Дура

      Соня исполнила свою давнюю мечту — набила татуировку между грудью. У мастера руки просто золотые, ведь эскиз получился таким нежным и утончённым, таким ахуенным.       Кульгавая теперь в пять раз чаще подходит к зеркалу в своей комнате, футболочку приподнимая — любуется. Она сделала много-много фоток новой татуировки и хочет показать это всему миру, только вот в инсту выкладывать не вариант — заблокируют за такое. Оксане уже продемонстрировала, Владе похвасталась, Мафтуне фоточку скинула. Что делать? Правильно, искать инсту Крючковой.       Соня ухмыляется, почти сразу находя аккаунт одноклассницы в подписках у Григорьевой.       Кульгавая даже лайкает фотографии, что делает редко, и подписывается на аккаунт девочки. Кнопка «сообщение» так и манит. И Соня не понимает, что ей правит: привычный стёб или жажда продемонстрировать своё тело. Из галереи она выбирает самую пиздатую фотографию, где видны и пухлые губы, и длинные пальцы, и бельё кружевное, и татуировка. Нажимает на кнопку «отправить».       Правда, как и было ожидаемо, утром Крючкова просто проигнорировала сообщение, поэтому Соня, натягивая брюки, скинула ещё одну фотографию из галереи.

Сонечка

*фотография*

*фотография*

Саня ты конченая?       Кульгавая смеётся. Ну она и дура — как можно такое тело не оценить, такую татуировку. А на остановке, пока ждут автобус, Крючкова агрессивно косится на Соню, носом шмыгая.       В школе всё неизменно: Кульгавая творит всякую хуйню, спорит с учителями, и надеется, что не станет посетителем кабинета директора в сотый раз. Но зря надеется. Ведь первым уроком была биология, а учительница в школе отсутствовала, поэтому в классе творился полнейший хаос, и главной особой в этом беспорядке была, естественно, Соня.       Она рассматривает свои ноготки, покрытые прозрачным лаком, и смеётся с Оксаны, которая рассказывает самые тупые анекдоты. Громко смеётся, чуть ли со стула не падая, и чувствует, что что-то в плечо врезалось — сильно так, аж побаливает.       — Кульгавая, завали ебало! — с задней парты доносится грубый голос бесячей одноклассницы, которая и запустила в Соню свой пенал.       — Пошла нахуй, чмошница, — Кульгавая целится прямо в чужое лицо тем же пеналом и, кажется, впервые промахивается. В классе раздаётся громкий звук разбивающегося стекла, а одноклассники начинают аплодировать. Оксана дёргает за плечи подругу, явно угарая, — бля.       И когда в класс из-за шума залетает завуч — Соня даже отмазываться никак не собирается, похуистически штангой во рту крутит, медленно топая в кабинет директора.       — Ну ма-а-м, — посторонних глаз нет, можно позволить себе и такое обращение к директору. Хотя, когда Соню посторонние смущали? Кульгавая раздражительно закатывает глаза, принимаясь выслушивать нотации.       — На работе я Татьяна Андреевна! Не мамкай! — женщина в привычной манере складывает руки у груди, — две недели назад ты Якутову ударила, а в ту же секунду подралась с Сашей, — директриса даже не пытается вспомнить эти события, ведь все на подкорке мозга отпечатались. — Вчера ты с контрольной сбежала, — Татьяна Андреевна опирается бедрами на стол, — а сегодня... Окно разбила?! — голос женщины становится громче и громче, она очень зла.       — Лучше сбежать с контрольной или получить два? Ты на меня и так и так наорешь. А окно — это случайность, — Соня облизывает губы, безразлично смотря на мать и мечтая поскорее съебаться или потерять слух на минут десять, ведь Татьяна Андреевна начинает кричать во весь голос. Кажется, теперь её слышит не только весь первый, но и второй этаж. И когда Соня слышит в свой адрес привычное: «неблагодарная!», то разворачивается и захлопывает двери за собой, прямо как дома. Правда, из-за этого ей тоже влетит вечером.       — Все хорошо? — Оксана подбегает сзади, а глаза по пять копеек — никогда она не слышала такого крика директрисы.       — Да всё заебись, Окс, — Кульгавая отвечает сарказмом и на ходу мажет губы любимым лимонным блеском, — подумаешь, сейчас пизды дала, а вечером ещё похлеще будет.       На весь оставшийся день одиннадцатый класс переселяют в другой кабинет, пока окно новое не вставят и помещение не прогреют.       А вечером Соня собирается на тренировку.       С шестого класса она на борьбу ходит, мечтая добиться максимума в этой сфере. Там она тоже лучшая из девочек. Всё-таки, шкафа Егора переплюнуть не в её силах.       Кульгавая набирает себе воды на тренировку и слышит шум в прихожей. Мать вернулась, значит сейчас будут ор и истерика — нужно поскорее уйти из дома.       Татьяна Андреевна на минуты две пропадает в ванной, а после застаёт дочь, которая не жалея распыляет свои ванильные духи на куртку.       — Куда собралась? — мать грозно опирается плечом о стену, сжимая губы.       — Что за глупые вопросы? Куда я могу собираться? — Соня чувствует, что мама уже на пределе, уже ком стоит в горле, уже не может сдерживать крик. И ожидаемо начинает орать, только вот Соня слушает безразлично пару минут, а после в подъезд выходит, дверь захлопывая.       Раньше с взаимоотношениями у них всё было хорошо, даже отлично. А когда отец из семьи ушел — мать как будто с катушек слетела. Стала агрессивной и нетерпеливой истеричкой.       Соня по началу жалела маму, потакала во всём, а потом ей надоело — ведь ничего в лучшую сторону не шло и не менялось. Соне тоже больно было, ведь папу любила сильно-сильно, ведь её тоже бросили. Однако, она не вела себя как маленький ребенок, капризничая, в отличии от некоторых.       Пройдя несколько лестничных пролётов, Соня слышит где-то наверху знакомый грозный крик:       — Ты у меня получишь!       Хоть тренировка в восемь заканчивается, Соня только в десять домой заваливается, чтобы не выслушивать лекций от мамы. И расстраивается, когда видит горящий на кухне свет и чувствует запах еды. Мама ещё не спит, жаль. Кульгавая быстро-быстро куртку снимает, стараясь сильно не шуметь, бежит в комнату, домашнюю одежду хватая, и закрывается в ванной.       Фух, теперь её не побеспокоить.       Пока горячая вода заполняет ванну, растворяя клубничную бомбочку, Соня решает, что сейчас лучший момент, чтобы побесить Крючкову. Ведь стоит в спортивном топе, направляя камеру телефона к зеркалу, где прекрасно видно её отражение.

