Как по спирали года, жизней их череда

Мерлин стянул одеяло с лица и прищурился от яркого солнечного света. В открытом окне солнце уже поднималось над руинами башни. Застонав от усилия, он приподнялся на локтях. Покои Артура. Вот где он был. Было странно смотреть на всё из кровати. Он почти ожидал, что кто-нибудь распахнет дверь и отправит его в колодки за то, что он был здесь без разрешения. Хотя, если так подумать, этим кем-то, скорее всего, был бы он сам, ворвавшийся без стука, чтобы разбудить Артура. — Доброго утречка, ваше ленивое высочество, — произнёс Мерлин и улыбнулся про себя. Что я говорил тебе об этой ужасной фразе? — Что она лучше, чем «проснись и пой»?» Нет, Мерлин. — А как насчет «кто рано встает, тому бог подает»? Мерлин? — Да? Заткнись. Мерлин рассмеялся, садясь на край кровати; суставы у него болели от каждого движения, очевидно, из-за влажного озерного воздуха, наполнявшего комнату. Он встал, и его колени хрустнули и задрожали, угрожая подогнуться. Нехорошо, подумал он. Его тело было слишком дряхлым. Он должен был исправить это. И немедленно. Накинув на плечи второе одеяло, Мерлин, шаркая ногами, вышел из комнаты и направился по коридору к двери за лестницей. В отличие от остальной части этажа, комната за этой дверью не повторяла Камелот. Свечи зажглись в настенных бра, когда он прошел по гладкой керамической плитке мимо ряда изящных фарфоровых раковин, огромной душевой кабины и унитаза, направляясь к большой ванне на ножках-лапах у окна. Он набрал ванну, невыразимо благодарный за современную сантехнику, вспоминая, как таскал ведра, чтобы помыться. Раздевшись, Мерлин со стоном облегчения залез в ванну, закрыл глаза и погрузил ноющее тело под воду. Он стал очень старым. На этот раз он позволил себе слишком постареть. Пришла пора что-то с этим сделать. С величайшей осторожностью Мерлин потянулся к стихийной магии земли. Даже при столь легком прикосновении магия хлынула в него, восстанавливая мышцы и кости, изгоняя дряхлость прожитых лет из его тела, но желая сделать гораздо больше. Хватит, — приказал он себе, встряхнувшись от кружащих голову ощущений, пока магия ещё не слишком изменила его внешность. Мерлин был не готов перестать быть стариком. По крайней мере, пока. Ко времени, как он вышел из ванной комнаты, вся боль в его теле прошла. Мерлин шел по коридору, и походка его была уверенной — ноги легко преодолевали ступеньки, ведущие в комнату. Ему даже не пришлось присаживаться на кровать, чтобы переодеться в свободную черную тунику, которую он решил надеть сегодня под костюм. Даже расчесать бороду и волосы было легко — никакой привычной ноющей боли в кистях и плечах. Хорошо, что силы вернулись ко мне, — подумал он. Потому что пришло время заняться делами. Следующие два часа Мерлин приводил в порядок комнаты Артура. Он постирал постельное белье и все занавески, развесив их у открытых окон, чтобы свежий ветерок с озера их просушил. Он набрал воды в старое ведро и принялся мыть полы, закончив только тогда, когда камни под его пальцами стали гладкими и блестящими. А потом он вернул все постельное белье на место, повесил занавески на кровать и заправил одеяла так, как любил Артур, под чистые подушки. Закончив, он довольно оглядел спальню Артура и прилегающую к ней комнату, вдыхая свежий воздух и сладкий аромат белья из Камелота, пахнущего ванилью. Достойно короля, решил Мерлин и похлопал по подушкам. — Вот и всё, — произнёс он следом вслух. — Теперь посмотрим, что у нас с погодой. Подойдя к каменному подоконнику, окно над которым выходило на озеро, Мерлин понял, что фестиваль солнцестояния уже начался. Легкий ветерок, шевеливший волосы, доносил до него отдаленную музыку и голоса, а запах готовящейся еды был настолько сильным, что у него заурчало в животе. Хотя время явно приближалось к обеду, в воздухе все еще чувствовалась утренняя прохлада, а по затянутому тучами небу плыли маленькие печальные серые облачка. — Знаю, ты хочешь, чтобы шел дождь, — сказал Мерлин небу, — но лишь на сегодня и завтра — давай подарим людям немного лета, хорошо? После этого можешь лить сколько хочешь. Мерлин протянул руку навстречу мягкому ветерку и заколебался. Заклинание, решил он. Да, так будет лучше всего. Что-нибудь привычное и сдержанное. Барьер между ним и… и