До и после

I don't wanna live

I don't wanna breathe

'Less I feel you next to me

You take the pain I feel

Waking up to you never felt so real

I don't wanna sleep

I don't wanna dream

'Cause my dreams don't comfort me

The way you make me feel

Waking up to you never felt so real

Comatose/Skillet

      Порывы ветра, бьющие прямиком в лицо, подхватывали чёлку и заставляли прищуриваться, но ноги смело неслись вперёд, не зная преград.       Вдох. Разбег. Прыжок. Приземление. Техника, будто отработанная годами. Сложнейшие движения, доведённые до рефлекторного исполнения.       Маринетт оглянулась. Позади осталась груда бетонных обломков. Гигантское нагромождение, перепрыгнуть через которое, не обладая сверхспособностями, ну просто невозможно. Но именно этот барьер только что покорился ей. Она взяла его, даже не напрягаясь, и бежала дальше, словно ничего выходящего за рамки не произошло.       Впереди, слева, справа – всюду мелькали спины в разноцветных костюмах. Оранжевый, зелёный, жёлтый, фиолетовый, розовый… Кто они? Соратники? Друзья? Случайные знакомые? Времени на паузы в запасе не было, и Маринетт на бегу обдумывала, кто кем кому приходился. Она ускорилась, чтобы не отстать от общей группы, и наконец разглядела, насколько странно одет каждый человек. Да и можно ли их называть людьми?       У парня в насыщенно-зелёном на спине красовался черепаший панцирь. Девушка в огненно-рыжем покачивала причёской, напоминающей лисьи хвосты, и размахивала каким-то вытянутым предметом… Флейтой? Так это костюмированный музыкальный фестиваль? Но почему тогда отовсюду наперебой звучали сирены, а ноги то и дело перескакивали через разломы в асфальте? Остальных рассмотреть как следует не удавалось. Они явно куда-то спешили, и Маринетт, толком не понимая, куда и зачем мчится, следовала за ними.       Очередной прыжок дался ещё проще чем предыдущий, словно каждая мышца, каждая клетка тела знала свою задачу. Несколько шагов ноги и вовсе пробежали, уму непостижимо, по стене, и ни страха, ни усталости эти выкрутасы не вызывали. Чувствовалась лишь равномерная пульсация в висках и груди.       Путь преградили опрокинутые мусорные баки. Маринетт уже настроилась на следующий прыжок, но пришлось замедлиться и завертеть головой по сторонам. Мир вокруг стремительно окутывался непроглядной тёмной дымкой. Силуэты бегущих впереди ещё просматривались сквозь пелену, но норовили растаять окончательно. Воздух загустел. Грудь сдавило спазмом. Прежде уверенные и ровные удары сердца участились, сбились с отрепетированного ритма.       Маринетт вдохнула поглубже, чуть поморщившись от горечи, что осела в горле, и прыгнула. Но приземление, вопреки прежней ловкости, вышло неудачным. Лодыжка подвернулась, пятка проскользила по вязкой субстанции, совсем некстати разлившейся по асфальту. Маринетт кое-как поднялась, повертела ногой, убеждаясь, что может двигаться дальше, и уже бросилась вперёд, но вынужденное промедление сбило с пути.       Путеводные знаки в виде ярких пятен странных людей исчезли из вида. Бежать дальше пришлось наугад. Глотая горсти пыли и стараясь уворачиваться от летящих сверху не то камней, не то кусков пластика, Маринетт неслась дальше – туда, где, как ей показалось, скрылись союзники, и уже не думала, откуда в ней самой явно нечеловеческие возможности. Она просто бежала сквозь липкий чёрный туман, искренне веря, что боролась за правое дело.        Остановиться пришлось резко – так, что подошвы буквально заскрипели. Путь оказался перекрыт полосой огня. Бросаться напролом? Да это же чистой воды самоубийство!       Откуда-то сверху, и справа, и слева, полетели сотни горящих стрел. Наконечники вонзались в деревья, разбивали окна, сшибали с ног людей и сеяли хаос. Вдалеке громыхали новые взрывы, а в полностью почерневшее небо врывались рыжие всполохи. Маринетт по наитию дёрнулась вправо и чем дольше бежала, тем сильнее жалела, что оказалась втянутой в эту странную, жестокую и, как казалось, чужую войну.       