Сонечка

*фотография*

так пизже, сладкая?

      Соня подозревала, что эти фотографии Сашу нереально злят, что она просто взрывается, а нутро кипит. И убедилась в этом, когда на следующий день снова пришла на ненавистную автобусную остановку, где уже стояла Крючкова.       На улице мокро, тихо и холодно. Под ногами валяются опавшие листья, а жёлтый фонарь нагоняет какой-то жути. Соня мысленно проклинает эту осень, а голос рядом стоящей Саши нарушает тишину.       — Что за хуйню ты мне кидаешь? — Саша вопросительно, с явной агрессией в глазах, уставилась на Соню, которая к ней поворачивается, облако пара в лицо выпуская.       — Тебе не нравится? — и так показательно уголки губ вниз опускает, блять.       — Ни капли.       — А что именно не нравится? — Кульгавая думает секунд тридцать, пытаясь получить ответ на вопрос, — а-а, может, стоит сфоткаться без одежды? — подходит ближе, почти впритык, в полумраке заглядывая в чужие глаза. Слышит, как Саша громко дышит, как накаляется у неё всё внутри. Соня ставит точку в чужих рассуждениях «въебать или сдержаться?» фразой: да?       Саша хватает девочку за куртку, чуть ли чужие ноги от земли не отрывая, а после агрессивно отпускает и замахивается. Только вот Соня уворачивается, — ты че творишь, — уворачивается уже от второго удара, понимая, что сейчас никакая Женя не прибежит, спасая их от ошибки. Поэтому снизу Крючкову подхватывает, через бедро перекатывает и почти на холодную землю опускает, придерживая. Смотрит в испуганные голубые глаза — такого хода Саша точно не ожидала, — сладкая, оно того не стоит, — и поднимает девочку на ноги, наблюдая, как к остановке подъезжает автобус.       Саша не оставила синяков на чужом теле, но от того, что силу не сдерживала, замахиваясь агрессивно, злость чуть-чуть потухла.

.

