Inseparable

Лучшие друзья — слишком простой термин, чтобы описать всю динамику отношений Дазая Осаму и Накахары Чуи. Конечно, они знают друг друга с детства, и они №1 в списках лучших друзей друг друга в Snapchat, но Чую слишком часто видели в его толстовках. Окружающие также заметили, что главной музой Дазая для его добровольного хобби полароид-фотографа является сам рыжий. Но… Это не совсем то, что свойственно лучшим друзьям — придираться друг к другу почти каждый раз, когда они находятся рядом. Или устраивать безжалостные и граничащие с бессердечием розыгрыши каждую неделю. Или бить друг друга (хотя удары обычно наносятся со стороны Чуи, потому что он гораздо более вспыльчивый, чем его «лучший друг»). И — осмелюсь сказать — если вы когда-нибудь совершите ошибку, назвав их лучшими друзьями в лицо, вы можете стать свидетелем редкого момента, когда они объединяются и собственными руками разбивают вашу задницу в пыль. И они будут колотить и колотить вас, как будто этот ярлык является оскорблением всего их существования. Так что, да, люди больше их так не называют. Сначала они сменили прозвище с лучших друзей на врагов, но это тоже не совсем сработало, потому что обнаружилось, что Чуя ухаживает за вывихнутым запястьем Дазая, который однажды упал с дерева. Чуя зашел так далеко, что вызвал скорую помощь в разгар своего беспокойства, но школьная медсестра быстро прибыла на место происшествия и увела Дазая. И так случилось, что Чуя все это время был рядом с ним. Так что потом все перешло от врагов к… ну… любовникам. Только потому, что первокурсница сказала, что она «шипперит их» в Интернете, что только породило целую новую ветвь слухов, а потом у кого-то вообще хватило нахальства сфотографировать Дазая, гладящего волосы Чуи. Фотография уже давно исчезла. Потому что некий рыжий тип избил ответственного за нее человека до потери сознания. И его отстранили от школы, но оно того стоило. Тот человек это заслужил. Потому что, честно говоря, кто настолько сумасшедший, чтобы шипперить двух реальных мужчин, явно ненавидящих друг друга? А потом и вовсе зашел так далеко, что фотошопил их отвратительные заблуждения в неудобную картинку, которая, честно говоря, выглядела такой фальшивкой? (Так случилось, что Чуя также разозлился на Дазая, когда тот начал критиковать освещение на картинке и несвязные выражения их лиц, а не очень очевидную гомосексуальную позу, в которой они находились — он не совсем правильно расставил приоритеты.) Таким образом, термин «любовники» был уничтожен гораздо быстрее, чем два предыдущих. Сейчас он практически исчез, потому что после того, что случилось с человеком, ответственным за фотографию, ни у кого не хватает смелости упомянуть этот термин даже за спинами этих двух парней. От любовников это как бы перешло к соперникам. Что на данный момент является самым точным из всех, но людям не очень понравилось звучание, поэтому это не стало слишком популярным. В наши дни это не имеет тенденцию вращаться вокруг друзей, соперников или даже конкретных людей, которые ненавидят друг друга, но иногда замечают, что они заботятся друг о друге и делают вещи, характерные для лучших друзей. По сути, люди на самом деле больше не вешают на них ярлыки. Это стало утомительным. Так что, они вроде как просто… Дазай и Чуя. Чуя и Дазай. Любым способом, каким ты захочешь. На самом деле, это не имеет значения. — Поторопись, черт возьми! — Чуя громко кричит, поднимая с земли еще очередной камень и швыряя его в окно Дазая, оставляя еще одну из множества царапин на стекле. На самом деле, за эти годы его окно так исцарапалось камнями, что в нем трудно найти место, откуда можно выглянуть и ясно увидеть мир. Однажды Чуя швырнул камень, который был немного слишком большим, немного слишком твердым, что он проделал