Sewn Into You

Красный. Это всё, что Гарри мог видеть перед своими глазами. Кровь с безумной скоростью циркулировала в ушах, принося с собой громкий стук и быстрый ритм сердца. Вид отца, стоящего всего в нескольких футах от Луи и сгорбившегося над ним, словно его соулмейт был какой-то прислугой, спровоцировал электрический импульс, пробудивший внутреннего волка. Его охватил всеобъемлющий гнев, полностью затмевая разум. Это было похоже на то, как будто внутри щёлкнул переключатель: альфа ожил, чтобы гарантировать своей Омеге безопасность, защитить от предательского существования Роберта Стайлса. Он не видел лица отца почти год. Последний раз они встречались на рождественском ужине. Это была полнейшая катастрофа, как и каждый год. В тот раз она настигла его в виде алкогольного дыхания отца, произнёсшего оскорбления после того, как Джемма проговорилась, что Гарри, возможно, встречался с кем-то в то время. Холодок пробежал по спине альфы, когда он вспомнил те ужасные слова. «Идёшь по стопам отца, да? Спишь с каждым, кто не является твоей родственной душой». Он помнил, как бросил тогда уничтожающий взгляд на пьяного ублюдка. Его отец постоянно выбирал новые способы опустить себя ещё ниже, когда дело доходило до развода. Однако Гарри не интересовала ложь и пустые попытки оправдать травму, которую тот причинил своим детям. Слова продолжали настойчиво возвращаться, словно незваные гости, прокручиваясь в его голове, как заезженная пластинка. «Однажды ты узнаешь», — произнесли губы отца над бутылкой прямо перед тем, как сделать глоток. — «Нельзя испытывать судьбу… как бы ты ни старался». Эти слова преследовали Гарри холодными бессонными ночами, которые он проводил в одиночестве. Когда ворочался и метался по постели, а его лицо и грудь были покрыты холодным потом. Даже после всего времени он не мог избавиться от этих слов, как будто часть его знала, что в пьяных заявлениях отца скрывалась доля правды… как бы сильно он ни хотел их игнорировать. Другой голос проник в сознание, словно посыпая соль на его и без того кровоточащие раны. «Мне кажется, что твоя мать не сказала мне всей правды». Вокруг его матери было слишком много подозрений. Она даже пыталась не допускать его на встречу, экстренную встречу, на которую Скотт позвал его из догадок, что Энн собирается совершить ужасную ошибку. Их адвокат как раз собирался раскрыть что бы это ни было, когда Зейн прервал их, сообщив Гарри об уходе Луи в вестибюль. Альфа сразу же решил, что что-то не так, извинился и молниеносно покинул кабинет, чтобы отыскать свою пару. Но теперь, когда он шёл по коридорам исполнительного этажа, он был полон решимости узнать всю правду и ничего, кроме правды. Он устал от того, что его родители управляли им, подвешивали это дело на верёвочке, чтобы поймать его, словно глупого зверька. Гарри не помнил ни подъёма на лифте, ни дороги в кабинет матери. Всё, о чем он мог думать, — это стойкость прогорклого запаха отца, который витал в помещениях как доказательство того, что тот пытался пометить своими феромонами его мать. Ещё одна тактика манипуляции. Гарри буквально толкнул дверь, ударив ручку о стену и заставив дерево дребезжать, когда оно завибрировало в ответ на столкновение. Скотт находился в комнате вместе с ними, уперев руки в бока и наблюдая за взаимодействием разведённых соулмейтов. Эта ситуация до ужаса раздражала Гарри, заставляя желудок сжиматься от боли. Особенно учитывая, что он отослал домой своего собственного соулмейта, слишком сильно пахнущего свежепрошедшим дождём. Луи не заслужил этого, не заслужил ледяного взгляда своего Альфы или наблюдений за тем, как гнев того вырывается наружу. Гарри понял, что на самом деле он дерьмовый альфа, может быть, даже хуже своего отца. Он проглотил эту мысль, позволив ей застрять холодным камнем в его желудке, и попытался игнорировать жгучее воспоминание о единственной слезе Луи, скатившейся по покрасневшей щеке. — Я хочу, — он тяжело вздохнул, ногой захлопывая дверь и прерывая всю ту чушь, о которой ранее говорили