Femme fatal'

2019/22/25

      Получается интересно, чувствуется оголенно-приторно: глядеть на белоснежную бездну и отгонять от собственного сердца навязчивые воспоминания. Бездна за окном пушистая-пушистая и до ужаса знакомая. Ложка звонко бьётся о стеклянную прохладу стакана. Чай давно остыл, но ещё доносятся ароматные нотки малины и смородинового листочка.       — Загрустила ты что-то, Кир. У меня шоколадка есть. Хочешь?       — Просто устала. — заверила Кира и для надёжности зевнула, прикрыв поблескивающие губы ладонью. — Не хочу.       Кира не хотела ничего.       Успела замучить себя сомнениями, даже тихонько ругалась, утопая мысленно: на кой черт согласилась поехать с друзьями в эту дурацкую Москву? Что она там забыла? Пообещала ведь не возвращаться, давясь слезами вот в точно таком же вагоне в ноябре шестнадцатого. А теперь что?..       А теперь снова ноябрь.       Пушистый, приветливый и мягкий, в отличие от того — колючего и дождливого. За окном сладко-снежно, а в душе вздымается что-то такое тягучее, что ощущается тенью, замершей за плечами.       «Мне так не хватает тебя.»: Сафронова решилась забраться в сообщения, что не открывала так давно. Это было последним, кажется, полгода назад от контакта Костя. Не решилась удалить его номер, не решилась удалить сообщения, оставила даже фотографии. Правда, запретила себе даже заглядывать, даже на секундочку, даже, когда сердце рвёт от скулящей где-то за ребрами тоски.        — Кто это? Ты не рассказывала... — Матвей, товарищ-одногруппник, бесцеремонно смотрел на экран телефона, вглядывался в мелькающие фотографии.       — Никто. — чрезмерно резко отозвалась Кира.       — Совсем никто? Так не целуют того, кто вовсе ничего не значит.       — Я должна сейчас перед тобой объясняться?! Если я сказала, что это – никто, значит так оно и есть. — способность вспыхивать моментально перешла от отца.       Его хрупкая и крайне боевая копия.       — Да чего ты, я же просто спросил...       — Ты не просто спросил, ты доебался сейчас до меня. — уличный диалект из девичьей речи, казалось, никуда не деть.       — Все, закрыли тему тогда. — Матвей поднял ладони в примирительном жесте и улыбнулся. Ссориться совершенно не хотелось.       — Закрыли. — согласилась Сафронова и на губах блеснуло подобие улыбки.       — Москва так скоро... Сто лет там не был, уже и забыл, как там все.       Кира тоже забыла.       Старательно врала сама себе, выдворяя из памяти все-все, что связано с городом, родным районом и с Цыплакововым— пацаном, которого встретила случайно, полюбила случайно и растворилась в нем столь же случайно.       Нечаянно и сумасшедше слилась с ним, а теперь...       Прогоняла из глупого, все ещё болезненно любящего, сердца его голос, цвет глаз, дурацкую манеру речи, улыбку и горьковато-табачный вкус губ. Ненавидела этот вкус и всеми силами хотела вновь ощутить его. Ненавидела все, что вывернулось в жизни, и слепо надеялась вернуться туда — в промозглый холод улиц и искренний жар объятий.       — Кирочка, а ты куда?.. — заинтересовался Матвей и привстал.       — Курить хочу. — скучающе пожала плечами и достала из сумки пачку крепких сигарет.       Её любимые: Chapman с терпко-шоколадным фильтром. Последнее напоминание о вкусе его губ.       — Курить вредно. — улыбнулся товарищ.       — А я люблю. — усмехнулась Кира.       Курить, действительно, любила искренне, хоть и пряталась до сих пор от отца. Не курила, даже говоря с ним по телефону, вдруг услышит, как выдыхает сигаретный дым. Знала, конечно, ругать не будет, но так не хотелось расстраивать его.       Любила.       — Я с тобой. Можно?       — Ну конечно! — разворошила сердце и память до той степени, что оставаться наедине со всем вновь вспыхнувшим, совсем-совсем не хотелось.       В тамбуре приветливо: людей немного и разговоры теплые льются искренне. Люди улыбаются, говорят о собаках, музыке и, кажется, любви.       — Извини, я случайно посмотрел на экран. И решил, что можно поинтересоваться, кто это. Я думал, мы достаточно близки, чтобы делиться любовью. — Матвей вновь тепло улыбнулся и засмотрелся на жёлтый спичечный огонёк, блеснувший на девичьем лице. — Не думал, что это какая-то загадка что ли...       — От любви там уже ничего не осталось. Она умерла. — Кира, зажав сигарету губами, собирала волосы в спешный очаровательно-неаккуратный пучок, чтобы не прицепился горьковатый дым. — Никакой загадки. Это просто мой бывший. Цыпа. Ну... Костя Цыплаков — районная быдло-легенда.       — Извини меня.       — Да ладно тебе! Ничего такого. Я просто накрутила себя, наверное. Давно нужно было удалить, а я все никак... Прошлое должно оставаться в прошлом.       — А мне, напротив, кажется, что свое прошлое нужно лелеять, греть в душе. Оно же было зачем-то дано нам. — Юноша спиной облокотился о прохладную, дрожащую стену.       — Не знаю. — пожала плечами Сафронова. — Я никому не говорила, что приеду, представляешь. Только папе сказала, конечно.       — А ты думала, что будет, если вы встретитесь? Теоретически. Случайно...       — Я вообще ни о чем не думала. Не хочу. — врала Кира. — Быть не может, что мы встретимся. Даже случайно. Я в такое не верю. — горько заметила, как быстро сдалась сигарета, зашипела у самого фильтра.       — А я верю... — тепло-тепло улыбнулся Матвей.       — Глупости. Он живет в Чертаново, а крестная твоя, ты говорил, в Хамовниках. Вероятность встречи равняется нулю. — пожала плечами девушка и взглянула на сигаретную пачку, задумавшись. — К папе я собиралась заглянуть не поздно, а местная гопота выползает по вечерам.       — Если ты захочешь, я всегда могу проводить тебя. Со мной будет безопасно, если вдруг ты волнуешься и боишься, как ты выразилась, гопоты.       — Кого мне там бояться? — засмеялась звонко. — Я их всех с детства знаю: от алкашей районных до гопников. Всех-всех.       — Кир. Я просто хочу проводить с тобой чуть больше времени... — щеки очаровательно порозовели. — Понимаешь?       Матвей — хороший мальчик. Гордость родителей, один из лучших выпускников СПбГУ и любимый Кирочкин одногруппник.       Цыпа — очень плохой мальчик. Герой районных «мусорских» сводок и завсегдатай тех же отделов. Почти сирота. Тот, кого почти удалось выдворить из собственного сердца.       — Мы проведем с тобой целых четыре дня, как ты и хотел. Буду только с тобой, не переживай. — вновь очаровательно засмеялась Кира.       — Я рад, что мой день рождения мы отметим вместе. Для меня это очень важно.       — Рада, что мне удалось тебя порадовать. — усмехнулась Сафронова и решила-таки насладиться ещё одной сигареткой.       — Серьезно... Что бы ты сделала, если все же судьба вновь свела вас? — тягучая надежда закопошилась в душе. — Давай просто пофантазируем?       — Пофантазируем?.. — хмыкнула, вскинув бровь. — Я бы сказала: пошёл ты нахуй, Цыпа.       Матвей не смог сдержать довольную улыбку, услышал то, что так искренне хотел. Наивно просчитался, не заметив бесстыдную ложь, что плещется в словах. Кира опустила взгляд, задержалась на острых носках собственных сапог: задумалась.       Что бы она сказала, что бы сделала, вдруг выпади на её долю столь ироничная карта? Не знала совсем-совсем.       Может, замерла, испугавшись? Может, молча глядела в шею, ворот свитера, горло, но только не в лицо? А может они просто молча кивнули бы друг другу, будто не значило, все что было, совсем ничего.       Кира смахнула с сигареты налипший пепел, а вместе с ним бесконечные «может».       — Я вообще-то не планировала больше о нем вспоминать. А ты меня мучаешь вопросами. Некрасиво. — усмехнулась дерзко, вскинув прохладный взгляд.       Глаза цвета орешника – истинное удовольствие, истинная лисья хитрость вперемешку с бесовским огоньком. Глаза, в которые наивно влюбился Матвей всем своим телячьим сердечком.       — Был неправ, признаю. Исправлюсь. Вот только... Можно последний вопрос?       — Если он и правда будет последним, то конечно. Не смею отказать. — колко усмехнулась.       — Он, этот Цыпа, важен для тебя сейчас?.. — говорит аккуратно-аккуратно, заискивающе понизив интонацию.       — Боже! Он был просто моим парнем — все! Просто влюблённость юношеская, просто проводили время вместе, Матвей. Просто секс. — вспыхнула Кира. — Прошлое — в прошлом. Я не держусь за него, не живу мысленно в нем. Ну чего ты?! — чувства Матвея давно считала, вот только взаимности в себе не находила.       — Для меня это очень важно. Извини.       — Мы виделись в последний раз больше двух лет назад. Не общались вообще. Послушай, как тебя вообще ебет эта тема?! — Сафронова затушила сигарету, крутанув по несчастной подошвой. — Зачем я тебе вообще рассказала?.. Я с тобой по-дружески поделилась! Ну зачем ты все усложняешь?       — Просто... Я не подумал. — совсем не знал, что сказать.       — У меня есть видео, где мы с ним сексом занимаемся, хочешь покажу?! Раз ты настолько глубоко полез. — Кира раздраженно сдула с лица выбившуюся прядку. — Пиздец...       — Нет, не хочу. — сквозь зубы цедит, густо покраснев. — Я, действительно, не должен был лезть не в свое дело. Извини меня, Кира. — сдавленно улыбнулся и протянул ладонь в знак примирения. — Пожалуйста...       — Проехали. — звонко хлопнула ладошкой по протянутой ладони.       Стук металла о рельсы отрезвляет, а замелькавшие родные-родные пригородные пейзажи заставляют сердце колотиться с неистовой силой. Кира взглянула на часы, холодящие хрупкое запястье, осталось всего-ничего, несчастный час и Москва вновь крепко-крепко затянет в объятия.       Чем ближе Москва, тем менее сладко-пушистые пейзажи мелькают: исчезают, белоснежные от раннего, еще совсем нежного, боязливо хрупкого, снега, поля; леса сменяются знакомой серостью.       Серость эта отчего-то становится ощутимым комом в горле.       Кира глядела в окно, будто завороженная, не отрываясь. Три года старательно забывала, но теперь определяла безошибочно. Многоэтажки, изрисованные не самыми талантливыми картинками-graffiti бесконечные заборы, что можно было смело назвать большой энциклопедией отечественного грязного андеграунда.       Бесконечный гул пришел на смену нежной заснеженной бездне.       — Хорошо, мам, я тебя понял. — донесся до глубоко задумавшейся Сафроновой голос Матвея. Звучал как-то скомкано, расстроенно.       Образы, сложившиеся сознанием, рассыпались, вернулась в ощутимую реальность, слегка мотнув головой. Каштановые ароматные кудри рассыпались по плечам: освободила их от тугой резинки. Очаровательно зажмурилась, запустив пальчики в волосы, массируя уставшую кожу.       — Что-то случилось? — Кира интересовалась так, скорее, из вежливости.       — Нет, конечно, ничего страшного не случилось, не переживай. Крестная, по всей видимости, застряла на работе и ключи сможет мне передать только часов в девять. Думаю, это совсем не проблема, правда? Погуляем? Ты хочешь?.. — снисходительно, будто извиняясь, улыбнулся парень.       — Мне без разницы, честно. — пожала плечами и коротко улыбнулась. Тоже из вежливости.       — До девяти всего-ничего.       — Три с половиной часа. — пресно отозвалась Сафронова, глядя на часы. — А ребята во сколько приедут?       — Тоже к девяти. Ну, это, если верить геолокации. — парень для надежности показала экран телефона.       Кира ненавидела поездки на машине, особенно длительные. Невыносимо укачивало, а невозможность порой курить убивала, поэтому уговорила Матвея добираться на поезде, отпустив ребят-одногруппников на машине. Восемь с лишним часов искренне не вынести.       — Хочешь, навестим твоего отца? Время есть.       — Хочу. — не раздумывая и секунды, согласилась.       Мелькающие родные-родные городские пейзажи все сильнее пробирались в сердце. Сопротивляться больше не осталось ни сил, ни малейшего желания. «Ну что случится, если мы заглянем домой? На минутку хотя бы...»: мелькнуло, колко отозвавшись в душе.       Окончательно сдалась.