Стрелы пробьют наши руки.

Французкая Империя, окруженный блеском и роскошью придворного бала, чувствовал себя одиноким среди своих так называемых союзников. Внешняя вежливость и льстивые улыбки скрывали, по его мнению, глубокую ненависть и корыстные расчеты. Каждый из присутствующих, от представителей могущественной Австрийской империи до более скромных, но не менее амбициозных правителей мелких германских государств, тайно вынашивал планы, как использовать Францию в своих интересах, а затем, собрав достаточно компромата, шантажировать или даже свергнуть императора. Это был тонкий и опасный танец политических интриг, где каждое слово, каждый жест могли иметь далеко идущие последствия. Франция, осознавая свое доминирующее положение в Европе, строго придерживалась трех основополагающих принципов внешней политики. Первый – максимальное количество союзников, обеспечивающих внешнеполитическую стабильность и военный потенциал в случае конфликта. Второй – минимальное количество пустых разговоров и максимальная концентрация на практических действиях, сосредоточение на укреплении экономики, армии и административного аппарата. Третий, противоречащий первому, но не менее важный – недоверие ко всем. Император понимал: в мире политики нет места наивности, и союзники, даже самые верные на словах, могут в любой момент стать врагами. Это неизбежный парадокс, дилемма, с которой приходилось постоянно справляться.

***

Напряжение витало в воздухе, как густой туман. Даже шутка Королевтсва Швеции, обычно вызывающая радостный смех, прозвучала фальшиво, словно прикрытие более серьезных намерений. Принужденная улыбка француза скрывала глубокую усталость и разочарование. Бесконечный цикл балов, танцев и дипломатических приемов, когда-то приносящих удовольствие, теперь казались пустой тратой времени, лишь усиливая ощущение одиночества и неизбежного дамоклова меча над головой Империи. За внешним блеском скрывалось хрупкое равновесие сил, готовое в любой момент рухнуть. Осознавая это, император уделял огромное внимание тайной службе, которая с педантичной точностью собирала информацию о своих союзниках и врагах. Каждый посол, каждый купленный дворянин, каждая случайная встречь на улицах Парижа – все стало источником ценных разведывательных данных. Эта информация помогала императору проводить более эффективную внешнюю политику, предвидеть возможные угрозы и своевременно принимать меры для предотвращения конфликтов. Но даже при всей мощности его разведки, ощущение полной безопасности так и не приходило. В глубине души он понимал, что игра в политику – это игра с огнем, где ставка слишком высока, а шансы на победу всегда остаются под вопросом. И в этой бесконечной игре выживание зависит не только от силы армии или богатства казначейства, но и от способности прочитывать между строк и разгадывать тайные замыслы своих «союзников». Бал, пышный и многолюдный, близился к завершению. Последние звуки вальса, единственного танца, который Французская Империя по-настоящему ценил и знал, рассыпались в зале, напоминая о скоротечности момента. Франция, стоя в одиночестве, облокотившись на роскошно украшенную колонну из белого мрамора, испытывал странное чувство тоски. Рядом с ним, в вихре кружащихся пар, проносились представители различных европейских держав. Союзники расходились кто куда: одни приглашали дам на танец, другие заводили новые знакомства, стремясь к укреплению дипломатических связей, третьи, не скрывая своего пристрастия, направлялись к столам, обильно заставленным дорогими винами и изысканными закусками. Воздух был насыщен ароматом цветов, парфюма и крепких спиртных напитков, создавая густую, почти осязаемую атмосферу торжественности и интриги. Франция, ощущая себя вне этого бурлящего потока, утонул в собственных мыслях. Лица окружающих, обычно казавшиеся ему интересными, сейчас представлялись мерзкими, лицемерием отягощенными масками. Он устало поморщился, невольно переводя взгляд от одной группы к другой. Внезапно его внимание привлекло нечто необычное. Его глаза расширились, будто захваченные ярким светом, и он невольно прошептал: –Oh, mon Dieu... Его взгляд зацепился за фигуру, стоящую рядом с Королевством Пруссия. Это был не просто мужчина, а юноша поразительной красоты. Его белоснежные локоны, словно солнечные лучи, мягко обрамляли лицо с чистыми, глубокими голубыми глазами. На нём был безупречный мундир, сверкающий золотыми нашивками и затейливой вышивкой, подчеркивающей изящество его фигуры. Изящные золотые очки в тон нашивкам дополняли образ. На перчатках, сшитых из тончайшей кожи, красовался герб, вероятно, его родной державы. Молодой человек стоял молча, с поразительно холодным, невозмутимым выражением лица, внимательно слушая что-то говорившего немца. Франция сглотнул, ошеломлённый необыкновенной красотой юноши. Внезапно его поразила мысль: молодой человек был прекраснее, чем его собственная жена. Эта мысль вызвала у него волну замешательства, перемешанную с затаенным восхищением. Черт побери! Неужели он продал душу дьяволу ради такой внешности? – промелькнуло в голове у француза. В голове у него возникла целая буря чувств: восхищение, зависть, и, что самое необычное для Франции, нечто напоминающее влюблённость. Он стоял, завороженный, не в силах отвести взгляд от этого необычного и прекрасного создания. Ангел, с небесным светом в своих голубых глазах, поднял взгляд и встретился с глазами Французской Империи. В этом мгновении их взгляды переплелись, словно две звезды, столкнувшиеся в безбрежном космосе. Французская Империя, ощущал, как вокруг него витает тень греха. Непонятно, что именно привлекло его внимание к этому незнакомцу, но что-то в его прекрасных чертах заставило сердце Франции забиться быстрее. Пруссак, с холодным и безразличным выражением лица, перевел глаза на француза и произнес что-то тихо, но уверенно. К сожалению, Франция не умел читать по губам, и его неуверенность только усиливалась. Он снова посмотрел на юношу, надеясь поймать его взгляд, но тот, казалось, был погружен в свои мысли. Французская Империя, разочарованная тем, что этот удивительный молодой человек не удостоил его даже мгновенного взгляда, уже собиралась покинуть зал, когда вдруг услышала шаги. —Господин Французская Империя, верно? — произнес бархатный голос, который заставил мурашки пробежать по спине. «Святая Дева Мария, спаси меня от этого греха,» — подумал он про себя, оборачиваясь. Как он и ожидал, перед ним стояло святое дитя — Да, вы правы,— с улыбкой произнес француз, протянув руку. — Российская Империя. Рад нашей встрече, — ответил юноша, крепко пожимая ему руку. — Я слышал о вас... Но... Простите за такой вопрос, у вас случайно нет старшего брата? — спросил он, не в силах скрыть свое любопытство. — Нет, а что? — удивился Российский Император. — Подождите... Вы старше меня? — с недоумением спросил Франция. — Получается так, — ответил Россия, лицо совершенного русского так и не изменилось. —Вы шутите... Вы так молодо выглядите, — не удержался француз, восхищенный юностью своего собеседника. —Буду воспринимать это как комплимент, — с легкостью произнес Российский Император. —Mon ami, это и есть комплимент, — ответил Французская Империя, сам не замечая, как его лицо покраснело от смущения.

