Молодые анархисты

С каждым днем на прилавках становится все меньше и меньше продовольствия, люди страдают от дефицита, и кажется вот-вот настигнут перемены, но вместе светлого будущего на улицы приходят группировки. Еще вчерашние пионеры, давшие клятву в верности и в несении добра, становятся бандитами и отбирают у старушек кошельки. Никто теперь не застрахован на безопасную жизнь, потому что полиция с каждым днем теряет свой авторитет. Людей увольняют или снижают зарплату, а их детей теперь без труда могут высмеять за должность отца, хотя совсем недавно работа то была почетная.

***

В старом обветшалом районе находился дом, где каждая квартира служила коммунальным жительем. Именно в нем жили неблагополучные семьи, выходцами из которых была троица мальчишек — Игорь Гром, Сергей Разумовский и Олег Волков. Всем им совсем скоро исполнится по пятнадцать. Каждый из них рвётся из родного дома и мечтает хотя бы один день почувствовать себя счастливым человеком, не видевшим все прелести жизни в коммуналке. Сережа был порядочным пионером, не смотря на свою семью и отсутствие воспитания. Он не хотел быть похожим на своих родителей алкоголиков. Мать когда-то была уважаемой и интеллигентной женщиной, но повелась не с тем человеком и погрузилась в пучину спиртного. Их не раз хотели судить за тунеядство, а самого Сережу забрать в детский дом, но прошлые связьи Светланы Разумовской не позволяли мальчику покинуть стены этого дома, ставшей тюрьмой. Сережа старательно учился, не смотря на то, что ему постоянно мешали, он познавал физику как науку и историю, мечтал изменить этот мир к лучшему. Всегда говорил мальчишкам в классе, что станет председателем КПСС, но все смеялись над ним и тыкали пальцем. Вообще в школе у него была скверная репутация, учителя не ценили способности и ум ученика, их внимание привлекала только старая одежда и отвратительные родители, которые либо не приходили на родительские собрания, либо приходили после запоя, с бодуна. Подобного не скажешь об Игоре Громе, что жил в соседнем подъезде. Его семья была лучше Серёжиной, отец был уважаемым человеком в полиции, а мать работала преподавателем, но чернзмерное желание матери вырваться за пределы советского союза и политические взгляды чуть не спихнули ее в тюремные стены, из-за чего пришлось пожертвовать большим нажитым имуществом в качестве взятки. Семья осталась почти что ни с чем, только на счастье удалось приобрести комнатку в коммуналке в районе не с самой лучшей репутацией и жить, считая копейки изо дня в день. Родители стали еще больше пропадать на работе, мать уволили с должности почетного учителя, так как сочли, что ее дурные взгляды смогут извратить молодые умы. Поэтому теперь она работала уборщицей в детской больнице, пропадала там целыми днями и скорее всего выпивала. Ее кипящую кровь словно выпили, а саму зашугали словно мышку и сделали из нее послушную рабу режима, боявшуюся сказать лишнее слово о былых взглядах о делах в стране. Игорь больше не видел любви со стороны родителей, он стал прогуливать школу, чтобы заработать немного денег на рынке, а в свободное время от работы и школы гулял во дворе с Разумовским. Больше никто не хотел с ним водиться, все считали его странным, слишком мечтательным, но Игорю это даже нравилось, он с рвением защищал Сережу от бандитов. Одним из них был Олег Волков. Он жил этажом ниже Громов. Мальчишке как и другим двум с родителями не повезло. Мать его родила в раннем возрасте. Соседи сплетники всегда называли возраст пятнадцати лет. Говорили, что она как родила, так сразу ластами свистнула, оставила ребенка на отца. Папаша же оказался совсем безответственным человеком, постоянно забывал малыша где-нибудь в коридоре и оставлял одного. — Да что ему будет? Он же мелкий. Поорет, да заткнётся, — была пожалуй самая частая фраза с уст мужчины. Когда Олежа немного подрос, то отец и вовсе начал пить и избивать за каждый проступок. Защитить мальчика было некому, соседи по коммуналке лишь подливали масла в огонь и отчитывали малыша за то, что он ходит не туда, да вещи чужие трогает, а он с детства рвался к другим людям, мечтал познать родительскую любовь, хотел хотя бы потрогать вещи, которые были у соседких ребятишек. Когда Олегу исполнилось лет пять, отец женился снова на молодой девушке, которая совсем была зелёной. Могла жить спокойно, но этот отвратительный и мерзкий человек запудрил ей голову, внушая поддельные мечты, а она на молодую голову поверила. Маленький Олег всегда тянулся к ней, признал