Sewn Into You

Ноги Гарри стучали по мостовой. Он проснулся от сообщения Найла об их еженедельной воскресной утренней пробежке как раз во время ожидания чего-то, что заставило бы его отвлечься от проблемы, в которую он сам себя втянул. Изначально альфа думал, что несколько миль помогут создать необходимое пространство между ним, его парой и интенсивностью эмоций, которые он пытался обуздать. Однако, учитывая ночь, проведённую вместе, его волк чувствовал себя всё более и более беспокойным из-за растущего расстояния между ними. Гарри заставил свои ноги двигаться по привычному маршруту, пытаясь сосредоточиться на дороге и своём темпе. Найл был в середине рассказа о чём-то забавном, недавно произошедшем в офисе, на что Гарри, если быть честным, действительно старался обратить внимание. Найл и Гарри были соседями по комнате всё время учёбы в университете и большую часть времени проводили на этих еженедельных пробежках. Конечно, если это были воскресные утра, когда они не умирали от похмелья, очень сильно жалея о решениях, принятых прошлой ночью. После окончания учёбы и начала работы они продолжали придерживаться своего распорядка, встречаясь в семь утра на перекрёстке прямо напротив парка в центре города. В этот момент Гарри был уверен, что Найл был единственным его другом, нейтральным ко всей этой истории с родственными душами. Найл, в отличие от другого друга Гарри, уважал границы, которые тот установил вокруг метки на ключице. Это было поразительно похоже на то, как Гарри небрежно игнорировал явно очевидный факт, что Найл слишком счастлив и легкомыслен каждый раз, когда Джемма рядом. Это был особый тип дружбы, возможно, с каплей отрицания и избегания, но, эй, это работало для них. Обычно эти пробежки были наполнены смехом и глупостями. Это было время, когда Гарри мог чувствовать себя свободным от стресса реальности своей жизни и быть человеком, отделённым от мира дизайна. У Найла всегда был способ вытащить из него лучшее, напомнить, что самые замечательные вещи в жизни всегда были маленькими незаметными моментами. Например, бегать по пустым улицам Лондона, смеясь как школьники. Но теперь Гарри использовал эту пробежку как попытку заглушить крик эмоций в своём теле. Воспоминания о прошлой ночи были до отказа заполнены голубоглазым мальчиком, которого Гарри отнёс в постель всего за несколько минут до встречи с Найлом в парке. Луи уже крепко спал на его груди к тому времени, как закончилась «Ловушка для родителей». Гарри было слишком удобно, чтобы двигаться, он поддался моменту слабости, и его руки сжали мальчика ещё крепче. Он позволил следующему предложенному фильму воспроизвестись, пока скользил пальцами по позвоночнику мальчика, наполняя свои чувства ощущением близости его пары. Он был слишком очарован Луи, плотно прижатым к нему, его сладким ароматом, участками открытой кожи, которые обменивались теплом с его телом. Альфа не хотел, чтобы это заканчивалось. Гарри пробежался пальцами по пушистым локонам каштановых волос омеги, позволив своему мозгу запомнить движения груди Луи, поднимающейся и опускающейся с мягким дыханием. Он поражался тому, как милые черты маленького волка выглядели удивительно противоречиво жёстким оскорблениям, лившимся из его рта на постоянной основе. Когда Луи слегка поёрзал, прежде чем провалиться в глубокий сон, Гарри нежно поцеловал его в макушку. В конце концов начались финальные титры следующего фильма, и Гарри понял, что они не могут оставаться в этом положении вечно. Луи не хотел этого, не хотел, чтобы он его обнимал или держал в своих руках. Луи хотел независимости. Гарри же хотел убедиться, что Луи в безопасности. Его руки были самым безопасным местом, где когда-либо мог оказаться омега, и Луи должен был хотеть находиться там. Но он просто… не хотел. Именно тогда альфа был вынужден сделать медленный слабый вдох, пытаясь поднять Луи на руки, чтобы отнести обратно в гостевую комнату. И тут омега Луи вырвался на свободу. Мальчик, всё ещё глубоко спящий, начал тихо скулить, его руки попытались обхватить шею Гарри, чтобы крепко схватить и удержать его. Звук, издаваемый