«И кровавая луна — мой проводник в эту ночь, каждый раз, когда злые силы могут забрать тебя в любой момент, это правда»

Зал, в котором они находились, наполнялся звуками вечера, но для них время остановилось. Каждый из них чувствовал, что эта встреча — не просто случайность, а судьбоносное событие, которое изменит их жизнь. Французский император и русский царь – два колосса европейской политики, казалось, соединённые незримыми узами, похожими на красную нить судьбы. Их отношения напоминали сложный симбиоз, дуэт, где грациозный французский шарм сочетался с величественной и несколько загадочной мощью России. Диалоги, проходившие в роскошных дворцах и во время официальных визитов, затрагивали самые разные темы: от тонкостей политической стратегии и ожесточённых дискуссий о будущих границах влияния до изысканных споров о современном искусстве, новой музыке, и, конечно же, о литературе. Они обсуждали произведения великих умов, сравнивая стиль французских просветителей с уникальной литературной традицией России, которая, в свою очередь, находилась в периоде бурного развития. Сходство их характеров было иллюзорным. Их союз был прежде всего политическим, основанным на взаимной выгоде и необходимости противостояния общим врагам. Подобно легендарному дуэту Пьера Гренгуара и Эсмеральды, они были связаны сложной смесью взаимного уважения, притяжения и непонимания. Французский император неоднократно посещал Петербург, окунаясь в великолепие русских дворцов и участвуя в пышных балах. Русский же, в свою очередь, иногда отвечал взаимными визитами во Францию, привнося с собой атмосферу сдержанной величественности. Однако французского императора не покидало ощущение некоторой недосказанности, холодности в отношениях. За всё время многочисленных встреч он так и не увидел на лице Российской Империи улыбки, искреннего радости . Эта неизменная сдержанность, это выражение безмятежности стали для него загадкой, новой целью, которую он намеревался разгадать. Он пытался проникнуть в сложный мир русской души, понять мотивы и цели своего могущественного коллеги, разобраться, чего скрывает за маской царь всей Российской империи. Это постепенное раскрытие глубин психологии российского государя, попытки найти ключ к его сердцу стали новой, увлекательной и непредсказуемой главой в их сложных отношениях.

