Inseparable

Как потерять чувства к кому-то.   Честно говоря, это заставляет его краснеть, как только он нажимает кнопку поиск, а затем с тревогой покусывает мякоть большого пальца, ожидая чего-то полезного.   Но все поиски — дерьмо собачье. Типа, абсолютное дерьмо. Это все школьные способы устранения чувств к токсичным людям. Несмотря на то, что Чуя учится в старшей школе, Дазай не токсичен. Боже. Он просто...   Ему просто не нужны чувства.   Это и так не давало ему спать достаточно часов на прошлой неделе.   Чуя немного прокручивает дальше.   Напишите письмо, в котором перечислите плохие качества этого человека.   Рыжий насмехается над этим. Хотя он мог бы писать письмо за письмом и заполнять бумагу за бумагой "плохими" качествами о Дазае — так много, что все листки, вероятно, могли бы заполнить целую комнату, — он не думает, что это действительно поможет.  Честно говоря, это, вероятно, просто... усилило бы его чувства.   Чуя уже внутренне съеживается, называя все это чувствами.   Паразит звучит лучше.   Да.   Это просто паразит, разъедающий его сердце, недиагностированная болезнь, которая заставляет его думать, что он желает человека, которого ненавидит больше всего.   Вот и все. Хроническая болезнь.   И если Чуя понял, что это, должно быть, распространялось последние несколько.. Сколько лет? А это значит, что он, вероятно, находится на последнем этапе своей жизни. Если, конечно, он ее не вылечит.   Теперь у Чуи появилась новообретенная решимость найти способ уничтожить паразита.   Он прокручивает с большей энергией.   Попробуйте подумать обо всех причинах, по которым вы заслуживаете лучшего.   Попробуй познакомиться с кем-нибудь новым.   Воспользуйтесь приложениями для знакомств.   Попробуйте отдалиться от этого человека.   Нет.   Попробуйте поговорить об этом с кем-то, кому вы доверяете, и они смогут помочь вам в вашей ситуации.   Попробуйте дать себе пространство и уделить немного времени уходу за собой — это может повысить чувство самоуважения.   Напомните себе, что этот человек не желает вас.   Ой.   Это один вид боли, какой бы паразит ни гноился в сердце Чуи. Со вздохом рыжий сдается, убирая свой телефон подальше.   Ну, неважно.   Он просто позволит паразиту съесть его целиком.   В любом случае, лучше умереть, чем так страдать.   До тех пор, пока он может избежать того, что происходит... он примет это.

***

Только через полтора часа после начала смены Чуя замечает Ивана, одетого в брюки карго и белую рубашку, на которой куча украшений.   Это определенно не их униформа.   Русский на самом деле вешает форму на крючки для одежды, расположенные вдоль стены.   Неужели он даже не потрудится бросить ее в стиральную машину?   Отвратительно.   Чуя закатывает глаза и отводит взгляд, уходя.   Всего десять минут назад Йосано сообщила ему, что Ивана уволили навсегда. Его даже заставляют — крутой Анго — на самом деле поехать на Гавайи к своей матери, питаться рыбьими помоями до конца своей жизни. По-видимому, он даже впал в истерику, отрицая свои собственные действия, что он когда-либо говорил такое Чуе. Отрицая, что когда-либо делал что-то неприятное. Анго это не понравилось. Не говоря уже о том, что Анго, вероятно, знал этого человека большую часть своей жизни, он, похоже, умеет распознавать, когда люди лгут.   Чуя поворачивает за угол.   И врезается прямо в кого-то, сила отбрасывает его назад.   — Черт, — бормочет он, моргая, чтобы его глаза снова сфокусировались. Рыжий чуть не упал на свою задницу. И как только он видит знакомую копну каштановых волос, он замирает, гнев поднимается к его ладоням. — Ты гребаная скумбрия! Смотри, куда идешь.   Дазай моргает, глядя на Чую сверху вниз.  — Хм? Я как раз выходил из туалета..? Может, тебе не стоит так быстро огибать углы, слизняк.   — Может быть, ты не должен существовать!   — О, вау, — лениво говорит Дазай, немного потягиваясь. — Великие умы мыслят одинаково, да?   Чуя закатывает глаза и резко проталкивается мимо брюнета.  — Что за дерьмо. Зачем ты вообще ходишь в туалет? Оставайся сидеть на своем дурацком месте, как всегда.   Дазай издает звук, напоминающий нечто среднее между издевкой и смехом.  — Наверное, потому что я тоже должен функционировать как любой другой человек..?   — Заткнись.   — Хорошо, — затем, после паузы, — Сопляк.   — Ты... ты придурок.   — Конечно, вешалка для шляп.   — Не смей вспоминать это имя.   — Только что это сделал.   Чуя снова фыркает, взбешенный.   Это странно.   Теперь, когда Чуя каким-то образом стал... осознанным и немного привык к паразиту в своей груди...   Он чувствует еще большее отвращение и раздражение к Дазаю, чем обычно. Разве он не должен, типа, смотреть на него с любовью, вызывающей отвращение, или что-то в этом роде? Или, например, принести ему розы?   Фу. Одна мысль о том, чтобы сделать что-то из этого, вызывает у Чуи желание блевать на пол.   В любом случае, это не имеет значения.   Паразит скоро исчезнет.   Чуя останавливается, когда подходит к столу, на котором разложены бесплатные постеры, которые могут взять люди, только что закончившие просмотр фильмов. Он даже толком не осознал, что Дазай следовал за ним, пока брюнет не остановился рядом с ним, глядя в сторону входа в кинотеатр.   — ...Кстати, кого ты пригласил на завтра? — спрашивает Дазай через несколько секунд.   Чуя вздыхает и пожимает плечом.  — Ацуши, Акутагаву и Йосано. Я не думаю, что Тачи и Кенджи смогут прийти. Не слишком уверен, например, насчет Хигучи или Куникиды. Йосано в конечном итоге потащит Рампо, и тогда он, вероятно, притащит По—   — Итак, вся компания?   Рыжеволосый замолкает на секунду, а затем смотрит на Дазая, слегка нахмурившись.  — Ты что, не слушал меня? Я только что сказал тебе—   — Чуя!   И Чуя, и Дазай застывают на своих местах, не сводя глаз друг с друга.   Брюнет так быстро обретает самообладание, что кажется, будто он даже не терял его с самого начала. С другой стороны, есть Чуя, который проглатывает комок в горле, его лоб становится теплым от отвращения и беспокойства.   — Чуя! — повторяет Иван, подходя и становясь перед ними с улыбкой на лице. Так невинно, по какой бы то ни было причине. Почти смог даже одурачить Дазая. Расслабленные брови, растрепанные волосы, беспечная ухмылка на лице. — Привет! Не видел тебя целую неделю.   Скорее всего, несколько дней, но неважно.   Чуя неохотно поворачивается лицом к парню.  — Разве ты не должен, типа... злиться? — он горько бормочет.   — Что? О, да, меня уволили, — когда Иван подходит еще ближе, глаза Дазая лишь слегка прищуриваются, прикованные к нему каждое мгновение. Парень, кажется, чувствует его взгляд, поэтому он поворачивается к брюнету, впервые встречаясь с ним глазами.   Чуя никогда не видел, чтобы Иван дрожал.   Вид того, как он делает это сейчас, каким бы незаметным это ни было, зажигает искру в его груди.   — Ты, должно быть, Дазай... — начинает Иван, прищурившись в ответ. — Парень Чуи.   Глаза рыжеволосого широко распахиваются, его сердце полностью замирает.   Глаза Дазая, с другой стороны, сверкают, а его губы растягиваются в ухмылке, когда он смотрит на бледного рыжего.  — Я..? — спрашивает он.   Когда Чуя открывает рот, все, что выходит — это бессвязная тарабарщина, поэтому он снова закрывает его. Сердце начинает колотиться.  — Т-ты... — начинает он, во рту пересыхает. Он стискивает челюсти, сглатывает и пытается снова. — Это не так. Поезжай... поезжай на Гавайи или еще куда-нибудь... питайся рыбьими помоями. И держи рот на замке, пока ты этим занимаешься.   Иван ухмыляется.  — О, я не могу дождаться. Гавайи — это гораздо больше, чем просто рыбьи помои. Есть девушки, которые любезно всех приветствуют, но они, вероятно, будут шлюхами, так что—   — Нет, это действительно рыбьи помои, — говорит Дазай, его голос подозрительно спокоен и устойчив. Тот факт, что его рост равен росту Ивана, означает, что он даже не может попытаться наклониться и "запугать", как он пытался делать с Чуей. — По крайней мере, пока ты будешь гнить в тюремной камере.   Глаза Ивана сверкают.  — Мне неприятно огорчать тебя, красавчик, но я не собираюсь—   — О, да, это так, — Дазай наклоняется вперед, лицо совершенно пустое, голос такой ровный, что даже у Чуи по спине пробегает легкая дрожь. — Ты был бы удивлен, узнав, сколько связей у моего отца. У меня их, по крайней мере, вдвое меньше, — Иван замирает, его глаза слегка расширяются, как будто он проверяет, говорит ли Дазай правду или просто несет чушь, чтобы запугать. — Если мы хотим, чтобы тебе надрали задницу, как только ты приземлишься на Гавайях, то тебе надерут задницу. Что теперь? Ты собираешься передумать, отправляясь туда? Собираешься попробовать отправиться куда-нибудь еще? Мы найдем тебя и там. Бросим тебя в тюремную камеру, такую маленькую, что ты даже не сможешь нормально стоять. Заставим тебя гнить там, пока ты не разучишься ходить.   Чуя замечает, что кадык Ивана слегка подрагивает. — ...Ты думаешь, это меня напугает? — спрашивает русский, его голос на удивление ровный. Кажется, у него тоже хорошее самообладание.   — Это напугало тебя, — уверенно бормочет Дазай, глаза расслабленные и скучающие.  — Просто посмотри на себя. И когда ты вернешься домой, пожалуйста, поменяй свой рейс. Я давненько не играл в прятки.   Иван отступает назад, создавая некоторое пространство, глаза все еще слегка расширены.   — ...У меня тоже есть связи, — бормочет русский. Совершенно очевидно, что это разного рода блеф. — И знаешь что? Твой парень не такая уж трудная мишень. Невысокий, рыжеволосый, с большим ртом, который можно было бы использовать для гораздо лучших целей.   Дазай моргает.   А затем снова моргает.   — Ты серьезно... пытаешься спровоцировать меня или что-то в этом роде..? — с любопытством спрашивает брюнет, наклоняя голову. — Это, типа, лучшее, что ты можешь сделать? Я разочарован, — Чуя уже сжал руку в кулак. — Потому что мне неприятно тебя огорчать, но ты не должен действительно недооценивать—   Дазай прерывается громким хлопком.   Тот, который отправляет Ивана прямо на задницу. Он сжимает челюсть, широко раскрыв глаза, стон за стоном вырывается из его рта.   — Ты гребаный придурок! — Чуя ревет. — Не смей говорить обо мне так, будто я какая-то обуза. Дазай — это тот, кто не может бежать и полминуты!   И затем Чуя поднимает еще один кулак, на этот раз полностью готовый ударить Ивана прямо по черепу, но чья-то рука внезапно накрывает его сжатую ладонь, полностью останавливая его движения. Рыжий вскидывает глаза вверх и смотрит на Дазая более свирепо, чем когда-либо прежде.  — Почему, черт возьми—   — Позволь мне.   По-детски надутый Дазай заставляет Чую закатить глаза и разжать кулак, отступая назад, чтобы создать некоторое пространство.   Брюнет тоже сжимает руку в кулак.    В конце коридора стоят Йосано и Хигучи, пристально наблюдая и ухмыляясь, как дикие звери.   Даже некоторые клиенты наблюдают за этим с широко раскрытыми глазами.   Но, похоже, никто не предпринимает никаких попыток вызвать охрану.   И тогда Дазай поднимает кулак и ударяет им с такой силой, что изо рта Ивана вылетает что-то белое. Внезапно он стонет и даже плачет, глаза расширяются при виде зуба, лежащего на ковре.   Сердце Чуи искрится.   — Е-ебаный... мудак, — стонет Иван, лениво наклоняя голову, чтобы посмотреть на Дазая. И, несмотря на то, что у него буквально течет кровь из носа и изо рта, он разражается тихим смехом при виде ярости на лице брюнета. — ...