между мирами, eternity

два месяца спустя,

начало ноября

«Сколько бы я не искал себя — никогда не найду. Потому что себя нужно создавать» — это было единственное, что Стайлз вынес из собственных бесполезных страданий. Из бессмысленных попыток воссоздать образ «омеги». Он ездил к отцу и сердце сжимало тисками. Но это было не сердце «омеги», а сердце Стайлза. Ему было больно: скупые объятия, беспечная непринужденная болтовня о «терках» в яхт-клубе и «стариковских» коктейльных вечерах. Он выглядел таким же. Широкая теплая улыбка, доброе похлопывание по плечу. Но он был другим человеком. Он был чужим. Лидия, что в принципе было в её духе, дулась полторы недели, а потом забыла: ей стало скучно, она, как ни в чем не бывало, продолжала «дружить» со Стайлзом. Она была человеком, который мог в один момент целовать и боготворить тебя, а в следующий пройти мимо, не замечая твоего существования. — Боже, Стайлз, это же та самая кофточка, которую ты хотел! Циннвальдитово-розовый, идеальный крой. Тебе сядет, срочно меряй. Стайлз понятия не имел, что это за цвет, что это за крой, что это за магазин. Ему было уже всё равно. Он устал. За первые два часа они обошли все брендовые марки в торговом центр, но, выйдя на улицу, Лидия устремилась к следующему, даже не дав Стайлзу спокойно выдохнуть. Стилински уклончиво игнорировал тот факт, что Лидия упорно пыталась его чмокнуть в лифте на глазах у собственной личной охраны. Хотя те уже ничему не удивлялась. Стайлз тайно этому завидовал. Легкая рубашка с открытым торсом и тоненькими бантиками вместо пуговиц смотрелась на удивление неплохо. Нежно и эротично, что было редкостью для подобной одежды — она обычно выглядела незрело и пошло. Лидия восхитилась и приказала брать. У парня был один пакет с классными пушистыми зимними кедами и шапкой с красным помпоном для Эли, теперь ещё один с этой продырявленной рубашкой, которую он забросит вглубь шкафа и скорей всего никогда уже не наденет. Мартин же, если не могла выбрать цвет кофточки, брала сразу три. Она считала своим долгом купить что-то в каждом магазине, куда они заходили. Как будто ей этика не позволяла расстраивать консультантов модных бутиков. За ней шел конвой охраны, несущий десятки пакетов её покупок. — Знаешь, складывается ощущение, что ты решила одеть целую рать. Ну на маленький батальон наверное хватит, — уже не скрывая непонимания, настойчиво спрашивал Стайлз, — Куда тебе столько? Лидия загадочно улыбнулась и, демонстрируя золотую кредитку, постучала красивым и аккуратно наращенным ногтем по имени обладателя в нижнем левом углу. — Нас в семье семеро. Я и моя шестерка. «Джексон Уиттмор». Стайлз видел, что у Лидии на безымянном пальце тоже было кольцо, но сильно сомневался, что это мог быть Джексон. В конце концов Стилински надеялся, что кольцо было бижутерией. Ведь странная вырисовывалась картина: две замужние омеги бегали друг у другу налево. Парень усмехнулся и покачал головой. Лидия радостно улыбнулась и направилась к следующему ювелирному бутику. «Лидию не изменить» — театрально закатив глаза, Стайлз поплелся за ней.

***

Зато с Эли не нужно было искать себя. С ним Стайлз мог быть настоящим. И ребенок всегда отвечал искренностью. Несмотря на свое изначальное недоверие, Дерек вскоре стал спокоен к их совместному времяпрепровождению. Возможно он подозревал, что Стайлз не хочет общаться с ним. Но хочет с сыном. Эли каждый раз восторженно ждал похода в кинозал, но после первых двадцати минут мультфильма, когда заканчивался попкорн, он усталой лужицей расползался по креслу. Они выходили из развлекательного центра, и в нем просыпалось второе дыхание: он нападал на магазины игрушек, гонял голубей на улицах, собирал с земли последние сухие листья и желуди, впадал в дикий восторг при виде цветастых каруселей или первых украшенных елок в витринах гипермаркетов. Под непрерывные чихи Дерека, Эли вручил Стайлзу маленького серого котенка, которого подобрал, одинокого и замершего, на улице и не смог оставить на вилле из-за аллергии отца. Эли нарек котика Халвой и с сожалением сплавил его в лофт папы. Зато теперь Стайлз жил не один. Эли оббежал по второму кругу все комнаты и вернулся на кухню, где Стайлз на медленном огне плавил сливочное масло с медом, корицей, цедрой апельсина и имбирем. Маленького альфу удручал вид «грустного, длинного, бесснежного» ноября, так что для поднятия настроения они решили вместе испечь рождественские пряники. Уронив под недовольным взором Халвы на пол пакет муки, который разлетелся по лофту облаком белой пыли, Эли ойкнул и виновато поджал губы. Котенок грациозно покинул образовавшийся бардак, Стайлз улыбнулся и предложил Эли поискать вторую, ещё не начатую пачку. — Ой, а у нас в нижних ящиках лежат кастрюли всякие, — омега бросил взгляд на Эли, озадаченно глядящего на испорченный макет, который был спрятан под кухонную гарнитуру, и быстро закатил поддон ногой обратно в шкафчик. Эли успел к тому моменту ускакать, — А, всё, я нашел! Оставив на белой тропинке муки следы от носков, Эли, покачиваясь, достал тяжелую пачку из бумажного пакета и формочки для печенья. — Я же говорил, что буду помогать! — широко улыбнувшись, Эли неуклюже плюхнулся в облако мучной пыли, свалившись под тяжестью пакета, и повлек за собой миску с глазурью, — Упс…

