Угол для моих тараканов

      Снег тихо падал на его расчищенную с утра, но уже покрытую толстым белым слоем тропу. Магнус окинул свой маленький дворик безразличным взглядом, прислонившись лбом к холодному, запотевшему от его теплого дыхания стеклу и резко провёл по нему ладонью, разом стирая с его поверхности эти глупые символы и бесполезные, как оказалось, слова, вовсе не имеющие никакого заклинательного эффекта.       Подъездная дорожка была пуста и безлюдна. Как и пять минут назад. Как и год, и два, и три, и даже больше…       Магнус горько усмехнулся. Каким же, должно быть, он был глупцом, если эта причина, по которой он каждый раз уходил от поддерживающих его друзей для того, чтобы вновь встретить Рождество в пустом доме в одиночестве, всë ещё была для него важной? Настолько, что он опускал тот факт, что важной она была лишь для него одного, прекрасно при этом понимая, что так оно и есть, что бы он там себе ни думал.       Всë же начать на что-то надеяться гораздо проще, чем однажды перестать. Для него это было тем самым пиком отчаяния, которое ему пока не удалось преодолеть. Хотел бы он так же, как Алек, уметь принимать важные решения, несмотря на все приведенные «против» — тогда, возможно, он бы сейчас сидел за праздничным столом со своими друзьями, наряжая душистую ель и весело посмеиваясь над их общими шутками, но проблема была как раз в том, что он не был Алеком.       И самого Алека не было рядом с ним вот уже несколько лет. И никакие идиотские просьбы на стекле не способны были изменить это.       Магнус вздохнул, на секунду прикрывая глаза. Выбросить из своей головы образ Лайтвуда было одновременно и самым горячим его желанием, и кошмарным сном, а ещё — самым сложным испытанием для его истосковавшегося сердца. Может, Катарина была права и ему уже давно пора сдаться в умелые руки мозгоправов? Прошло так много времени, а он всё ещё живет тем самым днём, и в его голове звучат произнесенные Алеком слова, словно это было вчера. — А если мы совершаем ошибку? — спросил он его тогда. — Что будет, если ты вдруг обернешься и поймешь, что всё это было зря? Что мы просто потеряли несколько лет из-за своих жалких сомнений, а теперь уже слишком поздно возвращаться обратно?       Алек прислонился спиной к дверному косяку. — Никогда не поздно ступить на новый путь, даже если ты уже был здесь когда-то, — негромко произнес он. — Жизнь сложится так, как ей суждено сложиться, и на текущий момент я не чувствую, что моё место — здесь. Но если я вдруг в один момент пойму, что ты — это всё, что мне нужно, я брошу все свои дела и вернусь. Я приду к тебе на порог под самое Рождество, брошу сумку на пол и расскажу, как всё это время мне тебя не хватало. — Ты думаешь, я буду ждать твоего возвращения, как Хатико, а потом радостно завиляю хвостом? — мрачно поинтересовался Магнус. — Нет, Алек. Я буду жить своей жизнью дальше, и если наши дороги сейчас разойдутся, то вряд ли сойдутся когда-нибудь снова. — Значит, так тому и быть, — меланхолично ответил Лайтвуд. — Зато я буду точно знать, что в тот раз мы всё сделали правильно. В этот раз, который станет когда-нибудь тем разом. — Столько мудрости и философии, — тихо сказал Магнус. — Но при этом ты всё равно не считаешь этот побег выше своего достоинства. — Побег — это когда тебе не сообщают о том, что собираются куда-то уйти, — Алек скользнул по нему пустым взглядом. — А я сам пришёл к тебе с этим разговором, не говоря уже о том, что ты знал, что рано или поздно он бы всё равно состоялся, возможно, даже по твоей инициативе. — Ты пытаешься окончательно сломать то, что у нас не получилось построить. Я не ищу, как ты, легких путей