Бинго 25

— Милая госпожа, ты прожжёшь во мне дыру. Или это то, чего ты добиваешься? С хитрой улыбкой Цзяоцю поворачивается к тебе, но довольной ты не выглядишь. Скорее… сосредоточенной. Это было твоё стабильное состояние с начала твоей адаптации. Никто не знает, как борисин умудрился так долго прятаться на Яоцине. При этом испуганный до чёртиков и совершенно безмозглый. Что удивительно, не агрессивный. Волк активно шёл на контакт, но при этом не давал совершенно никакой ценной информации. Путём длительного заточения и изнурительных допросов стало ясно, что он, кажется, вообще не имел представления, ни о реальном мире, ни о том, что он, вообще, такое. Это было далеко не так удивительно, если посмотреть на ситуацию с твоей стороны. Тебе, разумеется, доводилось слышать много разных историй о попаданчестве или перерождении, но, проснувшись, обнаружить себя в теле, в самом буквальном смысле, огромной сутулой собаки, ещё и с набором непонятных слов и терминов в голове, было... неожиданным перфомансом, который ты совсем не оценила. Разумеется ни о каком доверии к тебе не могло идти и речи. Ты злилась, но… понимала. Прекрасно понимала. Но ярости в тебе от этого не поубавилось, а новоприобретённое тело альфа-самки только возводило твою с трудом сдерживаемую агрессию вдвое. Им повезло, пожалуй, что ты принципиальный пацифист. В течение двух лет ты ни разу не попыталась сбежать, хотя возможности были. Даже неосознанно выделив люпитоксин ты, кажется, испугалась даже больше, чем те, кого им парализовало. С твоей стороны это выглядело жестом смирения. На деле же тебе не то, чтобы было куда идти. Три года… не маленький срок, пусть на свободе из них ты пробыла всего один. И то, на свободе ли… скорее на коротком поводке и в наморднике. Но о большем в твоём положении просить было глупо. Этого уже было слишком много. Сейчас ты жила под надзирательством Цзяоцю. По большей части потому что он мог усмирить твои аппетиты, скормив тебе тройную порцию свинины с грибами. И пусть остатки личности настоящего хозяина тела упорно твердили, что розовый фоксиан всего лишь кулур, который должен знать своё место — ты упорно изгоняла эти мысли из своей чистой головы. — Новый год завтра… — бубнишь ты, опустив подбородок на холодную поверхность стола. Лишь спустя шесть месяцев заточения тебе удалось избавиться от волчьей формы, приняв свой прежний облик, и ты зареклась больше никогда не прибегать к ней. Всё же ускоренный процесс гиперплазии костной и мышечной структуры походит скорее на пытку, чем на привилегию. — М? Нет, в этом году он в феврале, — отмахивается фоксиан, не отвлекаясь от готовки. — На моей родине он был бы завтра… — вздыхаешь ты, прикрыв глаза. Ты скучала по дому каждый день. По своему слабому, но стабильному телу. По семье, по комфорту, по лёгкости в районе шеи. По свободе, в конце концов. — На которой из них? — улыбается Цзяоцю, но искренностью в его улыбке и не пахнет. В ответ ты раздражённо фыркаешь. Несмотря на ваши относительно хорошие отношения, он не брезговал периодически тебя поддевать. Это не было обидно, скорее просто бесило. — У меня одна родина, Цзяоцю. А, если бы и нет, едва ли у борисинов, с их кочевым образом жизни, есть какие-либо тёплые семейные традиции. Разве что подсчёт трофеев на уздечке в семейном кругу? Охота с другими сорья? Поздравительная речь от своего йонда? Ты не была уверена. Чужие воспоминания слишком смазаны. — И что, ты хотела бы его… отпраздновать? — любопытствует фоксиан, заинтересованно вильнув пушистым