небольшую дыру в окне, которую отец Дазая заклеил скотчем, все время глядя на застенчивого рыжеволосого, стоявшего в углу комнаты. И, честно говоря, Чуя такой громкий и злой, что вся семья Дазая (а это только он, его отец и младшая сестра) использует его в качестве будильника. Раньше у них были настоящие будильники: у Мори был один на телефоне, у Элис на прикроватном столике, а Дазай просто доверял себе просыпаться вовремя, чего он никогда не делал. Но затем, увидев, как Чуя начинал кричать на Дазая всего через пять минут после того, как их будильники срабатывали, они поняли, что с таким же успехом могут использовать его громкий голос, чтобы проснуться, вместо того, чтобы проходить через напряженную задачу прослушивания такого неприятного звонка первым делом после пробуждения. Не то, чтобы крики Чуи были приятными, но это лучше. В некотором роде. И, как будильник, он не остановится, пока вы ему не скажете. — Дазай! — кричит Чуя, поднимая с земли еще один восхитительно совершенный камень. — Вставай! Если я опоздаю из-за твоей тупой задницы, тогда… — Заткнись! — кричит одна из соседок, высовываясь из окна и свирепо глядя на рыжего, который каждый божий день портит ей сон с единственной целью — разбудить соседа. Чуя делает паузу, а затем поворачивается на носках лицом к женщине, даже свирепо глядя на нее. — Почему бы тебе не сделать это? — громко парирует он. Затем он поднимает камень, чтобы она увидела его. — Ты тоже хочешь, Маргарет? Женщина, чье имя определенно не Маргарет, таращится на рыжеволосого. — Не смей мне угрожать, мальчик! — кричит она. Чуя замечает мешки у нее под глазами, и ему достаточно стыдно, чтобы чувствовать себя виноватым из-за этого, но другого способа решить ситуацию, кроме этого, точно нет. — Я вызову полицию! Чуя усмехается и закатывает глаза. — Это будет не в первый раз, — огрызается он, прежде чем вернуться к окну Дазая и швырнуть в него камень. — Дазай! — Я клянусь… — кричит не-Маргарет, обрывая себя, а затем поворачивается, чтобы вместо этого посмотреть на окно отца Дазая. — Мори! Мори! Убери этого рыжего со своего крыльца хоть раз, ладно? Мне нужно выспаться! Через несколько мгновений окно в комнате Мори открывается, и очень сонный сорокалетний мужчина высовывается наружу, пару секунд наблюдая за Чуей, а затем поворачивается, чтобы посмотреть на не-Маргарет, вытягивающую голову из своей спальни. — Чего ты хочешь, Маргарет? — спрашивает Мори, его голос грубый, глубокий и очень сонный. Не-Маргарет разевает рот. — Меня зовут не Маргарет, Мори! Ты это знаешь. Уберите этого мальчика со своего крыльца! Мори смотрит на Чую, который поднимает на него брови, и затем взрослый мужчина усмехается. — Поверь мне, я пытался, — говорит он, откидываясь назад и закрывая окно. Пока он задергивает занавески, не-Маргарет еще больше удивляется очевидной уклончивости Мори, а затем свирепо смотрит на рыжего. — Однажды я доберусь до тебя! — огрызается она, с грохотом закрывая окно. Чуя раздраженно вздыхает и поворачивается обратно к окну Дазая. Он замолкает на мгновение, когда обнаруживает, что брюнет стоит у своего окна и смотрит на него. Его раздражающая каштановая копна волос так же растрепана, как и всегда, а толстовка облегает его тело. Рукава закатаны до локтей, так что видны его бинты, и когда Чуя снова смотрит на его лицо, он ухмыляется. Пока Дазай открывает окно, рыжеволосый разглядывает его толстовку. Бирюзовый цвет, да? У Чуи нет бирюзовой версии толстовок Дазая. Он должен ее получить. Она нужна ему. И хотя она на удивление хорошо сочетается с темными глазами и волосами Дазая, Чуе на самом деле все равно, потому что, да ладно, на нем это будет смотреться намного лучше. — Вау, Чиби, — протягивает Дазай, губы все еще растянуты в ухмылке, когда он кладет руки на подоконник и