***

Кампус был залит солнцем. Полумертвые, иссохшие, голые ветки освещались яркими лучами пленительного счастья. Солнце светило, но уже не грело. Оно было слишком ярким и лишним, как жизнерадостные, пестрые, искусственные цветы на сером безжизненном кладбище. Так что ноябрь действительно выглядел странным. «Важно не то, что сделали из меня, а то, что я сам сделаю из того, что сделали из меня» — рассматривая депрессивный пейзаж, Стайлз предавался философским рассуждениям. Вообще-то «омега» по идее закончил высшее образование, однако, как понял Стайлз, проходил после него еще два года магистратуры на «внутреннего архитектора», то есть на дизайнера интерьера помещений. Он не понимал, на кой тогда сдались предметы, которые он и без того вроде как изучал пять лет? «Омега» Стайлзу в обучении решил не помогать. Парень считал, что он в принципе справляется неплохо (для человека, который, блин, даже до выпускного не дожил). Однако в начале года по шокированным взглядам преподавателей, полных непонимания, задающих вопросы «Ты же шутишь?», Стайлз понял, что всё же не дотягивает (и это учитывая то, что «омега» настойчиво игнорировал всё прошедшее обучение). Он не рассчитывал на 90 баллов. Ему бы получить свои 60 на сдаче в зачетку и успокоиться, сосредоточившись на более важных предметах. А вот Лидия совсем не парилась. Все на потоке знали, что в прошлом году за дополнительную плату преподаватель сам слепил ей и диплом, и планшет для него, и речь написал — ей оставалось на сдаче всё зачитать и улыбнуться. Стайлз же был осведомлен, что Джексон нанял ей личного «архитектора», который вместо Мартин выполнял все задания в университете. А Стайлзу приходилось мучиться. Аккуратно прикрепив последнюю деталь к макету, Стайлз облегченно вздохнул. А потом наблюдал за тем, как под её весом все остальные пласты его здания расклеились по швам и медленно, но верно, стали крениться в неизбежность. То есть со стола на пол. Парень сидел после пар в библиотеке, соединенной стеклянным коридором с кафетерием. Здесь были удобные столы, мастерская с материалами через два стеллажа и кофе за углом. Сегодня Стайлз собирался этот макет доклеить и сдать. А теперь что? Выкинуть его? Тащить на метро домой? Чтобы что? Разобрать и клеить заново? Нещадно ища пути обхода, омега придумал неплохую схему: он создавал модель в 3d-Max, закидывал в V-Ray и по отрендеренным картинкам клеил макет. Получалось функционально, и на том спасибо. Омега, заметив накрывшую его тень, перевел взгляд на человека, заслонившему ему лживое ноябрьское солнце. Это был… Айзек Лейхи! Он, широко улыбаясь, придерживал рукой разваливающийся макет омеги, чем давал тому время для склейки. — Привет, я Айзек. Представившись, альфа протянул ему вторую свободную ладонь для рукопожатия. Стайлз нахмурился, но руку подал. — Стайлз. — Я знаю, — улыбнувшись ещё самодовольнее, ответил голубоглазый брюнет. Понизительный взгляд, однотонный джемпер, нескрывающийся красивую мускулатуру, кудрявые короткие волосы. — Звучишь, как маньяк. Догадавшись по злорадному выражению лица Лейхи, что он собирается на это ответить, Стайлз перебил его, не дав даже начать фразу: — И если ты сейчас ответишь «Я знаю», то на продолжение знакомства можешь не рассчитывать. Альфа усмехнулся и перевел сначала взгляд на грустный покосившийся прототип здания, а потом на макбук омеги. — Что это у тебя рендер с такой пугающей перспективой? — спросил он. «Пугающая перспектива ждет тебя, если будешь выделываться» — подумал Стайлз, но вместо этого ответил на его риторический вопрос: — Это разрез в аксонометрии. Проигнорировав чужой выпад, Айзек задумчивым, оценивающим взглядом прошелся по макету Стайлза. — Знаешь, почему он у тебя развалился? Смотри, ты второй этаж, с этим стеклянным залом и гигантской верандой, поставил на тонкие авангардные ножки, внизу присоединив к