***

Они оба были на лошадях, символизируя силу и мощь своих народов. Французская Империя, облачённый в элегантные одежды, не могл отвести взгляда от — Российской Империи, который, казалось, был воплощением непокорённой природы. Когда они остановились, русский аккуратно слез с скакуна, его движения были плавными и уверенными. Он медленно направился к вершине холма, где его фигура выделялась на фоне серого неба, словно статуя, созданная снега. Француз, напротив, с трудом успокаивал своего коня, который, в отличие от русского скакуна, проявлял буйный нрав, как будто ощущая напряжение момента. Наблюдая за русским, Франция почувствовал, как в его сердце вспыхнула искра.

«Я влюбился в тебя с первого взгляда, mon amour.»

Решив не отставать от Российской Империи. Он быстро шагнул к нему, его шаги были полны решимости, а глаза светились восхищением. Русский, подняв голову к небу, смотрел на облака, которые словно укутали землю в серое одеяло. Французская Империя встал рядом, молча наблюдая за ним. В этот момент тишина была почти осязаемой, и только ветер шептал свои секреты. —Снег пойдет,— произнёс Россия, его голос звучал как мелодия, проникающая в сердце. —Снег? — переспросил Франция, недоумевая и одновременно испытывая трепет от его слов. И вот, с неба, словно по волшебству, начали падать маленькие снежинки. Они кружились в воздухе, как будто танцевали в ритме зимнего ветра. Русский раскрыл свою ладонь, и одна из снежинок нежно приземлилась на его перчатку. Она была такой хрупкой и легкой, но даже под ней чувствовался холод его рук

«Падал первый снег на твоей щеке, но ты так и не улыбнулся, mon ange.»

***

Весна в Европе наступила, и снег, начал таить.В это время Французская Империя решил пригласить Российскую Империю в качестве почетного гостя. В бальном зале, где царила тишина и ожидание, Россия готовился к встрече. Зал был пустым, но атмосфера была наполнена предвкушением. Они планировали выпить чай. Французская Империя, облаченный в свой лучший мундир, выглядел так, словно собирался на коронацию или важное торжество. Он распахнул огромные двери, и его сердце наполнилось радостью при встрече с русским гостем. —Приятно видеть вас в добром здравии, — произнес он с теплотой, и, вместо привычного рукопожатия, поклонился. Россия, в свою очередь, тоже хотел выразить уважение, но Франция, ловко поймав его за локоть, остановил его: —Не стоит, я не стою ваших поклонов. —Но как же… — начал было русский, но Французская Империя, с твердым выражением лица, прервал его: —Я все сказал. В этот момент в воздухе витало чувство взаимопонимания, несмотря на их различия. —Хотите чаю? — предложил он, и Россия кивнул, направляясь к столику. Француз, проявив учтивость, опередил его и отодвинул стул. —Благодарю, — сказал русский с привычной холодной сдержанностью. —Не стоит благодарностей, — ответил Француз, наполняя фарфоровые кружки ароматным чаем. Они сели, и тишина, царившая в зале, наполнилась звуками их беседы. Каждый глоток чая был наполнен теплом, и вскоре разговор стал более непринужденным. Российская Империя, как всегда, с легким безразличием, бросил шутку, от которой Французская Империя чуть не упал со стула от смеха.

«Что за мысли в твоей голове, Россия? Какие маленькие кошмары там живут? Я хочу знать о тебе все.Дай боже знать о чем молчат,сомкнув уста.»

***

–Дорогой мой друг, может, станцуем вальс? – предложил Французская Империя, поднимаясь с места и с энтузиазмом в глазах. Его манера была легкой и непринужденной, словно он всегда знал, что именно этот момент должен произойти. – Как? Без музыки? – с неким безразличием отозвался Российская Империя, делая еще один глоток своего напитка, в котором смешивались горечь и сладость. Он смотрел на своего собеседника с легким недоумением, не понимая, как можно танцевать без звуков, которые обычно сопровождают этот изысканный ритуал. – Зачем нам музыка? Танец – это язык тела, разве мы разговариваем под музыку? – произнес француз, с улыбкой протянув руку к русскому. В этом жесте была некая магия, как будто он приглашал не просто танцевать, а разделить с ним что-то гораздо более глубокое. Российская Империя, медленно, словно боясь неожиданности, положил свою ладонь в его. Он почувствовал, как что-то внутри него сдвинулось. Рывком его подняли с места, ухватив за талию и прижимая к себе. Франция ловко ввел русского в танец, и они начали двигаться по скользкому паркету, где каждый шаг был наполнен нежностью и грацией. Он положил, согнувши, левую руку на плечо французского партнера, и их ноги, легко и мерно, задвигались в такт. Вальс оказался не просто танцем, а целым миром, в котором они могли быть самими собой, забыв о всех условностях и политических интригах. – Отдыхаешь, вальсируя с вами, – сказал Франция, пускаясь в первые небыстрые шаги вальса. В его голосе звучала уверенность и легкость, которые так манили Российскую Империю.