своей мамой, она была единственной, кто доставлял любовь и заботу ему, признала своим и даже стала ему законной матерью. Вскоре у Волкова родилась младшая сестрёнка. Он был безумно рад этому, говорил своей маме, что будет ее защищать, не даст никому в обиду. И первое время все было хорошо, но отец-тиран снова начал избивать жену и сына, да так сильно, что девушка брала в охапку детей и умоляла полиции помочь ей, дать какое-то укрытие, но никто помогать ей не собирался. Она хотела поехать к своим родителям, но те лишь повлияли головой и сказали, чтобы не выдумывала лишнего, а сохранила семью. Негоже от мужа прятаться. Каждый день становился пыткой, она копила деньги на побег в родной город, чтобы переехать к прабабушке в деревню со своей маленькой дочкой и маленьким Олежкой. И вот она накопила нужную сумму денег, но соседка выдала ее, рассказала все мужу. — Чего это твоя Надька-то деньги под подушкой прячет? Да все о побеге мне трындит?! Мужчина тогда не на шутку разозлился. Все деньги он от жены отобрал, а ее и детей в качестве «наказания» выпер на улицу в мороз на несколько часов, объясняя всем своим соседям это воспитательным методом, а они и согласились. Начали травить молодую, называя блудницей и позорницей, что такого мужика не ценит. Он, видите ли работящий, деньги в семью носит, а она такая бесстыдница не ценит, на шее сидит, да еще и жалуется. После того инцидента дочка залихорадила. Температура росла как на дрожжах. В больнице ей поставили пневмонию. Врачи долго пытались спасти кроху, но все оказалось безуспешным. Погибла она по вине собственного отца, а тому хоть бы что. Набухался и к жене полез, больной от горя. Та его ударила со всей силы, разревелась, сказала, что жить больше не хочет, а тот надругался над ней, нанося последнюю каплю в ее копилке боли, в тот день она то с окна и сбросилась, а мужу ее хоть бы что. Он как бухал, так и продолжил бухать, да сына своего избивать до посинения. В школе постоянно учителя жаловались в нужные органы, что Волковский сын то побитым ходит, синий весь, словно молотком колотили, но опека походила пару раз, посмотрела на отца, который специально наводил марафет в день визита и строил из себя порядочного отца, послушали байки об злых сверстниках, да и ходить перестали. Олег тогда полностью разочаровался в окружающем его мире. Стал одичалым ребенком, колотил «слабых», мальчиком то он был неглупым, способным, но совсем не учился. Оставался на второй год и постоянно, срывал уроки, на учет его ставили несколько раз, клялись, что ужасное будущее его ждет. Тюрьма в лучшем случае, а он огрызался и шел после уроков носы ломать. Детство было трудным у трех пареньков, потрепало знатно каждого. Могли высокие должности занимать, но не судьба. Сегодня дождливый день был, воскресенье. Все мальчуганы то по домам разбежались, а Серёжа одиноко сидел на скамейке, да на небо глядел, тучи разглядывал и в ласточек всматривался. Видит: летит одна одинёшенька, бьется к другим стаям, но никто ее не принимает. Себя он в ней узнал, таким же одиноким был. Если бы не Игорь, то совсем бы уже с ума свихнулся. В детстве и вовсе у него воображаемый друг был. Вроде как Птицей его звали, но со временем исчез. Повзрослел вместе со своим Серёжей, упорхал, а может к лучшему, не здорово это друга у себя в голове держать. Решил однажды мальчишка рассказать о своем пернутом друге, да и высмеяли его сверстники, они совсем зелёными тогда были, а сейчас бы к психиатру бы увели, да на учет в психушке поставили — так себе перспектива. Сидит, сидит на лавочке, уже замёрз, кожа белая побледнела еще сильнее, румянец появился, вот вот и простынет. Слабым подростком Сережа был. Лет ему шестнадцать от роду, а иммунитет как у семилетки. — Чего расселся? — сзади был голос, грубый как обычно. Разумовский глядит, а там Волков снова. Снова грубый, снова за шкварку возьмёт, да и выпнет куда подальше, но сегодня просто с оскорблениями полез, да пихнул в сторону, освобождая себе нагретое местечко на лавке. В хулиганских руках сигарета появилась, зажглась, повалил дым клубистый. — Глаза выкатятся, если долго смотреть на меня будешь, — огрызнулся Олежа, смотря на рыжего, что сигарету то с интересом рассматривался, да задавался уже в сотый раз: что примечательного в этом табаке? Все сверхсники ещё с лет тринадцати курят, а в чем смысл? Только лёгкие себе садить. — Тебя в школе вчера искали, к директору вызвать хотели, — голос рыжего дрожал, словно осенний лист. Страшно было находиться с собеседником, боялся