решения… — начал Бейн. — Каких ещё путей, Магнус? — Алек вздохнул. — Ты думаешь, что у нас всё ещё есть что строить, а на деле же здесь даже ломать нечего — фундамент треснул. Единственный выход — сносить всё и отстраивать заново. А я слишком устал от всего этого и хочу взять перерыв. — Говоришь так, словно я один во всём виноват, — безжизненно откликнулся Магнус. Он успел понять одно: что бы он сейчас ни сказал, какой бы аргумент ни привёл, ничего не изменится, потому что Алек уже принял решение за них обоих. — Нет, — Лайтвуд покачал головой. — Конечно, нет. Просто мы оба оказались не готовы к зрелым отношениям. Всё это веселье, легкомыслие, безответственность и призрачное будущее, о котором мы не можем говорить без споров и криков… — Споры — это абсолютно нормально, — возразил Бейн. — Они есть у любой пары, потому что каждый человек обладает собственным мнением на тот или иной счет. Нужно лишь уметь находить компромиссы. — В том-то и дело, Магнус, — недовольно посмотрел на него Алек. — Компромиссы. А что делаем мы? Каждый раз занимаемся сексом… — Наш секс слишком горяч, чтобы упускать лишнюю возможность заняться им, — воспротивился азиат. — Слишком, — признал брюнет, смущенно улыбнувшись. — Но это всё равно не решает наших проблем, а лишь откладывает на потом, усугубляя ситуацию. Это не может продолжаться вечно, Магнус! — Ещё как может, — пробормотал Магнус. — Просто ты этого не хочешь.       В тот вечер он ушёл и больше не вернулся. Сказал «Прощай», от которого азиату передавило глотку, закинул сумку с вещами на плечо и даже ни разу не оглянулся. Не оглянулся, хоть Магнус и надеялся, что он взглянет ему в глаза напоследок, увидит на его лице мольбу и перестанет играть в эту странно-больную ролевую игру под названием «Расставание», подхватит его на руки и унесет в глубь дома, где Магнус докажет ему, что он ошибается, что ничего не потеряно и весь этот бред, который он нёс, не стоит и секунды их внимания…       Но Алек не оглянулся, а Магнус не окликнул его, боясь, что Лайтвуд лишь покачает головой в ответ на его излюбленное «Александр», и это станет окончательной точкой в их уже не существующих отношениях, а так Бейн хотя бы смог убедить себя, что это не точка, а многоточие, что когда-нибудь Алек и в самом деле вернется под самое Рождество, как и обещал…       Магнус истерично рассмеялся. Идиот… Он и в самом деле не перестает ждать. Сколько это может продолжаться? Лайтвуд уже и думать о нём забыл, пока он здесь унижается перед самим собой и вызывает лишь жалость у своих друзей. Это должно прекратиться, у него есть гордость и самоуважение, в конце концов. Он должен принять правду, даже если она ему не нравится. Ему уже далеко не двадцать два, чтобы рассматривать свои воздушные замки через розовые стекла давно не подходящих ему по размеру очков.       Да. Принять и навсегда выбросить из головы. До Рождества осталось всего несколько минут, а он уже решил, как его проведет — будет пить до тех пор, пока не забудет собственное имя…       Бейн уныло поплелся на кухню, надеясь, что запасы его любимого виски ещё не опустели с его безобразной тягой к алкоголю в моменты осознания своего глубокого одиночества и неспособностью запоминать, сколько бутылок в этот раз исчезло из его резерва, как вдруг ему послышался странный звук, ужасно похожий на стук в дверь.       Магнус замер. Нерешительный звук повторился снова, и мужчина бесшумно приблизился к входной двери, прислушиваясь. На крыльце кто-то определенно стоял, потому что Магнус улавливал доносящийся до него скрип снега под ногами неизвестного и легкое покашливание.       