«Твои глаза. Я в них терял свою любовь и заново встречал»

Он, смотрел в глаза русского, в которых отражались холодные просторы его родины. В глазах Французской Империи пылал огонь, который холодному русскому было не понять. Его сердце кричало: «Душу согрей!» Не понимая, почему, Российская Империя доверял Французской Империи. В детстве ему твердили: «Спрячь свои слезы, ты будущий правитель, хватит улыбаться!» А сейчас, в этом танце, он чувствовал, как все эти установки начинают рассыпаться, словно песок сквозь пальцы. Хотелось подарить этому человеку маленькую, хоть и кривую улыбку, но он боялся, что разучился это делать. В то же время, в его душе разгоралось что-то новое, неведомое ранее. Танец продолжался, и он ощущал, как между ними возникло невидимое единство. Каждый шаг, каждое движение становились более уверенными. В этот момент они были не просто двумя империями, а двумя душами, стремящимися понять друг друга. Вальс стал символом их взаимопонимания, несмотря на различия и предрассудки.

***

Завершающие аккорды их танца были исполнены с завораживающей медлительностью. Каждый жест, каждое движение – идеальное воплощение грации и силы. Взгляды, полные скрытой страсти, встречались и расставались, словно две яркие звезды на ночном небе. И вот, резкий, но невероятно изящный поворот. Французская Империя, с филигранной точностью, опираясь на гибкость и силу своего тела, выполнил сложный элемент – cambré, поддерживая Российскую Империю, аккуратно обнимая его за спину, подчеркивая хрупкость и силу одновременно. Это был каскад чувств, выраженный в едином движении – смесь власти и покорности, силы и нежности. Дыхание обоих сбилось, губы слегка приоткрылись, выражая усталость и… что-то еще. Французская Империя, склонившись, нежно коснулся губами губ России.

«Моя любовь...»

Этот поцелуй, быстрый и неожиданный, был словно искра, пронзившая ледяную броню Российской Империи. Россия распахнул глаза, удивлённые и… растерянные? Нет, в них не было отторжения. Он замер, словно ожидая продолжения, а может быть, надеясь на него. Французская Империя, оторвавшись, вновь встретился с ним взглядом. На лице Французской Империи расплылась нежная улыбка, он наслаждался моментом, когда на лице Российского партнера заиграли чувства, сменив привычное безразличие и холод на удивление и смущение. Этот контраст был необычайно притягателен. Россия, не в силах скрыть нарастающее волнение, прикоснулся пальцами к губам, на щеках вспыхнул румянец, взгляд его метался, избегая встречи с глазами Французской Империи. – Простите… – выдохнул Россия, и, сделав резкий шаг, попытался скрыться. Это было бегство, но не от Французской Империи, а от собственных чувств, от неожиданно вспыхнувшей чувствительности. – Россия, стойте! – Французская Империя последовала за ним, схватив его за запястье, останавливая бегство. – Опустите меня… – прошептал Россия, голос его звучал почти мольбой. – Не могу… – прошептал в ответ Французская Империя, притягивая Россию ближе к себе, обнимая его. – Прошу… Россия, я отпущу вас, если вы прогоните меня. Прогоните, и я не посмею тревожить вас… la lumière de mes yeux... Молчание России повисло в воздухе, тяжелое и наэлектризованное. Французская Империя, чувствуя отчужденность, начинает отстраняться, испытывая уже разочарование и боль. – Нет! Я не хочу вас прогонять! – резко произнёс Россия, повернувшись к Французской Империи, взгляд его был исполнился нежной решимостью. – Просто… дайте мне время… Французская Империя кивнул, понимая, что требуется терпение и время, чтобы не спугнуть зародившееся чувство. Россия, оставив Французскую Империю в нерешительности и надежде, ушел по коридору, оставляя за собой шлейф нерешенных вопросов и пробуждающихся чувств.

«Прикоснись ко мне, сердце обними.»

