Согласны ли вы?

Лестрейндж медленно готовилась к вечернему визиту Оминиса. Сердце билось чуть быстрее обычного, словно предчувствуя что-то новое. Как всегда, она следовала установленным правилам: обнаженное тело, скрытое лишь под лёгкой тканью мантии, олицетворяющее символ ее полной покорности. Тонкий материал мягко касался кожи, но, несмотря на внешние факторы спокойствия, ничто не могло защитить девушку от внутреннего волнения и ожидания. Мысли кружились вокруг его холодных слов и того загадочного места, о котором он говорил. Что это за место? Зачем он ведет ее туда? Вопросы заполняли разум девушки, смешиваясь с тревогой и нескончаемым желанием. Три глухих удара в дверь нарушили тишину комнаты, отчего Мелисса вздрогнула, хотя она ожидала этого момента весь вечер.На пороге распахнутой двери возник Оминис, как всегда уверенный в себе наследник Слизерина, олицетворяющий силу и власть. На миг девушке показалось, что воздух в комнате стал плотнее и, насыщеннее с его присутствием. Сердце ведьмы на мгновение замерло, а затем забилось быстрее. Лестрейндж старалась держать себя в руках, но от чрезмерного волнения она не могла себя контролировать. Страх неопределенности слишком явно читался на ее лице, и Мелисса была рада, что слепые глаза Гонта этого не увидят. Оминис, не сказав ни слова, уверенным шагом направился к ней. — Думаю, пора извлечь из твоего заднего прохода мой подарок. Надеюсь, ты полностью мне откроешься, — проговорил он с легкой ухмылкой. В его незрячих глазах заиграла животная искорка. Мелисса словно сжалась от страха. Она знала, что это вскоре случится, но ожидание нового вида соития все же пугало. Гонт взял ее за руку, и Мелисса, покорно опустив голову, последовала за ним сквозь тихие и полутемные коридоры Хогвартса. Их неслышные шаги раздавались, как будто весь замок замер, погруженный в глубокую ночь. Мелисса не знала, куда ведет ее жених, но в его хватке, как всегда, чувствовалась непоколебимая уверенность. Путь был долгим и извилистым, коридоры становились всё более мрачными и безлюдными. С каждым шагом Лестрейндж чувствовала, как неизвестность сжимает сердце. Она не могла вспомнить, была ли она когда-нибудь в этой части замка. Казалось, что стены здесь пропитаны какой-то древней тайной. Атмосфера становилась все более гнетущей, и в душе девушки нарастало тревожное волнение. Оказавшись в коридоре восьмого этажа, Оминис остановился напротив старой картины с изображением троллей. Мелисса почувствовала, как его рука на мгновение сжалась крепче, а затем он отпустил ее. Стена, перед которой они стояли, стала странно себя вести. Из глубины камня начали медленно проявляться черные узоры, словно неведомая магия оживляла этот древний уголок замка. Извивающиеся линии начали соединяться, образуя изысканную арку. Мелисса наблюдала, как тени врезаются всё глубже в стену, разрезая ее легко, словно вскрывая камень. Сердце слизеринки билось всё быстрее, ощущая нечто тревожное в происходящем. Через несколько мгновений перед ними, появилась массивная чёрная дверь, излучающая холодную таинственность. Лестрейндж непроизвольно задержала дыхание, вглядываясь в то, что вскоре должно было стать проходом в нечто неизведанное. — Это Выручай-комната. Сегодня мы будем здесь, — объявил Оминис. Голос парня звучал ровно, но в нем скрывалась таинственная нотка. Он плавным движением распахнул массивные двери, и перед девушкой открылось нечто необычное. Зайдя вместе в помещение, Гонт аккуратным движением руки расстегнул мантию девушки. Плотный черный материал с шелестом упал на пол и та осталась стоять совершенно обнаженной. Перед Лестрейндж открылась небольшая, но удивительно уютная гостиная, освещенная мягким светом факелов и украшенная в тёплых золотистых и красноватых тонах. Пространство резко контрастировало с мрачной Криптой. Вместо ледяного холода и гнетущего мрака, эта комната дарила ощущение уюта и покоя. На полах были расстелены мягкие ковры, а вдоль стен стояли удобные кресла с высокими спинками. В центре, прямо перед камином, горел огонь, отбрасывающий на стены танцующие тени. В комнате чувствовалось тепло, и Мелисса на мгновение расслабилась, позволив себе окунуться в эту атмосферу покоя. Но несмотря на внешний уют, внутреннее волнение