Замерзшая свобода

— Всё будет хорошо. Эти слова звучали неправдоподобно и пусто, когда Кёниг, едва держась на ногах, снова вернулся в камеру — избитый до полусмерти. Последние дни были настоящей пыткой для них обоих. И не в переносном смысле. Избиения стали гораздо жестче. По крайней мере, для полковника. По какой-то причине они стали менее жестокими по отношению к Гоусту. Это пугало его ещё больше. Еда была сведена к минимуму, а одеяла забрали. Мёрк не был доволен их попыткой побега. Он забрал всё, что мог, оставив их на грани жизни и смерти. — Нет, не будет. Гоуст тяжело вздохнул, опираясь на плечо австрийца. Эти редкие, почти незаметные проявления привязанности стали их последним утешением в этом кошмаре. Три минуты назад Кёнига выбросили обратно в камеру с ножевым ранением в грудной части. Рана была достаточно глубока, чтобы причинить невыносимую боль, но достаточно точна, чтобы избежать повреждения жизненно важных органов. Гоуст вытащил нож и, не раздумывая, прижал его рану краем своей футболки, пытаясь остановить кровотечение. Аптечек больше не выдавали. — Я думаю, они сдаются и не пытаются заставить нас говорить, — голос полковника был глухим и угрюмым, будто он сам не верил в эти слова. — Это нехорошо, и ты это знаешь. Глаза Гоуста закрылись, он едва сдерживал изнеможение. Он не знал, сколько ещё он выдержит в этом заточении. — Как ты думаешь, что с нами будет? Кёниг на мгновение замолчал, его взгляд стал пустым, и Саймон сразу понял, что он не надеялся на что-то хорошее. — Они тебе ничего не сказали? — наконец спросил полковник, его голос был едва слышен. — Что они должны были мне сказать? Снова повисла тишина. — Они говорят, что продадут меня каким-то террористическим группировкам, с которыми у КорТак были проблемы. В какой-то момент я просто понял, что смена обстановки пойдёт мне на пользу, — сухо пошутил он, прислонив голову к голове Саймона. — А что насчёт меня? Гоуст заметил, как его вопрос заставил Кёнига напрячься, и почувствовал, как сентиментально сжали его руку. Совершенно платонически. — Они ничего о тебе не говорили. — Не лги мне. Хватка на его руке стала сильнее, будто он боялся отпустить её. — Они хотят оставить тебя здесь. По крайней мере, этот проклятый русский хочет. — Ради чего? — спросил Саймон, его голос стал низменным, деспотичным. По спине пробежали мурашки при мысли о том, что ему предстоит остаться здесь одному, в руках Мёрка. Австриец лишь пожал плечами, отказываясь сказать что-либо ещё. Гоуст не стал настаивать. Он знал, что услышанное может вызвать у него приступ тошноты, а он не мог себе позволить опустошать желудок ещё сильнее. — Как тебя зовут? — спросил британец спустя мгновение, держа этот вопрос в голове, но не решаясь навязать его другому мужчине. Но, знаешь, ему было нечего терять, возможно, даже нечего ожидать. Кёниг сначала слегка удивился, но затем его взгляд стал мягче. Он наклонился ближе, чтобы убедиться, что за дверью не подслушивают охранники. Его губы почти коснулись уха Саймона, дыхание тепло касалось виска. — Вильгельм Мейер. Для краткости — просто Уилл. — Саймон Райли. Но ты уже знаешь, — лаконично ответил Гоуст, усмехнувшись. Он сжал руку полковника в ответ, опираясь на него всем телом. Этот жест был успокаивающим для обоих. — Почему не спросил раньше? — Кёниг взглянул на британца, их глаза встретились. Их тела прижались друг к другу, не только чтобы согреться, но и по другой, менее явной причине. — Я не хотел давить. Ты никогда не называл моего настоящего имени. — Хочешь, чтобы я это сделал? — Я бы не возражал. Они были так близко. Саймон ощущал дыхание Уилла на своей щеке, но не пытался отстраниться. Он был таким тёплым. Вероятно, это был первый раз, когда Гоуст сумел искренне улыбнуться за всё время их