Молодые анархисты

      Горячий чай обжег горло, по телу разошлись мурашки, приятное разливающеся тепло отогрело от продрогшего на холоде тела. Сережа взгляда особо не поднимал, стеснялся всегда в гостях. Игорь же глядел на него с добрым, заботливым взглядом. Рыжий никогда не понимал такой милости. Всегда ждал какого-то подвоха, ему не было близко, чтобы кто-то делал для него что-то хорошее, не доверял он, ведь всегда от него что-то взамен просили, но Игорь был не из таких. — Я бы тебе печенье предложил, но его нет к сожалению, — стыдливо произнёс Гром и отпил чай. Руки его по прежнему были холодными, а нос красный, но постепенно все замерзшие части тела начали отходить от холода. Сережа все сказать что-нибудь хотел, поблагодарить в конце концов, но почти все время молчал, неловко было, да и нужные слова в голову не шли. — Ты зажатый весь, — заметил Игорь и положил ладонь поверх почти белых пальцев, покрывая кожу Сережи мурашками, — не бойся ты меня так. Разумовский свои голубые глаза поднял, красивыми они казались для Грома, Питерское небо в солнечные дни напоминали. Да не такое как сейчас, а каким он видел его в детстве, когда вся жизнь казалась не такой уж и плохой. На бледных щеках появились ямочки, улыбнулся Разумовский. Редко Игорь лицезрел такое зрелище и сам не мог не улыбнуться. — Волков на самом деле он не такой и плохой парень, но к сожалению пытается строить из себя бунтаря, — Игорь отпил чай и задумался, — если бы не его отец, то был бы обычным. Сережа руку то убрал, сглотнул и снова голубой свой взгляд на поверхность стола упустил. — Я его не оправдываю. Просто говорю, вдруг ты его разговорить сможешь, затронешь у него в душе что-то. Кто знает, — Игорю неловко перед ним стало, снова напугал, — ну скажи ты хоть слово. Сережа пошевелил бровями, ладонь его легла на горячую кружку и поднесла куханную утварь к коралловым, потрескавшимся на холоде губам. Он отпил малюсенький глоток, дабы не обжечься, и поставил назад. — Может он и другой. Я не знаю, — голос его немного дрожал, особенно когда речь заходила об обидчиках, — может я и сам виноват во всем, что со мной происходит. — Виноват? Почему ты так решил? — Я не подхожу под их стандарты. Я слабый, я не умею постоять за себя. Слабые всегда будут выделяться, и долго среди сильных не продержатся, — Игорь то серьёзно задумался над его мыслью. Порой Разумовский не только молчал, но и умные фразы кидал. Раз за разом Гром удивлялся, как такой умный и мыслящий парень может теряться на фоне всех остальных. А ведь когда-то он был очень амбициозным, Гром прекрасно помнил то время, но окружающие быстро уняли его желание и стремления, а Разумовский и сам быстро остыл ко всему. — Хочешь — я научу тебя драться. Как никак, но давать отпор надо уметь. Не думаю, что это сильно поможет, но зато покажешь себя, что ты не просто груша для битья. Серёжа кивнул, помялся и поднял глаза, а потом снова опустил. — Спасибо тебе, Игорь. — Еще рано благодарить. Можем прямо сейчас приступить. — Так сразу? — он удивился. — Ну чем раньше ты научишься, тем лучше. Чего время нам терять? — Ты прав, — уголки губ на лице приподнялись, он сам поднялся из-за стола, не зная что и делать, а Игорь ему начал все в точность рассказывать. Куда бить, с какой силой бить и под каким углом уворачиваться. Благо отец его учил, в ментовские силы с самого детства готовил, поэтому и знал уйму различных приемов, которые уличные бунтари не научат. Сережа все пытался запомнить, бил, но не со всей силы, боялся он Игорю больно сделать, да и бить кого-то он не любил. Рос он порядочным пионером, что и мухи обидеть не должен. — Давай, бей. Представь на моем месте кого-нибудь другого. Разумовский постарался, и кулаки сильнее сжал, но все равно бил не сильно, неумело. Такими