леща, да пощёчину получить, но сегодня он не был буйным, а спокойным, пугало это ещё сильнее. Неужто подобрел? — И что? А ну иди отсюда и глаза мне не мусоль, — съязвил Волков, бросил окурок прямиком на старенький асфальт, ла растоптал ногой, пепел рассыпался и тут же размылся осеним дождем. — Не пойду я никуда, — зажался совсем то ли от холода, то ли от страха. — Покатишься. Казалось, что Олег вот вот сорвётся и влепит как всем ему по носу, но рыжему никогда не перепадало от хулигана. Его одноклассникам — да, но Разумовскому никогда. И не было ясна причина такой милости. Волков всегда давил на него морально, но руку не поднимал, а рыжий и не знал что для него больней, он просто хотел ощущать себя в безопасности, но и место кому попало не уступать. Ветер становился все холоднее, да холоднее. Вот-вот зима придет, и снова ненавистная простуда, учёба в школе через высокую температуру и пробирание до учереждения через метели и сугробы снега, которые во дворе никогда не чистили. Не считали нужным дворники убираться в этом районе, не считали за людей они жильцов. — Живут здесь алкаши, да бомжи. Какой с них толк?! Сзади со спины подошел Игорек, весь уставший после воскресной работы на рынке, да нос весь его был красным от холода. В руках он нес буханку свежего хлеба, да молоко, которое взял из-под прилавка в сегодняшний день. — Опять лезешь к нему? — Игорь разозленно посмотрел на своего друга, что с непониманием глаза лупил и то на Грома, то на Разумовского взгляд пускал. — Сижу, курю, жить никому не мешаю. — Ты всегда так оправдываешься, а потом все перебитые в медпункте сидят. Тебе бы полегче со своим гневом. От него хотя бы отстань. Олег поднялся, да отряхнулся от кусков желтых листьев на плотных и пошарпанных темных брюках. — Защитничек нашелся. Может покажешь на что способен? — Волков готовил кулаки, на бой с другом своим целился, но Игорь драться со своими не любил, да и с чужими кулаками махался только в крайних случаях. Смотрел он как на дурака, да на рыжего косился, который умолял остановиться и не продолжать. — Слабак он. Таких только по кругу пускать, — плюнул рядом с ботинками Сережи, да и ушел к себе в подъезд. Полуржавая дверь как затрещит, оглушая всех троих своим ненавистным скрипом. — Ну можно полегче ее закрывать?! — процедил Игорек сквозь ненавистный звук. К счастью только в третьем подъезде была такая запущенная ситуация, в других двери были новее, да смазанные. Давно стоило и эту заменить, но у людей так руки и не дошли. — Иди домой, ты весь дрожишь, — Гром подсел к рыжему, снял с себя темно-синюю куртку импортную, которую на днях за хорошие заслуги базарская женщина по дешевке продала, да и на плечи ему натянул, — снова в больнице с температурой будешь лежать. — Они снова пьют. Лучше в больнице лежать, чем жить с ними. — Можем пойти ко мне. Ты ведь не против? От отрицательно помотал своей рыжей макушкой, и оба последовали на четвертый этаж, в квартиру Громов. Родителей сегодня не было, только соседи по коммуналке. Ими была престарелая старушка-кошатница, которая постоянно рассказывала о своей молодости, да людей проклинала. Сидела себе на кухне, да трактаты матершинные под нос себе плела. Одно и тоже, раз за разом. Вторым соседом был неплохой парень, на заводе работал, старших и младших уважал, раньше с Игорьком в карты играл, научил обманывать, не вызывая подозрений. Третьими соседями была многодетная семья, тоже неблагополучная. Была у них дочка самая младшая — Сонька, постоянно обновками хвасталась перед Громом, родители любили ее больше всех на фоне своих детей. Мать на рынке торговала, да из-под полы вещи турецкие таскала, а Соньке было за счастье носить платье зарубежное, ни у кого такого не было. Игоря выворачивало от подобного пафоса, хвастаться он не любил, да и нечем было. Всегда корил в мыслях мать за ее длинный язык. Сейчас жить и шиковать могли, но теперь лишились всего и живут в этой отвратительной коммуналке. — Будешь чай? — Игорек нашел чайник и заварил. Старухи сегодня за столом не было, что безумно радовало. — Да, давай, — уселся и волосы свои рыжие от шапки освободил. Игорю всегда нравилось глядеть на него, как на девчонку. Заглядывался на уроках математики, литературы, истории. Хотел оберегать его и защищать от всяких хулиганов, да дурных языков. Странное чувство вызывал Сережа у него. Ранимым был, от чего и труднее должно было быть, но от этого он и нравился Грому еще сильнее. Как друг, разумеется. Он же не девчонка, чтобы мог нравиться иначе.