плена. Его взгляд скользнул вниз, к губам Кёнига. Улыбка была мягкой, приятной. Лейтенант не заметил, как сильно сжал руку полковника, но боль он не ощущал. Это было удивительно приятно — ощущать, как его держат так крепко. Он наклонился ещё ближе, прижимаясь к телу более высокого мужчины, впервые за долгое время позволяя себе такую близость. Внезапно дверь распахнулась, и в комнату ворвалась фигура, напоминающая черную тень. Мёрк редко проявлял эмоции, но теперь его злость была очевидна. Вместе с ним было несколько солдат, однако русский не стал обращать на них внимания, отмахнувшись. Пистолет, направленный на двух операторов, заставил их быстро отступить друг от друга — их беспокойство ощущалось, ведь этот человек молча кипел от ярости. Но самое тревожное было то, что его пальцы не отпускали оружие, сжимая его с такой силой, что Гоуст почувствовал внутреннее напряжение. Мёрк что-то прошипел своим людям на русском, и в этот момент камера в углу неожиданно выключилась. Что-то явно было не так. Саймон усилил хватку на руке Кёнига. Поза австрийца изменилась за считанные секунды, он превратился из расслабленного в враждебного. Его рука автоматически вытянулась вперёд, а глаза сузились, но для Мёрка это было неважно. Он пихнул Саймона стволом своего пистолета, втолкнув его в угол. Саймон попытался встать, но его сбили с ног, и он тяжело рухнул на пол. — Оставайся там, где стоишь — произнёс русский сквозь стиснутые зубы, его голос был так же холоден, как и всегда. Кёниг попытался встать, но пистолет, направленный прямо на него, заставил его замереть. Угроза лишь усилила гнев полковника, который почувствовал, как внутри него нарастает ярость. Гоуст, напротив, старался сохранять хладнокровие, несмотря на бурю раздражения, бушующую внутри него. В этот момент один из охранников вошёл в комнату, держа в руках пистолет. Он подошёл к Кёнигу и, не произнеся ни слова, поднял его на ноги, готовясь вывести из комнаты. — Оставьте его, — рявкнул Мёрк, его голос стал резким, агрессивным. Охранник, казалось, был ошеломлён: он мгновенно отступил от камеры, давая сигнал остальным солдатам поступить так же. — Клянусь Богом, если ты... — акцент Кёнига становился всё более заметным, и Гоуст не мог не заметить, что это происходило, когда тот был особенно напряжён или в ярости. Теперь же его речь была более явной, чем когда-либо. — Замолчи, или я вышибу тебе мозги, — прошипел Мёрк, его слова звучали как смертельная угроза, лишённая всякой эмоции. Овладев ситуацией, Мёрк, казалось, немного успокоился. Его поведение вновь стало беззаботным и психопатичным, когда он шагнул ближе к Гоусту. Его глаза зловеще блеснули. Гоуст инстинктивно отшатнулся назад, не успев встать, что лишь усилило его гнев на русского. Теперь же этот гнев был омрачен растущей тревогой, которая начинала брать верх. Он продолжал отступать, пока его спина не оказалась прижата к стене, а Мёрк, стоя прямо перед ним, приставил пистолет к его голове. Гоуст ощущал на себе сердитый и обеспокоенный взгляд Кёнига, но лейтенант уже не обращал на него внимания. — Я долго ждал тебя, ты знаешь, — голос русского стал тише, мягче, и эта смена интонации каким-то образом казалась ещё более опасной, чем его обычный холодный тон. Мёрк опустился на пятки перед Саймоном, прижимая пистолет к его лицу. Ствол едва касался его щеки. Мурашки пробежали по телу Гоуста, он стиснул зубы и оскалился на Мёрка. — Отьебись от него нахуй, — голос Кёнига был громче, чем обычно, он звучал холодно и свирепо. Однако, его слова затихли, когда Саймон, пагубным взглядом, приказал ему замолчать. — Сначала был месяц, посвящённый изучению тебя, а потом ещё один, прекрасный месяц, который мы провели здесь вместе, — Мёрк нежно провёл стволом пистолета по лицу Гоуста, будто