      Кульгавая заёбывает своими подкатами и фотографиями Сашу уже на протяжении двух месяцев.       У Крючковой начинает к этому вырабатываться привычка — на простые подмигивания просто бросает хмурый взгляд; на колкие фразочки — сжимает зубы и старается не обращать внимание. А на счёт фотографий... Саша просто не заходит в чат с Кульгавой.       Но не всегда Крючкова спокойно реагирует и не всё может пропустить мимо ушей.       Очередное освобождение с последних двух уроков в пятницу. Кажется, училка информатики уже ненавидит физрука, слишком часто к себе в спортзал забирает, именно по пятницам, и не возразить же — всё по разрешению директора!       Кульгавую, как на зло, математичка задерживает уже на десять минут, пока остальные девочки в раздевалке форму натягивают.       — Соня, тебе нужно понять эту тему! Тебе сдавать экзамены! — проговаривает учительница, вытирая пальцы от мела, — твои соревнования никуда не убегут!       Соне уже не сидится на месте — хочется убежать; дёргается раздражённо, исподлобья смотрит на математичку. Поэтому, когда учительница вспоминает про тесты, которые остались в учительской, и просит посидеть две минутки пока она за ними сходит, выходя из кабинета — Кульгавая хватает свой рюкзак и мигом вылетает из класса математики, показывая средний палец в спину удаляющейся учительницы.       — Буду я твои тесты ещё решать, ну-ну, — спрыгивает с последних ступенек лестницы.       Подходя к спортзалу, Соня слышит шум и галдёж — все уже разминаются, а она даже не переоделась! Залетает в раздевалку и сразу в глаза бросается её аккуратно сложенная форма на скамейке, а после и Крючкова, завязывающая шнурки.       — Ой, сладкая, и ты тут? — Кульгавая подмигивает, на ходу рубашку расстёгивая, — хочешь снова посмотреть на моё кружевное бельишко? Сегодня бежевое, — Соня стягивает рубашку, снова пирсинг видно во всей красе. Крючкова смотрит исподлобья, зубы сжимая. И, кажется, из себя выходит. Для неё это чересчур.       — Завали ебало, — Саша резко поднимается, хватая Кульгавую за горло, и в стену вжимает. Соня чувствует ощутимый холод головой от несильного, но резкого удара о плитку, — я не лесбуха, тебе ясно? — сильные пальцы сжимают Сонину шею, а зубы сейчас треснут от слишком сильного напряжения и сжатия. Кульгавая слишком часто дышит — чужая рука на шее мешает кислороду поступать внутрь.       — Поэтому ты меня прижимаешь к стене в одном лифчике? — слова выходят обрывисто, дышать с каждой секундой сложнее, но это не мешает Кульгавой приподнять уголки губ, с игривостью заглядывая в голубые глаза напротив. Соня подливает масло в огонь и чувствует, как рука Крючковой продолжает наполняться силой — она с лёгкостью может её задушить, стоит прижать сильнее. Крючкова наклоняется ближе, шепчет сквозь зубы:       — Да пошла ты, — и разжимает хватку — даёт возможность захватить воздуха, снова дышать, и агрессивно хлопает дверями, от чего стены сотрясаются.       Соня виду не подаёт, но сердце сильно бьётся от испуга. Странно, но ей даже не хочется догнать Крючкову и ударить со всей силы: она бы сделала это с любым другим человеком, но не с ней. На шее остаются красные отпечатки длинных пальцев и в том месте неприятно тянется кожа. Кульгавая наконец-то полностью одевается, брызгается любимыми духами и вылетает на площадку, сходу наматывая четыре круга.       Снова все стоят на своих местах и физрук свистит, давая понять, что игра начинается. В прошлый раз команда Сони обыграла команду Саши — сейчас нужно также, даже лучше.       Когда Соня Григорьева из Сашиной команды попадает в сетку — мяч как будто автоматически оказывается в руках Кульгавой и не покидает её хватку ещё минуты три, ведь та четко и быстро попадает им в нужное место. Но вечно забивать не получится, если люди напротив хоть чуть-чуть умеют играть. Сейчас мяч в нужном направлении и почти касается пола, только вот Крючкова срывается со своего места и летит за мячом, приземляется на колени, отбивая его и сразу сворачиваясь от боли.       