Ты на прицеле

Феликс просыпается, когда за окном уже темно. Плотные шторы закрыты не до конца, в комнате пахнет клубникой и травами. Он пытается потянуться на кровати, но сдается с первой же попытки, потому что ломает все тело ужасно. Ли чувствует, как тянет правую ногу, откидывает одеяло и смотрит на белый, пропитанный за время сна бинт. В голове всплывает все, что мозг хотел отчаянно выбросить. Он еще раз оглядывает помещение, не узнавая ни угла в темной комнате. Кровь, драка, попытки доползти с куском стекла в ноге, плачущий навзрыд от боли Чонин и дом Хенджина. Последняя сцена падения в руки на белый плащ и кромешная тьма. Феликс осторожно поднимает тело с мягкого, как перина, матраса. Он видит рядом с изголовьем костыли, подхватывает, и наконец пытается двигаться по комнате. Дорогая черная мебель, серые стены и ваза цветов на тумбе. «Будто помер» — отмечает у себя в голове быстро, стараясь привыкнуть к костылям. Филенчатая дверь медленно открывается, пропуская знакомую фигуру. Сынмин на носочках тащит поднос, не поднимая глаз с жидкости в тарелках. Он тихо ругается, медленно опускает все на столик и только потом замечает пустую кровать и стоящего поодаль Феликса. Тот смеется, прикрывая рот рукой. — Как ты себя чувствуешь? Как нога? — Ким выглядит обеспокоенным, но сарказма от него не отнять. Он отзеркаливает позу больного, высмеивая неопущенную бинтованную ногу. — Жить буду. Спасибо, — он крутит головой в попытке увидеть еще кого-нибудь из своих, — Где остальные? — Волки внизу, можем спуститься, Хенджин собирает всех в переговорной. Наши в комнатах, слева от твоей, к сожалению, моя, — Сынмин изображает рвотный позыв, быстро ретировавшись обратно к двери, — Чего ждем? Феликс тащится как черепаха. Когда Киму наскучило передвигаться по ступенькам со скоростью метра в час, он ловко хватанул парнишку, помогая спуститься намного быстрее по крученной лестнице. В переговорной сидят почти все, не хватает только красной копны по центру. Волки улыбаются ему, Сюэлон молчит, все в своих мыслях. Чанбин сверлит взглядом Минхо, который не спускал с него глаз с самого приезда, Чан, сложив руки на груди, оглядывает столешницу в попытке найти хоть одну царапину, а Чонин нервно жмется на бархатном кресле, стараясь игнорировать не самые приятные шутки Сынмина. Здесь неудобно всем. Сюэлону, потому что их жилплощадь делят калеки, а Волкам, потому что на них на самом деле смотрят волком. Резная дверь позади открывается резко. В комнате появляется приятный ветерок — как оказалось, входа сюда два, и один с улицы. Хенджин стучит каблуком по паркету, двигаясь к законному месту. Он тянет на себя ящички, достает стопку бумаг, осматривает присутствующих и выдыхает болезненно и устало. — Доброго вечера, — Хван откашливается, не замечает ответа и морщится, — Я рад, что ты пришел в себя, Феликс, — он чеканит каждый слог, ударяя по ушной раковине, и видит косые взгляды как своих, так и чужих, устремленные четко в заспанные глаза Ли, — два дня назад Волки лишились крыши над головой. Пункт три соглашения — обеспечение безопасности. Хочу сказать, что как бы тяжело кому-то из присутствующих не было, мы обязаны помочь. Чан? Феликс зажмуривается. Два дня. Он провалялся два дня, оставив свой отряд почти врагам, и даже носом не повел. Грудная клетка истошно ноет, не давая сконцентрироваться на тяжелых веках, попытке слез вырваться наружу, он ведет пальцами по коленке, потряхивая единственной здоровой ногой. — Я не главный. Енбок вступил на должность, которая была по праву его. Крис мнет пальцы, потягивает ноющую спину и оглядывает помещение. Он цепляется взглядом за кучу стеллажей с папками, за три крупных черных сейфа, за ничем не шарпаные обои, успевает коснуться глазами за каждый