в девушке не исчезло. Она знала, что за этой приятной оболочкой может скрываться нечто куда более сложное и непредсказуемое, чем она ожидала. Где-то за стеной внезапно раздался громкий женский стон, полный неописуемого удовольствия. Мелисса замерла на месте, а сердце заколотилось быстрее, и неприятное чувство смятения охватило ее. Звук был столь отчетливым, что у нее не оставалось сомнений в том, что девушка за стеной стонала от наслаждения. Это вызвало у нее смутное чувство тревоги. Внезапно к женскому голосу присоединилось мужское горловое рычание, которое заставило ее внутренне содрогнуться. Этот голос… Он был ей знаком. Слишком знаком. Это был Сэллоу. Лестрейндж догадалась, что это то место, куда Себастьян приводит своих девиц для сексуальных утех. Гонт ухмыльнулся. Его холодная усмешка ледяной волной окутала пространство между ними, и он жестом предложил Мелиссе следовать на источник доносящихся звуков. Внутренне сжавшись от тревоги, она покорно кивнула и, ощущая странную тяжесть в груди, направилась за ним. С каждым шагом ее опасения только усиливались, а стоны, доносящиеся из соседней комнаты, становились всё громче и сладострастнее. Мелисса была уверена, что сейчас увидит нечто ужасающее — другую девушку, возможно, связанную и в наручниках, исполосованную ремнём, под полным контролем Сэллоу, как это было с ней самой в руках Оминиса. Однако, когда они подошли ближе, дверь перед ними слегка приоткрылась, и ее взору предстала сцена, которую она совершенно не ожидала увидеть. Внутри, вместо жестокости и подчинения, она увидела пару, полностью поглощённую страстью. Это не было мучением, которое она ожидала. Но с кем был шатен, поразило ее еще больше. Сама принцесса Слизерина — Даниэлла Трэверс абсолютно обнаженная, прижатая к стене под натиском тела Себастьяна извивалась на его члене словно бордельная шлюха и стонала от оргазма так, словно тот из нее душу вытряхивал. Ее пухлая грудь импульсно вздымалась перед лицом шатена в такт его коротким, но грубым толчкам, а он неумолимо продолжал насаживать ее на свой орган. Это действо продолжалось еще секунд тридцать, пока Сэллоу не кончил. Даниэлла тяжело выдохнула, похотливо ухмыльнулась и рукой властно оттолкнула Себастьяна от себя. Тот послушно отпрянул от нее. — Молодец, красавчик. Умеешь трахаться, — елейным тоном и высокомерно обратилась к шатену блондинка. Она чмокнула его в приоткрытые от изумления губы и подобрала с пола свою одежду. Казалось, Трэвэрс совершенно не обращала внимание на присутствующих здесь Гонта и его обнаженную невесту. Оминис недовольно ухмыльнулся. «Такая бы никогда не согласилась быть его секс-рабыней!»— с ноткой зависти подумала Лестрейндж. Пока блондинка не спеша принялась одеваться, Мелисса заметила нечто, что заставило ее взгляд задержаться. На изящной, безупречно подтянутой спине девушки резко выделялся длинный шрам, пересекающий ее кожу от плеча до поясницы. Эта жуткая отметина казалась чуждой на хрупком теле Трэверс, словно ее красота была нарушена чем-то древним и жестоким. Лестрейндж невольно ощутила странное волнение, смешанное с любопытством. Шрам словно хранил в себе страшную тайну, и в голове Мелиссы начала рождаться вереница догадок. Одна ужаснее другой, каждая открывала бездну тайн, о которых она даже не смела задумываться. — Даниэлла, не желаешь остаться? — внезапно оживился Гонт. — Нет. — От чего же? Вечер в самом разгаре, — зловещим тоном продолжил наследник Слизерина. — Гонт, тебе разве не с кем трахаться? — бросая мимолетный высокомерный взгляд на обнаженную невесту блондина, раздраженно спросила Трэверс. — Останься, — настаивал он уже приказным тоном. — Нет, — Даниэлла принялась надевать на себя черное кружевное белье, абсолютно не смущаясь присутствия посторонних. Оминис резко схватил ее за запястье, его тонкие пальцы властно сжали ее руку. — Ты никуда не пойдешь, — тихо, но с холодной решимостью прошептал наследник Слизерина, его лицо стало безмятежным, будто всё происходящее было под его полным контролем. — Не смей приближаться ко мне, Гонт! — прошипела блондинка, вперив в парня горящие яростью глаза. Трэверс резким движением вырвала свою руку из его хватки и отступила назад. — Не забывай, Оминис, если у меня нет при себе палочки, это