тем, что произошло прошлой ночью. На мгновение он задумался, а затем зашептал: — Onstyrest þu heofonwolcen, cume Milde Byreas, áscínest þu sunne, þæt sumorhát dæghwæðerlic. Мерлин почувствовал, как медленно поднимается магия, словно мягко набегающая на песок волна, пробуждающая к жизни дремлющую магию земли. Когда ощущение исчезло, он выдохнул, даже не заметив, что задержал дыхание. Видишь? - подумал он про себя. Ты просто устал прошлой ночью. Вот и всё. Не о чем беспокоиться. Совсем не о чем. Новый ветерок из окна принес еще более притягательные запахи и звуки веселых голосов. Впереди был фестиваль солнцестояния. Пришло время снова стать Мерлином. Позавтракав на кухне внизу и надев поверх одежды праздничный костюм, Мерлин вышел на лужайку навстречу солнечному летнему дню. — Так намного лучше, — он посмотрел в небо. — Спасибо. Мерлин поправил длинную синюю мантию, изучая желтые звезды, которые Элеанор добавила к его остроконечной шляпе волшебника. Каким-то образом ей удалось ещё и избавиться от всех складок на красном плаще и даже укрепить нашивку с гербом Пендрагонов на плече. Глубоко вдохнув летний воздух и аромат приготовленной еды, Мерлин расправил плечи, улыбаясь открывающейся перед ним чудесной картине. Лужайка перед его особняком была заполнена людьми до самого берега озера. Кто-то лежал на разложенных одеялах и ел угощения из кафе, кто-то играл на музыкальных инструментах, а кто-то просто нежился на траве на солнышке. Постоянный поток людей двигался вокруг него, выбирая зайти в кафе, аптеку или музей, или прогуливаясь по его территории, чтобы попасть в прилегающий парк неподалеку. Чувствуя себя удивительно нелепо в своем костюме, Мерлин заложил руки за спину и неторопливо направился в сторону парка. В любую секунду, — подумал он. — Уже вот-вот… — Это Мерлин! — закричал маленький мальчик, растянувшийся с семьёй на одеяле на траве. — Бабочку, — выдохнула девочка рядом с ним. — Бабочку! Бабочку! Отец попытался мягко утихомирить девочку, успокаивая ее с извиняющейся улыбкой. Но Мерлин уже повернулся, направляясь в их сторону. — Так ты слышала об этом трюке, да? — спросил он у девочки. Она кивнула, широко раскрыв глаза, и протянула руки, накрыв одну другой. — О, вижу, что да, — он опустился на одно колено. — Твои родители не возражают? — Мерлин поймал их нетерпеливые кивки и увидел, как они и сами наклонились вперед, чтобы лучше разглядеть, что он собирается делать. — Хорошо, — он наклонился ближе к девочке, — держи ладошки вместе. Именно так. А теперь произнёсем несколько волшебных слов. — Бабочку! — снова воскликнула она. Мерлин накрыл её маленькие ладошки своими, его взгляд опустился и глаза закрылись, чтобы скрыть блеск магии. — Gewyrc an lif, — сказал он достаточно громко, чтобы все услышали. Девочка взвизгнула, и Мерлин осторожно разжал ее ладони, чтобы показать голубую бабочку, сидевшую на маленьких пальчиках. Девочка снова радостно закричала, и бабочка взмыла вверх навстречу летнему ветерку. — Чудесное маленькое волшебство, не так ли? — Мерлин подмигнул родителям. Когда он встал, оба ребенка вскочили на ноги и снова принялись тянуть к нему руки. — Может, позже, — весело сказал он им. — Я буду здесь весь день. Просто поищите шляпу! Мерлин едва отошел на достаточное расстояние, как услышал, как родители начали обсуждать, как он это сделал, причем отец громко настаивал на том, что у старика явно карманы полны бабочек. Бабочки в карманах, подумал Мерлин. Какая нелепость. Если бы только люди в Камелоте были так же слепы к магии. Жизнь Мерлина была бы намного, намного проще. Присоединившись к толпе людей, празднующих в парке, Мерлин не смог сдержать улыбку, слушая радостные звуки музыки, голосов и смеха. В одном углу поля он даже услышал лязг мечей — люди, разодетые в талантливо выполненные доспехи, разыгрывали сражение. Рядом танцевала женщина в костюме дракона, за которой с восторгом следили дети с нарисованными на лицах гербами. Каждые несколько шагов Мерлина кто-нибудь останавливал и просил сфотографироваться. Он с радостью соглашался, иногда разыгрывая сценку с одетым в костюм посетителем фестиваля, иногда просто улыбаясь в камеру. Через некоторое время он наткнулся в кемпинге на Элеанор, которая с большим энтузиазмом втыкала в землю