А вдруг…       Сердце зашлось в волнительном предвкушении, и Магнус мысленно прикрикнул на него. Он уже давно взрослый и слишком разочарованный в жизни мужчина, чтобы верить в Рождественское чудо, так что сейчас он откроет дверь и спросит, что нужно этому странному гостю, не сидящему за праздничным столом со своими родными и близкими, а околачивающему чужие пороги в самую волшебную (нет) ночь.       Без лишних раздумий он отщелкнул замок, и подготовленный вопрос застыл на его губах. — Ты, — не веря самому себе и своим глазам, прохрипел он. — Ты пришёл. — Я, — ужасно смущенный Алек кивнул. — Да, пришёл. Я ведь обещал.       Руки затряслись, и Бейн поспешно спрятал их за дверным проёмом от внимательно скользящего по нему взгляда Лайтвуда. — Прошло семь лет, — стараясь звучать сухо, заметил Магнус. — И ты не обещал. Ты сказал «если». — «Если», — согласился тот. — Если пойму, что ты — это всё, что мне нужно. Я понял это уже давно, но ждал Рождества, потому что… И ты всё ещё не закрыл дверь перед моим лицом. Ты… ждал? — взволнованно спросил Лайтвуд, нервно прокручивая ремень своей сумки.       Он совсем не изменился, лишь повзрослел и возмужал, тёмные глаза смотрели уверенно, а лицо обзавелось легкой небритостью, которой так хотелось коснуться, почувствовать кончиками пальцев впивающиеся в них жесткие волоски, провести по румяным то ли от мороза, то ли от смущения щекам, притянуть его к себе за шею… — Нет, — с вызовом произнёс Магнус, пытаясь удержать холод во взгляде. — Значит, ты живёшь своей жизнью дальше? — робко спросил тот. Его брови скользнули к переносице, делая его похожим на самого себя в восемнадцать, когда они только познакомились.       Сердце Магнуса дрогнуло и забилось раз в пять чаще. — Как и обещал, — соврал он, чувствуя, как его пальцы ломают край деревянной панели где-то там на стене, возле двери, в которую он вцепился мёртвой хваткой, не доверяя своим подкашивающимся коленям. — Да, точно… — Алек неловко переступил с ноги на ногу. — Что ж… Как ты? — с затаенной болью спросил он, заглядывая ему в лицо. — Лучше не бывает, — отчеканил Магнус, больше не в силах сверлить его глазами, в которые он усиленно вкладывал совершенно не те эмоции, которые испытывал на самом деле. — Я рад, — Лайтвуд вымученно улыбнулся, и Магнусу захотелось разможить себе голову об стену, чтобы убедиться, что никаких мозгов у него на самом-то деле нет и не было. Что же он творит… — Ты очень красивый, — признался вдруг Алек, делая рукой странное движение в его сторону и почти сразу совершенно нелогично убирая её за спину.       У Магнуса задергался глаз. Его лицо без единого грамма макияжа, скорее всего, имело следы запойного алкоголизма с печатью неизменного одиночества и неразделенной любви. О какой ещё красоте идет речь? Семь лет назад — возможно. Даже пять ещё вполне себе да. — Ищешь темы для разговора и потому несешь околесицу? — хмуро спросил он. — Я говорю то, что вижу и чувствую, — отрезал Алек, странно поглядывая на него. — А ещё я вижу, что ты меня отталкиваешь, но чувствую, что это неискренне. — Неискренне? — повторил Магнус, стиснув зубы. — Ты заявляешься ко мне на порог спустя семь лет, ни разу за все эти годы не позвонив и не поинтересовавшись, как у меня дела, и говоришь мне, что я неискренен? Знаешь, мне плевать, что ты там думаешь, потому что я вообще не обязан тебе ничего объяснять. Рождество на носу, а ты свалился, как снег на голову, вынуждая меня тратить на тебя своё время, в то время как я мог бы уже…       Он не стал договаривать эту фразу. Слезы резко подкатили к горлу, и он чудом сдержался, чтобы не разреветься, как малое дитя, перед Алеком — от боли, обиды и глупостей, которые он безостановочно из себя выплескивал. — Я