лаская его, но болезненно. — Что тебе нужно? — Голос Гоуста оставался спокойным и стоическим, как всегда, несмотря на страх, растущий внутри него, который он сдерживал всеми силами. Его вопрос остался без ответа, пока Мёрк продолжал внимательно изучать лицо Гоуста, вникая в каждую деталь его выражений. — Знаешь, я знаю всё, что с тобой сделали. Я немного поработал с информацией, поговорил с нужными людьми и решил провести небольшой эксперимент. Как долго ты сможешь терпеть, облегчая свой личный ад? Было одно, чего я ещё не сделал. Ну, это будет финал. Но мы оба знаем, почему я приберёг это напоследок. Глаза Гоуста расширились, зубы плотно сжались, а всё тело замерло, будто инстинктивно готовое к чему-то худшему. Значит, они знали. Нет. Мёрк знал. Краем глаза Саймон заметил смятение на лице Кёнига. Он ведь так и не сказал ему этого, но было всё равно. Он чувствовал, как приближается паническая атака, но осознавал, что не может позволить себе её сейчас. — Успокойся. Это не будет так больно, как всё остальное, — голос русского был мягким, но от этих слов Саймону хотелось содрать с себя кожу, вырвать что-то изнутри. — Просто не сопротивляйся, и всё закончится быстрее, — продолжил Мёрк. В этот момент Саймон понял, что австриец догадался, о чём говорил Мёрк, потому что поток немецких ругательств наполнил комнату. Однако пистолет, приставленный к голове лейтенанта, надёжно удерживал Кёнига на расстоянии. Саймон почувствовал, как его голова откинулась назад под давлением оружия. Палец Мёрка ласково гладил его щеку, осторожно надавил на губу и скользнул в рот. Нет, нет, нет. Он больше не позволял такого. Его зубы сдавили вторгшийся палец до хруста, и негаданно рот наполнился соленоватым привкусом крови. Раздался громкий вопль, но Гоуст был сосредоточен не на этом. Он выплюнул палец Мёрка на пол и, не теряя времени, схватил пистолет, который тот выронил. Один выстрел мимо, чтобы убедиться, что русский не встанет. После короткой паузы Саймон снова взял палец, потянул Кёнига за собой и открыл дверь, оставив на ней отпечаток Мёрка. На этот раз они знали, куда идти. На этот раз у них не было преимущества, но у них был пистолет. Крик Мёрка быстро привлек внимание охранников. Саймон услышал, как громко грохочут сапоги, ударяющиеся о бетон, смешиваясь с криками и руганью. Гоуст успел подстрелить одного из преследователей, но выстрелы только встревожили ещё больше солдат. Кёниг забрал пистолет у одного из мертвых тел и потянул лейтенанта за собой. Они повернули направо, затем налево и взлезли по лестнице. Оба выстрела операторов пришлись в цель, и охранники упали замертво на пол за считанные секунды. В их сторону летело так много пуль, словно дождь, от которых им приходилось уворачиваться, чтобы выжить. Они повернули налево, прошли ещё один коридор и снова направо. Группа охранников внезапно выскочила перед ними. Не раздумывая, Гоуст всадил пулю в голову первому солдату, который пытался протолкнуться мимо остальных. В этот момент он почувствовал крепкую хватку на своём запястье. Теперь они не собирались разлучаться ни на мгновение. Остальных солдат быстро уложили пули, которые австриец отправил в их сторону. Право, право, лево, ещё один коридор — и вот они увидели выход. Дверь была заперта, но Гоуст, проявив осторожность, подставил палец Мёрка. Это было отвратительно, но ничто не могло сравниться с тем, что случилось бы, если бы им не удалось сбежать в этот раз. С оружием, которое теперь было у них, операторам удалось уйти так далеко от преследующих их охранников, что даже топот сапог вскоре стал отдалённым. — Подожди минуту, — сказал Гоуст, затаив дыхание, остановился и обернулся. Несмотря на протесты Кёнига, он вбежал в маленькую комнату, где Мёрк устроил им засаду. Там были