силами даже самого слабого побить нельзя было. — Ты должен понимать, что жалеть противника не стоит. Они тебя разве жалеют? Игорь замахнулся так, что Сережа резко отскочил и вжался в стенку, смотря с испуганными глазами на юношу. Тот не понял такого жеста, ближе подошёл, да на его плечи ладонь положил. — Ты чего? А тот весь тресся, на глазах слезы накатились. Вспомнил он что-то. — Ну прости. Ты ведь понимаешь, что учиться нужно. Разумовский лишь напуганным взглядом смотрел. Игорь то все понял, каждый замах напоминал ему тех хулиганов из школы, что раньше постоянно на него руку поднимали, а он боялся их больше всего на свете. Даже когда не держали цели его избить, они лишь замахивались, загоняя в угол, а этого уже было предостаточно для устрашения. Игорь не был человеком тактильным и обнимать кого-то терпеть не мог, но в данный момент он не знал как иначе оказать Сереже поддержку, обнял он его, прижимая к себе. Сначала рыжий то и не понял подобного жеста, а потом прижался ближе, утыкаясь своим орлиным носом к нему в плечо. В этих объятьях было спокойно, ни одна угроза не была страшна. Неужели и правда в его жизни появился друг? Неужели кто-то не хочет причинить ему зло, а наоборот оберегает и пытается ему помочь? Во все это верилось слабо, но эти объятия дали капельку сомнения в его жестоком видении мира всего. Чем-то это чувство напоминало ему капля сладкого меда в бочке горечи, лучик света в темной бездне. Но рыжий все равно был на готове, ждал того самого удара в спину ножом, никак не мог выкинуть из головы своей это недоверие. — Нужно продолжить, — Игорь отстранился. Обниматься он не любил, но эти объятия не только он сочел нужными, но и приятными. Помимо всего чувствовал себя каким-то защитником, был рад тому, что имеет возможно помочь загнанному всеми в угол и совсем одинокому пареньку. Сережа кивнул и улыбнулся, он делал все возможное, постоянно сомневался в своих силах из-за череды неудач, но сдаваться он не планировал. Боялся разочаровать не только Игоря, но и себя окончательно. Вся эта небольшая тренировка закончилась смехом. Всему виной была небольшая шутка, что выкинулась из уст Сережи сама собой. — Ох, нахватался же пионер таких неприличных слов, — Игорь похлопал его по плечу и сел за стол. Стул скрипнул, совсем старый был, вот-вот болтики то вылезут, и он развалится. Чай был уже холодным, напоминал чем-то ледяной воздух за окном. Батареи в коммуналке почти не грели, поэтому становилось все холоднее и холоднее. Ветер то и дело задувал сквозь щели в деревянных окнах. Сергей кашлянул несколько раз, прикрывая рот ладошкой, когда кашель был сильнее. Этикет как никак. — Сейчас ещё чай поставлю. — Нет, не стоит, — рыжий приподнялся со стула, — я наверное домой пойду. — А, да, поздно уже, — на фоне были слышны кряхтения и ругань бабушки-соседки, что смотрела сквозь окно на шпану, жгущую стоящую во дворе мусорку. — Уже? — Игорь глянул на небольшие часы, висящие над холодильником, стрелки показывали семь часов вечера, — а, действительно. Ну пойдём, провожу тебя. — Не стоит. Я сам, — рыжий уже натягивал на свои плечи старую потёртую куртку коричневого цвета, что местами уже была вся дырявая. Не понятно сколько поколений ее уже поносило. — Ну ладно, тогда до завтра, — Игорь приоткрыл дверь и выпустил гостя. Разумовский снова улыбнулся и тихо произнёс, чуть ли себе не под нос. — До завтра, — и пошел вниз по лестнице, а Игорь еще какое-то время постоял на пороге, вдруг поджидал рыжего кто на первых этажах. Страшно за него было, весь из себя беззащитный. Поняв, что все будет в порядке, Гром запер дверь и вернулся на кухню. Радовало, что сегодня квартира была пуста. А если быть честнее, то почти была пуста еще бы ворчание бабульки куда-нибудь деть, и жизнь будет казаться сказкой.