высовывается наружу. — Ты в самом деле не вырос с тех пор, как я видел тебя в последний раз? Чуя стискивает челюсти, его грудь горит от чистой ярости. — Может быть, потому, что ты видел меня только вчера, гребаная скумбрия! — огрызается он, бросая камень и намеренно промахиваясь, наблюдая, как он ударяется о кирпичную стену рядом с окном Дазая, а затем летит вниз в кусты. — А я молодой, растущий организм! Дазай скептически приподнимает бровь. — Действительно? — спрашивает он. — Потому что, знаешь ли, я вырос почти на двадцать сантиметров за последние три года, а ты не вырос даже на два. — Это не моя вина, если у тебя скачки роста, как у гребаного урода! — кричит Чуя. И, честно говоря, они вели этот разговор — или, точнее, спор — уже около миллиарда раз за свою жизнь. Но Дазай все равно всегда инициирует его, потому что Чуя так сильно оскорбляется этим, как будто это в первый раз, и что-то в том, что он каждый божий день приходит в ярость от одного и того же, просто забавно для брюнета. — И поторопись, черт возьми, ладно? Уже почти половина шестого, у нас есть десять минут. Дазай смотрит на него еще несколько секунд. Можно было бы подумать, что он устал просыпаться каждый день от того, что рыжеволосый коротышка кричит изо всех сил, а потом ему приходится подходить к своему окну, как полумертвому зомби, и смотреть на то же лицо, с тем же ростом, словами и оскорблениями. Но, нет. Что-то в этом есть освежающее. И это заводит Дазая лучше, чем любой другой способ. Сигналы тревоги легко игнорировать, и Мори в конце концов отказывается от попыток разбудить его, но Чуя не позволит игнорировать себя и определенно не откажется от попытки разбудить Дазая. Что иногда раздражает Дазая. Хотя в основном это забавно. — Будь терпелив, ладно? — говорит Дазай. — Я спущусь через секунду, слизняк. Чуя рычит и поднимает еще один камень, бросая его в окно, пока брюнет закрывает его. — Настоящий слизняк — это ты! — кричит он. Затем он просто прислоняется к воротам и откидывает голову назад, наблюдая за небом, ожидая, когда Дазай спустится. Бирюзовая толстовка с капюшоном. Это должно быть что-то новое. У Чуи есть все старые толстовки Дазая, и всякий раз, когда он покупает еще одну, Чуя ставит своей жизненной целью заполучить ее — и когда он настроен решительно, то действительно делает все возможное. Даже если это против Дазая Осаму. И теперь бирюзовая толстовка с капюшоном — его новая цель. Это станет его новым сувениром. И совершенно очевидно, что Дазай просто соблазняет его. Потому что сейчас почти лето, а это значит, что довольно жарко, так что нет необходимости в толстовке и уж точно нет необходимости спать в ней. Он точно знал, что делает, когда подошел к окну в толстовке с капюшоном. Чуя получит ее. Несмотря ни на что. Дазаю требуется двенадцать минут, чтобы выйти из дома. Что совсем не идеально, потому что у них было всего десять минут для начала, и теперь они опоздают, даже если телепортируются в школу. А учитывая, что до школы двадцать минут ходьбы, совершенно очевидно, что они пропустят урок. — Если ты так злишься из-за опоздания, — говорит Дазай с сумкой через плечо и камерой на шее, идя, как обычно, медленнее, поскольку короткие ноги рыжеволосого не совсем подходят для быстрой ходьбы, — Тогда я могу попросить своего отца высадить нас. Тебе не обязательно начинать бить меня. — Я не бил тебя, — заявляет Чуя. И это было не так. Просто, понимаете… легкие похлопывания сжатым кулаком. — И ты знаешь, что я видел твою дурацкую толстовку, верно? Я хочу ее. Дазай фыркает. — Ты должен победить, чтобы получить ее. Как всегда. — Ладно. Когда? Брюнет смотрит на него, а затем ухмыляется. — Я свободен в любое время, — говорит он. Он всегда так говорит. Даже когда он не свободен. У него может быть сеанс ночной терапии с выпивкой