не значит, что я не могу колдовать без нее. Голос девушки звучал угрожающе низко, каждый слог пропитан холодной уверенностью. Она скрестила руки на груди, словно бросая вызов его власти, и чуть приподняла подбородок, чтобы взглянуть на него как будто сверху вниз, несмотря на разницу в росте. — Ещё один шаг, — губы блондинки дрогнули в едва уловимой усмешке, — и все твои худшие страхи вновь станут явью. Слова девушки прозвучали, как заклинание, и воздух вокруг казался густым. Присутствующие кожей чувствовали, что Трэверс не блефовала. Глаза Даниэллы действительно засверкали зловещим красным отблеском, который напоминал свечение заклятия Круциатус. Ее лицо исказилось от ярости, и, не отрывая взгляда с Оминиса, она взмахнула рукой, словно направляя всю свою энергию в один жест. Сноп красных искр разлетелся к потолку, осветив комнату мрачным светом, словно предупреждение. Искры обожгли воздух, заставив всех невольно вздрогнуть от неожиданности. Напряжение в комнате стало почти осязаемым. Слизеринцы, которые до этого внимательно наблюдали за накаленной сценой, теперь смотрели с опаской, как Даниэлла, сдерживая бушующую внутри ярость, натягивала мантию. Ее движения были стремительны, но исполнены королевской грации, как будто каждая деталь этой сцены подчинялась воле девушки. Она кинула на Оминиса свой самый презрительный взгляд, и словно королева, вышла из Выручай-комнаты. Ее шаги эхом отдавались в тишине, оставляя за собой ощущение власти и неизбежной угрозы. — Сэллоу, как нибудь повторим! — воскликнула Даниэлла перед тем, как закрыть двери помещения. Мелисса вдруг осознала, почему Гонт никогда бы не выбрал Даниэллу Трэверс. Та была олицетворением той же самой холодной жестокости, что и он, но с одним важным отличием — она не уступала ему во власти и контроле. Их союзу не суждено было стать равным, так непрекращающаяся борьба за доминирование истощит обе стороны. И в этой борьбе, возможно, Гонт оказался бы слабее, пасуя перед ее силой. Трэверс являлась слишком опасной соперницей, такой же хищницей, как и он сам, и именно поэтому она не могла стать его избранницей. Мелисса, напротив, была иной: мягче, податливее. Именно поэтому Оминис и выбрал Лестрейндж, чтобы иметь над ней власть. Возможно, он наслаждался тем, что ее можно сломить и подчинить своей воле. Трэверс никогда не позволила бы сделать этого с собой. Тем не менее, мысли Мелиссы вновь вернулись к шраму на спине Даниэллы. Этот устрашающий след и недавний конфликт между блондинкой и Оминисом начали неразрывно переплетаться в ее сознании. Слова, которые Трэверс произнесла, снова всплыли в сознании Лестрейндж: «Ещё один шаг — и все твои страхи вновь станут явью». Тогда эти слова вызвали в ее женихе мгновенную, хоть и едва уловимую, вспышку ужаса, который он тут же пытался скрыть за холодной маской. «Вновь?»— это слово застряло в ее мыслях, заставляя задуматься о том, что между Оминисом и Даниэллой, возможно, было что-то большее. Может, в прошлом произошла некая трагедия, которая оставила след на теле блондинки и в душе ее жениха. Лестрейндж отгоняла от себя пугающие мысли, но в голове всё ярче вырисовывалась мрачная картина. А что, если этот шрам на спине Трэверс оставил именно Оминис? Мелисса внезапно вспомнила тот шрам, который она неоднократно видела на груди Гонта. И это вновь заставило ее связывать одно с другим. Что если ту отметину он также получил от Трэверс? Лестрейндж не хотела и даже боялась думать о том, что же между ними такое произошло. Что знала эта блондинка о нем? Почему в ее глазах она увидела ненависть по отношению к Оминису? Почему только Даниэлла была обеспокоена среди всех присутствующих, когда Гонт объявил о помолвке? И почему в глазах жениха воспламенился тихий ужас? Слишком много вопросов, на которые нет ответов. Оминис стоял неподвижно. Его лицо, как всегда, было холодным и безмятежным. Однако Мелисса, несмотря на эту внешнюю маску, почувствовала, что под ней скрывается нечто гораздо более бурное. С каждым мгновением ей становилось всё яснее, что внутри него кипит смесь ярости и страха, хотя он мастерски скрывал это от всех. Легкое напряжение в его позе, едва уловимое сжатие челюстей — всё это говорило о глубоко затаенных эмоциях, о которых Мелисса могла