между мирами, eternity

Стайлз опускает голову на подушку. Неудобно, но всё же засыпает он почти сразу. С тяжелой головой, с мокрой от соленых слез кожей, с мыслями, смытыми бурей нервного срыва.  «А он, мятежный, просит бури, как будто в бурях есть покой…» Он погружается в беспробудный сон. 

***

воспоминание 

Светский вечер: приглушенные огни освещения, услужливые, мельтешащие повсюду официанты, искусственные натянутые улыбки таких же двуличных людей, показная демонстрация богатства посредством лоска, брендов, посредством «хороших» знакомств и красивых «спутниц».  И Стайлза трясло. Он не мог поверить, что был так глуп, чтобы не заметить, что сам являлся «спутницей». Он никак не относился к этому вечеру, но он тут как-то оказался. Вместе с ним. Альфа. Красивый, богатый, популярный альфа… он просто использовал его в качестве трофея! Демонстрировал его другим, мол: «глядите, вот та самая молодая модель, взорвавшая рейтинги и дико набирающая популярность! И эта красотка со мной, видите. Она выбрала меня. Я достаточно крут и богат, чтобы меня выбирали те, кого хотят все!» Это был самый отвратительный вечер, какой он только мог себе представить. Все альфы козлы. Сославшись на необходимость «припудрить носик», омега слинял от этого выродка. И не собирался возвращаться.  Ему было дико обидно. Эта боль была хуже боли предательства или измены. Потому что его даже за человека не считали. Просто ходячая привеска к «классному» альфе.  «А папа сказал, что отличный вариант. Конечно, ему бы только партию повыгодней найти!»  Полупрозрачные шелковые шторы, отделяющие главный зал от террасы, стали для Стайлз внутренней перегородкой между высшим светом, и новым светом. Точнее темнотой. Омега выхватил у проходившего мимо официанта бокал просекко и плавно выпорхнул в поздний вечер. Прохладный ночной ветер гулял по открытому балкончику, над головой бледно светили едва заметные звезды.  Стайлз с содроганием смотрел на омегу и понимал, что тот совсем ещё ребенок. Точно тот возраст, в котором был Стайлз, когда… умер. Немного наивные, черты его лица еще не обрели взрослую остроту: кукольные глазки, персиковая кожа. Ему не больше 18-19 лет, но он уже погружен в хищный взрослый мир. Ветер играл с мягкой шелковой блузкой, норовя залететь под длинный вырез на спине. Темно-синяя ткань свободно оплетала тело, создавая ощущение наготы, и являлась причиной бесконечных липких провожающий вслед взглядов, разглядывающих невообразимое ожерелье, что бриллиантовым дождем рассыпалось по его нежной коже открытой спины. Как приоткрытой тайны.  Стайлз одевался неброско, по сравнению с другими омегами, но даже свободные черные брюки, подчеркивающие длинные ноги, не спасали от внимательных глаз. Поставив бокал на широкие каменные перила, омега облокотиться и закинул голову к небу. Он уже давно не хотел быть тут. Он хотел быть где-то там. В безжизненной космическом пространстве, спрятавшись за бесконечные мириады звезд.  Он нервно закусил губу, стараясь не дать слезам обиды прорваться наружу.  Краем глаза он заметил молодого мужчину, по которому явно читалось, что он собирается подойти знакомиться. Элегантный смокинг, подчеркивающий спортивную фигуру альфы, был завуалированным криком о хорошем вкусе: дышащая плотная ткань, явно дизайнерский крой, несколько акцентных деталей, даже пуговицы выглядели дорого. Но всю красоту костюма затмевал сам альфа. Мужественное классически красивое лицо с шармом хищника, лидера, но с совершенно добрым и искренним взглядом светлых зеленых глаз. Улыбка. Самая проницательная и душераздирающая. Омега закатил глаза, ведь у него в голове начинался шаблонный, давно заученный, циничный анализ: одет дорого, но не броско (что служит знаком очень хорошего достатка), красив собой, знает это, но не самодоволен (что служит знаком хорошей самооценки или же воспитания), яркие, добрые глаза… пронизывали сердце насквозь.  — Прекрасной омеге сердечный привет! — он искренне улыбнулся и коротко подмигнул.     У омеги побежали по коже мурашки. И это был не холод. Это был его баритон. И его добрая усмешка.   — Прекрасной омеги здесь нет! — в тон ответил Стайлз, вспоминая рифмованные строчки из «Фауста». Он заметил, как удивленно вскинулись брови альфы. Он продолжил с недоверчивой улыбкой:  — Я провожу Вас, если смею?  — Домой одна дойти сумею, — отчеканил Стайлз, театрально отведя взгляд.  Альфа рассмеялся. Омега отвернулся.  «Да, он однозначно хорош собой. Красив, умен, обеспечен и так далее… но у меня там как бы ещё не брошенный парень где-то ходит. Какая досада» Он покачал головой и, поджав губы, ответил: — Я не ищу знакомств, извините.  — Не сочтите за грубость или циничность, но в наше время большая редкость встретить молодого человека столь красивого и при этом образованного, —мягко улыбнулся он, протянув ладонь для дружеского рукопожатия, — Так что я не буду против подождать Вашего «поиска знакомств».  Омега усмехнулся, но руку все-таки подал.  — Дерек, — коротко поцеловав тыльную часть кисти омеги, представился мужчина.  — Стайлз, — медленно проговорил омега, стараясь скрыть легкую дрожь и подкашивающиеся коленки.  Его бросало в жар от одного взгляда этого альфы. Тот же успел обратить внимание на глаза омеги, что были на мокром месте, и на полупустой бокал просекко, по стеклянным стенкам которого медленно ползли вверх игристые пузырьки. — Кто так испортил вечер прекрасному омеге, что тот решил в одиночестве утопить его в бокале просекко?  И эти слова стали спусковым крючком. Стайлз вздрогнул, не удержал слезы. Медленно, одна за другой они тихо побежали яркими камушками по его персиковой коже. Альфа насторожился и, явно пожалев о сказанном, приподнял омегу одной рукой за оголенное плечо. Плечи дрожали. — Утопить вечер или того, кто испортил его? — сквозь слезы, стараясь как-то разрядить атмосферу между ним и совершенно незнакомым человеком, прошептал Стайлз.  — Со стороны мести гораздо логичнее было бы утопить оппонента, — попытавшись перевести всё в неудачную шутку, усмехнувшись, произнес альфа, — Представь себе заголовок: причина смерти — утонул в игристом вине.  Стайлз рассмеялся сквозь слезы. Альфа снова улыбнулся. Это было прекрасное чувство. Как будто кто-то вытягивает тебя из пурги в теплый дом.  «Мы познакомились в странных обстоятельствах. Но тогда я подумал, что нас свела судьба, не иначе»