Да, буквально тридцать минут назад она развернулась и хлопнула дверями в раздевалке, совсем забыв про свои наколенники, поэтому сейчас шипит от боли и проклинает всё вокруг.       Саша Александрова сразу подбегает к Крючковой, дует на колени и метушится. Постепенно все девочки собираются вокруг сидящей на полу Саши, как будто произошло неизвестно что, а физрук нагибается, чтобы рассмотреть раны поближе.       — Крючкова, иди к медсестре! — он грозно бросает взгляд на девочку, — и как так можно было... — Ворчит, руки по карманам пряча.       — Я не знаю где её кабинет, — Крючкова осторожно поднимается, осматривая свои ноги, по которым капли крови медленно стекают — так себе картина, ноет и болит.       — Кульгавая, покажи ей! Все остальные сюда, сейчас получите у меня! — он отмахивается от проблемы, от всех возмущений Саши «почему она?», принимаясь отчитывать остальных девочек за плохую игру и подачу.       — Идти сможешь? — Кульгавая изучающе смотрит на Сашу. Она первый раз видит, чтобы настолько сильно кожа содралась от простого падения, чтобы до капель крови... Наверное, у Крючковой она слишком нежная и чувствительная.       — Куда идти? — Саша с ненавистью, хромая, подаётся вперёд — она явно недовольна, что с ней отправили Кульгавую. Девочки подходят к медицинскому кабинету, благо, он находится на первом этаже, как и спортзал. Кульгавая стучит в дверь, приоткрывая её.       — Блять, её вечно на рабочем месте нет, — Соня злится на медсестру, затаскивая Сашу в кабинет, и начинает открывать все шкафчики, которые бросятся на глаза, в поисках перекиси и бинтов. И когда находит, то рядом с Крючковой на кушетку садится, её ноги на свои закидывая. Саша чувствует себя маленьким ребенком, который разодрал коленки во время игры в догонялки и пришел к маме за помощью.       — Дай я сама, не маленькая, — Крючкова яро пытается забрать бутылочку с перекисью из рук Сони, а та специально её в разные стороны крутит.       — Сиди и не дёргайся, сама она, — Кульгавая не позволяет выхватить бутылку. Она выливает немного жидкости на раны, слушая чужие возмущения, сжимает губы и направляет прохладную струю воздуха на разбитые колени. Саша шипит и сжимает глаза, ненавидит это ощущение — перекись на ранах. А ещё не понимает, как она в таком положении оказалась — ноги лежат на Сониных ляжках, а та аккуратно дует на шипящую перекись, чтобы Саше не было так больно.       — А вот если бы меня у стены не зажимала — наколенники бы не забыла, — Соня снова принимается за своё, бережно прикладывая ватные диски к обработанным ранам и распаковывая новый бинт.       — Заткнись, пожалуйста, — Крючкова глубоко и грубо вздыхает, наблюдая за чужими руками. Кульгавая всё так быстро, нежно и четко делает — кажется, она умеет всё.       — Хорошо. Только... — Соня начинает подозрительно улыбаться, крепко обматывая колени бинтом. Снова что-то придумала, — давай в следующий раз ты заткнёшь меня своими губами? — и бросает цепкий взгляд.       Из-за этих фразочек ей пытались сломать нос и перекрывали воздух к кислороду, только ей похуй. Если Соне весело — она будет продолжать это бесконечно, покуда Крючкова её не убьёт, набросившись со спины темным вечером.       Саша недовольно поворачивается куда-то в сторону, глубоко вздыхая.       — Следующий раз я тебе въебу, — Саша опускает ноги на пол, осматривая свои колени — настоящий раненый боец. И, пытаясь привыкнуть, что ноги уже не так хорошо при ходьбе сгибаются, покидает медицинский кабинет, оставляя Соню одиноко сидящую на кушетке.       А когда Соня на следующий день в класс заходит после столовки, школьный портфель пиная ногами, то видит на парте молочную шоколадку, а сверху записка: спасибо :)       Кульгавая искренне улыбается, догадываясь, кто мог это всё утроить.       В классе сидит только Саша, которая читает параграф и нервно линейку в руках крутит — явно волнуется. Дурочка. У Сони сердце неожиданно дёргается — это действительно мило. Крючкова всегда такая злая, а тут шоколадку дарит и благодарит за помощь, хах. Соня усмехается, разрывая упаковку сладости.       — Не трясись ты так, — кладёт на парту Саши три дольки шоколада, подмигивает и уходит куда-то.