Узкий переулок вывел её на небольшую площадь, по периметру которой протянулись, должно быть, прекрасные в прошлом, но обожжённые сейчас кусты. Кое-где ещё догорали угли. Порывы ветра вместо свежести теперь приносили только удушающий запах гари. Но всё это казалось бессмысленными мелочными переживаниями по сравнению с лежащими в неестественных позах прямо на грязной земле телами.       Не поддаться панике помог пронзительный крик. Кто-то отчаянно нуждался в помощи. Но могла ли Маринетт хоть что-то изменить? В самом центре площади она увидела мальчишку. Маленького, щуплого, перепачканного с головы до ног и с разорванной штаниной. Ребёнок плакал навзрыд, тянулся в сторону безвольно лежащих тел, звал кого-то, но слов было не разобрать, хромал, корчился от боли, но упрямо двигался, оставляя на плитках багровые следы.       А стрелы продолжали лететь. Искали, кто стал бы новой жертвой. Несли неминуемую погибель. Маринетт рванула к мальчишке, не позволяя ему сгинуть на этой проклятой полыхающей площади, а убегая и утаскивая его, сопротивляющегося и рыдающего пуще прежнего, увидела боковым зрением, как девушка-лиса присела возле груды тел. Искала выживших? Яркое пятно слишком выделялось среди городских развалин. Маринетт понятия не имела, кто эта девушка, но чувствовала нависшую над ней опасность.       – Берегись! – истошно завопила она.        Лисица кубарем откатилась назад, чудом избежав попадания стрелы, но выпрямилась и ринулась обратно.       – Есть живые! Мы не можем их бросить! – пояснила Лиса. – Нужен щит. Прикроешь?       Маринетт хотела было изумиться, ведь выполнить озвученную просьбу ей было явно не по силам, но не успела.        – Прикрою.       Уверенный голос прошуршал совсем рядом, хотя никого поблизости, кроме залитого слезами ребёнка, не оказалось. Маринетт коснулась рукой уха и нащупала… наушник? Легче и понятнее от его наличия не стало. Зато Лиса воспряла духом, когда над ней засветился зелёным будто сотканный из воздуха щит. Она устремила взгляд на крышу, позволила себе короткую улыбку, но теплота, что даже маской не скрывалась в один момент сменилась животным ужасом.       Маринетт, почуяв неладное, тоже посмотрела вверх. В горле застыл крик. Так вот что это был за панцирь…       – Нет… Нет!        Лиса закричала так, что кровь в жилах застыла. Но надломленный голос вряд ли мог помочь делу. Сияние щита угасло. Защитная оболочка растворилась в воздухе, точно её и не было. Парень-черепаха, покачнулся и, раскинув руки в стороны, полетел с крыши вниз. Маринетт, до сих пор прижимавшая к себе мальчишку, рванула вперёд и поймала его у самой земли.       Поздно.       Сразу три стрелы пробили странный костюм и засели в груди. Перепуганный ещё больше ребёнок вырвался и метнулся в ближайшую подворотню.       – Вайперион! Вайперион!!! – закричала Лиса, силой вжимая наушник в ухо. – Где ты? Вайперион! Ты нужен!       Тишина в наушнике оглушала. То ли канал связи барахлил, то ли кто-то крайне важный сейчас отчего-то не выходил на контакт, но Лиса не сдавалась и настойчиво продолжала звать.        Маринетт понятия не имела, как действовать дальше. Выводы напрашивались крайне неутешительные. Глаза Черепахи остекленели, на его подбородке застыла струйка крови. Грудь, пробитая наконечниками стрел, больше не вздымалась. С трудом перебарывая тошноту и головокружение, Маринетт с каждой секундой всё чётче осознавала, что помочь несчастному уже ничем не может, а Лиса… будто не верила, что на её глазах случилась смерть. Так и звала кого-то неведомого с именем не менее странным, чем их одеяния.        – Меня слышно?.. – наконец кто-то отозвался на мольбы, и в наушнике зазвучал тихий низкий женский голос. – Он не ответит. Его схватили…       – Нет…        Лиса покачнулась, присела. По маске, что скрывала половину лица, потекли слёзы.       – Нет… Нет… Прости меня, – сорвалось с её губ. – Прости…       Маринетт молчала, затаив дыхание, а Лисица, не прекращая бормотать, закрыла веки погибшего парня и потянулась к его запястью. Быть может, чтобы в последний раз переплести пальцы и вобрать в себя последние крохи тепла? Маринетт, даже не будучи знакомой с ними, поняла, что они отнюдь не случайные люди в жизнях друг друга. И стало горько.       Но что бы ни задумывала разбитая горем Лиса, её планам сбыться было не суждено. Затишье оказалось недолгим. Вновь засвистели, рассекая воздух, стрелы. Первая угодила аккурат в мужскую ладонь, к которой тянулась Лиса, вторая пролетела в считанных сантиметрах от плеча самой Маринетт, чудом не задев.       – Уходим! – скомандовала подскочившая на ноги Лисица и ткнула в сторону подворотни, куда совсем недавно умчался мальчишка. – Туда!       Маринетт покорно побежала следом и была уверена, будь в городе чуть тише, она расслышала бы чужой плач. Оказавшись в тесном, относительно безопасном на вид, проулке, она остановилась, съехала спиной по каменной стене, кое-как отдышалась и уставилась на собственные руки, как и у Лисы обтянутые перчатками. Красный цвет не скрывал устрашающих пятен крови.       – Ты виновата! – отчётливо грянул чей-то голос.       Проулок заволокло непроглядным дымом. Маринетт задрожала. Страх вылился в истошный крик. И с этим криком она подскочила на постели.        – Виновата… – эхом повторила Маринетт. – Виновата..        Выпутаться из одеяла с первой попытки не вышло. Пододеяльник насквозь промок от пота и превратился в ледяные оковы для дрожащего тела. Чертыхаясь, Маринетт свесила ноги с постели и коснулась босыми ступнями пола. Гипс уже сняли, костыли увезла Сабин, в качестве опоры теперь предлагалась трость, но в полумраке никак не удавалось разглядеть, где же она. Обычно Маринетт прислоняла её к кровати, чтобы после пробуждения сразу хвататься за рукоятку, но сейчас на привычном месте искомый предмет не обнаружился. Упал, должно быть, придавленный краем одеяла, что теперь лежало на полу.        Бросив затею встать, Маринетт смахнула со лба испарину и устремила взгляд в окно. По стеклу царапали ветки. Уже привычно завывал ветер. Так себе весна.       – Это сон, – попыталась успокоить сама себя Маринетт. – Всего лишь сон.       До смерти Луки бессонница была частой спутницей, но пугал лишь таинственный голос. Никогда прежде сновидения не были настолько чёткими, реалистичными и пугающими. Маринетт не просто видела картинку – жила во сне, но была другой. Всё чужое: дома, лица, воздух… Чья-то смерть на её руках… Кем вообще был тот странный парень?       Дурной сон не только испугал до крика, но и оставил массу вопросов, задать которые было решительно некому. И успокоить некому, а Маринетт сейчас многое бы отдала за возможность прижаться к родному плечу. Оставаться одной было по-настоящему жутко.       За ходом стрелок часов Маринетт почти не следила. Часы, дни, недели – каждый временной отрезок был наполнен тягучей тоской и чувством полного опустошения. Организм продолжал восстанавливаться, но сил даже на мелкие бытовые дела часто не находилось. Днём Маринетт привычно разглядывала потолок и молилась, чтобы ей приснился Лука, а по ночам проваливалась в чёрную пустоту. Небеса оказались глухи к слёзным просьбам и послали не тёплые воспоминания, а кошмар, настолько правдоподобный, что Маринетт до сих пор казалось, будто её руки перепачканы кровью того несчастного, что погиб от стрел.       