***

Две тягучие недели, показавшиеся вечностью, висели над Французской Империей, словно дамоклов меч. Ожидание ответа из России поглощало Францию целиком. Каждый день, с восходом солнца и до поздней ночи, он перебирал доставленные письма, беспощадно отыскивая заветную корреспонденцию от Российской Империи. Пусто. День за днем – надежда на утренней заре, сменяемая горьким разочарованием под вечер. Последние два дня апатия полностью завладела императором. Аппетит пропал, любое дело казалось непосильным бременем. Он перекладывал обязанности на плечи преданных слуг, перегружая работой и без того занятых дипломатов, откладывая решение даже самых мелких вопросов.

«Я теряю смысл просыпаться утром.»

На следующее утро Французкая Империя проснулся с трудом, лениво потянувшись на мягкой кровати, утопающей в шелковом белье. Спустя долгие минуты, он, наконец, поднялся, тяжело направившись к окну огромной спальни, выходящего на просторный двор. Его взгляд упал на суету слуг, спешно переговаривающихся у резной беседки, скрытой от глаз густой зеленью. Внезапный стук в дверь прервал его созерцание. Появился дворецкий, с почтительным поклоном до земли доложил: –Сир, господин Морис де Талейран-Перигор просил сообщить, что минувшей ночью прибыло письмо. Российский император прибудет сегодня. Ваше Величество, не стоит беспокоиться, к его визиту практически все готово. Осталось лишь облачиться в парадное одеяние. Воздух в лёгких Наполеона застыл. Наконец-то! Долгожданное известие, словно живительная влага, пролилось в его измученную душу. –Почему вы меня не разбудили раньше?! Олухи! – рявкнул он, но в его голосе звучала не столько ярость, сколько облегчение, а на лице расцвела широкая, почти детская улыбка. Напряжение, сжимавшее его в тисках вот уже две недели, наконец-то ослабло.

«Ты стал моей судьбой..»

***

— Bonjour, mon ami! — дрожащим голосом произнес Французская Империя, протянув ладонь с внутренней стороны, словно не для рукопожатия. Его глаза светились надеждой и ожиданием. — Здравствуйте, — ответил русский, осторожно положив свою руку в его. В этот момент Франция потянул её к губам и одарил мягким, легким поцелуем. Это было неожиданно, и Петрбург поднял брови от удивления, но, к счастью, решил не комментировать этот жест. — Пройдемте во двор, там и поговорим, — добавил француз, не отпуская руки Российской Империи. Россия кивнул. Выйдя на улицу, их ожидала толпа слуг, которые с любопытством наблюдали за происходящим. — Вы отлично поработали! Можете расходиться, — громко сказал Французская Империя, и все, с улыбками на лицах, поклонившись, направились во дворец. — Ну и зачем это было? — спросил русский, не скрывая легкого недоумения. — Я хочу поговорить наедине, без лишних ушей, — подмигнув, оправдался он. Его слова звучали как приглашение к доверительному разговору, и в них чувствовалась искренность. Французская Империя, присев на мягкий диванчик напротив задумчивого русского императора, который с упоением поедал виноград, начал свой непростой разговор. Его слова звучали медленно, словно вымученные из глубины души: —Между нами много недопонимания, и я хочу всё разъяснить. Прошлое... оно тянет вниз, но я готов это преодолеть. Он глубоко вздохнул, напряжение в плечах выдавая его внутреннюю борьбу. Российская Империя, откинувшись на спинку дивана, скрестив руки на груди и закинув ногу на ногу, отреагировал холодно и сдержанно: —Я слушаю. Его взгляд был непроницаем, словно ледяная поверхность замерзшего озера. Французская Империя продолжил, голос его дрожал, но решимость звучала в каждом слове: —Прежде всего, я хочу извиниться за своё поведение. Оно было нетактичным, неуважительным, и я глубоко сожалею об этом. Но... есть кое-что ещё, что я должен сказать. Я не могу больше скрывать свои чувства, свои грешные, чувства... Он замолчал, с надеждой глядя на Российскую Империю, ожидая ответа, готовый к возможному отказу. Воздух сгустился еще сильнее, напряжение достигло предела. Российская Империя, наконец, нарушил молчание, его голос был тихим, почти шёпотом, но слова его пронзили Французскую Империю до самой глубины души. —Эта гонка.. эта бесконечная гонка за могуществом, она нас уничтожит. Она раздавит нас обоих. Я чувствую.. я чувствую это с неимоверной силой. И.. и это странное чувство.. влюблённость. Я никогда раньше этого не испытывал. Никогда. Его слова, простые и откровенные, прозвучали как признание, как выдох облегчения после долгого года удушья. Голос его дрогнул, и он склонил голову, словно боясь, что его сильные чувства могут выдать слабость. Французская Империя, наконец, увидел свою любовь без защитных масок, без политического лицемерия. Он увидел уязвимость, человечность, скрытую под маской могущества. Надежду на взаимность, которую он почти не смел допускать, заискрилась в его глазах. Он поднял взгляд на Российскую Империю, видя отражение своих чувств в его глазах, – чувств, которые преодолели годы недопонимания и политических конфликтов, чувств, которые, несмотря на все препятствия, оказались сильнее. Тишина повисла в воздухе, но теперь это была тишина ожидания, а не напряжения. Это была тишина надежды на общее будущее, свободное от гонки за властью и полное взаимной любви. В этой тишине они нашли что-то больше, чем просто признание, они нашли возможность начать снова, вместе, на новом уровне. В этом хрупком мире двух империй зародилась новая надежда, надежда на любовь, которая могла бы преодолеть все препятствия.

