Как по спирали года, жизней их череда

— Я сказала им, что если в этом году они опять будут не одеты, то это последний раз, когда их пригласят на фестиваль солнцестояния. Мерлин подавил смешок, прогуливаясь с Элеанор по парку, примыкающему к его владениям. Вдоль пешеходных дорожек уже заняли свои места продавцы, выставив стенды с товарами, а рядом с ними расположились указатели, указывающие людям направление к местам для кемпинга, музыкантам и выступлениям. Мужчины и женщины деловито сооружали стеллажи и небольшие палатки, огораживая их, уже готовясь к основному фестивалю в выходные. — Какая чушь всё это про нео-друидов, нео-виккан и детей Земли, — бормотала Элеонора. — Просто повод побегать с голой задницей и в стельку пьяными, если хочешь знать моё мнение. — Да, но ведь могло быть и хуже? — Что во всём мире может быть хуже этого? Вспышка памяти: крики, разбудившие его ото сна; тридцать мужчин в мантиях под луной в день солнцестояния; дети с направленным на них острием меча; несколько крошечных тел, уже лежащих на земле в качестве кровавой жертвы. Сила ярости, охватившая его, когда он увидел это, его магия, вырвавшаяся наружу, вжимая людей в деревья, ломая напополам стволы. Мерлин до сих пор видел это, закрывая глаза… Кровавую бойню из мёртвых тел. Как горел лес. Спины выживших детей, убегающих в темноту. Потребовалось два дня, чтобы похоронить все тела. Прошло два года, прежде чем он смог заставить себя снова использовать магию. — Эмрис? Мерлин моргнул, очнувшись от воспоминаний, и понял, что остановился, а Элеанор стоит перед ним, окруженная молодыми мужчинами и женщинами с гитарами в руках. — Прости, что ты сказала? — Я спрашивала, есть ли у тебя предпочтения относительно места, где нам устроить музыкантов. — Музыкантов. Верно, — Мерлин уставился на хаос из суетящихся среди деревьев и кустарников людей, а потом непонимающе уставился на Элеанор. Элеанор фыркнула, но нахмурила тонкие седые брови. Она явно была обеспокоена. — Ты ведь сейчас скажешь мне решать самой? Мерлин благодарно прижал руку к груди, изобразив на лице столько смирения, сколько мог спустя столетия. — О, благодарю вас, миледи. Вы так добры… — О, не надо мне этой чепухи с «миледи», — сказала она и шлепнула его папкой. — Убирайся отсюда. Мерлин сбежал так быстро, как только позволяли его старые ноги, радуясь возможности снова переложить ответственность за организацию фестиваля солнцестояния Авалона на Элеанор. Даже спустя столетия он не испытывал любви к обязанностям по управлению, предпочитая проводить время у себя в теплицах, или готовить мыло и эликсиры для аптеки, или писать рукописи для своей библиотеки. В этом он был хорош. И в ожидании. К этому времени он уже очень хорошо научился ждать. Какое-то время Мерлин бродил по парку, сунув руки в карманы пальто и наблюдая, как продавцы устанавливают деревянные лотки для товаров. На некоторых уже были выставлены на продажу предметы, которые явно задумывались как волшебные. Они такие невинные, с тоской подумал Мерлин. Эти дети нового века. Они так тосковали по старым обычаям. Но никто из них не имел ни малейшего представления, как они жестоки и какое бремя несут. Может, это и к лучшему, что ни в ком из них не было ни намека на настоящую магию. Холодный ветерок заставил Мерлина плотнее запахнуть пальто. — Лучше бы нам обсудить погоду на завтра, — сказал он, глядя в серое небо. — Никаких глупостей в первый день лета. Ветер коснулся его щеки в молчаливом извинении, и Мерлин двинулся по тропинке к заросшему травой берегу озера, к кругу из камней высотой по пояс и шириной в пятьдесят футов. Местные жители называли его Каменным Кругом Авалона, и за столько лет появились сотни историй о его мистической силе. Но Мерлин знал правду, и заключалась она в том, что это был всего лишь астрономический календарь, который он сделал, чтобы отмечать течение времени, потому что, очевидно, его тело в этом вопросе ничем не помогало. Он прижал морщинистую ладонь к холодному камню на вершине, прищурившись, глядя на руины башни на острове Авалон, видневшиеся через покрытое рябью озеро. Две стороны