которым его телефон был вне зоны доступа на работе, учитывая, что постоянно быть на связи - одно из главных условий. Агапов уверял, что его телефон был в порядке, другие звонки и сообщения это подтверждали, телефон действительно из зоны доступа не пропадал. Саша несколько раз пролистала записи с камер, особенно с тех, о которых она до этого не знала. Обычно, после установки, мастера делали "пробную съемку", проверяя угол обзора, чтобы выявить слепые пятна, и практически на всех эта съемка была, что подтверждало, что камеры действительно установили их специалисты. Задумчиво глядя на схему камер, Саша неожиданно выпрямилась, вцепилась в схему двумя руками. - Коровьев! - Вскрикнула она.       Петрович, переминающийся с ноги на ногу, оперся о стол рядом с Сашиной рукой и заглянул в план сверху. - Что "Коровьев"? - Непонимающе уточнил он, видя Сашин взгляд, разочарованный в его непонимании. - Блять, жук... - Тихо простонала она, хлопая ладонью себя по лбу. - Мы с Агаповым готовили план, ну там расстановка охраны, камер, пожарной сигнализации и тд. Отмечали фишками разных цветов, Коровьев же увязался за мной, напросившись в помощники, и то и дело пытался спиздить фишки с плана, двигал их, прятал. Он же такой дружочек, с приветом, я думала, что он опять дурачится, хочет позлить меня или Агапова, или зачем там ему это надо. Так вот оно что... Вот зачем.       Петрович хмыкнул, взял план со стола и рассмотрел его поближе. - Но в подсобке камеры даже на этом плане нет. - Задумчиво произнес он. - Смотри. - Саша открыла запись из подсобки и ткнула пальцем.       Петрович честно смотрел, но так и не понял, что привлекло внимание Саши. Она громко выдохнула, закатила глаза, начала быстро пролистывать остальные записи, потом снова вернулась к той. И Петрович наконец понял. В отличие от других, на этой не было никакой проверочной съемки, запись началась за пару секунд до того, как дверь распахнулась и Петренко втащил туда Анечку, но и после камера уже не снимала, оборвав запись на том моменте, когда Петренко бросился на Сашу. Кто камеру установил и кто снял было непонятно. - Посмотри удаленно на сервере самого коттеджа. - Вспомнил Петрович.       Саша совсем про это забыла и начала быстро двигать мышкой и щелкать по клавишам. Петрович не успевал следить за её руками, казалось, что от этих записей зависит её жизнь. Найдя наконец записи за нужный период, Саша вздохнула сначала радостно, а потом удивленно, повернулась к Петровичу, тыкая пальцем в экран. - Нет этой записи вообще. - Пораженно прошептала она.       Петрович не поверил, отодвинул её и беспорядочно принялся листать все записи, но нужной действительно не было. - Ну, то есть... - Растерянно проговорила Саша. - Вы меня сейчас хотите убедить, что Коровьев из ниоткуда достал флэшку с записью, за считанные минуты перенесенную откуда-то, которой не существует, снятую на камеру, которой не существует и неизвестно, существовала ли она вообще, потому что я лично её в глаза не видела. Ты видел её? Или, может, видел, как её снимали?       Петрович отрицательно покачал головой, и, вспомнив что-то, отодвинул Сашу в сторону, подтянул ноутбук к себе и принялся переключать вкладки. - Коровьев-Коровьев-Коровьев... - Тихо бормотал он, ища нужную. - Вот. Я сразу пошел искать про него, как только ты мне о нем рассказала, но толком ничего не нашел. Вроде мелькает что-то, а вроде и не понятно, он ли. Это меня не особо заинтересовало, мало ли, у него ведь даже телефона нет, но я нашел оцифрованные материалы дела почти столетней давности, изучать их по понятным причинам не стал, Коровьев твой на старикана явно не тянет, но сейчас... Посмотрим.       