Ладонь вслепую пошарила по тумбочке в поисках кнопки на лампе. Комнату озарил тусклый свет. Маринетт подобрала одеяло и наконец отыскала под ним упавшую трость. Несмотря на глубокую, судя по темноте за окном, ночь, оставаться в постели было невыносимо. Прихрамывая, она побрела в ванную, едва ли не на автомате открыла кран, подставила под холодную струю дрожащие ладони и коснулась ими лица. Выпрямилась, сглотнула, вгляделась в мутное от разводов зеркало. В отражении застыл чужой человек. Не такой Маринетт себя помнила. Как бы ни страшил вездесущий обвиняющий голос, она умела улыбаться, и в том была огромная заслуга Луки. Теперь же она замерла в шаге от слома, и неизвестно, что за силы держали её на плаву.       Всё так же с трудом переставляя ноги, Маринетт доковыляла до постели и села, прислонив невыносимо надоевшую трость к краю кровати. Взгляд уткнулся в фотографию Луки в чёрной рамке. И зачем только мама так старательно отдавала дань трауру? Маринетт больше не хотела видеть ни единого напоминания о смерти. Руки сами собой принялись вытаскивать снимок из-под стекла, а освободив его, тотчас же прижали к груди. Рамка нашла пристанище на полу. Маринетт пообещала, что вышвырнет её в мусорное ведро, как только снова выудит из себя силы подняться, а для фото отыщет достойное место. Пока она могла разве что легонько касаться улыбчивого лица Луки губами и радоваться, что в домашнем фотоархиве не нашлось ни единого строго портрета. Прекрасный шанс запомнить мужа именно таким, каким он представал каждый день – с мягкой ободряющей улыбкой и с блеском в лазурных глазах, ради которых стоило жить, пусть даже без воспоминаний.       Теперь пришло время искать новые ориентиры, цели и смыслы, но прежде всего нужно было научиться жить с болью.       – Если б я только знала, как мне теперь быть без тебя, – прошептала Маринетт, поглаживая фотографию. – Если бы я только хотела жить без тебя…       Путеводная нить, за которую она привыкла крепко держаться, оборвалась. Впереди ждала неизвестность, полная, как показала сегодняшняя ночь, всяких неурядиц. Снова перед глазами встала картинка с мёртвым парнем в странной одежде. Не выпуская фотографию Луки из рук и попутно вспоминая мелкие детали сна, она принялась рыскать по постели в поисках телефона. Вроде же под подушкой оставляла.       – Кого там звала эта девица в костюме Лисы? – вслух пробормотала Маринетт, когда пальцы уже торопливо разблокировали экран и замерли над поисковой строкой. – Ва… Вайп… Вайс?.. Чёрт! Сложно…       Она разочарованно спрятала телефон обратно, но мысли не унимались. В памяти всплывали фрагменты сна. Кем была та Лисица? Ведь вряд ли это был маскарад… Парень-черепаха создал щит вокруг неё, а сам… умер.       Маринетт снова затряслась от леденящего душу страха. Снова будто вживую почуяла запах крови, от которого выворачивало наизнанку. Дышать стало до невозможности тяжело, сердце в груди забилось быстро, гулко и болезненно. Казалось, что воздух в комнате вот-вот закончится, и Маринетт мучительно погибнет от его нехватки.       Собрав последние крохи сил воедино, она поднялась, добралась до окна и повисла на ручке, впуская в квартиру поток холодного воздуха. Жадный глоток ночной свежести породил бьющую остриём в сердце несбыточную мечту. Вот бы сверхспособности, что привиделись во сне, существовали и наяву… Вот бы нашлись маги, привыкшие вести игры со временем… Вот бы кто позволил Маринетт вернуться в прошлое и пустить события по иному сценарию…       Она готова была поверить хоть в джинна из лампы, хоть в договор с демоном. Может, и не выдумки это вовсе? Улыбка Луки на фото, что Маринетт теперь не могла выпустить из рук, помогала унять дрожь и утихомирить сердце. Её хотелось увидеть вживую настолько отчаянно, что идея продать душу дьяволу ради исполнения желания казалась логичной, разумной и реально осуществимой. 

