Бинго 25

— Н… ну и холодина! — практически кричит Март, кутаясь сразу в три одеяла, — нам правда придётся терпеть до самой космической станции? — Если ты обладаешь достаточными навыками, чтобы починить систему отопления — я предоставлю тебе такую возможность, пом! — возмущается проводник. Ты вздыхаешь, перебирая пальцами по поверхности по-праздничному украшенной барной стойки. Насколько ты поняла, без помощи госпожи Асты вам не обойтись. То ли нужны какие-то детали, то ли ещё что-то… ты в этом совсем не разбираешься, по правде. — Холод — это путь к долголетию, — говоришь задумчиво, — и у него много других полезных качеств. Сама ты жару не переносила. При нынешних условиях вы, по крайней мере, могли хоть как-то согреться. В обычное же время тепло внутри экспресса доставляло тебе дискомфорт. Хотя ситуация, на твой взгляд, всё равно начинала выходить из-под контроля… — Как-нибудь и без этого прожила бы, — кривится Март. Ты вздыхаешь. По крайней мере, Келусу не холодно: он уже битый час ползает по вентиляции. А вот Дань Хэну повезло меньше всех. Кто же знал, что из всего экипажа он наиболее чувствителен к низким температурам. Химеко и Вельт так старательно отпаивали его горячими напитками, что он, казалось, вот-вот лопнет. «Ну в таком случае ему, по крайней мере, точно не будет холодно.» — усмехаешься ты про себя, устало потерев шею. В любом случае, ни о каком праздничном настроении в преддверии конца первопроходческого года для него не могло идти и речи. Как и для всех, в принципе... Кроме Келуса. Да, вот уж кому море по колено. Взгляд невольно цепляется за притихшего Сандэя и ты давишься, пытаясь подавить рвущийся наружу смех. Вообще-то его тебе было даже жаль. Бедняжка познал на себе все прелести путешествия с безымянными и ни дня не успел пожить спокойно, как его, вишенкой на торте, ещё и заморозили. Ты искренне переживала, как бы это комнатное растение, пол жизни откисавшее в ванной и не поднимавшее ничего тяжелее своей книжки, не слегло с воспалением лёгких впоследствии. Но, чёрт, выглядел он действительно забавно. Забившись в кресло, укутался в свой плащ и старательно прикрывал лицо крыльями, очевидно, пытаясь согреться. Перья встали дыбом и теперь он походил скорее на несчастного воробья на морозе, чем на элегантного молодого человека. Ты оборачиваешься к Цыцу, пристально глядя на него. Вот уж кто действительно не страдал. Ещё и гирлянду на себя повесил… — Госпожа Оул? Чего-то желаете? — озвучивает робот, заметив твой взгляд, — выпить? Поговорить? Устроить вечеринку? Ты медленно киваешь, немного наклонившись вперёд. — Выпить. Налей мне бренди, пожалуйста. — О, погляжу, вы всё же решили устроить вечеринку? — Нет, я решила согреться, — отвечаешь, — от чая, кофе и глинтвейна меня уже тошнит. И будет тошнить ближайший месяц точно. — Нас всех… — доносится из вентиляции и ты невольно дёргаешься. Пары бокалов оказывается достаточно, чтобы стянуть с себя ветровку. И лишь тогда ты, наконец-то, начала обращать внимание на вкус. Кальвадос. Ты знала, что периодически Химеко добавляла его в кофе — это исключительно её рекомендация. Но не сказать, что для тебя вкус алкоголя был так уж важен. Лишь бы согревал и позволял расслабиться. Март уже отправилась в свою комнату, чтобы на кровати зарыться в самодельную палатку из одеял и подушек. Её происходящее крайне расстраивало, но мысль о том, что на праздник вы задержитесь на станции «Герта», дарило ей веру в лучшее. Чем больше народу — тем веселее, так? Однако, сейчас от неё толку было мало. Как и от Келуса, давно скрывшегося в глубинах поезда. Потому теперь единственной жертвой в поле твоего зрения остался Сандэй. Немного поразмыслив, ты просишь у Цыца ещё один бокал, прежде чем направиться к нему. — Вот, — говоришь, протягивая напиток галовианцу, — пей. Тот лишь слегка опустил крылья, взглянув сначала на тебя, а после — на