или операция на сердце, и он все равно скажет, что свободен. И он действительно появится, хоть и с опозданием. Толкаться и пихаться в своем расписании, чтобы выкроить время, — это самое близкое, что Дазай может сделать для привязанности. Чуя вздыхает. — Я тоже свободен, — говорит он. — Примерно на полнедели. Просто обычное соревнование? Дазай думает об этом, а затем кивает. — Ммм, рядом с мостом открылся новый магазин. Мы можем сделать это там. — Не слишком ли это далеко? Брюнет смотрит на него сверху вниз, а затем улыбается, яркой улыбкой, дерзкой, из-за которой Чуя слишком долго пялится на него. — Это просто делает игру веселей, — говорит он. Рыжий закатывает глаза. — Неважно, ты гребаный псих. Встретимся там в семь. Дазай непонимающе моргает. — Это та часть, где я говорю «это свидание»? — спрашивает он. И, ну, да… В итоге Чуя преследует его всю дорогу до школы, что является своего рода победой, потому что они добираются туда в два раза быстрее обычного, а это значит, что Чуя действительно посещает классный час. Или, по крайней мере, половину.

***

Чуя никогда бы не назвал Дазая другом. Когда-либо. Но есть люди, которых он не прочь назвать друзьями. Как тот светловолосый парень, стоящий рядом с ним в очереди, с растянутыми в дружелюбной улыбке губами и добрыми, как всегда, глазами. — Чуя-сан, ты сегодня очень хорошо выглядишь! — восклицает Ацуши, повторяя фразу, которую он произносит каждый день. И это прекрасно, потому что, давайте посмотрим правде в глаза, Чуя потрясающе красив. И он это знает. Даже когда он одет просто в унылую сине-белую школьную форму. Ему нравится думать, что он хорошо выглядит в ней. — О, спасибо, Ацуши, — говорит Чуя, любезно улыбаясь ему. — Ты тоже хорошо выглядишь. Заметили? Чуя умеет быть добрым? По крайней мере, в определенной степени. Он не совсем вспыльчивый, огненно-рыжий, который ругается в каждом втором предложении. Такая личность обычно проявляется только с надоедливым мудаком. Все остальные, как правило, видят проблеск хорошей стороны Чуи. Ацуши сияет и поворачивается к официантке, которая кладет ему на поднос чипсы и рыбу. Он берет одну из пластиковых вилок и ножей, а затем покидает очередь. Чуя повторяет его действия, но мягко уговаривает официантку положить ему в тарелку дополнительную порцию чипсов. Под «мягко» он, очевидно, подразумевает приятный, дружелюбный взгляд в сочетании с милым рычанием и мягкой угрозой. Чуя вздыхает и берет две пластиковые вилки и пластиковый нож, кладя их на свой поднос. И хотя не обязательно оставлять посетителям поднос, с годами Чуя привык уходить с ним, так что никто больше не задает вопросов и не останавливает его. Их это устраивает, потому что Чуя постоянно доказывает, что принесет поднос обратно — по крайней мере, пошлет кого-нибудь, чтобы отнести поднос за него. Таким образом, подносы всегда возвращают, и обедающие дамы избавлены от его гнева, с которым им, несомненно, пришлось бы столкнуться, если бы ему помешали уйти. — Скоро летние каникулы, — говорит Ацуши, когда они вдвоем спускаются на поле с подносами в руках. Солнце светит им в спину. — Ты взволнован? Чуя усмехается. Летние каникулы всегда одинаковые — оставаться дома с родителями, тратить время на телефон и компьютер, а затем встречаться с Дазаем хотя бы раз в пару дней, чтобы снова посеять хаос. Неудивительно, что мачеха Чуи никогда его не любила. Конечно, Дазай нравится ей как личность, и она даже смеется над его шутками, но она не хочет, чтобы он «плохо влиял» на Чую. Что смешно, потому что они оба плохо влияют друг на друга. Чуя ничуть не лучше. — Нет, все будет по-старому, — отвечает рыжеволосый. — А как насчет тебя? Есть какие-нибудь планы? Ацуши улыбается и качает головой. — Не совсем так. Хотя я мог бы прогуляться по городу со своей семьей. Мы