***

      Беж, серебро, марсала, индиго, изумруд… Адриан перебирал образцы тканей для следующей эксклюзивной рождественской коллекции, но никак не мог сконцентрироваться на деле. Отгремел Новый год, модный дом успешно подсчитал окупаемость прошлогодних стараний и шагнул в будущее. Передышку бы, хоть коротенькую, если не самому Адриану, привыкшему себя загонять, так хотя бы сотрудникам, но амбиции давно почившего Габриэля жили и без него – никто здесь не привык к промедлениям, и, как бы тяжело ни давался этот вечный бег, ни один человек не сходил с дистанции.       И всё же, даже спустя десятилетие, здесь не хватало твёрдой руки прародителя. Габриэль бы в два счёта определил будущие хиты, а Адриан вот добрых двадцать минут раскладывал перед собой мозаику. Лаконичный беж мягко уравновешивал насыщенный изумрудный. Серебро придавало строгой марсале чарующий шарм. Эффектно, стильно, вполне себе в духе AGRESTE, но… чуждо самому Адриану. Он разгладил пальцами мягкий ворс синего, как долгая зимняя ночь, бархата. Из него вышло бы отменное платье для торжества. В пол, на тонких бретелях, с разрезом и длинными перчатками в качестве аксессуара.       Старания отогнать от себя запретные мысли успехом не увенчались. Воображение упрямо рисовало это самое платье не на манекене, не на наугад выбранной модели, чьи лица по обыкновению в памяти не задерживались, а на одной единственной девушке. Против собственной воли Адриан представлял перед собой Маринетт. Пальцы прекратили терзать лоскут синего бархата и взялись за изначально отодвинутый в сторону красный атлас. Быть может, это не Маринетт вовсе не давала ему покоя, а так и не позабытый толком образ Леди Баг?       Размышлениям о давно случившемся, но до сих пор толком не принятом раскрытии не дано было захватить разум целиком. Дверная ручка звучно щёлкнула, и в кабинет стремительной походкой вошёл молодой мужчина.       – Знаю-знаю, – заявил он с порога. – Ты занят архиважными делами, а я со своей пустой болтовнёй как обычно не вовремя…       – Феликс! – Адриан прервал саркастично звучавшие речи и принялся с удвоенным азартом двигать перед собой образцы. – Дела правда важные! Поможешь?       Феликс приблизился, иронично фыркнул и одним движением руки демонстративно сдвинул все рабочие материалы на край стола, а на освободившееся место водрузил стаканчик с логотипом ближайшей к офису модного дома кофейни.        – Помогу. Но сначала, – Феликс подтолкнул напиток Адриану, – вот это!       – Ты не меняешься, – Адриан слабо улыбнулся.       – Если бы я менялся и позволял тебе пахать без перерывов, ты бы уже свёл себя в могилу бесконечными попытками переплюнуть самого себя! Перфекционизм – это круто, но пора перестать следовать отцовским заветам. Позволь себе расслабляться. Хоть изредка.       Феликс скосил взгляд на стаканчик, и Адриан махнул по воздуху рукой. Проще сдаться и сделать паузу, чем доказывать брату, что его удел, как носителя фамилии Агрест, – вечно жить в парадигме Габриэля и не вставлять палки в колёса уже запущенной махине. Он приоткрыл крышку, сделал небольшой глоток, но тут же ощутил удвоенную терпкость и вопросительно взглянул на брата.        – Тут… коньяк? Ты принёс мне кофе с алкоголем в разгар рабочего дня?       Адриан возмутился, но не удивился. Вечно от Феликса приходилось ждать каких-нибудь неподобающих выходок. И раскаиваться он за свои вольности, конечно же, не собирался.       – Ага, – он невозмутимо кивнул. – Как чувствовал, что ты здесь терзаешься якобы неразрешимыми вопросами. А пара капель спиртного иногда склоняют чашу весов в правильную сторону. Ты пей, пей. И рассказывай, что приключилось.       Адриан вздохнул и, решив, что день уже заведомо пошёл насмарку, позволил себе жадный глоток. А за ним ещё один. Мгновенного опьянения он не ждал. Что взрослому человеку двадцати восьми лет отроду эта микроскопическая доза? Так, для аромата скорее. Но голова внезапно чуть закружилась, а по венам разлилось приятное тепло. Плацебо или чёртов Феликс подсунул бариста свою уникальную рецептуру?       Фатом к бизнесу Габриэля Агреста напрямую причастен не был, но так уж вышло, что после его гибели перебрался в Париж окончательно. Поближе к Кагами. Адриан за развитием их отношений наблюдал с толикой гордости за бывшую пассию и бескорыстной радостью за брата. Сам Феликс новой жизнью был доволен. Управлял лондонскими активами ранее погибшего отца, а ещё мог похвастаться гибким незаржавелым умом, поэтому и был первым, к кому Адриан обращался за помощью.       