Петрович пододвинул под себя табуретку, поставив ноут посередине, чтобы они с Сашей могли оба смотреть в экран. Саша читала быстро, легко разбирая витиеватый почерк на скане пожелтевшей и местами порванной бумаги, и взгляд её с каждым разом становился всё отчаяннее. - "Профессор Воланд и его пособники посетили Москву..." - Зачитывала она вслух то, что выхватывала взглядом. - "Его внешность определить не удалось, но очевидцы хорошо запомнили его пособника." "На маленькой головке жокейский картузик, клетчатый кургузый воздушный пиджачок... Гражданин ростом в сажень, но в плечах узок, худ неимоверно, и физиономия, прошу заметить, глумливая." "...усишки у него, как куриные перья, глазки маленькие, иронические и полупьяные, а брючки клетчатые, подтянутые настолько, что видны грязные белые носки..." "...тощий и длинный гражданин в клетчатом пиджачке, в жокейской шапочке и в пенсне..." "переводчик-гад подбросил... Коровьев... в пенсне..." "...А Коровьев – он черт." "...И пенсне его... "       Саша шумно захлопнула ноутбук, и Петрович, зачарованный её бормотанием и мелькающими картинками, вздрогнул. Видя состояние Саши, он решил ненадолго оставить её, чтобы она могла подумать в одиночестве, а он сам мог немного пройтись и сбросить с себя это странное наваждение. - Я схожу, принесу нам что-нибудь... - Он осторожно поднялся, и, оглядываясь, вышел из кабинета.       Саша уронила лицо в ладони, потом растерла его, издавая при этом тихий рёв, снова пролистала документы. "Коровьев, пенсне, усишки, длинный гражданин, длинный, тощий, пенсне, пенсне" мелькали у неё перед глазами и внутри что-то рушилось. Она принялась заново просматривать документы, проверила источник - надежный, реальные архивы тридцатых годов прошлого столетия и даже тысячелетия. С настоящей картиной мира это никак не вязалось. Тут же вспомнился их разговор о стариках в парке у дома престарелых, где Коровьев очень живо описывал жизнь стариков в портовых городах сто лет назад, его невозмутимость при этом, все странные события, которые Саша списывала на случайное стечение обстоятельств. Она откинулась на спинку компьютерного кресла, закрыла ладонью рот и картинка начала понемногу складываться. Зачем Воланду переводчик? Да, иногда странно формулирует предложения, имеет акцент, о котором, впрочем, временами и сам забывает. Попыталась вспомнить, откуда они вообще взялись в коттедже - не смогла, появились просто в один момент, не было бы Кати, она и вовсе не обратила бы на них внимания. И это представление с черной магией, после которого деньги превратились в резаную бумагу. Саша время от времени снова пролистывала документы - один в один, представление, потом заселение в опечатанную квартиру, в которой никогда никого не находили при проверке и которая потом сгорела. Появилась тревога. Раз они таким образом поступили с прошлым своим жилищем, то как поступят с её коттеджем? Саша вздрогнула и замотала головой, пытаясь запретить себе называть коттедж своим. Сделала ещё парочку запросов по другим закрытым архивам, но толкового ничего не нашла, Коровьев существовал только в московских архивах тридцатых годов, хотя похожие события всплывали по всему миру, но подтвердить, что это были именно они, Саша не могла, пусть и выискивала усиленно знакомые приметы.       Петровича не было долго, по звукам Александра определяла, что сначала он бесцельно бродил по квартире, шумел на кухне, потом вовсе вышел, едва слышно прикрыв входную дверь. На ключ не закрыл, значит, пошел курить. Курить сигареты в квартире Катя ему категорически запрещала, можно было отхватить даже если проветрить и забрызгать всё освежителем.       