лишь догадываться. Она продолжала смотреть на него, ожидая хотя бы малейшего движения, жеста, слова, которые бы объяснили, что происходит в его душе. Но Оминис не реагировал. Его слепые голубые глаза оставались неподвижными, и от этого напряжение в воздухе только возрастало. Мелисса уже не знала, чего ждать: новой вспышки ярости или неожиданной нежности? Внезапно Оминис перевёл свой холодный, незрячий взгляд на Себастьяна, который всё это время стоял неподвижно без одежды. Его лицо всё ещё отражало то довольство, с которым он наслаждался соитием с Даниэллой. Он будто не осознавал, что напряжение между ними нарастает с каждой секундой. Дурацкая улыбка продолжала играть на губах Сэллоу, словно слизеринец не воспринимал происходящее всерьёз. Мелисса почувствовала, как в комнату проникает холод, исходящий от Гонта.Его бесстрастное лицо скрывало шторм эмоций, но тот взгляд, который он устремил на Себастьяна, был полон скрытой угрозы. Легкое напряжение в челюсти стало более заметным, как будто Оминис был на грани чего-то невообразимого. — Ты, как я понимаю, время зря не теряешь, Сэллоу, — произнёс Оминис холодно и надменно, его голос резанул тишину, будто острый клинок. Недовольство сквозило в каждом слове, и это напряжение моментально отразилось в комнате. — Ну и с каких пор тебя интересует, с кем я провожу время в этих стенах? — с усмешкой проговорил Себастьян, стараясь сохранить невозмутимость. Улыбка всё ещё играла на его лице, но в глазах мелькнуло нечто настороженное. Оминис не сдвинулся с места, его лицо оставалось мраморной маской, а слепые голубые глаза будто пронизывали Себастьяна насквозь. В комнате повисла напряженная тишина. — С чего ты взял, что мне есть дело? — холодно уточнил Гонт. Сэллоу еле слышно, ехидно усмехнулся. Мелисса ощущала тонкий электрический заряд в воздухе, осознавая, что этот разговор не просто игра слов, а нечто гораздо глубже. — Дело в Даниэлле? — не унимался Себастьян, с усмешкой, словно нарочно стараясь поддеть Оминиса, бросив взгляд в сторону, где незадолго до этого была Трэверс. Его тон был игривым, но в голосе читался вызов. Лестрейндж стояла неподалёку, ощущая, как напряжение между друзьями всё больше сгущается. Воздух в комнате казался тяжёлым, пропитанным скрытой угрозой. Казалось, любое неосторожное слово могло вызвать взрыв. — Ты слишком многое себе позволяешь, Сэллоу, — произнёс Оминис леденящим голосом. Хотя он не повысил тон, но его слова звучали угрожающе. — Я не понимаю, что тебя задело в том, что я был с ней? — с любопытством в голосе и всё той же усмешкой на лице спросил Себастьян, словно пытаясь расшевелить невыразимую холодность Оминиса. Мелисса наблюдала за ними с нарастающей тревогой, не понимая, к чему приведёт этот напряженный диалог. Шатен словно нарочно искал уязвимые места друга, наслаждаясь игрой. Но Оминис не сдвинулся с места, его лицо оставалось маской, лишенной эмоций. — Ты правда думаешь, что дело в этом? — с ледяным спокойствием ответил Оминис. Его голос стал опасно тихим, но за этой сдержанностью чувствовался вулкан, готовый в любой момент взорваться. — Себастьян, ты всегда так жаждешь пересечь границы, даже не замечая, когда заходишь слишком далеко. — Я не понимаю, о чём ты, — спокойно ответил Себастьян, его улыбка всё ещё играла на губах, но Мелисса вдруг уловила в его голосе некое напряжение и скрытую настороженность. Казалось, что оба друга играли в какую-то тайную игру, о правилах которой знали только они. Интуиция Лестрейндж подсказывала, что разговор между Оминисом и Себастьяном касался чего-то гораздо более глубокого, чем простое недовольство или ревность. Что-то было связано с Даниэллой, и не только с ней. Возможно, между друзьями уже давно скрывалась некая загадка, в которую она не была посвящена. Оминис не отвечал сразу, его лицо оставалось бесстрастным, но внутреннее напряжение было ощутимым. Он словно взвешивал каждое слово, прежде чем продолжить. — Ты прекрасно понимаешь, Сэллоу, — наконец ответил Гонт, голос которого стал ещё холоднее, почти как лёд. — И я не собираюсь повторять. — Давай сменим тему, — быстро ответил Себастьян, пытаясь сгладить нарастающее напряжение. Он понял, что зашёл слишком далеко. — Думаю, ты привёл сюда Мелиссу не за тем, чтобы она