Дебютантка

Английская аристократия в волшебном мире всегда выступала оплотом традиционализма. Это проявлялось во всём, даже в мелочах. Вокруг Драко с детства бегало несколько воспитателей, он жил по строгому расписанию, и, конечно, ему прививали все привычки предков, которые могли быть уместны в нынешнее время.  Охота стала одной из них. Регламентировалось всё — от времени, когда мужчины на неё собирались, до одежды, которая должна была быть исключительно природных оттенков зелёного, коричневого или серого. Малфой же не мог назвать себя фанатом правил, к тому же, когда был ребёнком, он, как и все дети, регулярно пытался подорвать нерушимость обычаев, выворачивая их в свою пользу. Но ещё тогда он понял, что к ранним подъёмам и урокам фортепиано прилагается высокий социальный статус. На них с отцом в любом заведении смотрели с почтением и пытались всячески им услужить. В то время, когда Драко поступил в Хогвартс, он уже почти полностью перенял манеры Малфоя-старшего и старался доминировать над серой массой однокурсников; ну а охотиться Драко просто обожал.  Оружие в руках всегда ощущалось весомее палочки, а запахи леса, топот копыт по мокрой от росы траве и, наконец, гробовая тишина, предшествующая выстрелу, оказывали на него по-настоящему медитативное действие. Это выплеск накопленной на жизнь агрессии, справедливо заметите вы. Но вот вам ещё интересный факт: Малфой не верил в чудеса психологии. Он считал, что все люди по природе эгоисты и те, кто верит в обратное, рано или поздно получат по заслугам. Откуда ему это знать? Поверьте, у Драко были поводы так считать. Разумнее всего оградить себя от чрезмерно близких отношений, которые построены на полном доверии. Только в этом случае к тебе возвращается контроль над собственной жизнью. Так Малфой и поступил: после войны он отдалился почти ото всех своих школьных друзей, и даже сейчас, когда они возвращались с охоты в поместье, Драко держался особняком.  Он вёл лошадь немного впереди остальных, наслаждаясь открывающимися со всех сторон осенними пейзажами и ветром, который приятно обдувал лицо. Ещё каких-то пару месяцев, и всех этих жизнерадостных оранжево-жёлтых красок уже не будет: в Великобританию вернется привычный холодящий зимний мрак.  Малфой потянул за поводья, чтобы замедлить лошадь. Он так быстро пересёк лес, что его пальто из тёмно-зелёного твида покрылось пылью, а ткань брюк натянулась от напряжения, пока он прижимал лошадь коленями. — Решил отбиться от стаи, Драко? Повернув голову влево, Малфой увидел улыбающегося ему Блейза. Он ничего не имел против Забини, но, как и было сказано ранее, дружба не стоила рисков.  Они не были стаей, они были одиночками, волками, которые существовали вместе лишь из-за того, что родились на одной территории. В этом обществе отсутствовало понятие верности, а когда чего-то попросту нет, об этом даже не погорюешь. — Просто люблю скорость.  Скорость, риски, всё, что заставляет сердце биться чуточку быстрее.  — Подождём остальных? Тео, Флинт и Пьюси остались в хвосте, а на Нотте ещё и была вся добыча.  — Конечно.  Малфой начал цокать и гладить гриву коня, чтобы успокоить его. Говорят, животное чувствует характер наездника и перенимает его черты. Шторм, как и Драко, обладал весьма бунтарским нравом. Малфой ни за что не пожелал бы новичку оказаться в его седле.  — Ты пропустил самое интересное!  Крик Эдриана разрезал приятный шелест падающей листвы, и Драко не смог не скривиться.  Пьюси был напыщенным хвастуном и никогда не затыкался. Чем-то Эдриан напоминал его самого — до того как чёрная метка в прямом смысле омрачила его жизнь.  — Не сомневаюсь, что так и есть, — сухо произнёс Малфой. — Я как раз рассказывал парням, как гостил у твоей невесты и её сестры. Во рту появилась неприятная горечь, и Драко крепче сжал поводья в руках. Поверили? Конечно, он этого не сделал. Малфою было всё равно на то, с кем общалась Астория и тем более Дафна. Тут надо прояснить сразу две важные вещи.  Во-первых, Драко считал себя джентльменом, а потому никогда бы не стал разрывать договорённости сам. Но если бы это сделала младшая Гринграсс? Никаких возражений, Малфоя устраивало быть холостяком.  Во-вторых, у Пьюси не было пары. Его родители оказались чуть более прогрессивными и решили предоставить сыну право найти невесту самому. Если, конечно, поиск крупинки в мешке с крупой можно было назвать свободным выбором. Они все были одинаковые. — Как пообщались?  Эдриан немного ускорился и сравнялся с ним, чтобы ему было удобнее смотреть Малфою в лицо. — Расслабься, я выкупал у них картину Гажа для своей коллекции.  Ах это. Да, все чистокровные аристократы были падки на баснословно дорогие произведения искусства. Почему важна именно цена? Потому что Драко был уверен, что Пьюси волновало исключительно это.  — Поздравляю с приобретением.  Малфой правда пытался быть милым парнем, и люди зачастую ему верили. — А ещё я узнал кое-что интересное о мисс Дюэрр.  Это вышло непроизвольно. Обычно он себя контролировал, но тут Драко резко повернул голову в сторону Пьюси, даже не задумываясь о том, что мог выдать свою заинтересованность.  — Тебе это понравится! — вмешался в их разговор Флинт, хохоча где-то позади.  — Ты готов? — Эдриан выдержал театральную паузу. — Золотая девочка — девственница.  «Что?!» Шторм ощутил неладное и вдруг стал топтаться на месте. Драко пришлось отвлечься на мгновение и усмирить коня, но он был втайне благодарен за эту передышку. Впервые при общении с парнями Малфой почувствовал уязвимость, он даже не мог понять, откуда та взялась. — Что за чушь? Грейнджер встречалась с Уизелом. — Дафна любит посплетничать, — продолжал рассказ Пьюси. — Она сказала, что наша новоиспечённая Дюэрр краснела и запиналась, когда дело касалось секса. — Это ни о чём не говорит. «А если они узнают?» «Узнают что?» В памяти мгновенно всплыл их разговор на диване, и это заставило Драко задуматься над словами Эдриана. — Может быть, но у меня уже есть план, — довольно облизав свои полные губы, поделился Пьюси. — Я собираюсь влюбить её в себя и сорвать цветочек. Ну что за мерзость. Дело было даже не в том, что речь шла о Грейнджер. Слова Эдриана были отвратительны по многим причинам, и Малфой надеялся, что объяснять их никому не придётся. — Она тебе нравится? — спросил он, сохраняя холодный тон. — Симпатичная, но гораздо важнее, что я могу стать её мужем. Они с Гермионой никогда не были друзьями. Даже наоборот. Можно сказать, что большую часть своей сознательной жизни Драко возглавлял клуб ненавистников кудрявой бестии. Он был тем, кто подначивал сокурсников обращаться с ней плохо: он хамил Грейнджер, обзывал и унижал её при первой попавшейся возможности. Но сейчас Малфой оглянулся и понял, что оказался на другой стороне лагеря.  Ему не нравились те, кто смеялся вместе с ним когда-то, и ему не нравилось то, что Грейнджер могли навредить. Они были компаньонами, он учил её быть идеальной аристократкой, и, конечно, Драко не желал ей зла. Где-то глубоко под кожей, там, где у нормальных людей билось сердце, Малфой почувствовал болезненное сжатие от слов Пьюси. И оно тоже ему не понравилось. — Что собираешься делать?  Лучше узнать больше о его намерениях — просто потому, что информация всегда дороже галлеонов. Благо Эдриан даже не заметил подвоха: он был только рад трепаться часами обо всякой ерунде или о своём эго, что зачастую являлось одной и той же стороной ржавой монеты. — Тео, Грейнджер приглашена к тебе на день рождения?! — спросил Пьюси у Нотта, который замыкал их охотничий отряд на лошадях. — Естественно! Дышать стало тяжелее. Драко не думал, что загоняет Гермиону в ловушку. Безусловно, любое её появление на публике было риском, но Малфой не хотел, чтобы риск выглядел как Эдриан Пьюси.  — С этого и начну, — резюмировал Эдриан, поправляя свои чёрные, как смоль, волосы. — Сделаю пару комплиментов, позову её на свидание. Сколько ей? Двадцать три? Она сама жаждет попробовать чей-то член.  Его тошнило, и Драко был уверен, что дело не в тостах с солёной рыбой, которые он съел перед выездом из поместья. Эльфы традиционно накрыли небольшой фуршет на террасе, чтобы парни могли подкрепиться и отправиться на охоту сытыми. Это всегда было одно и то же меню, и от него не возникало подобных проблем. Ужаснее всего в этой ситуации было то, что Малфой знал, как трахается Пьюси. В их мужском клубе секс был основной темой для обсуждения. После войны мало кто торопился с женитьбой, поэтому никто особо не гнушался своих похождений, расписывая их в мельчайших подробностях. Эдриану же нравилось, когда всю работу за него делала девушка. Будто его член был Эйфелевой башней, на которую все так и норовили забраться.  — Что думаешь?  Проклятье. Пьюси обращался к нему, а Драко слишком был занят тем, что представлял, как этот ублюдок случайно падает с лошади и ломает себе загребущие ручонки.  — Ты разбираешься в этом лучше меня, — парировал Малфой.  — Хо-хо, — усмехнулся Эдриан. — Вот уж не думаю, друг. Ты у нас магнит для женщин. Неужели не посоветуешь что-нибудь дельное?  Драко охотно бы посоветовал ему забраться обратно в утробу матери и никогда не появляться на свет, но гении вроде Цицерона однажды приравняли это к грубости. А Малфой грубить не хотел. По крайне мере открыто. — Я не считаю Грейнджер стоящей целью, — наконец заключил Драко, когда они подъехали к конюшням.  Ему не терпелось слезть с лошади и покончить с этим. Под «этим» он подразумевал жалкую попытку социализации. — Ты же несерьёзно, — удивился Эдриан. — У неё под юбкой тонна золота, и она хорошенькая.  Грейнджер? Меркантильный интерес Пьюси был понятен, но что касается второго пункта… У неё была красивая ключица, шея и волосы, это из очевидных плюсов, но на Земле жило много шикарных девушек. Не заглядываться же на каждую?  — Тогда здорово, что она достанется тебе?  Блейз и Тео отошли к эльфам, чтобы отдать им скромную добычу сегодняшнего утра: всего две куропатки и фазан, для которого, кстати, ещё рановато, а Флинт остановился неподалёку, чтобы очистить сапоги от грязи. Видимо, поэтому Эдриан никак не мог отлипнуть от Драко.  Спешившись и оставив Шторма в стойле, Малфой демонстративно прошёл мимо стоящего рядом Пьюси, но тот всё никак не унимался: — Как ты думаешь, — на этот раз чуть тише протянул он, — если люди узнают, что мы переспали и я лишил её девственности, это ускорит процесс?  Малфой не мог поверить своим ушам, поэтому остановился на полпути из конюшни и уставился прямо в наглое лицо Эдриана. — Вы пока не переспали, — тактично отшил его Драко. — Когда сделаешь это, мы вернёмся к обсуждению.  Мысленно Малфой надеялся, что этого никогда не произойдёт.  Охота, которая всегда приносила успокоение, в итоге провернула его через эмоциональную мясорубку. Драко должно было быть всё равно на лепет Пьюси и его влажные мечты о Грейнджер, но вопреки здравым замечаниям рассудка, он жутко злился.  Малфой отправил парней по домам и отказался от привычного огневиски после охоты, напрочь потеряв настроение. Ему пришлось выкрутить температуру в душе на максимум, потому что только кипяток сейчас мог его отвлечь; Драко пялился в изумрудный кафель и думал, почему ему так неспокойно, когда должно быть всё равно. Отец благополучно отбывал срок в Азкабане, мать он уже не видел несколько месяцев. Его жизнь принадлежала только ему. Наконец-то. Никаких интриг, никакого риска, никаких обязательств. Только он и его желания.  