бокал в твоих руках. Отрицательно махнул головой. — Не нужно, спасибо. Ты закатываешь глаза, но не отступаешь. — Заболеть хочешь? Пей, пока дают. Со вздохом Сандэй отнял крылья от лица, нерешительно взглянув на бокал. Будто яд ему подсовываешь, ей богу. — Прежде я такое никогда не пил. Не уверен, стоит ли. — Значит это своего рода освоение, — пожимаешь ты плечами, — вообще никогда не пил? — Вино… виски в некоторые особо… тяжёлые моменты, — неловко прокашлялся, — и всё же я предпочитаю оставаться в трезвом рассудке. Не уверен, насколько смогу отвечать за свои действия, если выпью крепкого алкоголя. — Так это бренди. В виски больше градусов, — вскидываешь бровь. — Я знаю… — отвечает тихо, смущённо прикрыв крыльями лицо. Ты догадываешься, что опыт, видимо, был не из приятных. — Тут слишком холодно, чтобы сильно опьянеть, — говоришь, присаживаясь рядом, — ну давай, мне нужна компания. Сандэй вздыхает, устало глядит на тебя, но, в конце концов, принимает бокал и сжимает в пальцах, осторожно повращав кистью. Переместив тот от уровня груди до подбородка, вдыхает аромат, прежде чем сделать небольшой глоток, прожевав напиток во рту. В этот момент ты почувствовала себя настоящей деревенщиной, вспоминая, как залпом самозабвенно хлыстала напиток пару минут назад. И это лишь одна из немногих вещей, определявших огромную пропасть между вами. Вы совершенно разные. С разными взглядами на мир, с разным образом жизни, разными интересами… Даже ваши пути изначально не пересекались ни в одной возможной точке. Всё, что вас объединяло — это освоение и относительно схожие вкусы в музыке. Вне экспресса вы, вероятно, не то, что не поладили бы… у вас бы, в принципе, не возникло ни одного повода для встречи. — Это… хорошо, — озвучивает вердикт, наконец-то подняв на тебя глаза. Ты внутренне ликуешь. — Продолжай. Тебе нужно согреться, — киваешь притворно серьёзно, отпивая из своего бокала. — Понимаешь, я..! Я. Чувствую ответственность, — заверяешь ты, опасно жестикулируя, — ты, несчастная потерянная пташка. Вечно ходишь со своей виноватой мордашкой… а у меня сердце сжимается. Сандэй растрёпанный и красный до кончиков ушей. Было ожидаемо, что крепкий напиток быстро подействует на него, но он, по крайней мере, не буйствовал, так что страх его был, в общем-то, напрасным. К тому же, ему всё-таки удалось согреться. Даже его плащ теперь лежал аккуратно сложенный поодаль, чтобы не запачкать. — Ты, на удивление, эмпатична… — говорит тихо, задумчиво глядя в свой бокал. В таком положении он сидел уже минут пятнадцать. Ты вскидываешь брови, прежде чем недоверчиво сощуриться. — А ты сомневался в этом? Сандэй медленно поднял взгляд и на его губах появилась лёгкая улыбка. — Иногда. — Так и знала, что ты плохого обо мне мнения, — пьяно щуришься, пригрозив пальцем. Галовианец удивлённо вздохнул и смущённо отвёл глаза, покачав головой. Ты хочешь сказать, что шутишь, но останавливаешь себя. Тебе нравилось выводить его на эмоции. — Нет, совсем нет. Просто… — ненадолго задумался, коснувшись пальцем подбородка, — трудно понять порой, что у тебя на уме. Ты растерянно надуваешь губы, прежде чем сделать ещё один глоток. Уж ты то всегда считала себя открытой книгой. По крайней мере не пыталась строить из себя женщину-загадку точно. — То есть? — Первое… время на экспрессе мне удалось довольно быстро понять интересы каждого из членов экипажа. Какие у кого вкусы, предпочтения… — ответил Сандэй, взяв с тебя пример, немного отпив, — но с тобой всё иначе. — Ну мне… много чего нравится… — тянешь, растерянно вскинув бровь. — Да… в этом и проблема. Складывается впечатление, словно ты всегда всем довольна, но, на деле, тебе ведь просто всё равно, не так ли? Сандэй улыбается, а ты хмуришься, отведя глаза. Он, в общем-то, прав. Не было ничего конкретного, что тебе нравилось или не нравилось бы. После жизни на умирающей планете