Нежная кожа, — шепчет русский через несколько мгновений.   Дазай прищуривает глаза, немного наклоняясь.  — Что, черт возьми, ты только что сказал? — дерзко бормочет он.   — Твой парень... — начинает Иван, его голос тих от боли, хотя на его лице сияет гребаная ухмылка, — ...у него нежная кожа.   Следующий удар Дазая лишает русского сознания.   И затем брюнет вскакивает на ноги, на его лице не очень тонкая ухмылка, когда он хватает Чую за запястье, а затем начинает тянуть его все дальше и дальше.   — Подожди, что ты делаешь? — восклицает рыжий, широко раскрыв глаза, когда оглядывается на неподвижное тело на полу. — Ты только что убил...   — Нет. Он просто без сознания. А теперь помолчи, мы снимаем драматический выход из фильма.   Чуя закатывает глаза, но на его губах появляется усмешка.   Даже когда они выходят на улицу, Дазай продолжает идти, и Чуя просто позволяет ему нежно держать свое запястье, слегка подтягивать его за собой.   — ...Меня, наверное, за это уволят, — смеется рыжеволосый немного погодя.   Дазай, наконец, останавливается, а затем поворачивается на подошве, его глаза блестят.  — Ну, ты все равно собирался уволиться сегодня, верно?   — Ммм.   — Все получается.   — Я думаю, да.   Через мгновение счастье Дазая иссякает, и вместо этого он снова морщится и по-детски надувает губы.  — Чуя~, — скулит он, толкая руку в грудь рыжего. — Внутри я вел себя как взрослый, но у меня действительно болит рука.   Чуя усмехается. Он не может сдержать мягкой улыбки, которая появляется на его губах, когда он берет руку брюнета в свою, нежно рассматривая синяки, которые еще не сформировались, маленькие порезы на его коже.   — ...Может быть, не стоило бить так сильно? — нерешительно советует рыжий, осторожно удаляя микробы из ран мягкими царапинами ногтей.   Дазай ничего не говорит, пока Чуя отрывает несколько двойных бинтов с рук брюнета, чтобы обернуть их вокруг его раненой руки, а затем завязать их на месте.   Только когда Чуя заканчивает, Дазай задает свой вопрос.   — Чиби... Иван когда-нибудь что-нибудь делал с тобой?   Чуя делает паузу, а затем медленно поднимает взгляд на брюнета.  — ...Не совсем? Он сказал кое-что путаное, но, я думаю, у него так и не было возможности что-то сделать по-настоящему.   Но взгляд Дазая в ответ серьезен.  — Не лги мне, — шепчет он.   — Я не лгу.   — ...Обещаешь?   — Да. Ты бы, наверное, знал, если бы случилось что-то подобное.   Дазай секунду наблюдает за Чуей, а затем с облегчением кивает.  — Это просто... — бормочет он, уставившись на руку, которую Чуя только что "обработал", — ...он сказал, что у тебя мягкая кожа. Итак, я просто... Я подумал, что он что-то сделал, и что я даже не знал об этом, и...   Чуя закатывает глаза.  — Как я и сказал. Ты бы знал.   Дазай улыбается.   Через несколько секунд он наклоняется вперед и берет руку Чуи, поднимая ее для обозрения.   У него и близко нет таких травм, как у Дазая, потому что он знает, как ударить кого-то, не причинив при этом вреда самому себе. Он также не использовал столько грубой силы, как Дазай. И он не ударил этого засранца дважды.   — У тебя просто небольшой порез, — бормочет Дазай, нежно проводя большим пальцем по ране, заставляя Чую вздрогнуть и задрожать одновременно. — Но и так сойдет.   И так сойдет?   Но затем Дазай поднимает свою камеру,   Чтобы сфотографировать их поврежденные руки бок о бок.   Когда брюнет опускает камеру обратно на свой торс, он поворачивается к Чуе и взволнованно восклицает что-то вроде: "На память о нашей совместной работе!" или что-то в этом роде.   Чуя на самом деле этого не слышит.   Он слишком занят, сосредоточившись на усмирении определенного паразита.