Беспокоиться за Грейнджер не входило в его желания.  Пьюси мог делать всё, что ему вздумается. Он был нормальным, немного глупым и эгоцентричным, но являлся не самым худшим для неё вариантом. Тогда почему на душе так погано? Откуда взялось это липкое ощущение, словно в мэноре снова поселился безносый психопат убийца? Малфой вышел из душа весь красный, но по-прежнему растерянный. На автомате он сушил и укладывал волосы, выбирал подходящий парфюм и костюм. В его окружении все были зациклены на внешности, поэтому Драко считал своим долгом выглядеть безупречно. Обычно такие мелочи, как выбор запонок, приносили ему удовольствие, но сегодня был явно не его день. — Мастер, — обратилась к нему Тинки, по привычке прижав уши к голове. — К вам пришла мисс Дюэрр. Ровно в шесть. По Грейнджер можно было сверять часы. Малфой ценил в людях пунктуальность, но в обществе, где он существовал, явиться на торжественное мероприятие раньше всех, к сожалению, скорее плохой тон, чем проявление организованности.  Прежде чем спуститься в малую гостиную к Гермионе, Драко напомнил себе, что для него никогда не было проблемой скрывать истинные эмоции. Он превосходный легилимент и немного нарцисс, что в связке работало эффективнее, чем зелья бодрости во время похмелья.  Пьюси может засунуть свой план по соблазнению в задницу, но он не станет обсуждать его с Грейнджер. Это не входило в их договорённости и не сочеталось с природой самого Малфоя. — Добрый вечер, — сразу же произнёс он, распахивая парадные двери. — Не соскучилась?  Судя по сосредоточенному взгляду, Гермиона всё это время анализировала ремонт, который Малфой успел провести в мэноре. — Привет, — не отвлекаясь от картин с шотландскими пейзажами на фоне бежевых стен, откликнулась она. — Ни одной старинной вазы, я впечатлена. Ну уж вряд ли. Драко знал, что её впечатляли другие вещи. — Не долго ждала?  — Совсем нет. — Грейнджер повернула голову к нему, и её карие глаза немного потеплели. — Мне принесли вкусный чай. Обычно я не пью зелёный, но этот с цветочным вкусом оказался неплох. И… — сглотнула она и продолжила: — У тебя прекрасные эльфы.  Салазар. Иногда Драко казалось, что ещё чуть-чуть — и всё, к чему прикоснётся Грейнджер, начнёт светиться всеми цветами радуги. Удивительно, как над этой кудрявой головой до сих пор не появилось личное солнце.  — Путь к твоему сердцу лежит через эльфов, — задумчиво констатировал Малфой. — Я так и знал.  Только когда Гермиона улыбнулась на его слова, он понял, что фактически с ней заигрывал. Да что с ним такое?!  Это же Грейнджер. Следующая стадия шизофрении — это вязание с ней шапочек для домовых. Её добросердечность явно была заразительна.  Иногда Драко думал об этом, о том, что таких, как она, просто не должно существовать в мире, где живут такие, как он. Гермиона верила в любовь, в пацифизм, в прощение и прочие выдуманные концепции, но что самое страшное, она верила в людей. А люди того не заслуживали. Грейнджер не носила классические розовые очки; нет, всё обстояло гораздо хуже. Малфой был уверен, что она прекрасно видела протягивающую к ней лапы тьму, но считала, что без проблем отрубит той пальцы. Только вот Драко множество раз наблюдал, как они вырастали вновь. Вновь и вновь. У девиза «Долго и счастливо» были фундаментальные проблемы, потому что счастье для одного означало несчастье для другого.  — Ты считаешь меня глупой? — вдруг отстранённо спросила она.  Брови автоматически поползли вверх. Неужели Грейнджер читала мысли?  — Не в плане интеллекта, — не дожидаясь ответа, пояснила она. — В плане амбиций.  — Мечты не бывают глупыми.  