целый угол и даже за узоры, вырезанные на деревянных вставках, но упорно не реагирует на непонятные никому вздохи всех членов Сюэлона. Он не сообщал о смене руководителя, не выносил церемоний, не показывал его нигде кроме единственной встречи. И единственное, что заставило пойти тогда к Хенджину — безысходность и убеждение Феликса, что все будет в порядке и они помогут. — Хорошо, Феликс? Твой ответ? Хван теряется после слов бывшего главаря Волков только на секунду. Ему ничего не говорили, Стрелы писали письмо на имя Чана. Слишком много секретов. Имя, главный, странные заявления, неясная причина. Все было пугающим, потому что Феликс, который считался причиной Хвановского воздыхания, таил от него все, не намекая даже на самые очевидные факты. — Ты предлагаешь остаться у вас? — Временно. Ищите жилье, но до этого момента наш дом — ваш дом. Комнат хватит, заодно попробуем разрешить вопрос с недавним нападением. Но Хенджин решил все еще в ту роковую ночь. «В старом мясокомбинате все еще пахло кровью. Здесь тянуло не самым приятным шлейфом кишков, резало глаза от химии и, тем не менее, без маски, перчаток, какой-либо защиты, Хван стоял в самом центре, засунув руки в карманы. Джисон ворковал где-то поодаль, не задавая лишних вопросов, только посматривая на свою будущую жертву. Вытащить идиота было самым простым делом на их памяти. Подвесить на металлические крюки — менее легкая задача. Заткнуть ему рот металлом, предварительно связав все конечности — противно. Так что кроме мыканий и беканий кусок мяса ничего больше не издавал. — Я вроде бы предупреждал тебя, разве нет? — Хенджин близко не подходил, чтобы лишний раз не запачкаться. Голый сальный мужик вызывал только усмешку — так жалко он выглядел. Хан покручивал в руках ножичек, периодические кидая взгляд на разложенные рядом щипцы и плоскогубцы. — Можно уже начать? — Джисон себя от ожидания почти извел. — Можно. Он быстро двигается к висячей фигуре, смотря в его испуганные глаза. Его руки медлят полсекунды, прежде чем на серый кафель падает отрезанная подушечка пальца. Даже через приличный кусок железки во рту слышно вой и плач, мужик дергается в попытке слезть с крюка, не оставляя попыток. — Я говорил, что снесу вам голову за любое касание к этому парню. Новый ошметок с дряблого тела слетает с более душераздирающим криком. — Я обещал, что бить будем наперебой. Ломается коленная чашечка. Хруст приятно изливается в Джисоновы уши. Он улыбается истерически, отмечая полное наслаждение этим процессом. Такие пытки — редкое событие для Сюэлона, но только в такие моменты Хан показывает свой максимум и не оставляет живого места. — Я прикончил вашего человека, сказав ваш следующий план действий. Вторая. Кажется, еще пару таких переломов и он потеряет сознание от боли и шока. — И туда не входило распускать руки на Волков. Ребро. Тяжелый лом ударяет со всей силы, звонко коснувшись костей. Джисон смеется. Его настоящее удовольствие — боль. — Вы меня ослушались, щенки. Второе. — И поплатитесь всеми своими жизнями. Позвоночник — Я вас уничтожу. Улыбка, схожая с сумасшедшей, растягивается на лице Хенджина быстро и гармонично. Он играет желваками, отрывисто дышит и касается яркой шевелюры рукой. Мысленно сравнивает будущее тело этого отребья с цветом своих волос и смеется. Громко, во все горло, как психически нездоровый. Он еще раз вспоминает тело Феликса на его руках, когда он почти не дышал. Как он донес его на себе в свою комнату, положил на белоснежные простыни, как стирал с него кровь и почти плакал. Он боялся, что потеряет. Хенджин тогда аккуратно доставал огромный кусок стекла с ноги, Сынмин зашивал критически долго. Хван трясся как девчонка, будто никогда не видел ран. Он стирал с лица грязь, смешанную с