слушала наши перепирания, — добавил он, стараясь придать своему голосу лёгкость, но на губах больше не было прежней самоуверенной улыбки. Шатен явно понял, что его выходка с Даниэллой была неуместной. Он знал, что Оминис имеет к ней особое, напряженное отношение и Гонт всегда избегал прямых разговоров о слизеринке. То, что Себастьян позволил себе быть с Трэверс в присутствии Оминиса, было откровенной провокацией, и теперь он старался избежать последствий. Гонт всё ещё стоял неподвижно, его лицо не выражало никаких эмоций. Но незрячие голубые глаза, казалось, смотрели прямо сквозь Себастьяна, пронизывая его насквозь. Мелисса ощущала, как внутренний мир жениха сжимается в кольцо контроля, который он так искусно поддерживал. — Да, ты прав, — медленно и холодно проговорил Оминис, его голос вновь вернулся к прежнему ледяному спокойствию. — Мелисса здесь не для того, чтобы слушать ненужные разговоры. Он повернулся к своей невесте, и в жестах вновь появилась та властная уверенность, которая всегда приводила ее в трепет. Однако, Лестрейндж не могла избавиться от мыслей о том, что произошло между Оминисом и Трэверс. Что-то между ним и Даниэллой было, и именно это, похоже, пробудило в Гонте такую ярость. Но почему? Почему Оминиса так задели отношения Себастьяна с ней? Мелисса пыталась сосредоточиться на происходящем, но мысли возвращались к Трэверс, ее завораживающей красоте и той опасной, скрытой силе, которая чувствовалась в блондинке. Вдруг на нее нахлынуло чувство собственности. Что если между Оминисом и Даниэллой было нечто большее, чем она себе представляла? Возможно, это не просто их старая вражда. Выражение лица Оминиса изменилось, его гнев, вспыхнувший так внезапно… Всё это только подогревало ее сомнения. «Почему он так на нее реагирует?»— думала Мелисса, внутренне сжимаясь от ревности, которая постепенно разрасталась в ее сердце. Она попыталась отогнать эти мысли, ведь Оминис был ее женихом, и он выбрал ее. Но тень подозрений прочно засела в ее сознании, как заноза, которая не давала покоя. Теперь она не могла не задавать себе вопрос: что же на самом деле связывало Гонта с Трэверс? Поток мыслей в сознании Мелиссы внезапно прервал аккуратный, почти ласковый жест — прикосновение Оминиса к ее талии. Нежность этого касания поразила ее. Она так привыкла к его холодной, властной натуре, что сейчас его руки казались теплее обычного, и от этого действия внутри нее что-то дрогнуло. Словно ледяной панцирь, который Гонт всегда носил на себе, дал небольшую трещину. Мелисса почувствовала, как его пальцы медленно скользят вверх, вдоль ее талии. В этих движениях, казалось, больше не было ни строгости, ни требований — только некая странная забота. Она едва успела уловить эту перемену, как его губы коснулись ее шеи, мягко и дразняще. Оминис едва заметно засосал кожу, оставляя лёгкий след от поцелуя. Мелисса с трудом сдержала вздох, смешанный с волнением и неожиданной нежностью, от которой ее сердце забилось быстрее. Однако ее жениха, похоже, ничуть не волновало то, что Себастьян все еще был здесь. Сэллоу продолжал стоять неподалёку, наблюдая за происходящим с какой-то полуулыбкой, но Оминис словно вообще не замечал его присутствия. Его полный контроль и уверенность над ситуацией сводили с ума Мелиссу. Всё, что оставалось делать — это поддаться ощущениям, забыв на мгновение о ревности, страхах и тревоге. Оминис продолжал действовать плавно и без спешки, его движения были настолько точными, что Мелиссе оставалось только подчиниться его тихой, но абсолютной власти. Ладонь юноши, бережно скользила по ее спине, вызывая волну дрожи, которая прошла через всё ее тело, и неясное напряжение будто начало угасать, уступая место чему-то более глубокому. Мелисса почувствовала, как он мягко подтолкнул ее к ближайшему дивану. В его движениях не было грубости, только непреодолимая уверенность. Его прикосновения, лёгкие, но властные заставили ее остановиться. Сердце девушки забилось чаще, когда она уловила в его действиях нечто новое: в этих касаниях не было ни жестокости, ни того безразличия, которое он обычно демонстрировал. Слегка надавив на нее, он дал понять, чтобы девушка стала коленями на диван и облокотилась на мягкий подлокотник. Лестрейндж, покоряясь его