.

      У Саши сегодня после уроков дополнительное занятие по русскому языку. Все одноклассники потихоньку покидают кабинет, и Крючкова расслабляется. Кажется, она наконец-то останется в спокойствии, без лишнего шума, разговоров и бесячих Сониных фраз.       До звонка на урок остаётся пять минут, Саша спокойно, не спеша, повторяет написанные ранее конспекты, как резко кто-то открывает дверь. Учительница слишком рано пришла. Девочка встаёт, подводя взгляд к направляющейся ближе фигуре. Это совсем не училка: Кульгавая целенаправленно и быстро направляется к парте, у которой стоит Крючкова, усаживается на край и притягивает Сашу за блядский галстук ближе, к своим губам.       — Хватит скрывать то, что я тебе нравлюсь, — Соня обжигающе шепчет в губы, заставляя сердце вздрогнуть, — я уже не могу, пожалуйста, — легонько и мимолётно касается губами чужих, отстраняясь, а через секунду мокро целует, прикрывая глаза — не имеет никакого терпения. Крючкова ничего сделать не может, как в землю вкопанная. Сейчас хочется оказаться зарытой глубоко на кладбище, честно.       Саша действительно не может ничего сделать, кроме как ответить на этот блядский поцелуй, от которого дрожь по всему телу. Только вот звенит звонок, Соня как будто испаряется, а Крючкова открывает глаза.       — Пиздец, — трясущимися руками выключает будильник, уставившись в потолок. Лежит так ещё минут пять, в комнате темно и холодно, ведь на улице уже поздняя осень.       Саша не понимает — как ей такая хуйня присниться могла. Она очень редко видит сны, поэтому они у неё всегда яркие и дохуя реалистичные. Она ещё её в ответ поцеловала... После сегодняшней картины в голове хочется стереть себе память, больше не ходить на допы по русскому языку и перевестись в другую школу.       Сидит одиноко на кухне, попивая горячий чай, потому что родители, кажется, со своей работы не возвращаются, а перед глазами эта картинка... Соня на парте, она у её ног, губы переплетающиеся — фу, блять. Саша такое терпеть не может, ведь буквально с самого детства ей внушали, что это ненормально, что это болезнь и таких людей нужно лечить в психушке. Да, это точно так... Точно...       Только вот Саша до последнего родителям не верила.       Но в возрасте шести лет её мама увидела, что дочь девочку со двора в щёчку поцеловала, тогда Саше было очень больно, синяки сходили неделями, а слова «это мерзко, это ненормально!» и громкий шлепок по нежной коже — навсегда поселились в голове.       С того дня она не может. Не может спокойно на такое реагировать, поэтому и агрится на Кульгавую каждый раз, кулаки сжимает и хочет отпиздить её так же, как это когда-то сделала с ней мать.       Сегодня в планах было надеть идеально выглаженную рубашку и дополнить образ черным галстуком. Но Саша специально галстук в шкафу оставляет. Мало ли, сон вещий...       На улице всё ещё темно — на часах полвосьмого. Крючкова уже стоит на автобусной остановке, ноги подгибая — жуткий холод. Хочется спрятаться в кровати, укутавшись в плед. Ебучая школа.       Обычно Саша уже издалека видит Соню, которая идёт на ту же остановку и облака сладкого пара в воздух пускает, радостно махая рукой. А фраза «привет, сладкая!» и широкая улыбка — стали привычкой для Сони и поводом агрессии для Крючковой. Сегодня Кульгавой нет, странно.       Саша залетает в класс, присаживаясь за свою парту, достаёт учебник, дневник и осматривается: Маф что-то Григорьевой объясняет, у виска пальцем крутя, Роксана тик ток у подоконника снимает, Окс за партой сидит, голову лениво на руки опустив, а рядом Сони по-прежнему нет.       И Крючкова всё понимает, когда учительница литературы спрашивает, где же «любимая» Сонечка, которая ей стихотворение не рассказала на прошлом уроке.       — Болеет, — протянула Оксана, грустно вздохнув.       — Так я и поверила, болеет она! Есенин сам себя не расскажет! Передайте ей, — ворчит учительница, принимаясь записывать новую тему.       