Нашлось и ещё кое-что, объединяющее братьев куда сильнее нежели кровные узы, – они оба хранили тайны бывшей Леди Баг. Феликс и Кагами после трагических событий десятилетней давности остались единственными людьми, разговаривая с которыми Адриан мог не плести паутину лжи, а быть собой. Но именно сейчас правдивые слова застревали в горле.       – Да так, – предпочёл отмахнуться Адриан. – Пустяки. Просто навалилось всё разом.        Наверное, стоило учесть, что брат не входил в список людей, которые глотали неуклюжую ложь.       – Ты филигранно скрываешь свою связь с магическими вещицами, – зашептал Феликс. – А вот лгать о чувствах и настроениях так и не научился.        – Иногда меня пугает твоя способность видеть людей насквозь, – пробурчал Адриан.       – В случае с тобой это лишь банальная наблюдательность. Кстати, не самый удачный выбор, – Феликс указал на тёмно-синий образец бархата, что волею случая оказался ближе всех к Адриану.       – Пояснишь?       – Этот оттенок будет набирать обороты, не спорю. Но его выберут все. Ты станешь одним из многих. Хочешь быть единственным в своём роде? Тогда не бойся выделяться. Возьми этот, – Феликс подтянул лоскут цвета марсала. – К тебе выстроится очередь из тех, кто не желает быть как все. Но ведь выбор цвета – не главная твоя дилемма, так?        Адриан сдался окончательно. Откинувшись на спинку кресла, он жадно припал губами к стакану, словно вкуснее напитка в жизни не пробовал, и даже пожалел, что Феликс принёс так мало. Говорить предстояло об особе, к которой Адриан любви или хотя бы уважения не испытывал.       – На днях состоялся пренеприятнейший разговор с Лилой, – признался он, возвращая опустевший стакан на стол.       – И чем же тебя на сей раз опечалила мадемуазель Росси? Хотя погоди, не отвечай. Сам угадаю! – Феликс наконец уселся и пощёлкал пальцами в воздухе, изображая бурную умственную деятельность. – Упрашивала тебя оставить её лицом модного дома, да?       – Если бы просто упрашивала, я бы выгнал её пинком под хитрый итальянский зад! – выпалил Адриан. – Эта наглая дрянь вздумала ставить мне условия!       – Не самые приятные для тебя, раз ты мрачнее тучи, – сделал вывод Феликс.       Адриан против воли дёрнул плечами. Последние дни мысли только и занимали слова Лилы о её возможном вмешательстве в жизнь Маринетт. Вот только толковых идей, как это недоразумение предотвратить, не приходило. И желания делиться подробностями с братом, по крайней мере сию минуту, не возникло.       – Боишься эту выскочку? – удивлённо уточнил Феликс.       – Нет, – мотнул головой Адриан, надеясь, что выглядит правдоподобно. – Но не хочу, чтобы она лезла в мои дела.       – О, – Феликс театрально закатил глаза и прижал ладонь ко лбу, – так это будет уже не Росси. Ей жизненно необходимо совать свой нос в чужие дела. А уж если на горизонте проблемы или чьи-то несчастья… Даже странно, что она не заявилась на похороны Луки.       – Что ей там делать? Она с ним вообще никак не была связана, а Маринетт… даже хорошо, что её не помнит.       – Ма-ри-нетт… – отчеканил Феликс, отстукивая каждый слог пальцами по столу. – Не заслужила она своей судьбы… Чистая душа, что пыталась бороться со всемогущим злом. Помогала другим поверить в свои силы. И так жестоко поплатилась. Кстати, видел, вы говорили на похоронах. Уже неплохой знак. Может, поделишься с ней, как пережить потерю?       – Какой смысл? – Адриан устало потёр лицо. – Она ещё ничего на осознала. Сидела как робот, отвечала по инерции. Вся боль у неё впереди. К сожалению.        Феликс скрипнул стулом, поднялся, приблизился к брату и хлопнул его по плечу.       – Знаешь, мне отрадно, что ты несёшь любовь к Леди Баг через года. И одновременно больно, что она вряд ли когда-нибудь станет взаимной.       – Лука хороший человек, – невпопад ответил Адриан. – Был. Маринетт была счастлива. Кто теперь будет охранять её покой?       – Ты? – Феликс изогнул бровь, но оставался предельно серьёзным.       – Не смогу, – обречённо улыбнулся Адриан. – Лука сделал невозможное: принял её другой. Любил, не требуя большего.        