ящики и коробки, нагромождённые друг на друга. Оружие. Некоторые модели были ему незнакомы, но боеприпасы и гранаты выглядели привычно. Лейтенант выбрал безопасный вариант: штурмовую винтовку, несколько гранат и радио, прежде чем его вытащил из комнаты Кёниг. Он убедился, что полковник тоже взял винтовку, и они были максимально подготовлены. Едва двое операторов успели вернуться к выходу, как появилась группа людей Мёрка, но Кёниг и Гоуст уже стояли на пороге, открывая дверь с помощью пальца русского. Холодный ветер ударил в лицо. Впервые за месяц они ощутили свежий воздух. Он был ледяным, особенно учитывая, что они оба были одеты лишь в футболку и штаны, но всё равно казался невероятно гостеприимным. Выстрелы прорезали воздух, крики разрывали их барабанные перепонки, но когда они выбежали на снег, они, наконец, оказались на свободе. Они не собирались позволять им снова отнять это у них. Весь комплекс был окружён высоким металлическим забором, обвешанным колючей проволокой, а толстый слой снега усложнял движение. Рядом с зданием стоял ряд снегоходов. Кёниг первым добрался до них и начал разбираться с проводами. Прикрой меня! — крикнул он, перебивая звук выстрелов, пока продолжал работать над машиной. Гоуст прикрыл его. Он бросил гранату в группу солдат, которые стреляли в их сторону. Это сработало как по волшебству. Саймон не успел посчитать, сколько тел упало на землю, но хотел бы, чтобы их было побольше. Но всё равно этого было недостаточно. Двое операторов оказались в меньшинстве, а люди Мёрка приближались. Им нужно было убираться отсюда. - Блять, ты не можешь сделать это побыстрее!? — голос Саймона трепещал от адреналина. Он знал, что времени у них осталось совсем мало. Стены, за которыми он укрылся, уже скоро они не смогут скрыть от защиты, когда охранники подойдут ещё ближе. Если так произойдёт, ему было бы проще пустить себе пулю в голову, чем вернуться туда. — Понял. Гоуста внезапно переместили на снегоход позади Кёнига, когда руки полковника плотно затянули его. — Держись за меня. Вскоре машина рванула вперёд, направляясь к воротам. Не раздумывая, он обхватил рукой тело Кёнига и, не медля, бросил ещё одну гранату в металлическую ограду, полностью уничтожив её. Он прицелился из винтовки в последний раз, сбив ещё пару солдат, прежде чем спрятать лицо в спине полковника, заслонившись от падающего снега. Они сделали это. Они сбежали. Спустя месяц. Звук выстрелов давно стих вдалеке, унесённый холодным ветром, а с ним и преследующие их солдаты. Кёниг и Гоуст всё ещё ощущали на себе тень опасности, но спрятаться в глубоком заснеженном лесу было несложно. Австриец мчался на снегоходе с такой скоростью, что не замечал холодного ветра, который, казалось, обжигал его кожу. По сравнению с теми днями, что они провели в камере, это было почти неощутимо. Но солнце уже клонилось к закату. Им нужно было найти укрытие и позвать на помощь. Снегоход маневрировал между деревьями, уверенно двигаясь через лес. Полковник не замедлялся, не тратя времени. Прошло добрых пару минут, прежде чем он рапидно остановил машину. Гоуст замер на месте, но тут же понял, что опасности нет. Следов от снегохода они не оставлят, ведь падающий снег вскоре всё скроет. Они были в безопасности. Гоуст наконец-то ощутил, как холодный воздух окружает его, не будучи запертым в темной, душной камере. Несмотря на поздний час, вокруг было всё еще светло — гораздо ярче, чем в той ебаной клетке. Солнечные лучи, падающие на снежную поверхность, отблескивали и просвечивали через еловые ветви, придавая всему мирному пейзажу особое сияние. Небо, ещё золотое у горизонта, темнело по мере подъема, переходя в глубокий синий. Тайга раскрывала перед ним всю свою красоту. И, возможно, никогда она не казалась столь прекрасной — особенно теперь, когда эта красота символизировала свободу. Медленно, словно боясь, что всё происходящее — лишь иллюзия, Гоуст спустился со снегохода. Его тело продолжало дрожать от остаточного выброса адреналина. Нножиданно он ощутил на своей руке чужую, тёплую ладонь — уверенную и в то же время успокаивающую. Оборачиваясь, он встретил взгляд Кёнига. Некогда ледяные, беспристрастные глаза теперь отражали обеспокоенность и странное тепло. Это мягкое выражение казалось почти неестественным на таком суровом, остром лице. — Ты в порядке? — спросил Кёниг, чуть наклонившись, для того, чтобы их взгляды оказались на одном уровне. Гоуст усмехнулся, словно не веря, что всё это происходит на самом деле. — Ага, — тихо ответил он. Гоуст ощутил, как его разительно втянули в крепкое объятие, настолько сильное, что оно буквально выбило воздух из лёгких. Кёниг уткнулся лицом в его плечо, а Саймон, следуя чистому инстинкту, обвил руками его тело, наслаждаясь теплом, которое теперь казалось таким незаменимым. Они оставались так какое-то время, молча деля этот момент, словно весь окружающий мир перестал существовать. Но, понимая, что пора действовать, лейтенант с неохотой отстранился. Им нужно было искать помощь, однако холод, который остался после разорванного контакта, породил едва заметное желание остаться в этих объятиях навсегда. — Ты закончил быть со мной ласковым? — негромко спросил Саймон, и уголки его губ изогнулись в слабой, почти смущённой улыбке. Кёниг не ответил. Вместо этого он снова притянул его к себе, заставив британца замереть. Лицо полковника прижалось к изгибу его шеи, а дыхание обожгло кожу. На этот раз Гоуст почувствовал, как его собственное дыхание становится неравномерным от такой близости. Его взгляд был устремлён куда-то вперёд, но вскоре он ощутил, как нос Кёнига медленно двинулся вверх вдоль его шеи, замирая у виска. Это неожиданное, почти нежное прикосновение заставило Саймона выдохнуть, чуть дрогнув от нахлынувших эмоций. В момент их взгляды встретились, мир вокруг будто растворился. Британец ощутил, как в этот момент Кёниг смотрит в самую глубину его души, разбирает её на части и вновь собирает с каким-то необъяснимым трепетом. Это был миг завершённости, словно найденный последний пазл в картине, который идеально встал на своё место. Это было внезапно и мягко. Легкий невидимый поцелуй, Саймон не сразу воспринял всерьез, но вскоре он ответил на него, позволяя себе отдаться этому моменту. Поцелуй был простым и нежным, но быстро стал более глубоким, когда он почувствовал, как Уилл, словно в ответ, находит путь внутрь его рта. Рука Кёнига обвила его талию, другая — скользнула по шее, вызывая у Саймона чувство растерянности. Он положил свою руку на грудь австрийца, а вторую — на его плечо, отвечая на этот жест. Но вскоре поцелуй стал более напряженным, более страстным, и Саймон почувствовал головокружение от неожиданной глубины эмоций, которые он старался подавить. Однако быстрое движение Кёнига отстранило его, и Саймон внезапно ощутил что-то холодное и мокрое, прилипшее к его футболке. Боль в животе внезапно вернулась, он понял, что это не просто отголоски усталости или шока — это было что-то более серьёзное. Они оба молча взглянули на красное пятно, расползающееся по ткани. В тот момент стало ясно, что никто из них не заметил, когда это произошло. — Scheiße... — вырвалось у Кёнига. Даже не зная немецкого, Саймон без труда понял значение этого слова. Он слышал его раньше в самых различных контекстах, но сейчас даже простые звуки казались отдалёнными и нечеткими. Следующее, что он осознал, — как его с осторожностью усаживают обратно на снегоход. Гоуст ощутил колющюю боль в ту секунду, когда Кёниг приложил что-то к ране, пытаясь остановить кровотечение. Саймон