здесь уже три месяца, но почти ничего не видели. — Звучит неплохо, — говорит Чуя. — Я прожил здесь всю свою жизнь. Если тебе нужны предложения о том, где можно побывать, я могу тебе кое-что рассказать. Ацуши широко улыбается. — С удовольствием! Поле переполнено. Как и ожидалось. Всякий раз, когда становится так тепло, вся школа запрыгивает на любое место, которое они смогут найти, и травянистая территория становится переполненной вонючими подростками. Однако у Чуи и его друзей всегда одно и то же место — под большим дубом. Никто никогда по-настоящему не осмеливается сесть там. Иметь дело с Накахарой Чуей, Дазаем Осаму и остальной частью их стаи — не совсем тот случай, о котором можно фантазировать. Они просто убегают куда-нибудь еще и оседают. Они вдвоем пробираются к дубу, обходя и даже перешагивая через нескольких человек, когда идти почти негде. Большинство из них просто убираются с дороги либо потому что у них хорошие манеры, либо потому что они боятся Накахару Чую. Чуе все равно, кто бы это ни был. У дерева они все сидят неровным кругом. Дазай, как и всегда, прислоняется к дереву, заняв самое «доминирующее» место, так будто оно принадлежит ему. Акутагава тоже сидит там. Йосано и Куникида рядом с ним. Единственный пропавший идиот отстранил себя от школы… снова. В первую очередь, Чуя замечает двух девушек, цепляющихся за руки Дазая. Он не помнит имен ни одной из них. Однако они хорошенькие — достаточно хорошенькие, чтобы Дазай мог ими заинтересоваться. — Чуя-сан, — говорит Ацуши с того места, где он уже сидит рядом с Куникидой. — Здесь есть свободное место. Чуя наблюдает за пространством между Ацуши и Куникидой. — Не-а, — говорит он, оглядываясь на девочек. — Я сижу там. Ацуши не понимает, где именно находится «там», потому что, похоже, места нигде больше нет. Чуя входит в круг и идет к Дазаю. Брюнет ухмыляется чему-то, что говорит одна из девушек, а затем замечает, что рыжий стоит перед ним, глядя вниз со стоическим выражением лица. — О, карлик здесь! — восклицает Дазай, его ухмылка превращается в тонкую улыбку. Девочки поворачиваются, чтобы посмотреть на Чую, но он игнорирует их обоих. Вместо этого он рычит на брюнета сверху вниз. — Раздвинь ноги, — раздраженно рявкает он. Дазай поднимает брови, с его губ срывается смешок. — Это ты каминг-аут делаешь? — спрашивает он. Чуя делает паузу. Когда он понимает, как звучит «раздвинь ноги», он не может не покраснеть. его глаза отводятся в траву вокруг его ног, прежде чем он снова смотрит в глаза Дазая, которые, кажется, сверкают под танцующим солнечным светом, проникающим сквозь листья дерева. — Я, блядь, врежу тебе, — огрызается Чуя. Дазай открывает рот, без сомнения, чтобы сказать что-то еще более неловкое, поэтому рыжеволосый быстро переходит к действию и раздвигает его ноги, садясь между ними так же небрежно, как и всегда. Не похоже, что это первый раз, когда Чуя сидит между длинных ног мудака. Он делал это довольно много раз раньше, и все, кроме Ацуши, студента-переводчика, видели это. Так что в этом нет ничего странного, но Чуя все еще чувствует легкую досаду на себя за то, что сказал «раздвинь ноги» из всего, что мог бы, и, прогоняя фразу в голове, он краснеет с каждой секундой. И, наконец, девушки, немного сбитые с толку, отпускают Дазая. — Вы, ребята, довольно близки, — говорит та, что слева. Чуя поворачивается, чтобы свирепо посмотреть на нее, как раз в тот момент, когда откидывается назад на Дазая. — Заткнись, — говорит он, не в силах скрыть отвращение, которое чувствует. — Убирайся, пока можешь. И конечно, Чуя угрожает девушкам (иногда, по крайней мере, только когда он зол), но он никогда не будет действовать против них. Так что обычно это пустые угрозы, потому что он не допускает мысли поднять руку на девушку. Это, пожалуй, единственное, что