Если ты умеешь мечтать. Он давно разучился. — Это не мечты. Это цели. — Гермиона нервно сжала ткань на юбке платья. — Я рассказала Паркинсон про равенство полов. О том, что я хочу, чтобы аристократки перестали довольствоваться роскошными украшениями и балами, и выбрали для себя другой путь.  Драко подозревал, чем такой разговор мог закончиться. Его подруга была одной из тех, кто давно разочаровался в системе и не отказался бы от перемен, но Панси никогда бы не заявила об этом открыто.  Её мать была жертвой домашнего насилия, и Паркинсон не раз видела, как за изящными платьями и хорошо продуманным макияжем скрываются невообразимые синяки. Однажды она лично наблюдала за тем, как её пьяный отец душил мать в гостиной, навалившись на неё всем телом, и рассказала об этом только Малфою.  Вероятно, из-за своего детства она долгое время сохраняла за собой статус самой хладнокровной слизеринки. Даже Тёмный Лорд пугал Панси меньше, чем собственный отец. — Безрезультатно? Грейнджер поджала губы и кивнула. — Иногда мне кажется, что я зря это затеяла. Гаррет хотел, чтобы я сохранила поместье и наследство, чтобы удержала богатство в своих руках, а я… я рискую ещё больше.  Тут нечего было добавить, но Драко знал, что останавливать Гермиону Грейнджер бесполезно. Она неслась вперёд, как локомотив, и нравится вам это или нет, вы либо становитесь её пассажиром, либо остаётесь лежать где-то между рельсов.  Малфой подошёл к диванной группе и сел в кресло рядом с ней. — Послушай, — вздохнул он. — Я не верю в это общество, но когда-то я не верил в маглорождённую ведьму, которая в итоге училась лучше меня. Какая разница, что думают другие? Просто делай то, что тебе нравится.  Вы спросите: откуда в нём этот крышесносный позитив? А вы разве не помните? Радуга. Грейнджер однажды к нему прикасалась, а значит, он уже был обречён, просто пока не понимал этого.  Несколько секунд Гермиона просто смотрела на него, словно ждала, что он начнёт над ней смеяться, а потом… потом она просто взяла его за руку.  Малфой ошибался: над ней не могло быть личного солнца, потому что оно уже было внутри неё. Иначе как объяснить, почему её ладонь такая тёплая?  — Спасибо.  Драко усилил давление на её руку из вежливости, практически машинально, но уже через миллисекунду первым отпустил её, будто она была раскалённой угольной кочергой. — Не стоит благодарности. Мы оба и так знали, что ты упрямая заноза в заднице. Отлично, пока его выражение лица оставалось нейтральным, а изо рта периодически вылетали колкости, Малфой чувствовал себя самим собой. — Итак, день рождения Теодора Нотта?  — Да, — выдавила улыбку Грейнджер. — И мне лучше не брать с собой феминистические плакаты.  В точку. — Я думал об этом. Нам нужен сигнал на случай экстренных ситуаций.  — Сигнал? — переспросила Гермиона с легко читаемым блеском озорства в глазах.  — Мы будем сидеть рядом, но открыто общаться не сможем.  — Ты предлагаешь записки?  Драко усмехнулся. — У меня нет бюста, в котором можно спрятать перо, Грейнджер.  Покраснев от его слов, Гермиона на мгновение опустила взгляд в пол.  — Я имел в виду прикосновения, — не стал тянуть ещё дольше Малфой. — Ты опускаешь правую руку, я левую, и тогда под столом я смогу чертить на твоей ладони условные символы.  — Например?  Он еще не сформировал идею до конца, но скажем… — Два постукивания — это нет, одно постукивание — это да. Если я пойму, что вопрос от кого-то опасен или не стоит внимания, я надавлю на твою ладонь дважды. — Или если я увлекусь и начну говорить лишнего? — поймала его она.  — Верно.  — Что насчёт уроков флирта?  Малфой совсем недавно принял горячий душ, который едва не оставил на нём ожоги, но сейчас ему вдруг стало по-настоящему душно.  