***

Шаг на стеклянный пол элитного ресторана, когда под ногами плавали цветные экзотические рыбки и он нежно держал за руку, стал первым шагом в новый мир. В мир, который заменил он. Он идеален. Не хватит слов, которыми можно описать человека, которого ты любишь. Не хватит слов, чтобы рассказать про самое лучшее чувство — ты любишь и ты любим в ответ. «Два месяца лучшей жизни. Два месяца, когда я выпал из своей жестокой реальности, из мира моды, где соперники рвут друг друга на части, жестоко, ради каких-то выдуманных целей во имя мизерных корыстных интересов. Из мира, где тебя видят как средство, как ресурс, которым можно воспользоваться» Он был не таким. Он видел в Стайлзе Стайлза: человека, личность, его омегу, как угодно называйте! Молодой независимый альфа, начинающий преуспевающий бизнесмен. Всё время вместе, общие интересы, вместе в музей и в театр, вместе гулять и в кино. Они даже в один и тот же книжный клуб были записаны! Альфе не стыдно знакомить своего омегу с друзьями, он даже познакомил его со своей семьей. Тонкие осторожные пальцы, как копья, ищут сердце под футболкой, норовя вырвать свою-чужую любовь. «Он как будто вылез из ромкома 2000-х», — с укором думает Стайлз. На выходных он летит в ним в командировку в Майями. Пока тот на переговорах, Стайлз ждет его, греясь на теплом песке, на солнце, при люксовом отеле. Загар, океан, ужин вместе, повтор. Остроносые туфли натерли ноги. Стайлз несет обувь, а Дерек несет его. «Хотя чаще всего я нес ему влюбленный бред, а Дерек мне — чувство защищенности. Мне даже не нужно было ничего говорить. Счастье глупо и безмолвно» И к тому же оно недолговременно.