воле, выполнила безмолвное требование жениха. Ее дыхание стало сбиваться, а мысли спутались. Гонт, не убирая руки, продолжал гладить ее спину и спускаться к раскрытым ягодицам. Его пальцы провели еле осязаемую линию от ее половых губ к анусу, который был украшен изумрудом. Он обхватил камень и легко, но уверенно потянул его, доставая из отверстия Мелиссы серебряную сферу. Та успела увеличится в размерах и заметно растянула тугую дырочку. Девушка почувствовала облегчение и смятение одновременно. Дыхание становилось тяжелее, а тело пробила мелкая дрожь. Без промедления, Оминис вновь провел пальцем по ее анусу и надавил на него средним пальцем, слегка вдавливая его во внутрь. — Ммм… так-то лучше, — прозвучал властный и холодный голос Гонта. Его слова, произнесённые с ледяной уверенностью, моментально вернули Мелиссу к реальности. Вся та краткая нежность, что только что пробуждала в ней надежду, исчезла, словно мираж. Властный тон, как всегда, напомнил ей, кто был настоящим хозяином в этих отношениях. Ощущая, как его рука по-прежнему лежит на ее спине, но теперь кажется холодной, словно безжизненной, Мелисса почувствовала себя ещё более уязвимой. Слова Оминиса, пусть и звучали спокойно, несли в себе скрытую угрозу. Он имел власть не только над телом невесты, но и над ее мыслями и страхами. Мелисса дрожала под его руками, зная, что ей некуда деться. Внутри нее снова разгорался коктейль из тревоги и странного вожделения, заставляя тело подчиняться. За спиной Лестрейндж услышала лязг пряжки ремня и расстегивающейся молнии брюк. Мелисса вновь почувствовала на себе взгляд Себастьяна и вдруг осознала, что он по-прежнему наблюдает за ними. Это напрягло ее сильнее, чем любое прикосновение Оминиса. Вся ситуация стала еще более мучительной, ее страхи и стыд смешались с осознанием того, что они не одни. Каждый взгляд Сэллоу казался ей пыткой, она не понимала, почему он не уходит. Мысли вихрем проносились в голове. Ее разум будто затмило. Полуухмылка Гонта, как показалось Мелиссе, скрывала что-то большее. Она чувствовала себя еще более уязвимой и бессильной под его незрячим взглядом. Ощущение постороннего присутствия разрушило то крошечное чувство тепла, которое она на миг ощутила от прикосновений Оминиса. Слова не шли на ум, и ее тело снова погрузилось в напряжение, словно каждый мускул ожидал приказа, а сознание било тревогу от неспособности что-либо изменить. Не смотря на то, что шатен уже доставлял ей удовольствие с разрешения Гонта, его присутствие напрягало. Особенно в ожидании того, что Оминис хочет сделать. Его палец продолжал хозяйничать в ее анусе, растягивая стенки. Это не вызывало у Мелиссы дискомфорт, но смятение под взглядом Сэллоу она ощущала в полной силе. Ей не хотелось, чтобы кто-то наблюдал, как ее жених имеет ее как вещь. Унижение накрыло Мелиссу с новой силой, словно волна, стремительно накатывающая на берег. ее разум кричал от отчаяния и стыда, но она знала, что под властью Оминиса не может позволить себе ничего возразить. Себастьян по-прежнему не уходил. Его присутствие усиливало чувство унижения, словно в самой комнате сгущался воздух, наполняясь напряжением, словно дополнительный груз, который давил на ее разум, вызывая в душе еще больше смятения и тревоги. Гонт аккуратно достал свой палец из Лестрейндж. Через мгновение она почувствовала как на отверстие капнула теплая жидкость. Ее тело продолжало дрожать от ожидания, напряжения и стыда. Мелисса вновь вздрогнула, когда твердая горячая головка члена Оминиса коснулась ее ануса и тот с нажимом стал проталкиваться во внутрь. От внезапной боли Лестрейндж немного вскрикнула и сжалась. — Тихо! — прошептал Гонт, погладив ее по ягодице, словно успокаивая, но не остановился, продолжив плавно входить в тугое отверстие. От удовольствия юноша слегка простонал и сощурил глаза. Он словно наслаждался не только проникновением, но и, как обычно, своей властью над Мелиссой. Оминис двигался плавно, не спеша, с абсолютным контролем. Его движения были размеренными, и хотя в них ощущалась неизменная властность, в этот раз он явно не стремился причинить боль. Вместо этого он словно выжидал, стараясь, чтобы Мелисса привыкла к каждому его движению. Он хотел, чтобы она ощутила удовольствие, разделила с