***

       Сегодня город встретил первый снег. С самого утра сыпали белые хлопья с неба серого, да ветер силющий, да силющий нёсся с Финского залива. В школе как и дома было холодно. Заложенные в оконные щели тряпки совсем не помогали от холодного ветра, а батареи были слабенькими. Не повезло же тем, кто сидел на первом ряду. Сейчас шел урок математики, грозная старушонка лет восьмидесяти объясняла тему, начерчивая дрожащими от своей болезни руками какие-то примеры. Голос её был неприятным, слишком высоким, писклявым. А когда кричала, тогда вообще хотелось уши позакрывать. Характером она тоже имела скверный, любила занижать оценки, считала что так лучше замотивирует своих учеников. Разумовский сидел на втором ряду и почти весь урок смотрел на падающий за окном белый снег. Завораживало его это зрелище, вдохновляло. В мыслях он представлял, как бы прекрасно можно было изобразить падающие хлопья на какой-нибудь картине, но к сожалению так хорошо рисовать он не умел, да и нечем было. Пока Сережа восхищался чудесами природы, на него самого глядел Игорь. В душе ему было интересно услышать мысли этого паренька, снова пригласить к себе на чай и снова показывать ему приемы борьбы. Интересным он ему был, а почему именно он ее знал. Разумовский был белой вороной в их классе. Был тихим, спокойным, искусство любил. А все остальные либо кулаками махаться любили, либо же заумными ботаниками казались, а такие люди Грому тоже были не по душе. А яркие рыжие волосы еще сильнее выделяли его на фоне остальные. Игорь заметил, как цвет его волос так прекрасно сочетается с пионерским галстуком, висящим на его шее. Что уж тут говорить о его голубых глазах. Вся его внешность напоминала позднюю осень. Волосы — это были оранжевые листья, лежащие на земле, а белоснежная кожа — это снег, покрывающий листву. Гром пытался сосредоточиться на теме, но мысль о том, что хулиганы, сидящие сзади, снова собираются после уроков напасть на рыжего, его отвелкала, заставляла ладонь сжиматься в кулак. Хотелось втащить каждому. Услышав свое имя и смех, Сережа оглянулся назад, встречая на себе взгляды злобные, да и один обеспокоенный, в котором было сожаление и ободрение одновременно. Его хватило, чтобы стало в душе спокойнее, а уголки губ немного приподнялись. Он снова отвернулся и начал записывать записки с доски к себе в тетрадь, да на полях зарисовки делать, за которые его потом снова отчитает учительница, чуть ли не разрывая тетрадь на куски. Почти под конец урока в дверь постучался Волков, первое время злобная женщина не обращала на него внимания, а потом кинула злобный взгляд и начала отчитывать за такой поздний приход, Олег тихо извинился и сел за единственную свободную парту — первую. Рядом сидел ботаник, что весь трясся от его присутствия, думал, что его снова изобьют, но Волков дал ему только подзатыльник и открыл тетрадь, списывая с доски решение одноклассницы. По Насте было видно, что парень ей нравился, постоянно поворачивалась на него, улыбалась, а он старался отвечать ей тем же, хотя со стороны казалось, что на самом деле не интересна ему была эта девушка. Да, была она умной, симпатичной, но попросту была не той, кто был ему нужен, а может и вовсе Волкову было интересно только одиночество. Он потер огромный фингал под правым глазом и увидел испепеляющий взгляд учительницы на себе. — Все дерутся, да дерутся. Лучше бы за ум взялся, Волков. Он молча слушал, опуская взгляд на парту. Юноша уже привык к вечным лекциям, поучениям, ему это все было неинтересно и казалось бессмысленным, а математица все продолжала. — Вот и кем ты станешь?! Да никем. Он ухмыльнулся. — Еще и наглость имеешь смеяться! Мало тебя отец воспитывает. В наше время за такое хамство били! Взгляд его помрачнел, ухмылка сползла с лица, он продолжил молча мять краешек тетрадного листа и слушать тираду. Вскоре старушонка потеряла интерес и вызвала Разумовского к доске, он напрягся. Тему он знал, даже отлично, но понимал, что за его спиной снова будут кидать шутки, да перешёптываться. Неуверенным шагом он дошел до доски, взял мел в дрожащие руки и начал записывать уравнения. Волков следил за ним прожигающим взглядом, да ручку в пальцах своих сжимал. Он внимательно следил за каждым движением его руки, за тем, как тот остановился и долго