волком Луи, был настолько душераздирающим, пронзительно звуча в ушах Гарри, словно скрежет гвоздей по металлу. Даже одна мысль об этом звуке заставила альфу ускорить бег, пот покатился по его шее. Гарри не был уверен, что ему делать в этот момент. Он ни за что не хотел подвергать себя или Луи страданиям, которые чувствовал и слышал в попытке отстранить его от своего тела. Однако он не был уверен, как пережить ночь, держа мальчика в своих руках, не влюбившись в него ещё сильнее. Всего одна ночь. Именно так решил Гарри, откидываясь на спинку дивана. Всего одна ночь, когда он может позволить себе притвориться. Альфа плотно завернул их обоих в плед и выключил телевизор, закрыв глаза и сосредоточившись на тепле Луи в своих объятиях. Он обнаружил, что ему очень нравится цепкость сонного омеги. Гарри задавался вопросом: есть ли более милая, более мягкая версия его соулмейта под жёсткой дерзостью, которую тот источал каждый день. Гарри начал по-дурацки ухмыляться от этого воспоминания, когда они с Найлом завернули за угол. Найл рассказывал альфе историю о каких-то войнах розыгрышей, которые происходили между несколькими журналистами в офисе. На мгновение история об открытом степлере на чьём-то стуле привлекла внимание Гарри, отвлекая его от затянувшихся мыслей о Луи. Однако даже мысль об издевательствах в Styles Designs не была достаточно сильной эмоцией для того, чтобы остановить воспоминание об ощущении тела Луи в его объятиях. Его собственное тело чувствовало себя слишком холодным без него, слишком пустым. В этот момент Гарри был благодарен за толстовку на спине. Когда Гарри уложил Луи в кровать, маленький волк вскрикнул один раз, как бы признавая, что его отпускают. Однако на этот раз Луи устроился гораздо быстрее, чем накануне вечером, позволив альфе уложить себя на матрас. Перед выходом Гарри схватил толстовку, которую Луи обнимал в пятницу вечером, и натянул её на себя, прежде чем выскользнуть в город. — Ты в порядке, приятель? — сквозь прерывистое дыхание проговорил Найл. — Да, — покачал головой Гарри, пытаясь избавиться от стресса из-за разлуки с Луи. Он беспокоился, что омега проснётся в постели, в которой не засыпал, совсем один. — Да, я в порядке. — Ты уверен? — Найл подозрительно посмотрел на него, его дыхание всё ещё было тяжёлым. — Твоё странное поведение не имеет ничего общего с милым омегой, которого ты теперь называешь своим помощником, не так ли? — Найл произнёс слово «помощник» так, словно это была шутка для своих. Гарри закатил глаза. — И ты туда же, — он фыркнул. — Я не буду продолжать этот разговор. — Не буду врать, — начал Найл, поворачивая за угол. — Совершенно забыл, как его зовут, пока Джемма не напомнила мне, когда он выходил из её офиса в понедельник, — Найл рассмеялся. — Так безумно думать о том, что ты наконец-то его встретил. Когда Гарри и Найл познакомились, Гарри всё ещё был в своей абсолютно-преданной-Луи стадии. Гарри сопровождал Найла в бары и на вечеринки только в качестве его компаньона, никогда никого не приводя домой для себя. Каждый раз, когда Найл пытался убедить его расслабиться, Гарри спускал рубашку через плечо и указывал на имя из пяти букв, которое он бы вытатуировал на своём сердце, если бы мог. Гарри попытался бежать ещё быстрее, доводя своё тело до того же предела, до которого доходили его эмоции. — А потом, когда они ушли, — Найл едва мог говорить сквозь смесь своего сбитого дыхания и смеха. Гарри был уверен, что если бы он не знал этого парня почти восемь лет, то он бы ни черта не понял из его слов. — Я подумал… неудивительно, почему Зейн так ухмылялся. — Ага, — ответил Гарри с ноткой горечи. — Зейн думает, что он самый умный. — Ну-ну, — Найл повернул лицо к другу, несколько капель пота стекало с его светлых волос. — Всё-таки это Энн нашла его. Гарри рассмеялся, не испытывая никакого удовольствия. — Да, я знаю, что она это сделала. Это делает всё ещё хуже, не так ли? — Да ладно, — спросил Найл. — Не говори мне, что ты всё ещё притворяешься, будто у тебя нет родственной души. Гарри проигнорировал заявление друга. Вместо этого он сосредоточился на тянущей