кровью, гладил его руки, шептал молитвы и надеялся, что Бог есть. Тогда он понял, что ни синяка не потерпит на ангельском теле. Он поклялся, что будет убивать каждого по отдельности до ужаса долго, пока не успокоится и не заткнет эту дырку. Сейчас его истошный, болезненный смех казался рычанием. Больной, сошедший с ума. По Феликсу, по голубым волосам, ярким веснушкам и шоколадным глазам. Хенджин садится в кресло, поправляя на лице белую маску. Джисон притащил калеку на стоматологическое кресло, пришил ему расширитель к стенкам рта и довольно теперь наблюдал за происходящим. Джисон был больным. Любил издеваться, пытать, убивать. Он искренне удовлетворялся криками тех, кого мучает. Но обиженный, злой Хван Хенджин — кумир Хана. Красноволосый тянет щипцы ко рту, теперь отчетливо слыша плач и крик мужика. Он пытается дернуться тем, чем возможно с поломанным позвоночником и ребрами, но кожаные ремни с шипами добавляют экстаза в глаза мучителей. Ловко схватив передний зуб металлическими клешнями, он тянет на себя, с силой и без анестезии выдирая с куском десны. Больше он не обращает внимания ни на попытки мольбы остановиться, ни на полуживые крики. Только крутит картинку Ли, болезненно падающего на его руки, и возвращается к выдиранию каждого зуба.» — Это очень лестно, но мало нам подходит. Организациями мы дружим. На бумагах. Но я не хочу подвергать своих людей вашему буллингу, — Феликс покачивается вперед. — О каком буллинге речь? Если бы вы нам настолько не нравились, мы бы вряд ли пустили вас на порог дома, — Сынмин складывает руки на груди, явно обижаясь. Несмотря на холодную натуру, он всегда помогал. Ходил к голубоволосому в комнату по три раза на день, меняя бинты и проверяя шрамы. Хотел помочь. Помог. — Я не испытываю негативных эмоций ни к кому из Сюэлона, но надо понимать, какой риск это для вас. Вы уверены, что к вам снова не припрутся Стрелы и не спалят теперь ваш дом? — Хенджин на такие заявления только усмехается и закидывает обе ноги на черный стол. — У нас хорошая система защиты и люди по периметру, мышь не залезет. Не надо переживать о нашем положении, о вашем нынешнем местоположении знаем только мы. И друг Сынмина. Минхо вскидывает брови, устало крутит пальцем по столешнице и закатывает глаза. Надоело скопление людей и безрассудство Хвана. — Нам нужно обсудить это отдельно, примем решение завтра. Хенджин кивает, подавая рукой сигнал, что можно уходить. Он цепляет Енбока за краешек домашней рубашки, попросив задержаться. Старший Ли замечает странный жест, но оказывается ухваченным Джисоном. Из переговорной выходят все — уставший, почти неспавший Чонин, проныра-Чанбин, покусившийся на местную кухню и явно недешевые блюда, и бледный как смерть Чан, пытающийся понять, что движет мальчишкой. Со предупреждал. — Как ты себя чувствуешь? — Хенджин поднимается с кресла, подходя к Феликсу максимально близко. Он откатывает кресло на колесиках, спускается на корточки и нежно потирает костяшки на руках. Ли дрожит. Хочет вытащить руки из теплых ладоней, хочет все еще раз обдумать, принять, но оставляет. Сжимает крупную руку в ответ и поджимает губы. Спину почти не тянет, нога перестает ныть. — Уже намного лучше, спасибо? — почти спрашивая. Феликс прикрывает веки и выдыхает. Дома. Сейчас он дома. В таком приятном опасном парне, очерчивая линии на его запястьях, рассматривая каждую точечку на идеально-кремовом лице. — Просто чтобы ты знал, никто не осудит тебя за отказ. И я не осужу. Я знаю как сильно натянулись отношения между всеми, какие эмоции это вызывает в твоих людях и моих. Я не осуждаю тебя за ложь и скрытые факты и не хочу упрекать в твоих действиях. Но самый правильный вариант — переждать. Здесь вы в безопасности, никто вас не тронет. Порой лучше