понимаю, — голос Алека изменился и стал отчужденным. — Знаешь, почему я пришёл под Рождество? Потому что надеялся, что это станет Рождественским чудом, что мы сможем… Что мы оба почувствуем что-то, что чувствовали когда-то друг к другу, и это станет для нас новым началом, как и для многих в этот день и в эту ночь… Значит, я ошибся, — выдохнул он. — Вообще-то я на девяносто процентов был уверен, что так и произойдет. Прошло слишком много времени, и я мог прийти и застать тебя здесь с семьей, возможно, с детьми — может, так оно и есть — и лишь на жалкие десять процентов я мечтал, что ты ждешь и надеешься, как ждал и надеялся я. Что ж, видимо, даже Рождество не всесильно, — мрачно пошутил он. — Извини, что побеспокоил, хоть и не скажу, что мне жаль. Я правда рад был тебя увидеть, потому что… мне это было нужно. Счастливого Рождества, Магнус, — с трудом произнёс Алек и развернулся, чтобы уйти.       Снег всё так же скрипел под его ногами, сумка болталась за спиной, как весь тот груз вины и сожалений, что он притащил за собой на порог дома Бейна. Магнус смотрел, как любовь всей его жизни уходит от него уже во второй раз — на этот раз действительно в последний, и ничего не делал, чтобы его остановить.       Лайтвуд уже почти вышел на тротуар, как его вдруг прошило этим осознанием. Алек здесь, Алек приехал к нему, Алек всё ещё любит его, как прежде, а он собственноручно всё испортил, поддавшись уговорам своей же гордости, откровенно указав ему на дверь. — Александр! — отчаянно крикнул он, босиком выскакивая на заснеженное крыльцо и сбегая вниз по ступенькам. Его мгновенно обдало холодом, под легкую рубашку забрался морозный ветер, а ступни свело судорогой, но он смотрел лишь на замершую спину в теплом пальто.       Алек медленно, словно не веря своим ушам, развернулся и поймал страдающий взгляд Магнуса, в один короткий миг поняв всё и сразу.       Сумка с глухим стуком упала на подъездную дорожку. Лайтвуд со всех ног бросился к дрожащему и утопающему в снегу Магнусу, с жадностью умирающего в пустыне от жажды впиваясь в его трепещущие, обкусанные до крови губы. — Как же я по тебе скучал, — словно в бреду шептал Алек, лихорадочно оглаживая его лицо руками. — Каждый день с тех пор, как ушёл. Так сильно… — Я каждый день ждал твоего возвращения, — признался Магнус, неверяще ощупывая его порхающие по нему самому руки. — Каждое Рождество я надеялся, что ты вдруг появишься на крыльце моего дома. Как и обещал… — Как и обещал, — как зачарованный повторил Лайтвуд и внезапно без предупреждения подхватил его под бедра, уверенно двинувшись в сторону дома. — Ты соображаешь вообще? На улице зима, ты непременно заболеешь и пролежишь все выходные с температурой, — отругал он его в перерыве между поцелуями, переступая со своей ношей порог. — Видишь, за мной даже присмотреть было некому, — упрекнул его задыхающийся Бейн, чувствуя, как тесная клетка, в которой он жил последние семь лет, наконец, со звоном распадается на части. — Теперь будет кому, — просто сказал Алек, ласково поглаживая его по щеке. — Обещаешь? — с надеждой спросил Магнус. — Обещаю, — выдохнул брюнет, сбрасывая пальто не без помощи Бейна и падая с ним на диван.       Слишком долгожданно, но вместе с тем так неожиданно. Так эмоционально, быстро и ярко… Магнус с легкой паникой уставился на греющего в своих ладонях его замерзшие ступни Алека. — Ты сказал, что скучал по мне каждый день с тех пор, как ушёл, — шепотом произнёс он. — Тогда… Почему ты вообще ушёл? И почему не вернулся раньше?       