***

— ...Ты, должно быть, шутишь надо мной.   Йосано разражается смехом, ее глаза округляются, все лицо светится.  — Нет, — говорит она, вытаскивая черную штуковину за ворот и снова поднимая ее на глаза рыжего. — На самом деле, я совершенно серьезна.   Чуя чувствует себя таким невероятно недоверчивым и оскорбленным прямо сейчас.  — Ты же не можешь всерьез думать, что я позволю увидеть себя в чем-то настолько... открытом?   Девушка снова смеется, опуская руки. — Ты такой драматичный, Чуя, — говорит она, подходя и прикладывая черную штуковину к его торсу, почти как будто для того, чтобы посмотреть, как это будет выглядеть, но он не дает ей много времени, прежде чем делает шаг назад. — Это просто укороченный топ!   — Это для девушек!   — Вообще-то, я взяла это в мужском отделе! Это модно.   — Как будто мне не насрать! Убери это отсюда!   — О, да ладно, — надувает губы Йосано. — Я видела твой живот на пляже. Он полностью достоин кроп-топа.   Это заставляет Чую почти сразу покраснеть, уши розовеют от смущения.  — Какого хрена ты смотрела на мой живот? — рычит он.   — Я смотрю на всех своих друзей, чтобы купить им что-нибудь. Я даже купила Хигучи это облегающее платье, в котором, я могу сказать, она выглядела бы просто великолепно, — Йосано снова поднимает черную вещь, на ее губах злая улыбка. — Будь я проклята, если ты не наденешь это завтра. Я потратила на это свои кровно заработанные деньги!   — Разве я просил тебя об этом? — огрызается Чуя.   — О, да ладно тебе!   — Нет! Убирайся отсюда, странная стерва.   — Ты ранишь мою душу, Чуя.   — ...Ты начинаешь говорить как Дазай.   — Он что, постоянно у тебя на уме?   Чуя поднимает ближайшую к нему вещь — к счастью для Йосано, это безвредная подушка — и небрежно бросает ее в нее.  — Заткнись! — кричит он, его щеки ярко-розовые.   — Ты знаешь, единственная причина, по которой я так сильно настаиваю, — начинает девушка с дерзкой ухмылкой на лице, — это потому, что я умираю от желания увидеть, как отреагирует Дазай. Тебе не кажется, что он позволил бы проявиться какой-то своей собственнической стороне?   Чуя угрожающе прищуривает глаза.  — Что это вообще значит? — рычит он.   — Это значит... — Йосано подходит ближе, бросая укороченный топ на изножье кровати Чуи, — ...ты будешь выглядеть так сексуально, что Дазай действительно может потерять способность функционировать.   Глаза рыжеволосого слегка расширяются, рот приоткрывается.  — Ты... что?   — Боже, ты невероятно тупой.   — Я не...   Закатив глаза в миллионный раз, Йосано снова делает шаг вперед и хватает лицо Чуи, зажимая его между своими холодными, ухоженными руками.  — Чуя, — начинает она, ее голос настолько суров, что у рыжеволосого нет выбора, кроме как слушать каждое ее слово. — Ты чертовски сексуален. Владей этим. Надень этот гребаный укороченный топ. Поверь мне, ты почувствуешь, что тебе принадлежит весь мир, когда ты это сделаешь. Я тоже помню, каково это было, когда я впервые надела что-то смелое. Мне было страшно, но это было так чертовски весело. Единственная причина, по которой я сейчас уверена в себе, — это то, что я сделала себя уверенной. — Девушка наклоняется, глаза блестят, на ее лице появляется улыбка. — Сделай это. Для себя в первую очередь, конечно, но... Разве ты тоже не хочешь посмотреть, что сказал бы Дазай?   Чуя моргает, слегка сглатывая. — ...Почему меня это должно волновать? — бормочет он тихим голосом.   Ответная улыбка Йосано — понимающая. Даже немного сочувствующая.   — Потому что ты влюблен в него, — говорит она.   Чуя открывает рот.   Это та часть, где он бы оттолкнул ее. Бросил в нее чем-нибудь и намеренно промахнулся. Кричал. Вопил. Отрицал. Отрицал, отрицал, отрицал. Тогда он мог бы вынудить ее выйти из его комнаты, из его дома и вернуться в ее собственный. И он свернулся бы калачиком в постели и слишком много думал. Но он продолжал бы отрицать.   Одно и то же.   Снова, и снова, и снова.   Он не хочет делать то, что делал последние двенадцать лет, всю оставшуюся жизнь.   Это самое страшное, что он когда-либо испытывал, но...   Чуя снова закрывает рот.   И сказать, что Йосано сияла от отсутствия отрицания, было бы самым большим преуменьшением тысячелетия.   — Боже, я просто – начинает Йосано, не в силах скрыть свое волнение и счастье, поэтому она притягивает рыжего к себе и обнимает его, крепко прижимая к себе, — Я просто люблю тебя. Я чувствую себя гордой матерью!   Чуя немедленно разражается визгом, отталкивая девушку от себя.  — Отвали! Прекрати— прекрати обнимать меня, ты гребаная психопатка.   — Ты мой лучший друг, Чуя!   — Эй— заткнись на хрен! Оставь этот титул для Рампо!   — Нет, пошел он. Ты мой лучший друг. Я люблю, люблю, люблю тебя.   — Я ненавижу тебя до глубины души!   — Люблю тебя. — Ненавижу тебя.   — Надень укороченный топ.   — Нет!   — Пожалуйста? Милый, пожалуйста?   — Нет.   Йосано вздыхает. Она, наконец, отпускает Чую, снова закатывает глаза и идет к кроп-топу.   Чуя надеется, что она собирается уйти с ним.   Но вместо этого она просто вешает его в шкаф Чуи, а затем падает на кровать.   — Время кино! — взволнованно объявляет она, включая телевизор.   Так что, в конце концов, ни Йосано, ни кроп-топ не покидают его несколько часов.   Чуя втайне не возражает.   В конце концов, она его лучшая подруга.  