***

Две полоски. Четыре переделанных теста, и всё те же две чертовы полоски. Самая глупая и безответственная ошибка, которую можно было допустить. Сколько раз он говорил Дереку, что он принимает таблетки. До того, как начал принимать, они всегда предохранялись! В голове скользит мысль о том, что нужно было бы посмотреть срок привыкания к препарату и время начала действия. Стайлз гонит из себя всё, что может привести к самому отвратительному, ужасному выводу: он облажался. «Я испорчу себе карьеру… но это не важно. Мне нельзя рассказывать об этом Дереку. Он подумает, что я его использовал, что я его обманул. Он же рассказывал, как презирает двуличных омег, которые лезут к нему за наживой. Он же меня теперь возненавидит!» Стайлз опять плачет. Он не может удерживать эмоции внутри себя. Он трясется, набирая номер. Отец. Короткие гудки в трубке. Если он даст добро, если он даст денег на аборт, если он скажет свое твердое «да». Боже, хоть бы он его сказал! И никто не узнает. И всё будет хорошо. «Всё будет, как прежде» Стайлз боялся думать, что внутри него что-то живое. Он предпочитал ограничиться мыслью, что в его животе просто сгусток крови, клеточное новообразование, которое удалит добрый доктор и о котором омега забудет раз и навсегда. Стайлз слышит твердое отцовское «нет». Он чувствует приближение панической атаки. Это «нет» отрезает ему доступ к кислороду. Это «нет» ломает его жизнь напополам. Навсегда.

***

Стайлз чувствует себя добычей, посаженной между двумя хищниками на дележке. «Чтобы не сбежал», — нервно хмыкает он и ловит на себе сразу две пары неодобрительных глаз, —«Какого черта альфы из всего устраивают бюрократию?» Стайлз, поджав губы, перевел болезненный взгляд на Дерека. Альфа был бледным, нервным, чуть не дрожал. Он старался не ловить на себе взгляд омеги. Он был потрясен и потерян. Но к тому же он был взрослым. Он с готовностью принимал ответственность. Свадьба? Да, конечно, я понимаю, что подумают люди. Репутация компании? Да, разумеется, я не допущу слухов, конечно я всегда поддержу Вас в финансовом плане. Он знал, что отчасти это и его «вина». Это и его «бремя». — Принимай мою фирму за лихое приданное. Либо принимай за что хочешь, — хищно улыбнулся отец. Дерганый Хейл рефлекторно улыбнулся. «Знал бы он тогда истинное значение слов — бежал бы, не оглядываясь. Лихое приданное — отнюдь не смелое, неожиданное или бойкое. Лихое приданное было злым, приносящим тяготы и беды»

***

Услышав последние слова «омеги» Стайлз вскочил с ковра, как ошпаренный. Проснулся так резко, что потемнело в глазах и закружилась голова. Удивительно, но ни шея, ни спина не отозвались болью. Видимо привыкли ко сну на полу. Выйдя на металическую пожарную лестницу, очевидно заменяющую местным жителям балкон, Стайлз задумался о том, что он вспомнил. Как будто во мне подсознание «омеги» заработало на всю катушку. Неужели в этом мире его отец был отрицательным персонажем? Что значила последняя фраза? Что за подвох с фирмой? Почему только внеочередные темы для размышлений? Одни вопросы, никаких ответов. Стайлз зажмурился в попытке воззвать память к новым воспоминаниям. Ничего. Со стороны воссоздавшаяся история была печальной. По всей видимости именно Эли стал главным препятствием в отношениях между Стайлом и Дереком. Стайлз никогда не задумался о том, как быть родителем. Тем более, он не задумался о том, что когда-то им станет! Он не читал книг о детях и их воспитании, о поведении и о решении конфликтов. Но он помнил своих родителей. Недолго с ним была его мама. Он её любил. Она любила его. А ещё Стайлз безмерно любил своего отца. Его родители были лучшими. Он помнил о том, как воспитывали его. О том, как их семья была счастлива до болезни мамы. И он мог попытаться найти подход к Эли, используя всё, что помнил о своем детстве. Ведь складывалось ощущение, что именно Эли является краеугольным камнем истории «омеги» и Дерека. Неужели первые слова «омеги» о «змее» были про Эли? Или про отца Стайлза?