Вспомнились все моменты с Коровьевым. Он появлялся всегда неожиданно, лишь сегодня ей впервые удалось застать его в печальном одиночестве, тогда у неё возникло чувство... Абсолютно необъяснимое. Ощущение какого-то душевного родства или понимания. Вызвавший в первую встречу агрессию и отторжение, Коровьев с каждым последующим взаимодействием всё больше и больше располагал её к себе, отделяясь в её глазах от Воланда и остальных.       Вспомнив про остальных, Александра снова вздрогнула, пролистала документы в открытой вкладке, в котором до этого искала только Коровьева, про кота там было тоже. Вот про кота-то она и вовсе забыла. Привыкшая к расшатанному состоянию, к постоянно мелькающим на границе зрения теням и шорохам, коту она не уделила должного внимания и сейчас не понимала, почему. Приняла его за человека в костюме кота? Может, не разглядела? Видела ли она его вообще или только слышала от сестры, не вслушиваясь впрочем до конца, занятая своими мыслями? Тот человек в кепи... Точно не попадался ей на глаза раньше, она бы запомнила. Если Коровьев в своем нелепом костюме стал уже чем-то привычным и само собой разумеющимся, то щуплого мужчину, одетого ничуть не лучше, заметить точно должна была.       Клубочек постепенно распутывался.       Этот мужчина первым появился в холле, это она вспомнила по голосу, не принадлежащему никому из тех, кого она до этого слышала, и из его разговоров с полицией. Коровьев, всучивший им невесть откуда взявшуюся флэшку, а от Петренко её спас... Кто? Головная боль начинала давать о себе знать и Александра машинально закинула в рот таблетки. Мужчина с бельмом на глазу, выпирающим клыком, она видела его на балконе несколько раз, Азазелло. Значит, он тоже с Воландом. Напряглась, пытаясь вспомнить ещё хоть что-то. Под искусственным светом цвета искажаются, но вот при солнечном... Она вспоминала балкон, на котором часто сидела, Азазелло... Да, вышел откуда-то из-за спины, она обернулась, но волосы слегка загораживали обзор, она сдвинула их, они сверкнули рыжим под солнечными лучами, а за ней стоял абсолютно рыжий мужчина, намного рыжее, чем она. - Рыжий, рыжий, рыжий... - Забубнила Саша, постукивая пальцами по столу.       "Разве есть рыжие у тебя?" - спросила она у Агапова и тот отрицательно покачал головой, среди его подчиненных и других гостей коттеджа ни одного рыжего действительно не было, иначе он обратил бы на себя внимание. Невысокий. В сравнении со здоровым Петренко невысоким мог быть и Агапов, описание необъективное, невысокий относительно кого? Для Петренко Азазелло невысоким был, а для Саши высокими были практически все. Она затрясла головой. Зачем Азазелло пропускать на территорию Петренко? Должен же был кто-то представиться ему секретарем? Но в телефоне Александры ничего такого ожидаемо не было, писем с её личной и рабочей почты не отправляли, пролистала ещё несколько почтовых ящиков от разных организаций, которыми владела, но и там ничего подозрительного. Опрошенные до этого помощники тоже были непричастны. Звонок на телефон Петренко однозначно был, имелась запись, но вот на ней слышался лишь голос самого Петренко, имеющего, к счастью, привычку повторять за собеседником: "Кто это?...Секретарь Александры?...Где?...Во сколько?...Понял, да, смогу приехать", вместо второго голоса раздавались помехи, а в журнале звонков номера не было, пусть над телефоном и колдовала вся служба безопасности, но кто-то до этого поколдовал ещё сильнее и лучше. - Чертовщина какая-то... - Пробормотала Саша.       В кабинет плавно протиснулся Петрович, стараясь не разлить напитки и не растерять различные снеки, которые прижимал к себе локтями и даже подбородком. - Узнала что-нибудь? - Спросил он, ставя всё это добро на стол. - Лучше бы не узнавала. - Мрачно ответила Саша. - Всё равно ничего не понимаю. Хотя и вижу всё прекрасно. Принимать не хочу.       