Лайтвуд стыдливо отвел взгляд. — Наверное, потому, что я самый большой трус на этой планете, — сознался он. — Больше всего на свете я боялся, что я вернусь, а ты не примешь меня, и это было бы справедливо, потому что когда ты был готов бороться, я просто… сдался. Сдался под лозунгом благородства, ушёл под видом того, что поступаю правильно, но на самом деле единственный правильный поступок, который я совершил за последние семь лет, заключается в последних пяти минутах, а я всё ещё не уверен, что нужен тебе в этой твоей новой жизни, — он сомкнул ресницы, боясь увидеть в карих глазах напротив осуждение и неприязнь.       Магнус осторожно придвинулся к нему, застенчиво цепляя пальцем его колючий подбородок. — Все эти годы я думал, что ты давно счастлив с тех пор, как оставил меня в прошлом, и где-то в глубине души я желал тебе этого. Злился, ревновал, психовал, но всё-таки желал найти человека, который даст тебе всё то, что когда-то не сумел я, — с усилием произнёс он. — И я знал, что мне тоже пора идти дальше, пора вспомнить, что мир вокруг меня всё ещё существует, пора начать новую жизнь, в конце концов — без тебя. Но правда в том, что моя новая жизнь началась с того момента, как ты совершил свой единственный правильный за последние семь лет поступок, — шепнул азиат с еле заметной улыбкой. — Правда? — почти облегчённо выдохнул Алек, прижимаясь своим лбом к его. — Просто мне кажется, что я всё ещё сплю. Мне так часто снилось, как ты говоришь нечто подобное, что я боюсь проснуться и обнаружить, что всё это…       Бейн вдруг бесцеремонно спихнул его с дивана на пол. Неуклюже повалившийся Лайтвуд охнул, ощутив, как по онемевшему от удара об пол локтю побежали маленькие ëжики. — Ну как? Достаточно реально или я в твоих снах тоже так делал? — уточнил Магнус, хитро сощурив глаза. — Во снах — нет, — признался Алек, расплываясь в широкой улыбке. — Именно так я и определял, что это лишь очередной сон. — Твоё подсознание даже не в состоянии качественно меня подделать, — заметил Бейн, тщательно скрывая, как его зацепило за душу признание Алека, и без предупреждения переместился вниз, седлая бедра Лайтвуда. — Теперь твоя очередь доказывать мне, что ты не моя галлюцинация на фоне…       Он не успел договорить, потому что Алек резко сел, мягко накрывая его рот своим, сгребая Магнуса в нежные, но не оставляющие сомнений в принадлежности объятия. — Если это сон, то я не хочу просыпаться, — упрямо пробубнил азиат в коротких промежутках между ласками. — И если сейчас зазвенит будильник, то ему точно не поздоровится. — С сегодняшнего дня твой будильник — я, — тихо рассмеялся Лайтвуд. — Уже и забыл, как мне нравилось тебя будить по утрам. — А я вот не забыл, — дерзко улыбнулся Магнус, снова приникая к нему.       За окном что-то звучно прогремело, и гостиная окрасилась отблесками разноцветных огней фейерверков. — С Рождеством тебя, Магнус, — со смущением, но абсолютным счастьем в глазах прошептал Алек. — И тебя с Рождеством, Александр, — с теплом в лукавых глазах повторил Бейн, прижимаясь к нему ещё крепче.

***

      Алек проснулся с глупой улыбкой на лице и сразу развернулся в одеяле, окидывая взглядом пустую постель. Цепочка последних событий тут же выстроилась в голове, заставив его изнуренно вздохнуть и в тот же миг скатиться с кровати в поисках одежды.       Собранная с вечера сумка уже стояла наготове у выхода, приготовленный вместе с документами билет на самолет терзал его сердце и в то же время грел душу. Лайтвуд собрался буквально за полчаса и вышел из дома, бросив ключи в почтовый ящик и надеясь никогда сюда больше не вернуться.       До Рождества оставалось меньше суток, но Алек абсолютно точно знал, чего хочет от жизни и потому не сомневался в том, что собирается сделать.       Больше не сомневался.