одной медали, подумал он. Уже тогда ему следовало понять, что это нечто большее, чем простая метафора. Он должен был понять, что если выдержит Артур, то выдержит и он сам. И они держались. Порознь, в одиночестве. На противоположных концах существования. Столетие за столетием. Поколения людей рождались и умирали, империи возвышались и рушились, а Мерлин жил все дальше и дальше, проживал всё больше с того ужасного дня, когда положил тело Артура в лодку и отправил его к сидхе. Здесь, — подумал он, проводя пальцами по шероховатому камню. Прямо здесь, на этом месте. Вот, где все закончилось. Вот где он наконец сдался. Мерлин все еще помнил себя молодым, стоящим на коленях в траве, сжимающим безжизненное тело, умоляя вселенную вернуть Артура, умоляя древнюю магию позволить Артуру остаться, пожалуйста, пожалуйста, пусть Артур выживет, боже, Артур… Мерлин. Взгляд Мерлина метнулся к разрушенной башне. Я почувствовал это, — подумал он. Я почувствовал! Я уверен, что почувствовал! Мерлин со стоном опустился на колени, прижимая ладони к влажной траве и холодной земле. — Inbringe cume mec onbregdan cume her, — приказал он, направляя магию глубоко в землю, проникая сквозь почву, сквозь камни, в жидкое ядро земли. Но там не было ни следа чего-то необычного, и он двинулся магией через морское дно в океаны, затем за их пределы, в облака, прежде чем спуститься по спирали обратно на землю дождём, падающим в реки и озера, чтобы выплеснуться обратно на берег, где его тело рухнуло на землю. Он тяжело упал, сбивчиво дыша. — Ничего, — прохрипел он в траву. — Но это не… Я что-то почувствовал… Я чувствовал… Кто-то вскрикнул, позвал его по имени, и он попытался встать, но не смог заставить ноющие мышцы работать. Слишком долго, подумал он. Слишком много времени прошло с тех пор, как он в последний раз соприкасался с древней магией. Его тело слишком постарело. — Это твоя вина, Артур, — пробормотал Мерлин. И в чем же тут моя вина? — Тебя нет слишком долго. Я и правда превратился в идиота. Ты был идиотом, ещё когда мы впервые встретились. — Лучше быть идиотом, чем венценосным ослом. — На помощь! Пожалуйста! — закричала Элеанор. Мерлин прижался лбом к земле, черпая силу из магии земли. Этого было достаточно, чтобы заставить двигаться его скрипящие колени, хотя мир все еще кружился, когда он взглянул на Элеанор, стоявшую над ним в окружении пары рабочих. — Может, нам вызвать скорую помощь? — спросил один из мужчин. — Нет, не нужно, — отрезал Мерлин. — Просто помогите старику подняться на ноги, хорошо? — Тебе следует показаться врачу, — сообщила ему Элеанор, когда двое мужчин подняли Мерлина на ноги. — Я врач, помнишь? — Да, и твой пациент — дурак. — Со мной всё в порядке. Просто упал уровень сахара в крови. — Ну, значит ты не станешь возражать, если я отведу тебя в дом и приготовлю что-нибудь поесть. Мерлин попыталась высвободиться из ее хватки, когда рабочие вернулись к своим обязанностям. — Я могу идти и сам. — Правда? — спросила она и отпустила его. Он сделал один шаг, прежде чем чуть не завалился набок. Элеанор громко вздохнула и снова схватила его за руку, чтобы удержать. — О, заткнись, — пробормотал он ей. — Я не сказала ни слова. Вместе они заковыляли через парк к деревянным боковым воротам, ведущим на территорию поместья. Всю дорогу у него подкашивались ноги, и он дважды чуть не упал, когда они проходили мимо широкого крыльца, которое тянулось вдоль всей части его поместья, где было кафе. Элеанор остановилась у двери его личного входа в Северную башню. — У тебя есть ключи? — Зачем такому, как я, нужны ключи? — спросил Мерлин и заморгал, потрясенный своим честным ответом. Должно быть, в голове у него помутилось куда больше, чем он предполагал. — То, что тебе принадлежит половина округи озера Авалон, не значит, что можно оставлять все двери открытыми, — пожурила его Элеанор, еще раз доказав, что люди слышат только то, что хотят. — Через несколько часов здесь будут сотни посетителей фестиваля, желая разбить лагерь. Тебе нужно сохранять своё имущество… Гм. Таким, какое оно есть. Мерлин последовал за ней на первый