Саше стало спокойно: во-первых, она не знала, как смотреть на Соню после сегодняшнего-блядского-сна, а во-вторых, никто не говорил всякой лесбийской хуйни в её адрес. А ещё она не чувствовала «случайных» прикосновений, никто не кричал на весь класс песни из тик тока и не огрызался с учителями. Поэтому, наверное, Оксана напиздела Лаурке, что голова раскалывается, и свалила домой после третьего урока. А Крючкова даже отметку по физике хорошую получила, ведь никто за ляжки не трогает и не лезет под руку со словами «дай списать». И зачем только физица их вместе каждый урок садит?       Следующий день был таким же. И через три дня Кульгавая не появилась, и через выходные. Саша уже себя как-то странно ощущала. У неё руки чесались, чтобы послать кого-то нахуй, обозвать как-нибудь коряво. Хотелось посмотреть на слащавое лицо с мыслями «въебать бы».       Не хватало стычек с Кульгавой.       Почему ей резко стало скучно — Саша сама не знает: её это очень пугает. За неделю слишком приелась монотонная учеба, хотелось, чтобы капилляры лопались от злости, чтобы вены вздувались.       — А Соня-то внатуре заболела, — говорит Лейла, выдувая вонючий сигаретный дым. После уроков на курилке стоят Лейла, Саша и Ангелина. Крючкова просто, за компанию, она как и Кульгавая — сигареты не переносит, а ходить искать электронку для пары тяг нахуй надо, она и так выживет.       — Да-да-да, кстати! — Геля явно что-то вспомнила, потому что сигарету выбрасывает и рюкзак с плеч скидывает, копается там минуты две, — Вот, Сашка, передашь Кульгавой? — она протягивает стопку распечатанных тестов по математике, улыбаясь, — меня математичка запрягла какого-то хуя, а я вообще в другой стороне живу. Вы же, вроде как, на одном автике катаетесь? Рядом живёте? — и впихивает в чужие руки бумажки, обратно портфель на плечи забрасывая.       У Саши как будто выбора нет, она понимает, что да — это намного проще. Ей бы тоже не хотелось на совсем другой автобус садится и ехать в противоположную сторону от дома. Намного проще будет, если Крючкова тесты занесёт...       Она еле-еле нашла чужой подъезд и, как оказалось по итогу, Соня совсем недалеко от Саши живёт. Крючкова минуты три ещё пыталась понять, как открыть эту ебучую подъездную дверь — на вид ей лет сто.       Стоять перед чужой дверью было, почему-то, волнительно. Пальцы нерешительно зажимают звонок. В другой руке стопка тестов, которые, как думает Крючкова — Соне нахуй не нужны. Сердце колотится, когда кто-то проворачивает дверной замок и приоткрывает дверь.       Всегда яркая и улыбчивая Соня стояла в дверном проёме с бледной кожей, под глазами расплывались синяки, а на плечи был накинут розовый пушистый плед. Крючкова её не узнала, даже удивилась.       — Привет, — Саше как-то неловко. Как будто нарушила чужое тепло и покой, — тебе тут.... Тесты математичка передала, — она протягивает бумажки в Сонины руки.       — Через порог передавать нельзя, — такой хриплый голос, аж моментами пропадает. Соня приподнимает уголки губ — самой смешно со своей суеверности, — зайди, — и делает шаг назад, чуть запутавшись в длинном пледике, тянущимся сзади.       Крючкова ещё мнётся немного в подъезде и всё-таки заходит в квартиру, двери прикрывая. Кульгавая на тахту рядом с дверью плюхается, в плед укутываясь, шмыгает носом и рассматривает тесты.       — И чё это за хуйня, — смеётся, сразу же закашливаясь — всё-таки что-то прежнее в ней осталось.       — У математички спроси, — Саша чувствует себя неудобно, стоя на коврике у двери — хочется уже на свежий воздух, домой, — я своё задание сделала, пойду.       — Стой, — Соня небрежно встаёт, засовывая руку в карман растянутых спортивок, — спасибо, — улыбается, протягивая шоколадный батончик. — Я хотела его с чаем захавать, но отдам тебе.       Крючкова улыбается, принимая благодарность, так тупо, в репертуаре Кульгавой, но приятно. Саша выходит, и снова слышит:       — Стой, — Соня шмыгает носом, заставляя Сашу снова заглянуть в квартиру, — а такой я тебе нравлюсь? В домашней футболке, с грязной головой... — Кульгавая смеётся, снова закашливаясь. Явно в тик токе пересидела за время больничного. Крючкова лишь средний палец показывает, быстренько дверь захлопывая. И сама не замечает, как в нежной улыбке расплывается, спускаясь на первый этаж и сжимая в руках шоколадный батончик.