ним не только подчинение, но и удовольствие от процесса. Тело девушки поддавалось его ритму, борясь с разумом. Мелисса хотела чувствовать то, что от нее ожидали, но тени унижения и страха всё ещё висели над ней. Однако с каждым его мягким, почти заботливым движением напряжение понемногу отступало. Ее дыхание сбивалось, но уже не от стыда или испуга, а от накатывающего тепла, которое медленно, но уверенно начало пробуждаться внутри. Она ощущала, как Оминис, зная все ее страхи и тревоги, пытался действовать иначе. Его прикосновения стали менее жестокими, а движения более чувственными. Гонт, внезапно отвлекшись от процесса, холодно перевёл незримый взгляд на Себастьяна, который, оставаясь в комнате, безмолвно наблюдал за происходящим. В его слепых глазах читалась какая-то животная гордость. Себастьян же, не отрывая взгляда, продолжал молчать. — Знаешь, Сэллоу, — произнёс Оминис с ноткой надменности в голосе, словно каждый звук был пропитан холодным удовлетворением, — только искренне любящая девушка способна отдаться полностью. Его слова, пропитанные хвастовством, ударили по Мелиссе, как дубина. Она чувствовала, как ее покорность теперь стала не просто частью их отношений, но и предметом гордости для Оминиса. Он наслаждался не только ее подчинением, но и тем, что она была для него примером абсолютной власти. В этот момент Мелисса ощущала себя не просто объектом его вожделения, но и инструментом, которым он демонстрировал свое превосходство. Себастьян лишь усмехнулся, но взгляд его оставался неподвижным и пристальным, словно он и сам оценивал эту демонстрацию любви и подчинения. Оминис, не переставая удерживать Мелиссу под своим контролем, всё так же плавно двигался, будто выжидая удобный момент, чтобы продолжить разговор с Себастьяном. Он наслаждался игрой слов не меньше, чем процессом подчинения своей невесты. Он знал, что его слова могут ранить так же глубоко, как и его прикосновения. — Забавно, не находишь, Сэллоу? — начал Оминис, не отвлекаясь от процесса соития Его голос был спокоен, но с едва уловимой издевкой. — Интересно наблюдать за людьми, которые так отчаянно стремятся получить чью-то преданность, не понимая, что эта преданность никогда не будет полной. Как бы они ни старались. Себастьян напрягся, уловив подкол, но, всё же стараясь не подавать виду, что его задели слова друга. Он сохранял на лице свою неизменную ухмылку. — К чему ты клонишь, Оминис? — спросил он с лёгким недоумением в голосе, словно пытаясь разобраться, действительно ли его друг намекает на нечто конкретное. Гонт, продолжая нежно касаться тела Мелиссы, будто невзначай поднял голову в сторону Себастьяна и ответил с таким же спокойствием: — О, ни к чему конкретному… Просто размышляю. Есть такие девушки… — он сделал паузу, словно выбирая слова. — Они могут быть яркими, умными, красивыми… но никогда не отдадутся полностью. Никогда не позволят узнать их настоящую, внутреннюю суть. Себастьян слегка прищурился, чувствуя, что Оминис завуалированно говорит о Даниэлле, но пока не нашел подходящего ответа. — Некоторые девушки, — продолжил Оминис, его голос стал немного тише, — могут показать только одну сторону себя. Они как маски, которые надевают, чтобы заманить тебя в свои игры. Но они никогда не будут с тобой до конца. Их интересует лишь игра. Себастьян усмехнулся, пытаясь удержать лёгкий тон. — Ты слишком заморачиваешься, друг. Не все стремятся к глубинам души. Иногда поверхностное вполне устраивает. Оминис легко хмыкнул, его лицо сохраняло невозмутимое выражение, но в голосе слышался намек на превосходство. — Поверхностное? Может, для кого-то это достаточно. Но вот вопрос: что ты будешь делать, когда поймешь, что с такой девушкой ты всегда будешь только на поверхности? Когда она никогда не откроется тебе полностью. Что тогда? Сможешь ли ты принять это? Себастьян замер, его улыбка слегка поблекла. Он начал понимать, что Оминис намекает на Даниэллу, но не решился открыто признать это. Трэверс ему, как и многим парням, давно нравилась и он действительно был рад, что сегодня девушка уделила должное внимание именно Сэллоу. Ему было хорошо с ней и он действительно надеялся, на то, что между ними будет нечто большее, чем просто секс. Гонт словно прочитал его мысли и