его родители. — Я хочу знать, что, чёрт возьми, здесь происходит. — Гарри, — начала Энн, делая шаг в его направлении. — НЕТ! — закричал он, не желая слушать оправдания, которые она собиралась дать. Он больше не хотел ходить вокруг да около. Нарастающая тревога в теле, связанная с этой ситуацией, сидела глубоко в его нутре, овладевая его действиями, его тоном и его эмоциями. Отец снова набросился на него, ещё больше нагнетая обстановку. — Не разговаривай с матерью в таком тоне! — КАК ТЫ ВООБЩЕ СМЕЕШЬ ГОВОРИТЬ?! Слава богу, Скотт был альфой, который мыслил достаточно ясно, чтобы вклиниться между ними. — Можем ли мы успокоиться, пожалуйста, — он слегка толкнул Гарри в плечо, заставив того сделать несколько шагов назад. — Потратьте несколько секунд, чтобы собраться, ладно? Гарри притупил свою ярость, стряхнув несколько ворсинок с пиджака на предплечьях. Затем успокоил дрожь, пробегавшую по позвоночнику, когда расслабил мышцы рук. Он услышал, как его отец фыркнул, и слегка повернулся, чтобы посмотреть на Энн, находившуюся в другом конце кабинета. От его матери исходил тревожный запах свежесрезанной лилии — запах, который он возненавидел всей душой за все двадцать пять лет своей жизни. — Отлично, — облегчённо вздохнул Скотт, указывая на свободные стулья. — Тогда приступим? — К чему? — нетерпеливо спросил Гарри. — Ты принёс его? — спросила Энн у Роберта, полностью игнорируя сына, от которого всё ещё исходил неприятный запах горелой древесины. — Да, — вздохнул Роберт почти с грустью, доставая из заднего кармана сложенный листок бумаги. — Принёс. Энн протянула руку. — Тогда дай мне это, — пробормотала она сквозь прерывистое дыхание. — Я подпишу. — НЕТ! — Гарри тут же бросился за бумагой. — Энн, — вмешался Скотт, встав перед разгневанным альфой. — Я думаю, мне следует сначала прочитать это. — Прочитать что? — спросил Гарри, затаив дыхание, его разочарование только возросло, когда никто в комнате не ответил ему. — ЧТО ПРОЧИТАТЬ? — Досудебное урегулирование, — наконец ответил Роберт. — МИРОВОЕ СОГЛАШЕНИЕ?! — крикнул Гарри, обращаясь к Энн. — ТЫ СОБРАЛАСЬ ДОГОВОРИТЬСЯ С ЭТИМ МУДАКОМ? — ГАРОЛЬД! ХВАТИТ! — Роберт осёк альфу, его тёмные глаза стали ещё чернее. — Господи Иисусе, — раздался другой голос, распахивая дверь в кабинет Энн. — Тебя слышно даже внизу, — Найл вошёл в помещение, съёжившаяся Джемма зашла следом, держась за его плечо. Лицо Роберта смягчилось при виде дочери. — Жемчужинка, — ласково улыбнулся он. — Папа? — спросила она, сбитая с толку. — Что ты тут делаешь? Гарри позволил своим рукам скользнуть по лицу. Всё в нём онемело из-за бурлящей спирали эмоций, которая скручивала его органы. Он сосредоточился на печальном всплеске, исходящем от метки родственной души, что только вызывало у него большее количество страданий. — Просто… — лицо отца озарилось счастливыми эмоциями, запах кокоса разнёсся по комнате, напоминая Гарри о счастливых моментах, которые у них когда-то были как у семьи. О днях в парке и закатах, проведённых на пляжных полотенцах на песке с пиццей из одной коробки. О ночах, когда они с Джеммой делились своей любовью к ярким и мерцающим огням карусели, а отец бережно держал их на аттракционе. — Зашёл повидаться. Джемма пересекла кабинет и крепко обняла Роберта, вызвав у Гарри ностальгические чувства. Если бы его отец не был таким придурком, то, возможно, всё могло быть иначе. — Я скучала по тебе, — прошептала Джемма в грудь старшего альфы. — Я тоже скучал по тебе, дорогая, — ответил мужчина, целуя её макушку, прежде чем поднять взгляд на сына через всю комнату. — По вам обоим. Найл пробормотал извинения себе под нос, покидая кабинет из-за тяжёлого напряжения, которое только нарастало. Гарри сосредоточился на своей сестре в руках отца, тех самых, которые толкали его мать той пьяной ночью много лет назад. Тех самых, в которых он прятался после пробуждения от ночных кошмаров. Его накрыла новая волна эмоций, затопив воспоминаниями об объятиях, о возвращении из школы и завтраке на ужин, когда мама работала допоздна и