Долбаный Пьюси и долбаные слухи. Что, если Грейнджер и правда была невинна? А ведь Драко считал, что не сможет почувствовать себя ещё большей сволочью. — На этом празднике не будет достойных кандидатов, мы можем заняться этим позднее.  — Разве этот день рождения не создан для тренировки?  Ему стоило помнить, что он разговаривает с упёртой гриффиндоркой.  — Хорошо, что ты хочешь знать?  Гермиона не выглядела неподготовленной к этому вопросу. — Что обычно делают девушки, чтобы привлечь твой интерес?  — Я плохой пример.  Во всём, чёрт возьми. Грейнджер нужно было перестать ему доверять. Неужели, она не читала про происки дьявола? Она же читала буквально всё. — Как они тебе отказывают?  — Этого ещё не случалось.  В полном замешательстве Гермиона моргнула несколько раз. — Ни одна девушка не говорила тебе «нет»?  Ну почему, когда Грейнджер произнесла это таким тоном, его личное достижение превратилось в кошмар?  — Нет. Ни одна.  — Что ты делаешь с ними? Ей было искренне интересно, а Драко искренне хотелось напиться до беспамятства и забыть этот день от начала до конца.  — Ничего особенного, — попытался отмахнуться Малфой, но Грейнджер уже жадно вцепилась в него.  Видели, с каким голодом львы вгрызаются в антилопу? Если нет, то вам повезло. — Покажи мне.  — Что?  Обычно Драко не переспрашивал, как идиот; сейчас же он надеялся, что до Гермионы дойдёт весь ужасающий смысл её затеи.  — Свой приём. Я хочу попробовать.  Попробовать загнать его в могилу, по всей видимости.  — Хорошо, Грейнджер.  Малфой сжал челюсти и подвинулся вплотную к ней, так, чтобы их колени соприкоснулись. Затем он наклонился к её лицу, почти касаясь кончика её носа своим, и посмотрел прямо в глаза. Долго и требовательно, как делал с десятком других красивых девушек, но впервые Драко осознал, что нервничает.  — Ты хорошо спишь?  Гермиона попыталась быстро найти ответ, ведь при таком тесном контакте люди соображали хуже.  — У меня бывает бессонница. Из-за всего этого.  — Я тоже мало сплю.  Это была фаза вхождения в приватную сферу жизни, но Драко не врал. Он на самом деле мучился ночами. — Обычно мне помогает медитация, — добавил он следом. — Закроешь глаза?  Грейнджер сомневалась всего долю секунды. Всегда до жути любопытная, она просто не могла устоять.  — Это необязательно должен быть сон. Можно выбрать любую тему, которая считается глубоко личной. Главное — найти общее. Не открывая глаз, Гермиона внимательно его слушала.  — Когда я чувствую, что девушка заинтересована, я делаю следующий шаг.  — Какой? — тише, чем прежде, уточнила у него Грейнджер. — Поцелуй в изгиб шеи.  Маленькая венка под её молочной кожей начала биться чаще, и Драко инстинктивно облизал губы. — Потом я спрашиваю, должен ли я остановиться.  — И это всегда… — Нет, — закончил за ней Малфой, и следом она распахнула глаза.  — Что должна делать я?  Бежать и не оглядываться. — Отказывать всем, кто к тебе подойдёт, потому что одна попытка не считается. Их задача — умолять тебя. Грейнджер ощутимо напряглась. То ли от их маленькой игры, то ли от перспективы притворяться роковой женщиной. — Из тебя вышел отличный учитель, Малфой.  — Ты просто… Здесь нам надо ненадолго прерваться, чтобы вы осознали, насколько Драко великолепно врал. Он умудрялся прогуливать занятия с репетиторами, притворяясь больным в трёхлетнем возрасте. Подростком он воровал алкоголь у отца и прятал его под кроватью в Хогвартсе. Без лишних трудностей он скрывал от всех, что в их поместье поселился самый кровожадный тёмный волшебник современности. Он пытался убить самого Альбуса Дамблдора трижды, и на него ни разу не подумали.  А сейчас перед ним сидела кудрявая шатенка, с тонкой шеей, острой ключицей и обманчиво светлым взглядом, который его внутренний демон мечтал утопить в тёмном горьком шоколаде. И Драко попытался снова: — …не в моём вкусе.