пытался вспомнить как решать дальше. Волков ждал его ошибку, дабы кинуть какую-нибудь усмешку в его адрес, но в голову ничего не шло. Он лишь прикусил губу и ухмыльнулся, видя как тот обратил взор не него, да напрягся сильнее. — Ну чего стоишь?! Решай! — злилась учительница, добавляя накала. — Я не знаю как дальше, — Разумовский всеми силами пытался не обращать внимание на одноклассника, сидящего на первой парте, он нервно сглотнул и обратил внимание на прикрытые очками глаза Марии Васильевны. — Плохо, Разумовский. Как всегда плохо. Садись. Три. В душе он хотел возразить из-за несправедливости, ведь он нарешал на более высокую оценку, чем какая-то «3», но спорить ему не хотелось, он сел на свое место, руки еще сильнее задрожали. Волков пронзительно продолжал смотреть на рыжего, видимо после уроков начнётся. Но звонок прозвенел, юноша поднялся из-за парты и ушел, всю перемену он на глаза ему даже не попадался. Вместо него подошел Игорь, вывел из кабинета и повез к коридорному окну. — Ты чего напуганный такой? — Все нормально, — он кинул взгляд на бритоголовых парней, что шли толпой и смеялись, обсуждая «педиков», пытались предположить кто из их одноклассников относится к таковым, — о чем они говорят? — неожиданно спросил рыжий, а Игорь посмотрел на хулиганов. — Не знаю, каких-то «педиков» пытаются найти. Понятия не имею о чем это они, — он снова вернулся к Сереже взглядом серых глаз, — если что приёмам я тебя учил. Все помнишь? Разумовский кивнул и поправил алый галстук, висящий на его шее. — Я тоже раньше пионером стать хотел, но репутация у моей семьи так себе, вот и не допустили. — У меня тоже, — он посмотрел в пол, — но в последний момент за меня вступились. И приняли. — Повезло. На математичку ты внимание не обращай. Знаешь же, что она стерва со всеми. Ей бы давно на пенсию, но держится еще. Мумия. Рыжий кивнул и улыбнулся. Ямочки на щеках казались безумно милыми и гармоничными. Ни первый раз в голове Игоря мысль пробегала о том, что лучше бы Разумовский был девчонкой. Симпатичной был бы, наверняка бы понравилась ему, сводил бы на свидание, да может быть и отношения с нею завел. И травли к нему было бы меньше, хотя кто знает это общество. Верно, что никто. — Что-то не так? — Разумовскому стало неловко от того, что Гром слишком долго глядел на него, лицо его разглядывая. — А. Извини, — юноша затылок свой почесал, да в тот момент звонок прозвенел. Короткая перемена однако оказалась. — Пойдем-ка на русский. Волков так и не пришел, пропадал он где-то все последующие уроки, возможно допрашивали приехавшие люди из пдн, а может просто прогуливал. Хотя бы на уроке русского было поспокойнее. Хулиганы весь урок обсуждали и делили девушек между собой, а пустое место на первом ряду оставалось пустым. Учительница тоже была приятной женщиной, молоденькая еще, с чистыми мыслями и головой, амбициозная. Жаль было ее, ведь не все с уважением относили к ней, но она тактильно ставила их на место и продолжала урок. Пожалуй была единственной из всех преподавателей, что не занижала оценки Разумовского, а наоборот хвалила, а он все не верил, да не верил. Постоянно искал в себе недостатки. Вдруг он почувствовал, как в его затылок прилетел клочок бумаги. Развернув, он увидел надпись «пидорас». И смех хулиганов, что сидели позади него. Было странным, что все они были членами пионерского сообщества, носили галстуки на шее, строили из себя порядочных будущих граждан советского союза, но на деле были лишь притворниками и разводили преступность на земле, которую клялись защищать. Значение этого слова Сергей не знал и даже не догадывался. Сочел, что они в очередной раз намекают ему на слабость, на неумение постоять за себя. Порой он даже задумывался о том, что стоит наконец взять себя в руки. Игорь правым был, когда говорил, что нельзя ставить себя в положение груши для битья. Подумывал рыжий, что неплохо было бы стать тоже частью какой-то группы, обрести силу, иметь союзников, но все это было преступным, да и кто бы принял такого как он? Педика. А сочувствующий взгляд Игоря только напоминал ему о собственной слабости и неумении постоять за себя. Но все равно рыжий был безумно благодарен ему за поддержку и желание помочь. Единственный друг, который у него теперь есть. И его нельзя ни за что потерять.