Почему-то именно сейчас вспомнился светящийся в темноте глаз Воланда, его внимательный цепкий взгляд, выжидающий и хищный. Знал, получается? Наблюдал, что произойдет? Так он не раз говорил, что приехал понаблюдать, но думалось, что за природой или культурой, но не за попыткой изнасилования малолетней же, и как узнал?       Саша похолодела. - Петрович, - глухо позвала она, смотря невидящим взглядом в экран ноутбука, - А можно я сейчас скажу самую ужасно дебильную и нереалистичную вещь на свете? - Конечно. - С набитым ртом разрешил Петрович.       Саша повернулась к нему. - Если Воланд, о котором никто никогда не слышал, со своей компанией, о которой никто никогда не слышал, в современном мире, я имею в виду, но о которых есть официальные сведения почти столетней давности, навел шороху в Москве тогда и сейчас, мог же он зачем-то приехать в наше Подмосковье и навести шороху тут? Катя... - Саша хлопнула себя по лбу. - Одно из первых, что мне рассказал Воланд - это то, что Катя не взяла денег на представлении, очень этим восхитился и на следующий же день оказался с ней в одном коттедже. Проследил?       Петрович слушал внимательно, тщательно пережевывая колбасную нарезку. Саша продолжила. - Ну хорошо, - она будто пыталась убедить саму себя в своих же словах, - Хорошо-хорошо, ударяемся вообще в шизу: Воланд, неизвестно как не подохший за сотню лет, вместе с Коровьевым, сделавшим точно так же, бессмертным большим котом и рыжим челом, про которого я не нашла ничего в архивах, приезжают в Москву шугануть зажравшихся москвичей и посмотреть на их реакцию. Допустим. Во-первых, нахуя им эти ландыши? Во-вторых, нахуя им наше Подмосковье? Зажравшихся москвичей у нас там, конечно, - каждый первый, прямо-таки неразбавленный концентрат, ну устроил он концерт с фальшивыми деньгами, а потом-то что? По-приколу приехал шугануть ещё и нас там, не добил типа? У тебя насчет этого вопросов не возникает? - Возникает. - Петрович уверенно кивнул, вычищая языком застрявшую в зубах колбасу. - Нахуя Коровьеву пенсне, если оно треснутое и он в него даже не смотрит?       Саша посмотрела на него почти разочарованно. - Ты еблан? - Это был явно не вопрос. - Это единственное, что тебя интересует?       Петрович неопределенно пожал плечами, Саша тяжело вздохнула и потерла переносицу. Это проклятое пенсне, которое в старых архивах упоминалась не менее двадцати раз, её подозрительно сильно тревожило. До этого она никогда пенсне вживую не видела, Коровьев стал первым и теперь оно ассоциировалось только с ним. Весь этот поток новой информации, в котором пенсне мелькает чуть ли не в каждом предложении, оставил внутри какую-то давящую пустоту. Вот он снимает его и убирает в нагрудный карман, и его лицо, подвижное и ехидное, становится вдруг измученным и печальным, и Саше до боли хочется обнять его, гладить по голове, уткнуться в пахнущую Шипром грудь. Странно, до этого этот одеколон всегда извлекал из памяти доброе круглое папино лицо, изрезанное мимическими морщинами, с добрыми лучиками возле глаз от постоянных улыбок, но теперь перед глазами назойливо вылезал лишь клетчатый пиджак, большие ладони с узловатыми пальцами и это треклятое... пенсне. Сашу аж передернуло.       Петрович посмотрел на неё удивленно, и, не зная, чем помочь, протянул ей кусок сулугуни. Саша взяла, это было самое печальное поглощение сыра сулугуни, которое Петрович видел за всю жизнь. - Да ладно тебе, - наконец попытался приободрить её Петрович, вытирая руки о штаны, - пока они нам лично ничего плохого не сделали. Не знаю, Воланд выглядит лояльным к тебе, я уж молчу про Коровьева.       Саша не ответила, лишь продолжила задумчиво грызть сулугуни.