этаж своих комнат в башне. Хотя планировка была открытой — гостиная, столовая и кухня переходили друг в друга, — всё было именно настолько скудным, как и намекала Элеонора, всего несколько простых стульев, потертый диван и обеденный гарнитур. На оштукатуренных стенах висели несколько картин с пейзажами, высокие узкие окна закрывали длинные занавески, но помимо этого не было признаков того, что здесь кто-то живет. Что имело смысл, решил Мерлин. Потому что он здесь не жил. Элеанор усадила его на диван, а затем отправилась за едой на кухню. С благодарностью откинувшись на подушки, Мерлин с удовольствием слушал ее нотации о плачевном состоянии холодильника и о его дурной привычке красть еду из кухонь кафе. Ах да, сонно подумал Мерлин. Наверное, она нашла сэндвичи. А может, пакет с булочками из пекарни. Или ароматные сливки из кафе. Или, если так подумать, почти все, что там было… — Ешь, — сказала Элеанор и, разбудив его, сунула ему в руку тарелку. — Давай. — Я не ребенок, — проворчал Мерлин, схватил булочку, раздраженно откусил кусок и крошки посыпались ему на бороду и пальто. Элеанор сидела рядом, пока он ел, скрестив руки на катастрофе, которую называла платьем, и ее беспокойство явно читалось в глубоких морщинах на узком лице и сжавшихся в тонкую линию губах. — Что? — наконец спросил Мерлин. — Ты не понимаешь, почему я пытаюсь найти тебе кого-нибудь. Ну, — она указала на его скрючившееся на диване тело, — вот почему. — Со мной всё хорошо, Элеонор… — Это не хорошо. — Я же сказал тебе, я просто сегодня ничего не ел. — Да, а если бы за тобой кто-то присматривал, этого бы не случилось. Я знаю, что стала лучше заботиться о себе с тех пор, как встретила своего Фредерика. Мерлин откинулся на спинку дивана, изо всех сил стараясь подавить щемящую грусть. Он просто слишком устал. Вот и всё. Он чувствовал, как глубоко в его тело проникло истощение. Когда он так себя чувствовал, это всегда делало всё намного хуже. — Эмрис, пожалуйста, — тихо сказала Элеанор. — Позволь мне хотя бы попытаться найти тебе кого-то особенного. Мерлин закрыл глаза, слишком измученный, чтобы лгать, слишком уставший от этого. — У меня уже был особенный человек. — Да? — Да. Но его не стало. Наступила долгая пауза. — Его? — Да. — Столько лет, — выдохнула она. — Мы знаем друг друга столько лет… А ты никогда не говорил. Мерлин заставил себя открыть глаза, и его задело выражение обиды на ее лице. Сколько раз за все эти столетия он причинял людям боль своей ложью? Он уже сбился со счета. — Всё было не так, как ты думаешь. Между нами. Я даже не понимал этого. Пока его не стало. Она обхватила его пальцы своими и сжала. — Жаль, что ты мне не сказал. — Это было очень, очень давно. Между ними снова повисло молчание. — Знаешь, — неуверенно начала она, — в деревне есть немало подходящих пожилых джентльменов. Я уверена, что по меньшей мере один из них придерживается тех же взглядов и был бы заинтересован… — Элеанор, — Мерлин рассмеялся и положил руку ей на плечо, потому что, честное слово, она была просто неумолима. — Моя милая, дорогая подруга… Я благодарен за то, что ты пытаешься для меня сделать. Но прошу тебя. Не надо. Потому что есть только один человек, с которым я был близок. И никто другой мне не подойдет. Поверь мне, я пытался. Она опустила взгляд, явно сдерживая желание сказать что-то еще. — Обещаешь, что доешь оставшуюся еду? — Да, миледи, — протянул он своим лучшим тоном дряхлого старика. — И отдохни перед фестивалем, — добавила она, и теперь голос ее звучал как обычно. — Я повесила твой костюм Мерлина на двери спальни. В этом году постарайся его не поджигать. — Ах да, — Мерлин искренне улыбнулся. — Верно… Завтра я снова стану Мерлином. Это всегда приятно. — Не понимаю, почему ты просто не используешь свое имя. В конце концов, по легендам Мерлина тоже звали Эмрисом. — Да, но этого никто не знает. Поверь мне, легче жить как «Эмрис», чем как «Мерлин». — Хорошо, что тебя назвали не в честь твоего отца. О. Верно. Он почти забыл. Когда они познакомились несколько десятилетий назад, он сказал ей, что его отца звали Мерлином. Он