Парадокс первой любви

      Пока Панина разбиралась со своим рабочим расписанием и уточняла в каком часу ей нужно завтра приехать в ассоциацию, чтобы прочитать лекцию, Матвей ощутил себя в самом плачевном состоянии, которое только можно представить. Когда Артем вернулся утром и сообщил о том, что намерен заняться его терапией, Селиванов даже подумывал придумать себе какое-то дело, чтобы уйти от разговора. Он был готов следить за клиентами шефа, за его сестрой, отцом, да хоть за бездомной собакой, которую подкармливают девочки с ресепшена, только не говорить со Стрелецким. В какой-то степени, Матвей даже был рад тому, что изначально его отправили к Паниной. Ее методы работы выглядели более безобидными и адекватными, но переубедить Артема сложнее, чем сдвинуть с места Эйфелеву Башню, так что Селиванов пытался принять свое положение.       Внутри все сопротивлялось, словно Стрелецкий собирался рвать ему зубы без анестезии, хотя, вероятно, Матюня согласился бы и на это, но не на простой разговор по душам, а Артем просил относиться к этому именно так. Пока шеф пил кофе и с кем-то говорил в своем кабинете по телефону, Матвей искал себе какое-нибудь срочное занятие, но, как назло, совсем ничего не мог придумать, поэтому, когда Стрелецкий попросил его зайти в кабинет, у парня не было другого выбора, кроме как встать с места и перешагнуть порог.       — Да ты садись, что как ни родной, — усмехается Артем, кинув на свободное кресло, куда обычно садились его посетители и Матвей сел, — рассказывай давай, — требовательно просит он, но парень сидит, как воды в рот набрал и хлопает глазами.       — А что рассказывать? — с тревогой уточнил Селиванов, посмотрев на шефа, который все еще был занят перепиской с кем-то.       — Ну о чем вы там с Эмилией Даниловной говорили, — пояснил Артем, — что она тебе сказала?       — Чтобы я ходил на терапию к вам, так как в моем случае, это будет иметь большую вероятность на успех, чем работа с ней, — пожал плечами Матвей, — мы просто поговорили про детство. Она немного расспросила про маму и когда все стало обостряться…       — И когда? — резко перебивает его Стрелецкий. Он, наконец, откладывает телефон и садится напротив Матвея.       Матвей снова замолкает. Ему не комфортно. Работать с Артемом он привык, но вот сидеть перед ним, когда на тебя пристально смотрят глаза шефа, казалось выше сил парня. Он поерзал в кресле, пытаясь найти удобное положение. Артем не торопил и просто ждал, когда парень сам захочет продолжить разговор. Матвей знал, что они могут просидеть так весь день, ведь сегодня не было записи и Стрелецкий, скорее всего, был полностью свободен.       — Ты можешь мне доверять, — произносит Артем очень спокойно и сдержанно, не свойственно для него, но Матвей буквально вжимает в спинку кресла и обеспокоенно смотрит по сторонам, словно ищет пути отступления. У Стрелецкого уже были пациенты, которые по разным причинам боялись терапии, но ему удавалось помочь, — ты в полной безопасности и весь наш разговор направлен только на то, чтобы помочь тебе.       — Я знаю, что могу вам доверять, — пробормотал Матюня, все еще не осмеливаясь посмотреть на шефа. Словно тот его укусит, стоит их глазам встретиться, — просто… скажите, Артем Александрович, вам когда-нибудь говорили о том, что нельзя, ну… выносить сор из избы?       Повисла тишина и Артем начал догадываться о причинах страха Матвея. Да, действительно, многие родители были не в восторге от того, что их дети общаются с психологами или психотерапевтами, ведь они могли обсуждать их. Чертова стигматизация. Когда Артем начинал терапию взрослых, которые выросли в подобной концепции, то ему требовалось куда больше времени и усилий, чтобы получить хоть какой-то результат. Такие люди боялись осуждения или того, что психолог сделает их рассказ достоянием общественности, что априори было не так. Все же существовала профессиональная этика, и каким-бы конченным Артем не был в глазах многочисленных коллег, он все же придерживался установленных кодексом норм и правил.       — Мама не позволяла тебе обсуждать семейные проблемы с кем-либо? — предположил психолог.       — Ну… не то, чтобы запрещала, — замялся Матвей, — просто всегда говорила, а что подумают о нас люди, если узнают, что я пошел к психологу. Как-то так.       