боли в бёдрах и сильном биении сердца в груди. — Знаешь… я помню времена, когда ты был самым ужасным влюбленным щёнком, которого я когда-либо знал, а ты тогда его ещё даже не видел. — Найл! — громко простонал Гарри. — Я не хочу об этом говорить. — Ладно, — пронзительно закричал голос ирландского мальчика. — Как скажешь. Они вошли в ритм, и стук их кроссовок по асфальту стал единственным шумом между ними на какое-то время. Волк Гарри постоянно проверял омегу на предмет признаков беспокойства. Он ругал себя за то, что хотя бы не оставил записки. Он не хотел, чтобы Луи беспокоился о том, где он или когда вернётся. Или, что ещё хуже, чтобы омега отправился на его поиски. Альфа заставил свой мозг вернуться в настоящий момент. Внутренне Гарри знал, что его волк был невероятно беспокойным, всегда думал о худших возможных сценариях. Теперь, когда он встретил Луи, это имело смысл. Гарри мог поспорить, что омега заставил его пройти через какое-то дерьмо в их прошлых жизнях как намеренно, так и непреднамеренно. Гарри заставил себя успокоиться. Он понял, что для мыслей нет места, потому что мысли равнялись Луи, а эта тема для него сейчас была под запретом. Поэтому он стал подсчитывать свои шаги, а затем сосредоточился исключительно на щебетании птиц, прорывающемся сквозь тоску лондонской осенней погоды. Альфа предпочитал ранние утра, такие как это, только он, природа… …и, по всей видимости, ирландский мальчик, который, кажется, забыл, когда нужно оставить его в покое. — Так что же тогда? — опять спросил Найл. — Что же тебя так беспокоит? — Ничего меня не беспокоит, — солгал Гарри. — Конечно, конечно, — преувеличил Найл. — Не то чтобы ты мог сосредоточиться на хоть какой-нибудь вещи на секунду, прежде чем твои мысли вернутся к чему-то или к… — Они не возвращаются. — М-м-м. — Вы, ребята, самые худшие, — раздражённо пробормотал Гарри. — Разве я не могу сам во всём разобраться, без вашего участия? — Конечно можешь, — голос Найла звучал почти обиженно из-за того, что альфа так разволновался. — Если только ты сделаешь это к 5-ти часам среды. Гарри простонал. — Только не говори мне, что вы, ребята, заключили чёртово пари. Найл безумно рассмеялся. — Джемма уже выбыла из игры. Она думала, что ты сдашься к пятнице. Гарри устало вздохнул. — Вы все отвратительны. — Эй! — хихикнул Найл. — Если бы ты не перестал обедать с нами, то, возможно, мы бы не смогли делать ставки на твою упрямую задницу. — О, заткнись, — Гарри напряг ноги, чтобы двигаться ещё быстрее, и увидел, что за поворотом показался парк. Он был более чем готов вернуться обратно в свою квартиру. — Я уже несколько месяцев по горло завален работой. — Это не значит, что ты не можешь прийти пообедать с друзьями, — усмехнулся Найл, изо всех сил стараясь не отставать от друга, который двигался на турбоскорости. — Я не могу перестать работать, иначе компания обанкротится, — Гарри замедлился, положив руки на бёдра и пытаясь восстановить дыхание. Найл сгорбился, хватая ртом воздух. Когда он выпрямился, то продолжил спорить. — Знаешь… то, что происходит в суде… это не имеет никакого отношения к твоей усредной работе. Гарри закатил глаза. — Да… но это не значит, что я не могу попытаться заработать как можно больше денег, чтобы, если мой подлый отец добьётся своего, в конце мы все смогли сохранить свою работу. — Приятель, — Найл положил руку на плечо альфы, маскируя это под попытку утешить его. Хотя Гарри был почти уверен, что это было сделано для удержания его в вертикальном положении. — Всё не должно падать на твои плечи. — Должно. — Почему? — спросил Найл, всё ещё тяжело дыша. — Потому что он мой отец, — недовольно проворчал Гарри. Найл отступил на шаг и кивнул, признавая, что его друг чувствует ответственность за эту проблему. Когда они были соседями по комнате, Найл был свидетелем всего процесса развода. От начальных стадий до выпуска журналов и таблоидов. Буквально на глазах ирландца Гарри превратился из человека, считавшего дни до встречи со своей второй половинкой, в человека, прятавшегося от мира в надежде избежать судьбы. И всё из-за его отца. Роберт Стайлс был