будешь удовлетворён любой мелочью. И даже отсутствие собственной комнаты тебя не смущало. Ты предпочитала держаться оптимистично, потому редко задумывалась о том, чего тебе самой хотелось бы на самом деле. И это не вина Сандэя, что он так и не смог тебе угодить. Ты и сама бы не смогла на его месте. Да даже на своём не можешь. — Ещё… на Пенаконии я надеялся, что нам с тобой не доведётся пересечься, — неожиданно озвучил Сандэй, играя бренди в бокале, — ты сплошная концентрация хаоса и дисгармонии. И на тот момент… — О, я понимаю! — смеёшься, ехидно глядя на мужчину. Для обычных людей это, возможно, было не так заметно, но для галовианца… который, к тому же, был в шаге от того, чтобы стать эманатором порядка, твоя связь с эоном радости... Звучит как очередной анекдот Цыца. Сандэй вздыхает. — Думал, что тебе с моим присутствием смириться будет тяжелее всего… Ты хмуришься. — Это не так. — Знаю… — Мне плевать, кто чем живёт. — Знаю. — Я просто живу в своё удовольствие. Сандэй улыбается и с его стороны доносится тихий смешок. — Я знаю… Между вами ненадолго повисает молчание, которое ты стремишься исправить, коснувшись пальцами бокала Сандэя, придвинув тот к нему. — Пей. Он ненадолго прикрывает глаза, вздыхая. — Мне уже хватит, мисс Оул. Я начинаю… слишком много думать. Ты цыкаешь, закатив глаза. Что на этот раз? Тоска по сестре? Чувство вины? Лишь бы не начал загоняться сейчас, ей богу. — Думай о чём-нибудь другом, — говоришь недовольно, — думай обо мне. Ты ведь мне сейчас компанию составляешь. Будь хорошим слушателем. Сандэй в ответ усмехается, прикрыв ладонью лицо. — Боюсь это не поможет. — Это ещё почему? — обиженно хмуришься. Сандэй устало, даже как-то измученно, глядит на тебя и на его губах появляется страдальческая улыбка. — Тебе не достаёт проницательности, да? — Эй! — ты возмущаешься, ненадолго умолкаешь, размышляя, — а… о… я поняла. Откидываешься на спинку кресла, деловито закинув ногу за ногу. — И что уже надумал? — спрашиваешь, скрывая смущение за решимостью. Сандэй задумчиво улыбается. Крылья рефлекторно дёргаются, от желания прикрыть лицо, но он сдерживает себя. — Что ты сейчас… прекрасно выглядишь. Ты задыхаешься, отводишь взгляд. Пытаешься держаться стойко. — Только… сейчас? — усмехаешься, хитро глядя на Сандэя. Он вскидывает бровь, беззлобно фыркнув. — Напрашиваешься на комплименты? — Возможно… Ты берёшь бутылку и, наклонившись, услужливо доливаешь ему кальвадос до середины бокала. — Может, если продолжишь пить, скажешь ещё что-нибудь интересное? — лукаво улыбаешься. Сандэй закатывает глаза. — Дьяволица. На самом деле, ты не ошиблась. По мере того, как вы пили, Сандэй становился всё более и более сговорчивым. Возможно даже… слишком сговорчивым. Так, умирая от похмелья, ты продрала глаза наутро, щурясь от мигающего света работающей гирлянды — без твоего ведома её разместили на окне прямо напротив твоего матраса в конце спального вагона. На удивление тебе не холодно… Сначала ты даже не понимаешь, почему, и лишь после чувствуешь чужое размеренное дыхание на своей шее. Ты испуганно распахиваешь глаза, приняв это нечто за сонный паралич, пока в твоей — всё ещё не протрезвевшей до конца — голове не возникают красочные образы прошедшей ночи. Слово за слово, бокал за бокалом… случайные касания… У тебя внутри всё холодеет и ты замираешь, боясь пошевелиться. Чёрт. Чёрт, чёрт, чёрт. По крайней мере ты одета… По крайней мере ничего не было. Это просто… невинные прелюдии. Пьяные… дружеские поцелуи. Ничего непоправимого, ведь так? Поток мыслей прерывается, когда чужие руки за талию притягивают тебя ближе. Мягкое крыло касается кожи, прежде чем носом и губами тебе утыкаются в изгиб между плечом и шеей. Ты тихо выдыхаешь, не сдержав лёгкой усмешки. Наверняка по пробуждению он будет растерян куда больше, чем ты. Но… по крайней мере вы нашли хороший способ согреться.