табличку, подписанную от руки. — «Публичное обнажение запрещено», — прочитал Мерлин вслух. — Очевидно, устных указаний было недостаточно, — строго произнесла Элеанор, обращаясь к нескольким покрасневшим молодым людям в соседней палатке. — Но в остальном, я бы сказал, фестиваль пока проходит довольно успешно. — Я просто рада, что погода нам благоприятствует. По прогнозу весь день должен был идти дождь. — Вообще-то, это моих рук дело, — сказал Мерлин и одарил её маниакальной улыбкой человека, который способен говорить правду раз в год, но намерен делать это как можно чаще. — Конечно, именно так, — она окинула его долгим пристальным взглядом. — Сегодня ты неплохо выглядишь. — И чувствую себя неплохо. Хотя буду чувствовать себя ещё лучше, когда съем несколько пирогов со свининой из… где, говоришь, палатка с мясными пирогами? — Я поставила её ближе всех к дому, помнишь? Из-за того, как ты мне жаловался? Целых три месяца? И как ты… — Не хочу тебя прерывать, но лучше мне отправиться туда прямо сейчас. Потому что в прошлом году их быстро разобрали. Я когда-нибудь рассказывал об этом? Элеанор шлепнула его по руке, когда он бросился бежать в сторону аппетитных запахов. Наевшись до отвала мясных пирогов, пирожных, печенья и всего остального, что удалось стащить со столов продавцов, Мерлин, довольный, побрел обратно к себе. У дверей его музея в Южной башне стояла очередь, поэтому он остановился и поболтал с людьми, прежде чем войти внутрь. Первый этаж круглой башни был переполнен, и все посетители с большим интересом рассматривали безделушки, которые Мерлин собирал на протяжении многих лет. Конечно, самые ценные его вещи были под замком, но все равно они заслуживали того, чтобы их выставили на всеобщее обозрение. Повсюду стояли доспехи с мечами, булавами и копьями. На стенах висели картины, чуть в стороне — вымпелы и щиты с гербами знатных семей. Наверху, на втором этаже, были выставлены одежда, сапоги и ливреи из конюшен. Выше, на третьем, можно было изучить повседневную жизнь нижнего города Камелота, в том числе действующую копию того, что раньше считалось кухней. Если бы только люди знали, насколько всё здесь настоящее, в который раз подумал Мерлин. Они бы наверняка принялись умолять выставить это в крупнейших музеях мира. Достаточно того, что об этом каким-то образом пронюхал Британский музей. Они звонили ему с мольбами о частном визите минимум раз в месяц. Кто-то дернул его за мантию, и Мерлин, опустив глаза, увидел рядом маленькую девочку. — Это настоящий круглый стол? — спросила она и указала на центр комнаты. Мерлин подошел к каменному столу, отгороженному от толпы лентами. — На самом деле, это круглый стол древних королей, найденный в развалинах их замка, где принц Артур укрывался от армий Морганы. — Ты хотел сказать «короля Артура», — поправила девочка. — Ну, тогда он ещё был принцем. Королём он стал после смерти своего отца, — несколько человек вокруг остановились, чтобы послушать, поэтому Мерлин продолжил немного громче. — Так этот старинный стол подал ему идею для создания собственного круглого стола. Места, где все его рыцари, как благородные, так и простого происхождения, будут иметь равное право голоса. Что было довольно радикальной идеей для того времени. Настоящий круглый стол в Камелоте немного больше этого, чтобы за ним поместились все его рыцари. — Ты тоже там сидел? — спросила девочка. — В Камелоте? Нет. Я стоял рядом. Чтобы защищать короля. И подавать ему королевских каплунов с запечённой корочкой и соусом. — Они должны были разрешить тебе сесть за стол, — настояла девочка. Мерлин посмотрел на её мать. — У вас очень умная девочка. Женщина погладила дочь по голове. — Я знаю, поверьте. Остаток дня прошел в том же духе. Мерлин рассказывал истории семьям с детьми, крал еду со столов торговцев, наблюдал за выступлениями музыкантов и болтал со знакомыми из деревни. Ко времени, как село солнце и костер в центре Каменного круга Авалона уже разожгли, Мерлин чувствовал себя очень сытым, приятно опьяненным и все еще удивительно полным энергии. Несмотря на то, что наступила ночь, а башня на острове Авалон погрузилась в темноту, на улице не становилось холоднее. Люди прогуливались по парку в праздничных костюмах или летней одежде, не надевая курток. Вот вам и надежды