худшим человеком, которого Гарри когда-либо встречал. Было до ужаса не справедливо, что половина его биологии заимствована от него. — Знаешь, — Найл пытался быть осторожнее. — Ты ведь знаешь, что это не твоя вина… Ты не мог ничего из этого контролировать. Гарри беспокойно отмахнулся: внутри него клокотало раздражение и ненависть. — Как альфы, — он чувствовал, как повышается температура его тела, его глаза сосредоточились на друге. — Моя обязанность — защищать свою семью. Будучи бетой, Найл не был особо подвержен эмоциям альфы, особенно Гарри. Он видел этого мальчика в худшем его проявлении. Начиная лицом альфы, пышущего гневом во время истерик, и заканчивая слезами, которые Гарри так много выплакивал, что ему становилось плохо. Небольшая истерика посреди пустого парка в воскресенье утром не отпугнёт ирландского мальчика от его следующего заявления. Но Найл всё же сделал ещё один крошечный шаг назад на случай, если дела пойдут совсем плохо. — А что Луи? Он не в счёт? — Да господи, блять, боже, — простонал Гарри. — Он сейчас у меня в квартире, козлина! — О, чёрт, — глаза Найла расширились. —Ты его трахнул? — Нет, придурок, — Гарри толкнул бету в плечо полушутя-полусердито. Однако Гарри всегда было трудно долго обижаться на Найла. На протяжении всей их дружбы бета желал ему только добра и всегда был довольно разумен в своих взглядах и суждениях. Вот почему Гарри рассказал обо всём другу, когда они шли за своим обычным кофе и выпечкой в ​​бистро через дорогу. Это было похоже на столь необходимую разрядку. Гарри не был уверен, что смог бы остановить себя, когда начал говорить. Он рассказал об инциденте, произошедшем в пятницу вечером, из-за которого Луи оказался в его гостевой комнате. О сложном разговоре, в ходе которого Луи заявил, что не хотел его. Он признался, что позволил себе спать с омегой на руках. Он, возможно, даже намекнул на то, что влюбился в него. Рассказ закончился его неугасимым страхом, что он окажется таким же, как его отец. — Ни за что, — категорично сказал Найл, когда они вышли из кофейни с кофе в руках. Гарри держал два: один для себя и один для мальчика, который остался дома. — Ни за что ты не закончишь так же, как Роб. — Нет никакой уверенности, — пробормотал Гарри, отпивая из чашки, которую держал в руках. — Я уверен, — повторил Найл. — Ты слишком мягок. — Я что? — оскорбился Гарри. — Мягок, — повторил Найл. — Ты слишком мягок. — И что это должно значить? — Это значит, что ты не стереотипный накачанный альфа-самец, требующий от своей половинки послушания. — Эти альфы меня бесят, — парировал Гарри. — Именно, — продолжил Найл, доставая из пакета круассан и съедая почти половину за один укус. — Ты никогда не сможешь сделать то, что твой отец сделал с твоей матерью. Гарри задумался на мгновение: воспоминания о родителях, в которых они постоянно грызлись, хлынули наружу. Почти всю свою жизнь он не мог понять, как двое людей, которым буквально суждено быть вместе, могли так сильно ненавидеть друг на друга. — Я правда это имею в виду, — сказал Найл, когда ему, должно быть, стало не по себе от тишины. — Ты можешь представить себя, делающим что-то из того дерьма, через которое заставил вас пройти твой отец, по отношению к Луи? Луи. Голубоглазый милый мальчик, который покорил весь его мир. Тот, чей смех заставлял его желудок скручиваться. Тот, чьи поддразнивания заставляли его щёки краснеть. Тот, кто напомнил ему, что киномарафоны — гораздо лучший способ провести субботний вечер, чем пролистывание недельного отчёта о продажах за бутылкой виски. Нет, Гарри не мог себе представить, что он повторит поведение своего отца. Даже когда Гарри был невероятно сильно раздражён из-за омеги, он даже подумать не мог о том, чтобы сделать или сказать что-либо из того, что делал его отец. — Нет, — его голос прозвучал так тихо, что он сам почти не услышал его. — Нет… я думаю… я думаю, я бы не смог. Пара друзей наконец достигла перекрёстка, где они разошлись по своим квартирам. Они остановились лишь на минуту, когда Найл протянул руку, похлопав друга по спине. — Не знаю, что тебя тогда останавливает, приятель.