жил под этим именем в начале девятнадцатого века. До этого он снова был Эмрисом… а еще раньше — опять Мерлином… И так далее, он постоянно заменял себя постаревшего на более молодого… Всегда говорил жителям деревни, что он молодой родственник милого старичка, которого они больше никогда не увидят… Всегда лгал о себе тем, кто был ему небезразличен, наблюдая, как целые поколения их семей растут и уходят из жизни, и так снова и снова, пока почти не перестал помнить, кем он был. — Отдай, пока не уронил, — пожурила Элеанор и забрала у него тарелку. Мерлин моргнул, прогоняя сон, когда она отправилась на кухню. — Ты добавила шляпу и плащ волшебника к моему костюму? — Конечно. Нельзя быть Мерлином без шляпы и плаща, так ведь? Раньше я никогда не носил шляп, — подумал Мерлин, закрывая глаза. — Ладно. Почти никогда. Только когда меня заставлял Артур. И я почти никогда не надевал плащ. Очень жаль, на самом деле. Мне всегда нравился красный цвет. Хотя может это и к лучшему… Он мог загореться…… Учитывая все эти встречи с драконами… Он почувствовал маленькую руку на своем предплечье. — Может, немного вздремнешь? А потом сможешь съесть на ужин несколько бутербродов, которые стащил из кафе, и пораньше ляжешь спать. Мерлин хотел сказать ей, что ему не хочется. Сон овладел им еще до того, как она закрыла дверь. Когда он проснулся, чувствуя слабость в затекших мышцах, то понял, что его единственная лампа едва освещает темную гостиную. За узкими окнами уже давно наступила ночь. Со стоном Мерлин провел руками по лицу, поднялся на ноги и, пошатываясь, направился к себе в спальню на первом этаже. Он не потрудился проверить, закрыты ли кафе, аптека или даже музей Южной башни. Он доверял людям, которые на него работали. Они заботились об этом месте — большинство заботились даже о нем самом, — поэтому он не сомневался, что все будет в порядке. Добравшись до своей спальни на первом этаже, Мерлин прошел мимо аккуратно застеленной кровати и направился к шкафу в дальней стене. Распахнув дверцы, он открыл проход к круглой каменной лестнице с вмонтированными в стены канделябрами из кованого железа. Свечи зажглись, стоило ему подняться на второй этаж Северной башни. Именно там он жил на самом деле. Мерлин прошёл по лестнице и оказался в длинном каменном коридоре, который тянулся вдоль Северной башни от озера до дороги. Факелы на стенах вспыхнули при его появлении, ярко осветив красные гобелены с изображением желтого дракона на гербе Пендрагонов. Этот коридор был бы знаком любому жителю Камелота, особенно если он когда-то проходил по коридорам между королевскими покоями и комнатами придворного лекаря. Именно об этом и думал Мерлин, когда строил его. Зевнув, он повернул налево по коридору, направляясь в свою комнату в покоях придворного лекаря. Но, сделав всего несколько шагов, он замедлил шаг, а затем и вовсе остановился. Как давно это было? задумался он. Сколько времени прошло с тех пор, как он в последний раз проверял комнаты Артура? Может, несколько недель? Или… нет. Нет, этого не может быть. На улице тогда шел снег, ведь так? Да, точно. Он помнил, что было холодно. Но последний снегопад был несколько месяцев назад. Мерлин повернулся и уставился в дальний конец коридора на закрытые двери. — Этого не может быть, — пробормотал он. — Не может быть, чтобы прошло несколько месяцев. Но когда Мерлин отважился подойти к покоям Артура и распахнул двери, хлынувший оттуда спертый воздух поведал ему совсем другую историю. Не месяцы прошли с тех пор, как он в последний раз убирался в этих комнатах. Прошли годы. Мерлин уставился в темноту комнаты на закрытые ставнями окна, задернутые шторы и потухшие свечи, вдыхая резкий запах затхлости камина, покрытого пылью камня и запустения. Плотнее запахнув пальто, чтобы защититься от холода, он прошел в каменную прихожую, мимо обеденного стола и стульев, а затем в арочный проход, ведущий в спальню Артура, где в тишине и темноте виднелись призрачные очертания деревянного гардероба, ширмы и кровати с балдахином. Если бы не тот факт, что этим местом никто не пользовался, эти комнаты были бы похожи