хвостом, за который тебе тут же захотелось дёрнуть, зная, что это вырвет из его груди недовольный лисий писк. — Не знаю, — ты неопределённо ведёшь плечами, — здесь всё… другое. — Новогоднее празднество на Яоцине ты на этот раз не пропустишь, так или иначе, — говорит мужчина, кинув на тебя короткий взгляд через плечо, — но, если хочешь, завтра можем попытаться угодить твоему чувству ностальгии. Я могу приготовить цзяоцзы. Ты тихо усмехаешься. — Цзяоцзы… Цзяоцю… — фыркаешь, покачав головой, — не знаю ни одного человека, который стал бы есть пельмени на новый год. Во всяком случае, у меня дома. — О, я в замешательстве. Что же мне нужно приготовить? — Тебе — ничего. Готовить буду я. Ты сощурилась, выжидающе глядя на лиса. Тот заметно напрягся. Позволит ли? Едва ли твоих навыков хватит, чтобы удовлетворить его вкусовые предпочтения. Однако тот, к твоему удивлению, тяжело вздыхает и, нехотя, соглашается. — Хорошо, ладно. Мне даже любопытно, что из этого может получиться. — Я предоставлю список продуктов, — улыбаешься, в нетерпении застучав пальцами по столу, — возьми побольше перца. На твоё счастье, оливье тоже можно сделать острым. — Это выглядит как… — Я знаю, — перебиваешь ты, не позволяя Цзяоцю сорваться на моветон, и критически оглядываешь результат своих трудов, — слушай, на вкус не так плохо. Хотя… — ты вздыхаешь, — оливье это назвать трудно. Многие продукты… не подходят. — Мне приготовить ещё что-нибудь? — Цзяоцю улыбается, игриво виляя хвостом и ты, недолго подумав, соглашаешься. — Да, пожалуйста. Шампанское хотя бы достать удалось? — К счастью, — мужчина убирает тарелку с жалким подобием салата, прежде чем взяться за нож, — особые пожелания, милая госпожа? Сидя за накрытым столом, ты неловко водишь пальцем по кромке тарелки. Конечно это всё… отличалось от того, что ты привыкла видеть. Но в твоём положении следовало радоваться мелочам. Да и грех жаловаться, когда перед тобой столько еды, пусть и с твоим отстойным салатом по центру. Ты почти уверена, что Цзяоцю нарочно поставил его на самое видное место. — Вкусно, — вздыхаешь, отодвинув от себя тарелку, — наелась на год вперёд. — О, милая госпожа, не пугай меня так, — протянул Цзяоцю, с прищуром глядя на тебя, — уверен, новогодние традиции на Яоцине тебе понравятся куда больше. — Ага, — ты криво усмехаешься, подняв взгляд на фоксиана, — уверена, мне очень понравится наблюдать за праздником из окна. Показательно ты оттягиваешь холодный стальной ошейник на шее, на что Цзяоцю хмурится, сконфуженно поведя ухом. Неужто забыл, что в людные места тебе нельзя? Да и на улицу без надобности выходить не желательно… Лис некоторое время молчит, пока в его поле зрения не попадают часы. Полночь близится… Улыбнувшись, он склонил голову, хитро глядя на тебя. От этого его выражения лица у тебя по спине пробегают мурашки. Жди беды, если он задумал очередную пакость. — Как знать, может мы что-нибудь придумаем… — протянул фоксиан. Поведя рукой по столу, что-то придвинул к тебе, — может стоит попробовать пожелать? Салфетка и ручка. Ты растерянно хмуришься, пока до тебя наконец-то не доходит. Сама ведь рассказывала ему о традициях… А ты и не думала, что он слушал. Это… очень даже мило, пожалуй. Ты улыбаешься, издав тихий смешок, и быстро записываешь желание на маленьком клочке бумаги. — Значит его нужно поджечь и… — Выпить. Да, — отвечаешь ты, подтягивая к себе бокал. — Удивительное рвение тянуть в рот что попало. — Ты о своём остром супе? — ты невинно улыбаешься, протянув фоксиану записку, — подожги?