это было всё, что мог приготовить его отец. — Энн, — устало сказал Скотт, вырывая Гарри из счастливых воспоминаний. Адвокат внимательно просматривал документ. — Я думаю, нам, возможно, придётся пересмотреть это… неплохое предложение, но… — Но ведь это вытаскивает нас из этой передряги, не так ли? — дипломатично спросила Энн, перебивая мужчину. — Да, но, — Скотт попробовал снова, однако был прерван громким рингтоном мобильного телефона Энн. Гарри не упустил из виду, как глаза отца на несколько мгновений крепко зажмурились, словно он изо всех сил старался держать себя в руках. Гарри узнал это поведение: оно напомнило ему что-то похожее, когда он пытался взять себя в руки в присутствии Луи. — Это вытащит нас из кризиса. Не так ли?! — Энн проигнорировала звонок, требуя от адвоката ответа. — Да, но… — Скотт пытался собрать воедино свои мысли по поводу этой ситуации, не проявляя неуважения к генеральному директору. Но она не собиралась его слушать. — Тогда никаких «но», — Энн двинулась в сторону стола, хватая с него ручку. Гарри почувствовал, как все его инстинкты в мгновенье обострились. — МАМА, СТОЙ! — он уставился в глаза матери, желая, чтобы она увидела, как разрывается его сердце. — Я не знаю, что, чёрт возьми, здесь происходит, — его голос надломился, и всё вышло на поверхность: от меланхоличных воспоминаний из детства до боли в метке родственной души. Всё это было покрыто неразрешёнными вопросами, которые он связал с листком бумаги, находящимся рядом с Энн. — Но, пожалуйста, будь осторожнее с этим… Энн с сожалением посмотрела на сына, ручка зависла над пунктирной линией. Она упоминала, что сделала подобное раньше для сохранения компании, отдав тогда отцу два с половиной миллиона долларов, которые он добивался по иску. Это было не то, чего хотел Гарри. У его отца не было никаких прав на компанию, кроме того факта, что бренд использовал его фамилию. Этого факта было недостаточно, чтобы получить два с половиной миллиона долларов из бизнеса, в который он не вложил ни капли энергии. Гнев Гарри отошёл на второй план, когда телефон его матери снова зазвонил. — Ты могла бы ответить ему, Энн, — Роберт кивнул в сторону мобильника. — Он ведь не перестанет звонить, я отсюда чую твои нервы. — Ответить кому? — озадаченно спросил Гарри, чувствуя, как на лбу проступают морщины. Роберт перевёл взгляд на своих детей, затем — на Энн и снова на него, прежде чем устало провести рукой по лицу. Следующие слова он произнёс с невесёлой усмешкой: — Только не говори мне, что ты до сих пор им не рассказала. Энн тут же переключила свой телефон на беззвучный режим, заменив раздражающий звон на непрекращающееся жужжание. Она снова просмотрела контракт, игнорируя всех остальных людей в комнате, чьи взгляды были устремлены на неё. — Энн, — переспросил Роберт, и на этот раз его тон был настойчивым. — Нет, Роберт, — фыркнула омега нетерпеливо, глядя на него убийственным взглядом. — Я им не сказала. Тот неверяще рассмеялся, словно отрицая это, и отступил на шаг. Джемма и Гарри с беспокойством наблюдали за взаимодействием родителей. Он был почти уверен, что последний раз, когда они вот так разговаривали, был в ту самую ночь, когда он выгнал отца из их дома. В глазах матери был виден тот же горячий взгляд, а отец принял ту же оборонительную позу. Никто из них больше не кричал друг на друга. Гарри предположил, что пять лет и почти сотня миль расстояния сделали своё дело. Тем не менее между ними было ощутимо непреодолимое напряжение. — Рассказала нам что? — растерянно пробормотала Джемма. — Сейчас не время, — отрезала Энн, перелистывая очередную страницу контракта. — О, умоляю, — усмехнулся Роберт, прежде чем начать пересказывать то, что Гарри принял за предыдущие слова своей матери. — Никогда не время. Это всегда слишком близко ко дню рождения Гарри, или к Джемме, которая вот-вот закончит учёбу, или у тебя слишком много дел в компании. Гарри посмотрел на свою мать, наблюдая, как она впилась ядовитым взглядом в лицо бывшего мужа: — И я всё ещё считаю, что… — Это