зашипел, но не смог толком возразить. — Прости, но мне нужно замедлить кровотечение, — голос Кёнига звучал напряженно, но все ещё ровно. Однако его глаза выдавали нарастающую панику. Саймон попытался что-то сказать, но лишь хриплый, слабый звук вырвался из его горла. Эта беспомощность разозлила его самого, но он ничего не мог с собой поделать. Кёниг возился с радио, яростно пытаясь его настроить. — Здесь нет сигнала... ебаный ты насос... — пробормотал он, с явным раздражением ударяя по аппарату. — Нам нужно найти точку повыше... Только не вздумай отключаться, понял? Лейтенант хотел ответить, но голова снова пошла кругом. Всё, на что он оказался способен, — это тяжёлый вдох. Он почувствовал, как его усадили на снегоход. На этот раз Кёниг сел позади, обвив Саймона одной рукой, дабы поддерживать его в сидячем положении. Лейтенант всем весом облокотился на крепкую грудную часть австрийца, ощущая за спиной его дыхание. Только что они вырвались на свободу, ну а теперь Саймон мог потерять всё из-за одной корродированной пули. Они с Кёнигом, похоже, снова испытали на себе всю несправедливость судьбы. Несмотря на слабость и головокружение, Гоуст всё ещё сохранял ясность ума. Его тело подводило его, но он не собирался сдаваться. Саймон упрямо держался за сознание. Всё, что им сейчас нужно было, — это связаться с союзниками. Он молился, чтобы кто-то из их команд оказался поблизости. Снегоход рванул с места быстрее, чем прежде, сотрясаясь на неровностях лесной почвы. Саймон едва удержался, чувствуя, как боль отдаётся рвущим спазмом в боку. Австриец управлял машиной уверенно, но британцу стало не по себе от осознания, что его собственное время стремительно утекает вместе с кровью. Кёниг держал руку Гоуста, крепко прижимая её к ране. Его сила и решимость ощущались почти как щит, оберегающий от безысходности. Австриец управлял машиной одной рукой. Это было не только рискованно, но и невероятно — как будто он готов был пожертвовать всем, лишь бы Саймон выжил. — Ты уже водил раньше? — спросил Саймон, чувствуя, как его слова становятся белее тяжелыми. Он потерял больше крови, чем предполагал, и его голос звучал неуверенно. — Да, — ответил Кёниг, не отрывая взгляда от дороги. Несмотря на его уверенный тон, в его глазах читалась тревога. Он коротко взглянул на Гоуста, и его внимание вернулось к снегоходу. — Мой отец учил меня в Австрии, когда мы катались на лыжах. Там много снега, так что это было полезно. — Голос полковника прозвучал ровно, но было видно, как он борется с собственным волнением. Он старался не дать Саймону уснуть, не дать ему потерять сознание. — Расслабься, я не собираюсь терять сознание при тебе, — пробормотал Гоуст, прижимаясь к Кёнигу сильнее. — Конечно, не потеряешь. — Кёниг старался говорить спокойно, но в его голосе слышалась напряженность. Каждая пауза в разговоре была как удар, ведь в тишине Саймон не подавал признаков жизни. Это была борьба за каждую секунду, за каждое мгновение. — А как же твой отец? — спросил Саймон, пытаясь отвлечь себя от боли. — Даже не спрашивай об этом, — ответил Кёниг с неохотой. — Скажи мне что-нибудь. Просто поговори со мной, — настоял Гоуст, его голос был едва слышен. Это была отчаянная попытка начать разговор, но, несмотря на раздражение, Саймон почувствовал, что это всё же что-то значило. — Он был невежливым уебаном, — вырвалось у него. Гоуст с трудом попытался сдвинуться, но вскоре снова опустился на грудь Кёнига, издав болезненный стон. — Ладно, не пытайся разговаривать, просто сосредоточься на дороге. Не закрывай глаза, — сказал Кёниг, сильнее прижимая руку к ране. — Сначала ты хочешь, чтобы я заговорил, а потом нет. Решай, ёб твою, — возмутился Гоуст. — Я решил. Оставайся тихим и отдыхай, — ответил Кёниг, его голос