забить на правила и постараться выжить, это ваша попытка. Мы разберемся со Стрелами, Сюэлон на вашей стороне. На бумагах и вот тут, — Хван тянет ладонь Феликса к своей груди. Он чувствует, как бьется сердце. Быстро, отчетливо и крайне красиво. Красноволосый поднимает запястье выше, оставляя кроткий, но безмерно важный поцелуй на тыльной стороне ладони, — Я не тороплю тебя. Но знай, что ты мне интересен не только как союзник. Никогда не был. Хенджин устало опускается на Феликсовы колени. Покоит больную голову на теплых бедрах, сдерживая поток скопившихся слез. Никто не поймет его эмоции сейчас, когда Ли жив, он рядом и больше не истекает кровью, не оставляет за собой дорожки черной смолы и не покрывает стенки заблудшим инеем. Парнишка пускает пятерню в красные волосы, аккуратно проводит по затылку, поглаживает макушку. Он тепло улыбается, замечая, как Хван расслабляется. — Я постараюсь сделать все, чтобы защитить своих. Но ни один пункт в соглашении ведь не говорит о том, что вы должны нам помогать, я прав? — У меня свои правила, мне не писан закон. *** — Мы все должны усвоить одно, Стрелы не отстанут от нас сейчас. Нам нужно время на восстановление и новый кров. Хотя бы гараж. У нас погорела вся наличка, мы успешно просрали все документы. От нас осталось только имя, и то не уверен, что уже заслуженное, — Ли подпирает подбородок рукой. Костыль, мирно стоящий поодаль, с грохотом падает. — У нас есть другие варианты? Меня пугает эта собачка, — Чонин нелепо морщит нос, опуская брови. Сынмин от местного малыша не отлипает. Его интересовала игрушка Чана, которого держали закрытого от общества, не распространив даже имя. Волки о конфиденциальности позаботились на ура. Теперь, когда появилась возможность разгуляться, а коридоры наполнились новыми людьми, Минни, успешно прятавшийся в своей коморке, бесконечно «ошибался» дверью в свою комнату. — Сейчас это наш единственный шанс не подохнуть один за другим. У нас в арсенале инвалид, двое раненных и единственный с более менее трезвой головой. — Ты уверен, что хочешь остаться только потому, что это наш шанс на спасение? Феликс сглатывает. Больно и тошно, но глотает вязкую слюну и поднимает глаза на отца. В его глазах обида и грусть, тяжелая ноша и невероятный шрам от всего, что произошло. — Да, — слишком уверенно. И это правда. Он не думает, что найдет повода позажиматься с главарем Сюэлона, он рационально обдумывает всю информацию, поступающую в его пробитую голову. Если Хенджин и сыграл роль в его желании быть тут, то точно не основную. — Я так не считаю, — Чанбин мнет подлокотник, — но у нас на самом деле есть преимущества. Чана Хван уважает, я знаю. А остальные смотрят как на идиотов. И разве это важно? Пусть цапаются, не потакайте и все. Сюэлон всегда искал повод позадираться, что уж теперь. Если наши общие догадки верны, и Хенджин реально неровно дышит к Ликси, то проблема ли тогда наше явление тут? Переждем бурю, подлатаемся и ударим по ним, вот и все？- Со встает, двигается ногами к окну, впуская свежий воздух. Он блаженно выдыхает, когда слышит с улицы стрекотания. Неразумно. Каждый, сидящий в комнате, пытается использовать положение Хенджина, подбитое новыми чувствами. Феликсу неуютно, он чувствует себя использованным. Своими же людьми. Парень качает головой, но молчит. Тянет руку к мраморной пепельнице, вытряхивает пепел на тумбу и разглядывает внимательно. Он теплится в самом углу, на краю огромной кровати в своей временной комнате. — Я считаю, что мы плошаем. Как бы там не было, вы реально думаете, что, если мы сейчас просто пропадем, это не будет выглядеть так, будто мы просто решили слиться? Струсили? Вы не думаете, что это лишь новая волна, чтобы они начали наши поиски? — Сейчас рано думать о