они с брюнетом могут обсудить. Дазай вздыхает и немного опускается, наблюдая, как симпатичные девушки уходят, несомненно, нацелившись на другого парня, который мог бы проявить к ним интерес. — Знаешь, слизняк, — начинает Дазай, — Ты не должен портить каждый шанс, который появляется у меня с девушкой. Чуя поворачивается и смотрит на него свирепым взглядом синих глаз, что заставляет Дазая слегка улыбнуться, несмотря ни на что. — Ты получаешь то, что заслуживаешь. Каждый раз, когда я видился с Юан, ты буквально портил каждое наше свидание. Так что не жди, что я буду сидеть сложа руки и позволять тебе спокойно жить своей личной жизнью, понял? — через мгновение Чуя поднимает поднос в своих руках и толкает его к брюнету. — И поешь. Я знаю, что ты не завтракал. Ты становишься таким тощим, и если ты уменьшишься еще на один размер в толстовках, они могут начать подходить мне, а я этого не хочу. Дазай не может перестать улыбаться. Его глаза немного блестят, и он наклоняется ближе к рыжему, так близко, что Чуя может видеть маленький выцветший шрам под его левым глазом, который он получил, когда поскользнулся на горке и упал лицом на камни. Он сильно истекал кровью и так как им было всего семь лет, Чуя запаниковал и подумал, что он умрет. Очевидно, судя по тому, как Дазай смотрит на него прямо сейчас, а его губы приподняты, и глаза сияют, он вовсе не мертв. Иногда Чуя действительно хочет, чтобы он был мертв. — Почему ты думаешь, что я не завтракал? — с любопытством спрашивает Дазай. Рыжий закатывает глаза и отворачивается, чтобы ему не пришлось тратить еще секунду на то, чтобы смотреть в эти его раздражающие глаза. — Сегодня утром у тебя изо рта пахло зубной пастой, — просто заявляет он, берет чипс и кладет его в рот. — Ты всегда чистишь зубы перед завтраком. Значит, ты ничего не ел. И Ацуши не может не пялиться на них двоих, в то время как остальные просто научились заниматься своими делами. Потому что он никогда не видел друга, сидящего между ног другого. Разве это не то, что делают пары? Но за последние три месяца он узнал их достаточно, чтобы понять, что его убьют, если он скажет это вслух. Но… Ацуши прищуривается, наблюдая за лицом Дазая. …Он никогда никому так не улыбается. Дазай когда-нибудь улыбается? Обычно это просто дерзкие ухмылки. Не улыбки. — Ты стал отвратительно наблюдательным, — говорит Дазай. Он наклоняется еще немного вперед, пока его лицо не оказывается прямо над лицом Чуи, а затем берет горсть чипсов. — Я все же съем немного для тебя, Чиби. Рыжеволосый усмехается и пододвигает поднос ближе к Дазаю. — Да, тебе же лучше. И съешь половину рыбы тоже. Я не смогу съесть ее всю. — А если я этого не сделаю? — с любопытством спрашивает Дазай. Его глаза прикованы к небольшому боковому профилю Чуи, который он видит, когда тот проглатывает чипсы. Рыжеволосый поворачивается, чтобы снова видеть его, и свирепо смотрит. — Тогда я втопчу твое жалкое подобие лица в грязь, — огрызается он. Дазай с любопытством приподнимает бровь. — Это «жалкое подобие лица» привлекает больше девушек, чем твое когда-либо, — дразнит он, слегка ухмыляясь, когда Чуя издает свой раздраженный горловой звук. — Это потому, что ты разрушаешь все мои шансы с девушками! — огрызается Чуя. Брюнет мгновение наблюдает за ним, а затем пожимает одним плечом. — Ты тоже, — просто заявляет он. И он не ошибается — Чуя тоже это делает, но только в качестве мести. Он не начинал этого и, вероятно, никогда бы не начал. Во всем виноват Дазай. Впервые это случилось, когда им было по одиннадцать, и девочка назвала волосы Чуи красивыми. После этого Чуя немного влюбился в нее, потому что он любит комплименты, и получать их от девушки просто казалось немного милым и очаровательным. В конце концов, примерно через две недели после