был строгим, но в нем звучала мягкая настойчивость. Снегоход резко свернул в место, где деревья становились реже, и стало проще двигаться. Прошло двадцать минут с того момента, как они покинули лагерь. Лес был слишком густым, но теперь им предстояло выбраться из него. Вид пустого холма вдали на горизонте наполнил обоих операторов невероятным облегчением. Они были так близко. Всё, что им оставалось, это поймать сигнал, и они выберутся из этой снежной пустыни, вернутся домой, в тепло и безопасность. Кёниг надеялся. Нет, он молился, чтобы Гоуст выжил. Потому что если нет, все их страдания окажутся напрасными. Саймон не помнил, когда они добрались до вершины холма, но к тому времени уже стемнело. Он терял счет времени. Холод, вероятно, был одним из немногих факторов, поддерживавших его жизнь, сужая кровеносные сосуды и замедляя кровотечение. Но он уже многое потерял. Руки, а также руки Кёнига были покрыты кровью, как и его промокшая футболка. Австриец осторожно опустил его на землю рядом с работающим двигателем, который, хоть и не мог полностью согреть, все же дарил некоторое тепло, пока Кёниг продолжал прижимать руку к ране, пытаясь остановить кровь. — Держи глаза открытыми, ладно? Настрой радиочастоту на ту, которую используешь для связи с командой, они доставят тебя домой. — Мягкий тон Кёнига был наполнен отчаянием и беспокойством, когда он передал рацию Гоусту и крепче прижал руку к его ране. — А ты? — Саймон едва смог выговорить слова, каждое из которых дается с большим усилием. Набрать нужную частоту было еще сложнее, его пальцы дрожали от боли и усталости. — Им придется силой оторвать меня от тебя, не волнуйся. Гоуст с трудом закатил глаза, его голос был слабым, но решительным. Он пытался настроить рацию, и, сосредоточив все силы, назвал свое имя и звание, надеясь, что хоть кто-то из 141-го его услышит. — 'Гоуст?' — послышался знакомый голос. Да! Он их нашел! Звук сдавленного голоса Прайса, доносившийся из радио, стал, пожалуй, самым желанным, что когда-либо слышал лейтенант. — 'Саймон, да ну нахер, это правда ты?' — голос был полон волнения и облегчения. — 'Да, сэр,' — ответил Гоуст, тихо усмехнувшись, ощущая, как тяжесть в груди постепенно отпускает. Он схватил Кёнига за руку, и тот, несмотря на всю тревогу, взглянул на него с такой нежностью, которая, казалось, родилась лишь в этот момент, несмотря на все, что между ними было. Внезапно с другой стороны раздались возгласы, и капитан снова заговорил, его голос полон напряжения и облегчения. — 'Господи Иисусе... Мы думали, ты мертв. Где ты? С тобой все в порядке? Что произошло?' Голова Гоуста снова закружилась, когда он почувствовал, как его тело слабо наклоняется вперед, падая на снегоход. Он не мог ответить, но ясно ощущал, как его силы покидают его. Он не позволит себе истечь кровью здесь. Не тогда, когда они были так близки. — 'Он не в порядке. Его ранили в живот, и ему нужна немедленная медицинская помощь'. — Высокий мужчина осторожно забрал рацию из рук Саймона, его голос теперь был жестким и сосредоточенным. Лейтенант благодарно расслабился, позволяя Кёнигу взять на себя всю ответственность за ситуацию. Ему было уже все равно, кто говорил в радио, кто диктовал инструкции. Его глаза начали закрываться, но он продолжал ощущать присутствие австрийца рядом — как единственное, что все еще удерживало его на грани сознания. Звук нового голоса, по-видимому, насторожил Прайса, потому что он замолчал. Австрийцу пришлось быстро объяснить, кто он, прежде чем он убедил капитана, что можно безопасно продолжить разговор. После короткого обмена словами Гоуст с трудом вспомнил, что большая часть ситуации была охвачена, и они могли сосредоточиться на реальной проблеме — получении помощи для двоих операторов. — 'Мы