на покои Артура в Камелоте, когда он ещё был наследным принцем. Иногда Мерлин позволял себе притворяться, что ничего не изменилось. Но только когда дела шли совсем плохо. Взмахом руки Мерлин магией зажег десятки высоких свечей на железных подставках и в настенных бра. Когда они вспыхнули, разогнав тьму, повсюду обнаружился толстый белый слой пыли. Она окутывала комнату как саваном: пергаменты Артура на столе, его постель — всё. Мерлин остановился перед зеркалом в деревянной раме, настолько запыленном, что стекло стало полностью непрозрачным. — Надо же, — пробормотал он. — Я даже себя не вижу… Как будто это что-то плохое, Мерлин. — Тщеславие было твоей чертой, Артур, а не моей, — он приспустил рукав пальто и протер большую часть зеркала. В нем отразилось морщинистое лицо, в котором он с трудом узнал свое собственное. Боги, Мерлин, что с тобой случилось? Это, — ответил другой голос, более молодой и сердитый, — чертовски хороший вопрос! На долю секунды Мерлин увидел в зеркале не того, кто он сейчас, а того, кем он был когда-то. Молодого. Сильного. Яростного. Посмотри на себя! — бушевало его молодое «я». Посмотри, во что ты превратился! Мерлин смахнул остатки пыли, пока не смог видеть свое отражение в зеркале целиком. Длинные седые волосы, растрепавшись, касались морщинистого лица, в бороде застряли травинки и грязь, плащ был перепачкан после похода в конюшню, а одежда выглядела так, словно в ней не раз спали. Он выглядел точь-в-точь как безумный старый колдун, живущий где-нибудь в глуши. Где тот маг, который победил саксонскую армию? — упрекнула его молодая версия. — Где человек, стоявший наравне с драконами? Где волшебник, который очертя голову бросался навстречу огню, опасности и смерти? — Он мертв, — выдавил Мерлин. — Умер у берегов Авалона вместе со своим королем. Внезапно его охватил гнев на судьбу, которой он не хотел, на судьбу, которой ему не удалось избежать. Мерлин схватился за деревянную раму зеркала, впиваясь взглядом в воспоминания о своем молодом высокомерном «я», о человеке, ответственном за все его страдания, и магия вырвалась из него, превращая стекло в пыль. Мерлин сунул руку в облако пыли и взмахнул ею, превращая его в вихрь. Ты хочешь силы? — яростно подумал он. Я покажу тебе силу. Он вложил в вихрь еще больше магии, увеличивая его, пока он не заполнил всю комнату, сметая все пылинки и грязь, но не касаясь вещей Артура. Когда все следы беспорядка исчезли, Мерлин вытянул руку и занавески разлетелись в стороны, а ставни и двойные стекла настежь распахнулись. Мерлин с рычанием выпустил бурю в окно, и она пронеслась над озером, где взорвалась фейерверком. Стекла задребезжали от громового удара, такого громкого, что его, наверное, слышали даже в деревне Авалон дальше по дороге. Пусть придут, — яростно подумал Мерлин. Пусть придут и попытаются отнять у меня Артура. Я призову молнию с небес. Я разверзну землю, чтобы проглотить их целиком. У Мерлина кружилась голова, пока магия текла сквозь него, становясь все сильнее и сильнее — грохочущие потоки яркого цвета и силы, ревущие у него в крови. Он чувствовал, что весь мир в его руках — молекулы, и атомы, и электроны, и кварки, и частицы материи, настолько крошечные, что люди еще не открыли их. Так легко было управлять ими. Так легко рвать их и менять им форму. Мерлин схватился за пустую деревянную раму зеркала и, едва задумавшись, скрутил и сжал атомы воздуха. Сама материя мира смещалась и двигалась внутри рамы, пока в ней снова не появилось безупречно гладкое зеркало. Оттуда на него смотрело его лицо. Его глаза пылали золотом, даже кожа светилась изнутри, а губы растянулись в усмешке — ухмылке смерти, — превратив выражение его лица в ужасающую маску беспощадной безграничной власти. Мерлин ахнул и отшатнулся от неожиданности, отступая, пока не ударился спиной и ногами о столбик кровати. Ты все такой же неуклюжий, Мерлин. — Да, — выдавил Мерлин, задыхаясь и паникуя. — Неуклюжий, идиот и худший слуга в мире, да, вот он я, вот кто я такой, скажи мне, Артур, скажи мне, кто я… Ну, ты, очевидно, полный тупица, если не можешь вспомнить