их жизнь! — голос Роберта граничил с альфа-тоном. — Они заслуживают знать правду! Гарри надоело, что его родители ссорятся, как какие-то школьники. — ЗАСЛУЖИВАЮТ ЗНАТЬ ЧТО? Роберт прищурился, жестом руки останавливая очередную истерику своего сына-альфы. — МЫ НЕ РОДСТВЕННЫЕ ДУШИ! — закричал он, и его дыхание сбилось, заставив сделать несколько пауз между последующими словами. Вся комната замерла. — Твоя мать и я… — он фыркнул, в его глазах застыла печаль, когда он взглянул на Энн. — Мы не родственные души. В ушах Гарри звенело, пока его взгляд метался между родителями, стоявшими по разные стороны комнаты. Ему казалось, что у него случилась галлюцинация, он потерял сознание и попал в кошмар, от которого не мог проснуться. Может быть, его родители просто забыли, что до Дня дурака, настоящего дня розыгрышей, ещё пять месяцев. Потому что это, несомненно, должно быть, действительно чертовски нездоровый розыгрыш. — Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что вы не родственные души? — это предложение не имело для него никакого смысла, и оно казалось ещё более странным, когда исходило из его собственных уст. На ключице его матери большими жирными буквами было написано «Роберт», так было всю его жизнь. Да, метка его отца представляла собой мешанину шрамов и растянутой кожи, но там всё ещё можно было разглядеть букву «А», с которой начиналось имя, которое там должно было быть. Энн и Роберт переглянулись, не решаясь ответить сыну. Альфа Гарри вышел бы наружу, если бы у него были хоть какие-нибудь слова, чтобы выразить свои эмоции. Он чувствовал себя так, будто застрял в приливной волне, будто течение то затягивало, то отбрасывало его и он, не способный ни за что ухватиться, снова и снова подвергался ледяным ударам, держащим его под водой. — Мы не родственные души… — повторил Роберт, на этот раз ещё тише, густая печаль прилипала к нему, словно клей. Впервые с тех пор, как он был ребёнком, Гарри увидел проблеск героя, которым он считал своего отца много лет назад. Энн с осторожностью наблюдала за ним, её глаза горели, а губы изогнулись в попытке улыбнуться, но края улыбки дрогнули словно от страха. Когда отец снова заговорил, он делал это медленно, будто каждое слово давалось ему с трудом. — Твоя мать встретила своего настоящего Роберта в Италии тем летом, — альфа тяжело сглотнул, и его глаза наполнились горем. Он посмотрел на пол, а затем перевёл взгляд на своих детей. — Это было самое трудное, что я когда-либо делал… Я отпустил её. — Роберт, — отчитала Энн бывшего супруга. — Им не нужно знать всё это. Джемма уже была в слезах, её лицо было искажено от предательства и горя, а грудь вздымалась в попытке отдышаться. — Нет… мы должны узнать обо всём. Гарри протянул руку и крепко притянул сестру к груди. Он держал своего волка на расстоянии, зная, что Джемма сейчас была слишком уязвима, чтобы справиться с этим. Вполне вероятно, что она была единственным, что сдерживало его в данный момент. — Дорогая, — щёлкнула языком Энн, приближаясь к дочери. Джемма крепче прижалась к брату. — Нет! — закричала она, не позволяя матери прикоснуться к себе. — Расскажите нам всё! Энн смотрела на своих детей, прижавшихся друг к другу, объединённых общей болью от их обмана. Её лицо не выражало ни доли раскаяния, как будто она вовсе не обманывала их все эти годы. — Продолжайте, — подогнал Гарри, гнев царапал горло, когда слова вырывались наружу. — Вы знали, что не были соулмейтами, уже сколько? Почти пятнадцать лет? Конечно же, у вас должно быть хорошее, чёрт возьми, оправдание, почему вы не сообщили нам об этом, — альфа сжал Джемму ещё крепче, когда его ненависть свернулась в тугой комок в животе. Роберт устало посмотрел на Энн, которая теперь нервно теребила свои пальцы. Она шмыгнула носом, прежде чем первая слеза скатилась по её щеке, упав на пол. — Я просто… Я не хотела, чтобы это было правдой… Роберт вздохнул, глядя на свою бывшую жену с искренним выражением лица. — Я любила вашего отца, вы же знаете, что любила, — Энн подняла глаза на сына. — Мы