отслеживаем ваше местоположение прямо сейчас. Вы находитесь на западной стороне России, недалеко от границы с Норвегией. Нам понадобится два с половиной часа, чтобы добраться туда на самолете. Есть ли поблизости место, где мы можем приземлиться?' — 'Да, мы на холме возле пустого поля.' — 'Ты сможешь сохранить ему жизнь на это время?' — Прайс звучал обеспокоенно, не получив новостей от Гоуста за некоторое время, но лейтенант уже мог слышать, как кто-то быстро движется, и голоса его товарищей по команде на другой стороне. Тепло и комфорт, которые это принесло ему, были почти нелепыми в этой холодной обстановке, потому что это было все. Они оба возвращались домой. — 'Я-я не знаю...' — Голос Кёнига сорвался. Он, блять, сорвался. Состояние Саймона было настолько критичным, что он просто не осознавал этого? — Тебе лучше? И с этим сигнал оборвался, а глаза Гоуста закрылись. — Эй, эй! Не смей закрывать глаза. — Полковник мягко потряс его, положив голову на плечо. Отчаяние медленно перерастало в панику, которую больше невозможно было сдерживать. Лейтенант лишь вздохнул, лениво открывая глаза. Он не был глупым, он понимал, что вряд ли выживет еще почти три часа в таком состоянии, но Кёниг просто не позволял ему сдаваться. Он был благодарен за это. Его взгляд мельком уловил нечто, что заставило его поднять глаза к небу. Великолепные, яркие огни медленно двигались по темному небесному своду, и дыхание лейтенанта замерло в горле. Австриец заметил, что они оба расположены слишком близко, и их укрыли, обеспечив тепло. — Красиво, не правда ли? Я никогда не думал, что увижу северное сияние собственными глазами, — сказал он, указывая на небо, хотя его взгляд так и оставался прикованным к Гоусту. Последний не ответил. С его губ сорвался лишь легкий вздох. — На самом деле, если задуматься, это действительно интересно. Можешь посмотреть на меня, пожалуйста? Саймон едва открыл глаза, послушавшись. Он не хотел умирать и верил, что Кёниг не позволит ему этого. — Иногда солнце становится турбулентным. Оно выбрасывает частицы. Множество частиц. Каждая из них электрически заряжена. Эти частицы проникают в магнитное поле Земли и создают тот удивительный свет, который можно увидеть только на полюсах. Потрясающе, как нечто столь неустойчивое и взрывное может превратиться в нечто столь гармоничное. Почти как если бы Земля обожала солнце, несмотря на все его возмущения, и превращала их в нечто прекрасное. Это редкое и незаменимое явление. — Это действительно так, — прошептал Гоуст, его глаза снова закрылись. На этот раз он не открыл их, несмотря на то, как Уилл его позвал, и не откликнулся, когда его встряхнули. Единственное, о чем он мог думать, были яркие, красочные огни, мирно качающиеся по ночному небу.

***

— Саймон...! — Эй, проснись, молю... — Пожалуйста, я чувствую твой пульс. Просто открой глаза. — Твоя команда скоро прибудет, просто держись, ладно? — Они здесь, мне нужно всего лишь доставить тебя к ним. С тобой все будет в порядке, я обещаю, просто постарайся остаться со мной... Они были здесь. Помощь наконец-то прибыла. Глаза Саймона медленно открылись, когда он почувствовал, как его подхватили крепкие руки. Он был готов увидеть свою команду, но в этот момент только одно было важным — его жизнь спасена. — Прошу, не покидай меня..., — слабо прошептал Гоуст, чувствуя, как сознание снова ускользает. Звук удаляющегося двигателя самолета и голоса, в которых он узнал своих товарищей по команде, все глубже убаюкивали его, погружая в полусознательное состояние. — Я не оставлю тебя. Обещаю, — тихо ответил Кёниг, его голос дрожал от беспокойства. Это были последние слова, которые услышал Саймон, прежде чем его подняли, вырывая из твердой хватки австрийца и уложили на носилки. Гоуст потерял сознание.