даже что-то настолько простое. Мерлин лихорадочно кивнул, крепко зажмурившись. Он всегда лучше вспоминал Артура, закрыв глаза. Артура с его голубыми глазами, светлыми волосами, в его прекрасной одежде и ботинках, с рукой на рукояти Экскалибура и нежной улыбкой на губах. — Что ещё, — пробормотал Мерлин сквозь сжимающееся горло. — Пожалуйста… Что ещё, Артур… Ещё ты самый преданный и храбрый человек, которого я знаю. И ты никогда не забывал о своём долге. Так что не начинай сейчас. Тон был настолько строгим, что глаза Мерлина резко распахнулись, и на секунду он поверил, что Артур в самом деле здесь. Но перед ним была лишь пустая освещенная свечами комната, затхлый воздух которой пах пыльным камнем, потухшим камином и годами заброшенности. Дрожа, Мерлин оттолкнулся от столбика кровати, и, шатаясь, двинулся к открытому окну, и его ноги грозили подкоситься при каждом шаге. Он тяжело оперся о каменный подоконник, борясь с эмоциями и вдыхая глубокими глотками холодный ночной воздух. За окном озеро, остров и башню полностью скрывала ночная темнота. Но Мерлин знал, что они были там. Всегда, всегда они были там. — Пожалуйста, — прошептал он. — Я так больше не могу. Не в одиночестве. Без него я… Воспоминания пронеслись перед его глазами — воспоминания о колдунах, чьи силы вышли из-под контроля, которые переиначивали мир в угоду своим желаниям, которые ставили себя выше, чем человек, чем бог. Монстры и убийцы, сведенные с ума силой магии. И никто из них никогда не обладал и малой долей той власти, которой Мерлин обладал сейчас. — Пожалуйста, — взмолился Мерлин, обращаясь к сидхе, к древней магии мира, ко всем своим магическим сородичам, которые только могли слышать, откуда бы они ни были. — Пожалуйста… Верните его. Он нужен мне. Он так нужен мне, — Мерлин прижался лбом к камню. — Прошу… Он долго стоял так, пока его мысли не померкли, а ноги не подогнулись. Из последних сил он прошаркал к кровати Артура, сбросил пальто и снял ботинки, прежде чем полностью одетым заползти под одеяла. Постельное белье не пахло Камелотом. Не пахло Артуром. Здесь больше ничем не пахло. Завтра я все вымою, — подумал Мерлин. — Не магией, а как следует. Голыми руками. Тем мылом, которое я делаю сам, как в Камелоте. Дрожащими, измученными артритом пальцами Мерлин откинул с лица длинные белые пряди волос, чувствуя, как каждый год его долгой жизни тяготит его тело. — Я буду больше стараться, — прошептал он. — Обещаю, Артур. Я буду. Я постараюсь. Я так… Ладно, Мерлин. Хорошо. Теперь отдыхай. — Мне так жаль… Мне не нужны твои извинения, Мерлин. Я хочу, чтобы ты выспался, прежде чем сделаешь что-нибудь очень глупое. — Из моих глупостей уже можно составить список, — прошептал Мерлин в наволочку. В этом я не сомневаюсь. Мысли Мерлина ускользнули, и он погрузился в сон об Артуре, стоящем у кровати, без рубашки и в штанах для сна, со взъерошенными светлыми волосами и мягкими голубыми глазами. — Серьёзно, Мерлин? Спишь в моей постели? У твоей наглости вообще есть границы? — Здесь есть место и для тебя, — ответил Мерлин, и его голос был молодым и сильным. — Мне стоит заковать тебя в колодки, — сказал ему Артур, но скользнул к нему в кровать. Затем, как будто делал это много раз, он обнял Мерлина и прижал его к себе. — А теперь спи. Мерлин прижался лицом к теплой шее Артура. Он чувствовал там биение его пульса, и ему захотелось плакать, хотя он и не знал, почему. — Знаешь, есть и другие вещи, которые мы могли бы сделать. — Утром, — сказал Артур и погладил его по щеке. — Мы обсудим всё утром. — Обещаешь? — Да. Обещаю. А теперь, хоть раз в жизни, сделай, как я говорю. Спи. Ты измотан. А когда ты измотан, с тобой случаются плохие вещи. Мерлин нахмурился, уткнувшись в шею Артура. Да, с ним случались плохие вещи, так ведь? Но он не помнил, какие именно. Что-то про лес. Что-то про башню. И ещё там была лодка, да? — Не думай об этом, — сказал Артур. Мерлин с облегчением кивнул. — Да, милорд. Губы прижались к его лбу. Теплое дыхание согрело его лицо. — Спокойной ночи, Мерлин. — Спокойной ночи, Артур, — ответил Мерлин и заснул, не видя снов.