Он понятия не имел, что за чувства держал в себе все эти годы человек, подаривший Маринетт не только спокойствие, но и свою фамилию. Может, и впрямь довольствовался малым. Может, даже воспринимал амнезию как подарок судьбы, ведь с прежней Маринетт у него ничего толком не сложилось. А сам Адриан больше всего на свете мечтал, чтобы она о нём вспомнила. В любой из ипостасей. Как бы эгоистично это ни звучало.       – Ей так и не открылась твоя правда, – задумчиво протянул Феликс. – Правда, которая изменила бы всё.       – Давай не будем, – Адриан наморщил лоб. – И без того тошно. Да и проблему это не решит.       – Ах, да! Лила, – вернулся к вопросу, не терпящему промедлений, Феликс. – Лила… Избавься от неё!       – Что? Шутишь?        Адриан от дерзкого предложения едва не потерял равновесие, покачнувшись на стуле. Феликс же сохранял невозмутимость.       – Ничуть, – он пожал плечами. – Давай оперировать фактами. Бренду нужно новое лицо. Лила… приелась. Как видишь, дело даже не в личной неприязни. Это бизнес.       – Она отгрызёт мне голову за такой подход к ведению дел! И не подавится даже!       –  Что ты как маленький?! Перехитри её, – стоял на своём Феликс. – Продли контракт, раз она так этого жаждет. Выплати гонорар, а на съёмку пригласи другую модель. Делов-то! Да, это дополнительные траты, но зато ты решишь проблему малой кровью.        Адриан поджал губы и крепко призадумался. Слова Феликса звучали как реальный выход из мерзкой ситуации, в которую его угораздило попасть только потому, что отец водил весьма странную дружбу с Росси. Теперь же перед ним замаячила вполне осязаемая перспектива оставить любительницу шантажа и грязных игр за бортом. И сложности вырисовывались, пожалуй, только две – найти в кратчайшие сроки толковую модель для рекламы и обеспечить безопасность для Маринетт. С первой явно мог помочь сам Феликс, а что до второй… Впрочем, Лила могла и блефовать. Вполне в её духе. Да и сама Маринетт даже без воспоминаний далеко не беспомощна и скорее пошлёт сумасшедшую незнакомку куда подальше, чем станет слушать её россказни, что смахивают на бессвязный бред. Она ведь даже проверить информацию от Лилы толком не сможет – все данные после последней крайне неудачной битвы засекретили, все следы подчистили.       – А мне нравится отражение мыслительного процесса на твоём лице, – удовлетворённо цокнул языком Феликс.       – А мне не нравится, что кандидаток на место Лилы у меня целых ноль! Хотя… – Адриан сощурился, – ведь у Кагами есть опыт. И аудитория прежде её тепло принимала.        Феликс примолк. Ещё минуту назад он фонтанировал идеями, как отвадить Росси, а теперь внезапно отвернулся к окну и затих. Выглядело это как минимум странно.       – Хочешь сказать, что на Кагами можно не рассчитывать? – Адриан уточнил, верно ли он трактовал молчание.       – Прости…       Вымученное извинение Феликса толковалось как однозначный отказ, и Адриан снова погрузился в мысли.        – Значит, ищем дальше. Совсем со стороны приглашать не хочется. Лотерея… Нужен как минимум опытный человек. Может, выйти на Хлою?       Феликс отрицательно мотнул головой, пресекая очередную идею брата на корню.       – Буржуа хороша собой, но типаж не совсем тот, что ты ищешь. Банально, предсказуемо. Да и слишком часто её личико мелькало за океаном. Плюс… вы же вроде как не в ладах…        – Такими темпами я сам накрашу губы и пойду сниматься! – съязвил Адриан.       – Не кипятись, хотя вышло бы… креативненько.        – Не смешно ничуть.       – Разве я смеюсь? – удивился Феликс.        Адриан от брата отмахнулся и уже уселся перед монитором, чтобы вплотную заняться поиском нового лица бренда, когда его озарила мысль. Даже не полноценная идея – мелькнувшее воспоминание. Он словно вживую увидел девушку, что обычно прятала вполне миловидные черты за налётом готики.       – Джул… – пробормотал он и следом воскликнул. – Точно! Джулека!       – Ещё одна Куффен… – отозвался Феликс. – Хм… Действительно, она выигрышно смотрится в кадре. Но согласится ли?       Энтузиазм погас быстро, стоило только Адриану вновь вспомнить о гибели Луки. Впрочем, он не собирался предлагать ничего, что могло быть расценено обществом как предательство светлых воспоминаний о брате. Подбадриваемый собственными мыслями и уверенным взглядом Феликса Адриан вытащил телефон и принялся увлечённо искать нужный номер.