ним небольшой холл. Если бы ты так и оставил — было бы ещё нормально. Но ты сделал наверху купол с вантами. У тебя абсолютно неправильная тектоника. Это же элементарная техника палаццо. Что массивное — то снизу, что полегче — то наверх. В крайнем случае обратная тектоника, но у тебя какая-то жуткая смесь. Первый этаж — воздух, второй — мясо и третий — опять воздух, — загибая пальцы, Айзек начал снисходительное перечисление, — Во-первых, это грубая ошибка и зачет на сдаче тебе за этот макет не получить. Во-вторых, до сдачи он вряд ли доживет. И в-третьих… Наткнувшись на свирепый, тихий взор Стайлза, Айзек запнулся и заткнулся. — Ты че, пес? — скорее утверждая, чем спрашивая, шикнул Стайлз, — Оборзел в край? Ну-ка потеряйся. Айзек растерянно приоткрыл рот, словно рыба, выброшенная на берег, постоял, вскинув брови, развернулся и ушел. «Ванты-шманты. Я и сам вижу, что отстой полный, зачем это подчеркивать? Как в том мире придурок, так и в этом» — скучающе заключил омега, бросил болезненный взгляд на полуживой макет и начал собирать вещи, попутно рассуждая, в какой из мусорок куча пенопласта будет выглядеть менее заметной. Омега вздрогнул, когда с другой стороны, как бы невзначай, к нему подошел Айзек с всё той же хитрой, самодовольной улыбкой, держа при этом в руках два стаканчика с кофе. — Наверное, мы не с того начали, —улыбнувшись, он протянул омеге стаканчик и коротко подмигнул, — Привет, я Айзек. — Наверное, мне показалось, — демонстративно покрутив перед лицом альфы обручальным кольцом, Стайлз отвернулся от надоедливого парня, — Кофе оставь себе. Он еле привык к своему «новому» телу. Но привыкать к такому Стайлз не хотел. — Да ну, все же знают, что ты давно верность своему мужу не хранить, — Стайлз чуть не задохнулся от возмущения, Айзек же произнес фразу совершенно легким, будничным, непринужденным тоном, — Да и плюс от тебя месяца два не пахнет. Вот ты и бесишься, потому что в течку один. Стайлз зарделся не столько от смущения, сколько от праведного гнева. Он был готов влепить альфе оплеуху. Айзек был прав, Стайлз узнал, что такое течка. И он её еле пережил. Когда из тебя непрерывно течет, как при длительной, медленной, болезненной эрекции… когда ты хочешь запихнуть что-то в задницу… и ты даже знаешь, кто бы неплохо подошел на эту роль… черт. Чередуя двухдневное лежание на белом японском диванчике перерывами на ледяной душ, Стайлз провалялся дома ещё неделю, ненароком заработав ларингит. — Ты, — тихим, яростным, ледяным тоном рыкнул Стайлз, — Да пошел ты. Пес. «Почему именно пес? Потому что он сукин сын и псина сутулая. А ещё потому что не догадается, какая под этой кличкой скрывается ассоциация» Айзек примирительно поднял руки, мол, сдаюсь. Снова улыбнулся и, встав из-за стола, направился вглубь библиотеки. Он был из ряда людей, которых невозможно было смутить. Они признавали свое поражение так же легко, как шли по жизни, ведь они её хозяева. Они не придавали особого значения всему, что случается. Они непоколебимы. Мобильник, лежащий на столе, зажужжал. От незнакомого абонента пришло сообщение. Открыв его, Стайлз увидел фотографию Айзека, стоящего между стеллажей, с наложенной поверх лица маской грустного щеночка, и показывающего пальцем на омегу, который сидел на заднем плане за столом. Стайлз оторвал голову от телефона, нашел взглядом альфу и показал тому фак. Новая фотография была с той же умилительно грустной мордочкой щеночка, но с грозным омегой на фоне, рисующим в воздухе неприличный жест. Стайлз сокрушенно выдохнул и подписал новый назойливый номер в списке контактов: «Пес». Он архивировал всех людей, которых не мог вспомнить. У него осталось трое: отец, Лидия и «Хмырь озлобленный», переименовать которого рука не поднималась. Теперь ещё и «Пес» будет. «Хмурый волк, назойливый пес. Скоро соберу зоопарк» — подумал Стайлз и захлопнул макбук.