«Посмотри сотни тысячи звезд.Горят.Для тебя для тебя»

***

— Пойдемте, — произнес Французская Империя, поднимаясь с места. Российская Империя, не произнеся ни слова, последовал за ним. В этот момент Франция вновь не упустил возможности проявить свою заботу и протянул ему свою теплую, словно огонь, руку. Легкая ладонь русского, как перо, легла на его, но, будучи в перчатках, они ощущали холод — Россия, словно весь из снега, такой же холодный и суровый. Однако рядом с французом эта буря, казалось, отступала, уступая место чему-то большему. Французская Империя медленно вел Российскую Империю, а тот, в свою очередь, не спешил, словно пытаясь растянуть этот момент, наслаждаясь каждым мгновением. Они остановились возле кустов, усыпанных красными и белыми розами, и встали друг напротив друга, смотря прямо в глаза. В этот миг на лице Франции засияла улыбка, и он аккуратно опустил руку в карман брюк, извлекая маленький коробок. Открыв его, он достал серьгу в форме белого меча. Российская Империя с интересом наблюдал за его действиями, внимая каждому движению. Француз сделал шаг вперед и, протянув серьгу, спросил: — Позволите? Российская Империя кивнул, слегка наклонив голову вбок и убрав волосы за ухо. Французская Империя бережно надел серьгу на мочку, и Россия даже не почувствовал, как она вошла в ушко. Он полюбовался работой французского ювелира, который создал это изящное украшение, а затем вынул вторую серьгу, но уже в форме сердца, и аккуратно надел её на свою мочку. Российская Империя, вздохнул, словно зимний ветер, проносящийся над заснеженными полями. —Знаешь, — произнёс он, голос его звучал глубоко и мелодично, подобно гулу колоколов древнего собора, — наши различия, кажущиеся на первый взгляд непреодолимыми, на самом деле являются источником нашей силы. Мы, подобно великолепному букету, составленному из роз самых разных оттенков – от белых до насыщенно-красных, – каждый со своим неповторимым ароматом и формой. Французская Империя, со солнечным блеском в глазах, улыбнулся, его улыбка, как лёгкий ветерок, колыхала его нарядные одежды. —Совершенно верно, — ответил он, — Вместе мы можем свернуть горы, достичь невиданных высот, создать империю, которая затмит все остальные по масштабу и влиянию. Российская Империя, подняв голову к небесам, закрыл глаза, словно погрузившись в созерцание будущего, полного триумфа и процветания. В этот миг его лицо, обычно суровое и неприступное, смягчилось, проявив глубокую нежность и доверие. Нежным, почти не слышным движением, его губы, как два лепестка розы, коснулись губ француза. Французская Империя, в ответ на этот нежный жест, обнял Российскую Империю за талию.

«Таю первым снегом на твоих губах.»