комплимента, он даже набрался смелости поговорить с ней. Но когда Чуя приблизился к ней, она увидела его и убежала. Излишне говорить, что Чуя был по-настоящему сбит с толку. Это заняло у Дазая неделю, но в конце концов он признался, рассказав рыжему, что солгал ей, чтобы она перестала любить Чую. Он сказал ей, что Чуя ковыряет в носу и не принимает душ, пока не пройдут недели, и что его волосы — парик. Конечно, все это было ложью, потому что Чуя ставит гигиену превыше всего. И тогда Чуя, очевидно, разозлился. И ударил его. И не разговаривал с ним целый день, за что гордился собой, потому что это трудное достижение. Дазай так и не извинился, но Чуя подумал, что ему будет стыдно почувствовать некоторое раскаяние. По крайней мере, он ожидал, что Дазай больше никогда этого не сделает. Но он сделал. В следующий раз, когда это случилось, Чуе было шестнадцать. Они только начали свой второй год в старшей школе, и Юан пригласила рыжеволосого на свидание — так что он, очевидно, согласился, потому что Юан симпатичная, добрая девушка с красивыми розовыми волосами и милой улыбкой. И еще один плюс: она ниже ростом, чем Чуя. И она забавная. Иногда. Может быть, это была небольшая вина Чуи за то, что он так сильно провоцировал Дазая. Он не мог перестать втирать это ему в лицо, и тогда брюнет, наконец, сорвался, свирепо посмотрел на рыжего и убежал вниз по улице. Чуя рассмеялся над этим. Это было такое приятное зрелище — видеть, как вытянулось лицо Дазая, как он убегает. Но Дазай отомстил ему. Может быть, в отместку за провокацию Чуи, или потому, что он просто хочет, чтобы Чуя страдал всю оставшуюся жизнь. Это не имеет значения. Он сделал это. Он уговорил Чую пойти с ним в гараж, а затем запер рыжего там, без его телефона и без ключа. Так что, да. Чуя так и не смог присутствовать на том свидании. Дазай все это время сидел снаружи гаража, прислонившись к ставне, и слушая, как Чуя ругает его. Он выпустил его через два часа. Рыжий был зол — как бешенный, но он не ударил Дазая. Нет, он просто отругал его. Это было немного больнее, чем удар, но Дазай не жалеет. Он сделал бы это снова, если бы ему пришлось. Потребовалось немного убеждения, чтобы заставить Юан поверить, что Чуя не виноват в том, что бросил ее. Когда она в конце концов убедилась и приняла извинения рыжеволосого, они официально встречались. Четыре дня. Юан рассталась с Чуей после этих четырех дней, потому что, цитирую: «Ты слишком близок с Дазаем.» Чуя был немного расстроен из-за этого в течение трех дней. Он смирился с этим, когда Дазай одолжил ему толстовку, которую Чуя, конечно же, не вернул. Итак, вкратце. Если они не вычеркнут друг друга из своей жизни, то, вероятно, останутся одинокими, одинокими ублюдками до самой смерти. Но Чуя никогда не думал об этом. Даже когда Юан сказала это, он не подумал: «О, может быть, мне следует установить некоторую дистанцию между собой и Дазаем.» Нет — он позволил ей порвать с ним, а затем пошел к Дазаю, чтобы выругать его. Они оба знают, что оторвать их друг от друга, говоря простым языком, невозможно. Они не знают почему. Это просто похоже на то, что никогда не случиться. — Ты начал это, — огрызается Чуя, используя одну из вилок, чтобы насадить чипсы, прежде чем с силой сунуть другую вилку в глупо идеальные руки Дазая, потому что вид людей, которые едят голыми руками, не помыв их, заставляет его скривиться. Брюнет пожимает плечами и кладет чипс в рот. — Мне становится грустно при виде счасливого тебя, — просто заявляет Дазай. Чуя разивает рот, слегка обиженный. Он немного поворачивается, как раз для того, чтобы лучше видеть брюнета, и чтобы тот мог пристально смотреть на него. Также, чтобы они могли есть без длинной, тянущейся через весь стол и постоянно касающейся его руки Дазая. — Мне грустно видеть тебя