***

 

Кансуке в замешательстве.   Это довольно очевидно. Его полупьяное лицо искажено недоумением, руки скрещены на груди в неудачной попытке вести себя "по-отцовски", живот выпирает из-под спортивных штанов, которые он не менял уже шесть дней.   — ...Тебе следует обсудить это с Кое, - в конце концов бормочет отец рыжему, поворачиваясь обратно, чтобы продолжить засыпать лапшу в кипящую воду.   Чуя морщится. Он игнорирует то, как сжимается его сердце, как и в любой другой раз, и решительно подходит ближе. — Ты мой отец, — заявляет он почти отрывистым голосом. — Она не моя мать. Это твое право указывать мне, когда я могу выходить, а когда нет.   Кансуке не смотрит на него.  — Оставь меня в покое. Иди и спроси ее.   Чуя замирает.   Он сглатывает странное ощущение в горле и отводит взгляд, в носу покалывает от угрозы слез.   — Ты мой папа, — шепчет он снова, почти отчаянно.   Кансуке вздыхает.  — Чуя—   — У тебя это дерьмово получается. Но я... Я бы послушал тебя, а не ее... в любой день. — Сжав руки в кулаки, Чуя вместо этого смотрит в потолок, смаргивая влагу с глаз. — Черт возьми. Что угодно. Я просто скажу ей.   Кансуке не торопится отвечать. —  ...Да, так будет лучше.   Чуя усмехается.   Это превращается в сдавленный всхлип.   Он помнит короткие фрагменты того, как Кансуке на самом деле вел себя как отец, когда был моложе. Это просто маленькие моменты, например, когда они вместе ели мороженое, сидя на тротуаре. Или смотрели детский фильм в свободное время. Или Чуя, засыпал у него на коленях.   Они кажутся чьими-то чужими воспоминаниями.   Даже за два года до того, как Кое появилась в их жизни, дела у Кансуке шли неважно.  Пиво было его лучшим другом. Иногда даже более крепкий алкоголь. Его семейный бизнес прогорел, поэтому, когда в жизнь вошла влиятельная юристка, он влюбился в эту безопасность. Отчасти Чуе нравится верить, что Кансуке искренне любил ее — потому что раньше она определенно была достойна восхищения. Уверенная. Такая уверенная в себе.   Чуя легко принял Кое. Она вернула частичку его старого отца, и Кека тоже.   Потом Кека умерла. Кое потеряла ее поддержку, а значит, и Кансуке потерял свою.   Чуя был единственным, у кого был кто-то, кто присматривал за ним (больше похоже на то, чтобы отвлечь его, но это тоже работает). В противном случае он почти уверен, что закончил бы так же, как его родители.   Рыжеволосый через мгновение выходит из кухни.   Ему требуется несколько минут, чтобы прийти в себя в ванной, а затем он направляется в гостиную, где сидит Кое в очках для чтения, просматривая книгу. Перед ней на столе стоит полупустая чашка кофе. Она одета в свою униформу: белая рубашка на пуговицах, черная юбка-карандаш, колготки телесного цвета и черные туфли на шпильке. Ее красновато-розовые волосы собраны в тугой, надежный пучок.   Поскольку она не переоделась, ей, вероятно, скоро придется вернуться в свою юридическую фирму.   Чуя проходит вглубь комнаты, держа руки в карманах, пока он подходит и встает у стола.   Кое требуется несколько мгновений, чтобы заметить его присутствие. Она медленно поднимает голову, а затем аккуратно закрывает книгу, предварительно вложив в нее закладку.   — Доброе утро, Чуя, — приветствует она. Взглянув на часы, она поправляет себя. — Ну, сейчас уже за полдень. Ты в порядке?   Чуя кивает, глядя вниз на пол, прежде чем снова посмотреть в глаза женщине.  — Да. Просто пришел сказать тебе, что я ухожу через несколько часов.   Кое моргает, слегка прищурив глаза. — ...С Дазаем, я полагаю? - бормочет она.   — Да. С ним и другими нашими друзьями.   — Мне жаль, Чуя, — говорит женщина, беря свою чашку кофе, — но ты не можешь. Я бы предпочла, чтобы ты остался дома и сделал кое-какую домашнюю работу. Занятия в школах начинаются в понедельник.   — Сегодня пятница. Я могу сделать это в выходные. — Мне жаль, но нет.   Чуя вздыхает, закатывая глаза.  — Я пойду, даже если ты скажешь "нет". Я просто пришел сказать тебе, чтобы ты потом не взорвала мой телефон.   Кое моргает. Сделав небольшой глоток, она ставит чашку обратно и снимает очки с носа.  — Чуя, — начинает она медленным голосом, как будто иначе он не поймет. — Я знаю, что у тебя есть прошлое с этим парнем, но он пытался убить тебя.   — Ладно. В любом случае, я, вероятно, собираюсь уйти около пяти, так что—   — Ты что, меня не слушаешь?   — Эм... Вообще-то, это ты меня только что прервала.   У Кое дергается глаз. Через мгновение она встает и подходит к нему. Обычно она чертовски высока, так что на своих каблуках Чуя выглядит как муравей, особенно с учетом того, что он немного... маловат.   — Мне нужны твои ключи от дома, — говорит женщина, протягивая ладонь.   Чуя даже не утруждает себя свирепым взглядом. Он просто смотрит на нее со скучающим выражением лица.  — Нет.   — Чуя.   — Я не собираюсь быть маленькой сучкой и улизнуть только для того, чтобы вы двое могли волноваться. Но это не значит, что я собираюсь прислушиваться к каждому твоему желанию. Вбей это себе в голову.   — Не разговаривай со мной таким образом! — рявкает Кое, гневно нахмурив брови.   — Конечно, — говорит Чуя, пожимая плечами. — Я остановлюсь, как только ты остановишься.   Хлопок.   Вся голова Чуи раскалывается от силы пощечины.   Прямо в сторону, челюсть отвисла, глаза слегка расширились.   Жжение начинается всего через несколько секунд. Это кусает и обжигает, и он просто знает, что на его коже остался красный отпечаток ладони, который не исчезнет, пока не пройдет полчаса.   Потому что она никогда не била его так сильно. Конечно, она давала ему пощечины и раньше, и это само по себе оставило достаточный отпечаток, но...   Эта...   Нанесена во всю силу.   — Как только ты научишься быть послушным сыном, — начинает Кое, продолжая кричать. Ее лицо немного сморщено, как будто она говорит так громко только потому, что сама не может поверить, как сильно только что ударила парня, — тогда я тебя послушаю! Я достану тебе все, что ты захочешь! Но эта ругань, и это хамство, и это непослушание — это не то, что я буду терпеть! Вбей это себе в голову! Кансуке сейчас стоит в дверном проеме между гостиной и кухней, слегка расширив глаза от того места, где он наблюдает, с мокрой лопаткой в руке.   Чуя поднимает голову и снова смотрит на женщину.   Они смотрят несколько мгновений, и сердце рыжеволосого сжимается.   — ...Я уйду в пять, — снова начинает он, его голос немного дрожит. — Итак, тебе не нужно готовить мне ужин. Это все, что я пришел сказать. — Через мгновение рыжеволосый отводит взгляд и идет по комнате. — Увидимся позже. Если только я не буду жестоко убит Дазаем.   В своей спальне Чуя подходит к зеркалу и смотрит на свою щеку.   Как он и думал, она ярко-красная в форме руки.   Он тычет в нее пальцем. Больно.   Затем он направляется к своей кровати, падает и сворачивается в клубок. Он спит несколько часов.