***

Французская Империя, словно охотник, уверенно навалился на Российскую Империю, прижимая его к мягкой постели, не в силах оторваться от его губ. Их дыхание становилось всё более прерывистым, и хотя они время от времени отстранялись друг от друга, языки вновь находили друг друга, сплетаясь в страстном танце. В этот момент Франция, с ловкостью истинного мастера, начал не спеша растягивать пуговицы на одежде своего партнёра, и вскоре Российская Империя оказался без верхней одежды, открывая свою кожу для прикосновений. Француз, полон хищного желания, нежно впивался в шею России, оставляя за собой дорожки из поцелуев и засосов, которые были как мелодия, сопровождающая их страсть. С каждым новым прикосновением, с каждым новым поцелуем, напряжение между ними нарастало. Французская Империя, осознав, что хочет исследовать каждую часть тела своего возлюбленного, начал медленно спускаться вниз, играя с лоном России. В ответ на эти ласки из уст русского начали вырываться слабые стоны удовольствия, которые лишь подогревали страсть французского партнёра. На лице Франции заиграла улыбка азартного завоевателя. Он вновь принялся избавляться от нижней части дресскода Российской Империи, и вскоре тот оказался совершенно голым, выставляя свою уязвимость и красоту. В этот момент воздух наполнился напряжением, а их взгляды встретились, полные желания и ожидания. Француз, полон решимости, продолжал исследовать каждую линию и изгиб тела своего партнёра, его руки словно рисовали картины на коже России, оставляя следы нежности и страсти. Каждое прикосновение было как волшебство, вызывающее новые эмоции и ощущения. Стены комнаты, казалось, затаили дыхание, наблюдая за этой игрой двух великих империй, которые в этот момент стали только одним целым. Время теряло своё значение, и они погружались в мир, где существовали только они двое, где каждое движение, каждый вздох становился частью их общего танца.

«Дай мне.Долгим огнем пылать во мгле и в ненастье.Дай мне.Ночью и днем сгорать в костре грешной страсти»

***

Французская Империя, лицо искаженное гневом, снова и снова пробегал глазами по документу – доказательству предательства. Он резко скомкал бумагу, швырнув её в дальний угол кабинета, прошипев еле слышно: –C'est impossible! Mon amour, tu m'as menti! Вспышка ярости выплеснулась наружу. Стул, опрокинутый одним резким движением, угодил в книжный шкаф. Книги рассыпались, ваза с дорогим французским фарфором разбилась о паркет, осколки разлетелись по комнате, отражая хаос, царивший в душе Французской Империи. Его кулаки сжались так сильно, что побелели костяшки пальцев, зубы оскалились в звериной гримасе.

«Такая наглая ложь.Что я не в силах понять.Как можно так врать?И я от злости.Забыл, как дышать»

В этот момент дверь тихонько приоткрылась, и на пороге появился Российская Империя, неся букет алых роз – символ страстной, но, как оказалось, обманчивой любви. Неуверенно он опустил взгляд на цветы, начав было извиняться: –Франция, я же просил тебя… не дарить мне цветы. Мне… неудобно. Однако, взгляд на разгромленный кабинет заставил его замолчать. –Франция? – выдохнул он, голос полный ужаса и растерянности. Гнев Французской Империи был подобен буре. –Сколько ты ещё собираешься мне врать?! – рявкнул он, спиной к своему возлюбленному, плечи слегка опущены, словно от тяжести обмана. Российская Империя не сразу понял, о чем идёт речь. –О чём ты…? – промямлил он, но ответ был жесток и беспощаден. –Ты прекрасно знаешь! – взревел Французская Империя, резко развернувшись. Его глаза горели яростью, смешанной с глубокой обидой. –Ты торговал с Британией за моей спиной! Мы признались друг другу в любви, неужели это был твой коварный план?! Ты лицемер! Ты солгал мне не только в этом, но и в чувствах! Что ты вообще такое?! Уродец! Ты оскорбил меня! Каждое слово было ударом, каждый крик – пронзительной болью. Российская Империя, обычно такой уверенный и холодный, словно окаменел. Слова Французской Империи пронзили его насквозь, разрушая иллюзию их безоблачного счастья. Он растерял дар речи, его лицо побелело, глаза наполнились слезами. Розы, выпали из его ослабевших рук, рассыпавшись по ковру, как мечты о будущем. Слёзы, словно жемчужины, потекли по бледному лицу Российской Империя, оставляя на щеках светлые дорожки. Французская Империя, несмотря на бушующий в нём гнев, сделал шаг вперёд, протянул руку, будто желая утешить, но Российская Империя, ожидая удара, зажмурился. В этот момент Французская Империя увидел страх в глазах своего возлюбленного – страх, которого он никогда прежде не замечал. Этот страх, глубокий и безысходный, потряс его до глубины души. Возможно, он был слишком груб, слишком резким в своих обвинениях. Но осознание этого пришло слишком поздно. Российская Империя, не выдержав, выбежал из кабинета, оставляя после себя лишь аромат алых роз и белый кружевной платок – случайную деталь его одежды, символ бегства от разразившейся бури. Французская Империя остался один на один со своим гневом, осколками вазы и горьким осознанием того, что он, возможно, навсегда потерял свою любовь. Его ярость уступила место пустоте, и он впервые за долгое время почувствовал настоящий, пронзительный страх одиночества. Страх, который был намного сильнее, чем любая политическая интрига или международный договор. Страх потерять то, что казалось незыблемым и вечным – свою любовь, в ложности которой он всё ещё не мог до конца поверить. Эта политическая измена, раскрытая во всех подробностях документом, теперь лишь фоном, бледной тенью настоящей трагедии – разрушенных отношений.