живым, — огрызается Чуя. Дазай закатывает глаза. — Тогда позволь мне спокойно покончить с собой, — бормочет он. Единственная причина, по которой он бормочет, — это чтобы никто другой не услышал — и, конечно, брюнет довольно открыто говорит о своих суицидальных наклонностях, но это скорее комическое облегчение, чем что-то серьезное. Но то, что Чуя перевязывал его перерезанные запястья несколько месяцев назад, ну… Это довольно серьезно. — Нет, — говорит Чуя, но его сердце сжимается, и ему приходится отвести взгляд от лица брюнета. — Тебе не разрешается уходить без меня. Это нечестно. Дазай делает паузу, а затем нахально улыбается, чуть прищурив глаза. — Ты так приглашаешь меня на двойное самоубийство? Чуя усмехается. — Типа того, — огрызается он. — Заткнись и ешь уже. Ты меня злишь. — Как будто это не твой режим по умолчанию. — Хочешь, чтобы тебя проткнули пластиковой вилкой? — До тех пор, пока это убьет меня. — Этого не произойдет. — Тогда нет, спасибо. — Тогда заткнись нахрен. — Оу, маленький карлик сердится? — спрашивает Дазай, наклоняясь вперед, чтобы ущипнуть рыжего за щеку. Чуя шлепает его по руке с резким взглядом. — Я всегда злюсь рядом с тобой, ты, урод с длинной задницей. Боже, чего бы я только не отдал, чтобы ты заткнулся хотя бы на две секунды. — Это твоя вина. Я бы даже не разговаривал с тобой, если бы ты позволил этим девушкам остаться здесь, — говорит Дазай, слегка улыбаясь, его голова наклонилась достаточно близко, чтобы Чуя снова увидел тот шрам. — Да, хорошо, — говорит Чуя, закатывая глаза. — Не жди, что я позволю тебе иметь личную жизнь, если ты не позволишь мне того же, кусок дерьма. Дазай смотрит на него секунду и Чуя не может не смотреть в ответ, их взгляды встречаются слишком долго, прежде чем брюнет, наконец, отводит глаза, направляя взор к подносу, на котором все еще стоит половина еды. — Я не хочу личной жизни, — просто заявляет он. Чуя поднимает брови. — Все хотят личной жизни. — Не-а, — говорит Дазай. Он отламывает кусочек рыбы и съедает его, потому что Чуя действительно не врал, когда сказал, что не сможет доесть ее сам. — Не встречал никого, кто бы заинтересовал меня. Рыжеволосый усмехается. — У такого безвкусного ублюдка, как ты, не должно быть высоких стандартов. — Они не высокие, — говорит Дазай. Чуя ожидает, что он продолжит, но Дазай этого не делает. Через мгновение Чуя понимает, что он и Дазай — не единственные люди в мире. Ему всегда требуется много времени, чтобы заметить это, но как только он осознает, то поворачивается обратно к своим друзьям и вступает в небольшую беседу с Ацуши. Тот спрашивает, какое место лучше всего посетить. Дазай улыбается. Он поднимает свою камеру «полароид» и делает быстрый снимок бокового профиля Чуи, рассказывающего об одном месте у порта, где самые лучшие закаты. Всякий раз, когда Чуя говорит о чем-то, чем он увлечен, его лицо нескромно светится, глаза сверкают, а волосы рыжее, чем обычно. Дазай всегда фотографирует его, когда он в таком состоянии. А затем, как только фотография напечатана, брюнет встряхивает ее и ждет, пока появится изображение. Чуя замечает фотографию. Он лишь свирепо смотрит на Дазая. Не бьет его и не ругает, главным образом потому что привык к тому, что его фотографируют ни с того ни с сего. Точно так же он привык к оскорблениям Дазая, связанным с его ростом, поэтому обычно пропускает мимо ушей его раздражающие прозвища. Но фотографии, которые Дазай делает с ним… Что ж, в итоге они приводят в бешенство, становясь самыми красивыми картинками, которые Чуя когда-либо видел. И они оба знают, что когда снова пойдут в гараж Чуи вместе, это самое фото, вероятно, окажется в коробке для фотографий в углу. Или, если она достаточно красива, то сможет даже получить привилегию быть повешенной где-нибудь на одной из тесных стен.