были лучшими друзьями с самого детства, всегда вместе… Для меня имело смысл, что его имя появилось в день моего восемнадцатилетия. Отец вмешался, позволив себе взять на себя часть боли их детей. — Никто из нас и глазом не моргнул, когда мы спаривались, в то время это имело смысл… Его глаза были наполнены искренностью и тоской, скрытыми в бездне радужных оболочек. — Мы были неразлучны… всегда заботились друг о друге… — Но со временем, — прервала Энн, и теперь её лицо было полно слёз. Она попыталась смахнуть их, но их стремительное падение было быстрее, чем она сама. — Становилось всё труднее игнорировать тот факт, что у нас не было душевной связи. Роберт грустно кивнул. — Мы избегали этого так долго, как только могли… Наша любовь была сильнее всего, что могло разорвать нас на части… Мы думали, что окажемся сильнее судьбы. Энн улыбнулась сквозь слёзы. — И долгое время для нас обоих в поле зрения не было никого другого. — Я любил вашу мать больше всего на свете, — мужчина прищурился, нежность тяготела во взгляде на его давно потерянную любовь. — Я бы отдал все звёзды на небе, чтобы быть тем самым Робертом на её коже. Джемма только сильнее заплакала в объятиях Гарри, заставив альфу ближе прижаться к сестре, чтобы защитить. Он почувствовал, как её рыдания насквозь пропитывают его рубашку. Разум самого Гарри продолжал вращаться в бешеном темпе, пытаясь переосмыслить все двадцать пять лет своей жизни. Он не был ребёнком, рождённым от пары родственных душ. У его родителей на самом деле не было душевной связи. Все их отношения были ошибкой, проблеском здравого смысла и отсутствием понимания долгосрочных последствий. Он почувствовал тошноту от мысли о том, сколько времени он потратил, думая, что их жалкое подобие отношений — это отношения родственных душ. Как долго он чувствовал горький привкус от мыслей о родственных душах из-за брака своих родителей. Как долго он делал всё возможное, чтобы не отыскать свою… Не отыскать… Луи. Гарри тут же отпустил сестру, схватился за пряди волос на голове и сильно их потянул, умоляя, чтобы эти мысли прекратились. Он провёл пять лет, убегая от своего соулмейта. СВОЕЙ РОДСТВЕННОЙ ДУШИ. Из-за лжи, которую скрывали его родители. — Нет, — неверяще пробормотал он, крепко сжимая свои кудри. Его волк перевернулся, почувствовав мучительную тоску. — Нет… Это, должно быть, грёбаная шутка. Не может быть, чтобы он причинил боль своему Омеге, сказал ему то, что сказал… потому что его родители слишком боялись признаться в своих проступках? — Пожалуйста, скажите мне, что это какая-то грёбаная манипулятивная хрень, которой вы занимаетесь, чтобы запудрить мне мозги, — он отступил на несколько шагов, осознание захлестнуло волной, затопив всё его нутро. Во взгляде матери читалась смесь раскаяния и вины, и уже не было возможности отрицать правдивость её слов. Теперь всё обрело смысл. Ночи, когда отец обвинял мать в своей неверности через насквозь пропитанное виски дыхание. Долгие «командировки», в которые мать уезжала каждые три месяца. Наличие маскирующих запахи средств в её шкафчике в ванной, коллекция дорогих духов, которую она приобрела за последние пятнадцать лет. Его взгляд был прикован к матери. С тех пор, как он вышвырнул отца на улицу той холодной декабрьской ночью, он винил Роберта в горьком чувстве, которое связывал с именем, отпечатанным на его ключице. Но его мать наблюдала, как он страдал последние пять лет, вновь и вновь выслушивая клевету на его родственную душу, никогда не желая открыть ему правду. — Ты знала, — прошептал он, еле шевеля губами. На протяжении всей своей жизни он видел в ней единственного человека в мире, которому он мог безоговорочно доверять. Видимо, это тоже было ложью. — Ты знала, что я чувствовал, — его горло сжалось, заставив проглотить кипящую боль. Глаза переполнились слезами, медленно струящимися по щекам. Если бы в комнате не было полной тишины, то никто бы не услышал его следующую фразу. — Как долго я не верил в него… в нас. — Нет, детка, пожалуйста, — Энн потянулась, чтобы