Стрелах, — Феликс басисто разрезает речь старшего, бездумно ковыряясь пальцем в сером пепле, — Мы не готовы сделать что-то другое. Пойдем в таком состоянии — верная смерть. — Ликс прав, надо думать стратегически, — Чонин убирает из рук плюшевую подушку, откидываясь на матрац рядом с Феликсом, — Надо подумать над планом и найти новое место для поселения. Можем ведь обратиться к нашим братьям старшим из Японии, нет? — Можем, но зачем? Деньги в долг брать не в наших интересах, ехать туда — тоже. Неизвестно, что будет послезавтра, мы лишились почти всего. — Значит, решено. Лечимся в логове Сюэлона и двигаемся к полю битвы. Ли спустя мучительный час нелепых диалогов остается один. Смотрит в белый потолок, переваривает все, что произошло. Стрелы отменяют бой, запланированный давно, в ночь приходят, чтобы спалить их всех к чертям собачьим и добивают сверху, оставляя пару живых мест. Волки сбегают к Сюэлону, Феликс спит добрые два дня, обнаруживает на теле бесчисленное количество синяков, шрамов и забинтованную ногу, а потом главный их недавних врагов целует его руки и лежит на коленях. Интересно получается. Та сторона, что людям не доверяет, кричит, что это мог быть и целенаправленный план Сюэлона, чтобы забрать последних сильных конкурентов и лишить Волков силы. Добрая — все это удачное стечение обстоятельств. Ли трет лицо, глубже впадая в поток мыслей, и прикрывает глаза. От чудесных, долгих раздумий отвлекает стук туфель за комнатой. Глубокой ночью, когда все уже спят, вряд ли кому-то есть дело до прогулок. Феликс невольно прислушивается к шагам, двигающимся явно к правой лестнице. Он благословляет всех Богов, когда вспоминает об открытом окне. Нелепо двигается к подоконнику, опирается на раму и пытается в кромешной темноте разглядеть того, кто подозрительно поздно меняет ориентир из кровати до асфальта. Ли видит высокую фигуру, отдающую какие-то бумаги охранникам, от него не ускользает блеск ярко-красного, и он тихо спускается ниже. Хенджин отклоняется назад, выглядывая что-то у входной двери, оттуда вприпрыжку бежит еще кто-то. Джисона выдала только бита с шипами и присущая только ему прическа с одной белой прядкой. Хван с Ханом торопливо садятся в машину, предварительно проверив что-то в багажнике. Это разглядеть за высоким забором уже не удается. Ли возвращается в кровать, стараясь игнорировать странный уезд, только подкрепляющий его мысли о скрытой вражде. *** — Я чертос два буду слушать твои бессмысленные бредни! Он мне не сдался! — Чанбин орет прямо под белыми дверьми в комнату Феликса. Парнишка от такого скандала с кровати почти слетает, наспех хватая костыли, дабы доскакать до выхода. — Ты больной ублюдок, прекрати мне заливать, я не идиот, я все вижу, — убийственно холодный голос Минхо рвет всю ниточку, протянутую ранее. Ли только успевает открыть двери, чтобы выбежать навстречу, как в проходе неожиданно появляется красная макушка. С явно недобрым взглядом. — Что у вас тут происходит в семь утра? На Хенджине только бордовый халат. Он еще не до конца открыл глаза после сна, его волосы, беспокойно разбросанные по плечам, больше походят на гнездо, а в правой руке покоится расписной револьвер с меткой группы у рукояти. — Этот припадочный только что лип к Джисону и доказывает мне, что его он вообще не интересует, драная псина! — Лино голос повышает только на оскорблениях. Но резкая жестикуляция говорит о бурном порыве. Феликс только хлопает глазами. — Да пошел ты к черту, я просто завтракал! Он воды, блять, пришел попить, больной. — Если вы не закроете помойные рты прямо сейчас, я вырублю обе ваши черепушки, — Хван без капли юмора наводит прицел револьвера на Минхо, заставляя того развернуться и шуровать к себе в комнату, а потом меняет направление