Подсознательно Матвей не хотел, чтобы Артем или Эля считали его психом или ненормальным. С другой стороны, его пугали мысли о том, что он может стать маньяком и начать убивать ни в чем не виноватых женщин, которые просто похожи на его мать. Кабинет снова погрузился в тишину.       — Еще мне говорили, что меня поставят на учет, — Матвей понимал всю абсурдность данного высказывания, но все же сказал об этом Артему.       — В походах к психологу нет ничего криминального, — напоминает ему Стрелецкий, — это во-первых. А во-вторых, Матюнь, я не могу поставить тебя на какой-либо учет. Это просто не в моей компетенции. Я могу рекомендовать посетить психиатра или там невролога, но только рекомендовать и то, это не твой случай.       Артем правда хотел, чтобы Матвей начал ему доверять, потому что мог помочь парню. Пока что он не знал, как прошел разговор Эли и Анны Ивановны, но что-то подсказывало ему — все прошло прекрасно. Произойди нечто ужасное или дикое, то Панина бы уже связалась с ним, а так как этого все еще не произошло, то все было в порядке. Да и первостепенной задачей Артема была терапия Моти, на которую тот сам согласился.       — Да знаю я это, — почти шепотом сказал он, так как ему было стыдно за то, что он так думал об Артеме Александровиче. Все же шеф не заслуживал этого, — я знаю, что вы скажете, — произносит он и встречает вопросительный взгляд Стрелецкого, — что на самом деле она думала так не обо мне, а о моем папе, но так как его не было рядом, то выместила все на меня. Я читал об этом в сети.       — Ого, — усмехается Артем, — это называется — перенос, ну или экстраполяция. Не имея возможности выместить свои эмоции и чувства на объект, который является источником ее проблем, она выбрала того, кто наиболее похож на него. В данном случае, это был ты. Это не означает, что плохой ты, или плохая твоя мама, в этом всем вообще нет плохих и хороших, просто есть сложившийся паттерн поведения, который оказывает определенное влияние на твое ощущение самого себя и твою самооценку. Наша с тобой задача — помочь тебе понять, что ты не твой отец, а самостоятельная личность и все то, что приписывала тебе мама — к тебе не относится.       Артем посмотрел на парня, который выглядел намного расслабленнее, чем в начале разговора. Это не могло не радовать. Матвей уже собирался ответить на слова психолога, но не успел. Дверь в кабинет распахнулась и с грохотом встретилась со стеной. На пороге стояла Эля.       — Блин, не знала, что у вас тут сеанс… ладно, я зайду позже, — растерялась Панина и густо покраснела. Ее попытку уйти, остановил Артем, осторожно взяв женщину за запястье.       — Все в порядке, мы уже закончили, — заверил ее Стрелецкий, посмотрев на Мотю. Тот коротко кивнул, подтверждая слова шефа, — как прошла твоя встреча с Анной Ивановной? — интересуется он.       — Супер, — пожала плечами Эля, — мы договорились о еще одном сеансе, так что все в порядке, — она посмотрела на Матвея и мягко улыбнулась, — мне нужно дойти до офиса, и потом я вернусь к тебе, — сообщает она Артему и все же покидает его кабинет.       Слова Эмилии Даниловны определенно успокоили Мотю и он шумно выдохнув, уставился на Артема. Тот лишь мягко улыбнулся в ответ. Новость о том, что мама приняла помощь психолога и согласилась с ней говорить, сняла с парня табу на то, что нельзя выносить сор из избы и он понял, что ему в самом деле стоит поговорить с кем-то о том, что происходило в его жизни.       — Вот видишь, все в порядке, — заверил его Стрелецкий, — мама готова делать что-то, чтобы наладить ваши отношения.       — Вы же не будете оставлять меня в заведомо опасных местах? — с опаской интересуется Матвей, вспоминая о том, как обычно проходили сеансы у других пациентов.       — Посмотрим, — неоднозначно ответил Артем. Он еще не решил, как именно будет проходить терапия. Хотел послушать, что скажет Эмилия относительно своего разговора с мамой Моти и ее планов на работу с этой женщиной. Все же им требовалась какая-никакая, но командная игра.       