обнять сына. Гарри отпрянул назад, словно отвращаясь от самой мысли о её руках на своём теле. — ТЫ ЗНАЛА! — закричал он, огонь внутри него поднялся до небывалой температуры. — И ТЫ, БЛЯДЬ, МНЕ НЕ СКАЗАЛА?! Перед ним возник его отец, выступая барьером между разъярённым альфой и человеком, чьё присутствие снова и снова разбивало ему сердце. Роберт что-то бормотал ему, пытаясь успокоить, но это было не в его силах. Мать просто наблюдала, как он подавлял и откладывал свою судьбу в долгий ящик. Она знала, как он был подавлен с тех пор, как отказался от поиска своей второй половинки. Она была его МАТЕРЬЮ, человеком, который должен был заботиться о нём, никогда не причинять ему ничего плохого. Как она могла лгать ему о чём-то подобном? Гарри продолжал кричать через плечо отца, неспособный сдержать свои чувства. — Я БЫЛ ЕМУ НЕВЕРЕН! ИЗ-ЗА ТЕБЯ?! ПОТОМУ ЧТО ТЫ НЕ МОГЛА ПРИЗНАТЬСЯ В ЭТОМ? — Мне так жаль! — его мать рыдала в голос, её лицо было искажено от собственной боли. — Мне так жаль, я не знала как! — Не знала как?! — он сухо рассмеялся, слёзы смочили его губы. — Это жалкое грёбаное оправдание. — Гарри, хватит, — снова попытался Роберт. — Мне было стыдно, — пробормотала Энн. — Я так много работала, стараясь дать вам двоим лучшую жизнь… Всё остальное я сделала правильно… кроме выбора мужчины, за которого вышла замуж. — СТЫДНО? Ты скрыла это от нас только потому, что тебе было СТЫДНО? — ПРЕКРАТИ ЭТО, ГАРРИ! — закричал Роберт. — ДА ПОШЛО ОНО ВСЁ! — Гарри упёр обе руки отцу в грудь, отталкивая его назад. Он сделал несколько глубоких вдохов, проведя дрожащей рукой по волосам. Он был ошеломлён и вымотан правдой своего существования. — Ты же в курсе, что я никогда не смогу вернуть всё обратно, — его лёгкие сжимались, когда он пытался вдохнуть побольше кислорода. — Сколько времени я потратил впустую! Времени, которое следовало провести с ним! Всё это недоверие, которое я к нему испытывал! — Гарри, — осёк его Роберт, вновь шагая к нему. — Успокойся. — НЕТ! — он снова гневно оттолкнул от себя руки отца. Энн крепко прижимала свои собственные руки к груди, всё её тело содрогалось в рыданиях, поскольку она была вынуждена стать зрителем принятия Гарри её предательства. Агония исходила от него волнами в виде стойкого запаха горящего дерева, наполняя всю комнату смрадом. — Мне жаль, но я должен его сохранить, — произнёс он и, не теряя времени, стремительно вышел из кабинета матери, громко хлопнув дверью. — ГАРРИ! — он услышал альфа-голос отца, но не осмелился обернуться. Пять лет он провёл в ненависти имени, живущего на его теле, думая, что превратится в монстра, если когда-нибудь встретит его владельца. Это был полная ложь. На самом деле Луи был единственным человеком, который мог спасти его от превращения в этого самого монстра. С таким же громким стуком он захлопнул дверь своего кабинета, положив ладони на стол и пытаясь восстановить дыхание. Когда Гарри успокоил гнев, глубокая печаль заполнила оставшиеся трещины. Он рухнул в рабочее кресло, уронив лицо на руки, чтобы скрыть рыдания, которые он не мог больше сдерживать. Всё, о чём он мог думать, был Луи и боль, которую он причинил маленькому волку. Как долго они провели друг без друга, когда изначально это не должно было быть так. — БЛЯДЬ! — закричал мужчина в потолок, пока слёзы продолжали стремительно бежать из его глаз. Он ударил кулаком по столу, желая, чтобы мир перестал вращаться хотя бы на мгновение и он мог перевести дух и упорядочить свои мысли. Его сердце безумно колотилось, и это был ритм, который теперь он мог наконец ясно слышать. Тот, который он больше никогда не будет игнорировать. Лу-и. Лу-и. Лу-и. Лу-и. Альфа сглотнул, мгновенно вставая на ноги и начиная спешно собирать свои вещи. Гарри понятия не имел, как объясниться перед Луи: буквально всё вокруг рушилось у его ног. Он чувствовал себя преданным родителями, но также злился и на себя за то, что не видел всего, что было прямо у него под носом всю его жизнь. Он только надеялся, что в конце концов найдёт способ всё исправить.