Элеанор на отсутствие обнаженной натуры — Мерлин усмехнулся про себя. Маловероятно, что они сбудутся, учитывая, что температура держалась умеренно высокой, а продавцы алкоголя вели оживленную торговлю. — Мерлин! Мерлин! — Что? — он развернулся, с трудом не потеряв равновесие, когда мантия едва не обернулась вокруг его ног. — О, здравствуйте! Трое детей схватили его за разные части мантии и плащ и потащили к каменному кругу. — Пора рассказывать историю! — радостно выдохнул маленький мальчик. — И творить чудеса! — добавил другой. После последнего стакана сидра Мерлин стоял на ногах не очень твёрдо, но позволил детям отвести себя туда, где вокруг костра и круга из камней собралась толпа из пятидесяти человек. Некоторые из собравшихся сидели на земле, а кто-то лежал на спальных мешках, укрывающих траву вокруг камней, отмечая места, откуда удобнее будет наблюдать восход солнца утром в день солнцестояния. — Кто-то из присутствующих сказал, что хочет послушать историю? — окликнул их Мерлин. Радостные возгласы и хлопки стали ему ответом, и он обошел вокруг костра, ласково поглаживая по головкам малышей, одетых в костюмы драконов, кланяясь тем, кто был одет как леди, и приветствуя других, одетых как рыцари. — Итак, — Мерлин хлопнул в ладоши, и люди вокруг него притихли. — Для тех из вас, кто меня не знает, позвольте представиться. Меня зовут Мерлин, и я слуга, друг и волшебник короля Камелота, Былого и Грядущего, Артура Пендрагона! Мерлин достал из кармана мантии горсть порошка и бросил его в костер. Языки пламени взметнулись вверх, заставив детей радостно завизжать, а людей захлопать в ладоши и забить в барабаны в мерцающем свете костра. — Уверен, вы думаете, что уже знаете историю о короле Артуре и рыцарях Круглого стола. Что ж, я здесь, чтобы сказать вам, что вы не правы! Вы знаете только чепуху, которую написали эти напыщенные болваны Джеффри, Мэлори и Уайт, — слушатели коротко рассмеялись. — Но только я знаю настоящую правду! И скоро вы тоже её узнаете. Все готовы познакомиться с правдой? Новый взрыв аплодисментов, одобрительных возгласов и смеха вызвал широкую улыбку на губах Мерлина. Хотя ни один человек среди них не был столь же стар, как он, и никто не верил в магию, они, тем не менее, были его людьми. Детьми Камелота. И это была их история в той же мере, что и его. И Мерлин выпрямился во весь рост и гордо поведал ее им. В разные моменты рассказа он доставал из кармана новый порошок и бросал его в огонь. Языки пламени взмывали вверх, реагируя не на порошок, а на магию, пляшущую в его глазах, пока люди вокруг него смотрели прямо на его фигуру, но видели только то, что ожидали увидеть. К тому времени, как закончил говорить, Мерлин охрип, совершенно измотанный. После нескольких поклонов и еще более утомительных прощаний он попрощался и направился обратно домой, двигаясь в свете множества маленьких костров, горевших вокруг. Вместо того, чтобы вернуться к себе в башню, Мерлин схватил шезлонг, стоявший у входной двери, и растянулся на нем во всю длину своего тела. Ночь все еще была теплой, наполненной негромкой музыкой и голосами, то становящимися громче, то затихающими от смеха, даже в этот поздний час. Мерлин улыбнулся, глядя на берег озера, чувствуя себя более усталым и довольным, чем когда-то за последнее время. — Я рассказал им, — сказал он, закутываясь в плащ. — О тебе. О Камелоте. Обо всем. Думаю, некоторые из них это запомнят. Они наверняка запомнят твою нелепую шляпу. Мерлин снял шляпу с головы, приглаживая волосы. — В моей шляпе нет ничего плохого, Артур. В твоей шляпе плохо всё, Мерлин. — А у тебя был замечательный вкус в выборе головных уборов, а? — он откинулся на спинку стула, слегка соскользнув вниз, и его веки опустились. — Я все еще не забыл о перьях. Видел бы ты себя в этих перьях. Ты был в истерике. — Нет, не был. О, точно был. — Не в такой истерике, как ты, когда у тебя выросли ослиные уши. Ты поклялся, что никогда об этом не заговоришь! — И этот крик. О, какая это была истерика. Ты осёл. — Кто бы говорил. Придурок. — И снова ты о себе, — пробормотал Мерлин и заснул, улыбаясь, а его мысли были полны высоких башен, усеянных флагами, голубых глаз, сверкающих от смеха, и ощущения, что он наконец-то вернулся домой, туда, где ему было самое место.