«Сквозь толщу воды я тихо ко дну; в пустоту, в тишину, И нет сомнений»

***

Август 1812 года. Французская армия под командованием Французкой Империей стояла перед опустевшей Москвой. Картина, представавшая перед императором, была поистине сюрреалистична. Огромный мегаполис, столица могущественной России, казался вымершим. Не было привычного городского шума, не было людей на улицах, лишь тишина, прерываемая лишь шорохом ветра в разрушенных зданиях. Франция, восседавший на своем могучем белом коне, чувствовал нарастающее беспокойство. Его взгляд, обычно излучающий уверенность и властность, был напряженным и встревоженным. Рядом с ним, на кобыле рыжей масти, сидел представитель французского правительства – Париж. Его лицо выражало не меньшее недоумение. –Куда делись все русские? – прошептал он, указывая на пустые улицы. Французкая Империя, с нахмуренными бровями, молча окинул взглядом окрестности. В воздухе витала напряженная тишина, пронизанная предчувствием чего-то нехорошего. Стратегический гений Франции, обычно безошибочно оценивающий обстановку, в этот момент испытывал затруднения. Отступление Российской Империи, оставление Москвы без боя – всё это было не вписывалось в его планы и вызывало тревогу. –Что же ты задумал, Россия? – пробормотал француз, обращаясь скорее к самому себе, чем к Парижу. Он не мог понять стратегии русского, отступление которого влекло за собой серьёзные логистические проблемы для французской армии. Захваченная Москва была не более чем пустынной оболочкой, лишенной ресурсов, продовольствия и населения. –Куда направимся, мой император?" – спросил, наконец, Париж, нарушив тяжелое молчание. Франция, резко повернув голову, ответил холодно и отрывисто: –В Петровский дворец. С этими словами он пришпорил коня и направился к указанному месту. Французкая Империя ловко спрыгнул с коня и вошел во дворец. Внутреннее убранство было частично разрушено, но не разграблено, что еще больше усиливало чувство тревоги. За ним следовали несколько офицеров и сам Париж. В центре огромного зала стоял трон, символ власти, но без величия и блеска. Франция, не раздумывая, взошёл на трон. – Неплохо, – протянул он, окинув взглядом зал. Но это было лишь показное спокойствие. Внутри его грызло предчувствие катастрофы. Оставление Москвы русскими означало не поражение, а начало партизанской войны, особенно опасной для растянутых линий снабжения французской армии. – Ладно, пойдемте, разбейте лагерь, – приказал он, осознавая, что наступающие сумерки скрывают в себе новые опасности.

«Возвращаясь в тот день, я помню,мои мысли были чисты и мудры,и стены моей памяти не были окрашены в чёрный цвет.»

***

Франция, спал глубоким сном в своей походной палатке, установленной неподалёку от Москвы. Спокойствие его сна внезапно нарушил энергичный голос Парижа. — Сир! Вставайте! — вскричал Париж, грубо тряся Французкую Империю за плечо. Француз, сонно прищурившись, пробормотал: — Париж, что случилось на этот раз? Если вы опять… Париж, задыхаясь от волнения и спешки, выпалил: —Москва… она горит! Это сообщение словно удар молнии пронзило сонного императора. Он резко вскочил, сердце бешено колотилось в груди. Выбежав из палатки, Французкая Империя увидел картину, которая заставила его застыть на месте. Огромное зарево, красное и беспощадное, поднималось над горизонтом, окрашивая ночное небо в жуткие цвета. Пламя, охватившее значительную часть Москвы, казалось нерушимым и всепоглощающим. Невероятное зрелище! Как? И кто посмел? Вопросы терзали его разум, сбивая с толку и вызывая бурю негодования. Среди французских солдат царила паника и замешательство. Мнения разделились. Одни, среди которых был и один из офицеров, высказывали предположение о безумии русских, сжигающих собственную столицу, чтобы лишить французов квартиры и припасов. —Похоже, русские совсем озверели, чтобы поджигать свою же столицу! — кричал офицер, голос его дрожал от страха и непонимания ситуации. Франция, сжав кулаки от ярости, резко пресёк его слова: —Закрой рот! Его взгляд стал ледяным, полным железной решимости. —А теперь быстро собирайтесь, нам здесь больше нечего делать! — прорычал он, его голос эхом разнёсся по лагерю.

«Я был готов ко всему, кроме этого»