Тем временем Эля дошла до своего кабинета. Сегодня были два пациента после обеда, так что в запасе у нее было три часа на то, чтобы поговорить со Стрелецким на счет того, что произошло утром. Она сильно переживала перед предстоящим разговором, ведь прошлый подобный разговор закончился тем, что Эмилия покинула Москву и разорвала отношения с Артемом. Да, у нее была надежда на то, что за прошедшее время Артем вырос, как специалист и не станет допускать прошлых ошибок.       Оставив поручения своей помощнице, чтобы та составила график на следующую неделю и обработала почту, Эля снова идет к кабинету Артема, стараясь собраться с мыслями и убедить себя в том, что пора перестать бояться призраков и начать бороться с ними.              — Где Матвей? — интересуется Панина, пройдя в офис Стрелецкого. Он был один и читал книгу в своем кабинете.       — Вышел пообедать, — сообщает Артем, посмотрев на женщину, — ты в порядке? — уточняет он, отложив книгу и встав с места. Его рука заскользила по распущенным волосам Эли, осторожно заправляя их за ухо.       — Не знаю, — на этот раз она ответила честно. Закрыв за собой дверь, женщина села в одно из кресел, — ты хотел поговорить о том, что случилось утром, — напомнила она, хотя знала, что Артем не нуждается в этом. Он и без этого все прекрасно помнил.              — Да, конечно, — соглашается мужчина, вернувшись в кресло, — итак, Эмилия Даниловна, я вас очень внимательно слушаю. Что привело вас ко мне?       — Если ты не перестанешь говорить таким тоном, то я стукну тебя сумкой, — язвительно отметила Эля, после чего усмехнулась и шумно набрала воздух ртом, — ладно. Сколько я себя помню, у меня всегда были панические атаки, когда дело касалось пожара или угрозы пожара. Лет с десяти точно… может раньше. Тетя обычно отмахивалась…              Эля отчетливо помнила, как жила с тетей в Москве. Как та водила ее в садик, а потом и в школу, как жучила за то, что девочка снова испачкала форму. В целом, тетя не была плохой, просто была строгой и скупой на любые проявления любви и заботы. Да, Эля прекрасно понимала, что тете было сложно. В стране было не простое время и каждый выживал, как мог. Приходилось много работать, чтобы обеспечить племянницу всем необходимым, так что на разговоры по душам у нее просто не было ни сил, ни времени.       — А родители? — вполне ожидаемо спрашивает Артем, сев удобней, — как они на это реагировали?       — А их не было, — неожиданно для себя самой говорит Эля, — их никогда не было. Не знаю, что с ними случилось, я всегда жила с тетей. С раннего детства. Но при этом, я всегда знала, что я живу с тетей. То есть, я никогда не называла ее мамой или как-то иначе.       — Интересно, — пробормотал Стрелецкий, — вероятно всего, твоя детская психика заблокировала что-то важное, что является причиной твоих панических атак, и, вероятней всего, того, почему ты всегда жила с тетей.       — Возможно, — соглашается Эля, так как и сама об этом много думала.       Она снова попыталась вспомнить свое детство. Настолько раннее, насколько ей позволяла память. Она спрашивала у тети, где ее родители, но та всегда отмахивалась и просила маленькую племянницу отстать от нее. Фотографий и видеозаписей Эли с родителями в доме тоже не было. Когда она была совсем малышкой, то считала тетю своей мамой, но потом та сказала, что она ей не мама.       — Ты сама прекрасно знаешь способы, которые могут помочь тебе все вспомнить, — сообщает Артем, — гипноз или стресс-терапия.       — Да, я знаю, — кивает она, — в этом и проблема, что я знаю, как это все работает и постоянно нахожу причину не подвергать себя таким методам лечения.       — Потому что мы любим зону комфорта, — парировал Стрелецкий, — хочешь, я тебя из нее вытащу? — в его взгляде мелькает что-то очень хищное, опасное, но притягивающее к себе. Эля нервно сглатывает подступивший к горлу ком.       Она знала, что когда Артем пытается кому-то помочь, то становится буквально одержим этим. Он способен подвергать своих клиентов изощренным способам терапии, которые порой кажутся очень опасными и даже жуткими. Это пугало Эмилию, как и то, что это может снова привести к тому, что они перестанут общаться.       — Проведи со мной сеанс гипноза, — просит она, понимая, что не довериться кому-то другому. Да и по сравнению с привычными для Стрелецкого методами работы, гипноз казался весьма безобидной затеей.       — Без проблем, — на удивление, он очень быстро соглашается.