на Чанбина, который эту махинацию все-таки повторяет и удаляется. Хенджин опускает оружие в карман халата, замечая Феликса в проходе только сейчас. — Они разбудили тебя? — Ничего страшного, все равно пора вставать скоро, — Ли не успевает даже мысль толком закончить, как Хван прерывает его громко и четко: — Еще хоть раз одна тварь окажется около этой комнаты, я зашью вам рты и привяжу к батарее, — Хенджин разворачивает корпус ровно на опешившего Ли, старающегося переварить этот страшный крик на весь огромный особняк, — Если будет нужно — я переселю тебя на свой этаж, у меня тихо и никто не помешает, — он подмигивает ему, улыбаясь, быстро взлохматив голубую копну волос, и удаляется обратно, надеясь еще хоть час, но поспать. Феликс так и остается стоять в дверном проеме, хлопая глазами и окончательно просыпаясь. Когда здравый рассудок снова посещает светлую голову, он громко захлопывает дверь, двигается на костылях, как настоящий инвалид, к кровати и хмурится. Подозрительно заботлив, словно и не гроза Сеула, потрошившая людей как игрушки. *** Чонин медленно двигается по темному коридору второго этажа. Он проводит пальцами по каждой поверхности по левую сторону, напевая что-то себе под нос. Вместо ссор, криков и попыток усмирить непонятно-ведущего-себя-Феликса, Ян решается провести это время более продуктивно. Он изучил вчера каждый угол первого этажа, не забыв проверить все открытые двери, выяснить, где тут запасные и не очень выходы. Он проверил каждую клумбу на улице и нашел три не таких уж и скрытых тайника с оружием. Притараканив себе-таки один ножик, сделал вид, что его вообще здесь ничего не интересует. Точно та же операция сегодня ожидает его на втором, более закрытом этаже. И он не о краже ножей. Здесь не все коридоры подсвечены, далеко не каждая дверь поддается шпильке. — Чего ищешь, блондинчик? — поодаль стоит самая неприятная ему личность в доме. Чонин сжимает подол футболки, словно его поймали с поличным, и продолжает идти дальше, — Эй, погоди. — Чего тебе? — Исключительный интерес, что мелкая проныра ищет уже второй день, не пропуская ни угла в доме? — Сынмин близко не подходит, но сохраняет темп Айена. — Ничего не ищу, гуляю просто. — Не верю, меня ты не обманешь, — Чонин останавливается, не оборачиваясь на темную фигуру, — Ты пытаешься что-то разведать, но не хочешь говорить что. — Чего ты прицепился ко мне? Докучай своим, — парнишка снова добавляет себе скорости, скрываясь в правом повороте. Не с тем он в догонялки играет. — Абсолютно такой же, исключительный интерес. Прекращай рыскать. — А то что? Хенджину докладывать побежишь? — он едко выплевывает имя главного, снова куда-то сворачивая. — Больно надо, сам на тебя управу найду. Выбросят тебя отсюда, даже моргнуть не успеешь. Или что, к мамке так сильно хочется? — Сынмин ухмыляется, закусывая губу. Такая скудная агрессия его веселит. Смеху конец приходит также быстро. Чонин разворачивается к лицу Кима, замахивая не таким уж и маленьким кулачком ровно в челюсть. Минни напрягается. Он не лезет в драку еще раз, только сплевывает кровь на такой же красный ковер и поднимает глаза на мальчишку. Айен только не успокоился, заезжая тут же четко в нос, до хруста, и вытирает руки подолом. — Закройся, псина, пока я еще раз не дал тебе по какому-нибудь другому месту. Чонин проходит мимо Сынмина, явно не ожидавшего удара. Ким смотрит в пол с расширенными глазами, приложив руку к носу, стерев только что потекшие струи крови. Он не знает, что сказать, сжимает кулаки, но так и остается стоять на одном месте. Не страшно и не больно. Пока этой ночью Хван с Джисоном выливали чан с кислотой на еще одного влиятельного человека Стрел, он кричал и трясся. Это было больнее. Едкие слова так сильно не ударят.