почувствовал это. — Может, не все женщины такие, как ты описываешь, — ответил Себастьян, но в его голосе появилась некоторая неуверенность. Оминис, не отрываясь от своих прикосновений к Мелиссе, продолжил: — Может быть. Но некоторые из них… даже самые красивые, самые желанные… никогда не позволят тебе быть ближе. Ты рискуешь остаться очередным развлечением. — Его голос стал тише, почти шепотом. — И даже если ты думаешь, что овладел ею, внутри она всегда будет тебе чужой. Себастьян нахмурился, понимая, что этот разговор задевает куда больше, чем он хотел признать. Оминис говорил о Даниэлле, и хотя ни разу не назвал ее имени, Сэллоу это чувствовал. — Желаешь к нам присоединиться? — с едва заметной ухмылкой и надменной уверенностью в голосе произнёс Оминис, даже не дав Себастьяну времени на ответ. В его тоне чувствовалась явная победа, словно все происходящее было спланировано заранее только для того, чтобы унизить друга. Слова Гонта ударили точно в цель. Себастьян, еще секунду назад напряженный и увлеченный происходящим, вдруг потерял всякий интерес. Ощущение дискомфорта и внутренней злости накрыло его с головой. Он знал о том, что когда-то происходило между Оминисом и Даниэллой. Знал, что это было далеко не обычное соперничество. Но он был уверен, что всё это осталось в прошлом. Однако, глядя на Гонта сейчас, на его холодную маску, на властный взгляд, Сэллоу осознал — ничего не прошло. Наследник Слизерина не отпустил это, не простил, и тем более не забыл. — Нет. Мне на сегодня хватило, — резко ответил Себастьян, стараясь сохранить невозмутимость, хотя внутри всё кипело. Он хотел вырваться, уйти от этого странного напряжения, но чувства не отпускали. Слизеринец стал собирать свои вещи, чтобы покинуть Выручай-комнату. Гонт лишь ухмыльнулся, ощущая, как легко его слова выбили друга из колеи. Он знал Себастьяна как никто другой, знал его слабости и те точки, на которые можно надавить. Наследник Слизерина наслаждался ситуацией, словно одержал некую победу. — Знаешь, в чём разница, Сэллоу? — его голос был бархатистым, но от этого только холоднее. Оминис опустил голову к шее Мелиссы, лаская ее губами, но продолжал говорить с шатеном. — Ты никогда не сможешь по-настоящему владеть тем, кого хочешь. Себастьян стиснул зубы, не находя слов для ответа. Он знал, что Гонт прав в одном — Даниэлла никогда не будет с ним так, как Мелисса с Оминисом. Она слишком независима, слишком горда, чтобы отдаться полностью. — Она… — продолжал Оминис, плавно двигаясь в Лестрейндж. — Она никогда не будет по-настоящему твоей. Никогда не отдаст тебе себя целиком. Ее тело может быть рядом, но ее разум — не с тобой. И ты это знаешь. Эти слова попали прямо в цель. Себастьяну не нужно было подтверждения. Его лицо исказилось гневом и разочарованием, но он сдержался, лишь коротко бросив взгляд на Гонта. Затем, не сказав ни слова, он пулей вылетел из Выручай-комнаты, оставляя их наедине. Мелисса с трудом воспринимала происходящее. Боль и унижение вновь завладели ее сознанием. Она пыталась привыкнуть к давящим движениям Оминиса в ней, который, не переставая, уверенно двигался внутри нее, словно утверждая свою власть каждым толчком. Глубокая ноющая боль снова стала частью ее реальности, с которой она пыталась бороться. Она не до конца уловила суть разговора, ее мысли затуманились ощущениями и внутренним конфликтом. Но одно было ясно — это снова касалось Даниэллы. Имя сокурсницы, как тень, мелькнуло в голове, и Мелисса невольно напряглась. Ее сердце сжалось от болезненной ревности и подавленности. Она чувствовала себя не более, чем куклой в руках наследника Слизерина, живой игрушкой, предназначенной для удовлетворения его желаний. Любовь к нему и полное подчинение стали ее кандалами, в которых она находила странное, извращённое чувство защищённости. Мысли беспорядочно метались в голове Мелиссы, не давая ей сосредоточиться на происходящем. Боль понемногу угасала, сменяясь странным, почти автоматическим ощущением, но наслаждение не приходило. Ее разум отказывался отдаться процессу, как будто сам саботировал всё, что происходило между ними. Она чувствовала каждое движение Оминиса, его присутствие рядом, но больше не ощущала того возбуждения, которое раньше поглощало ее полностью. Девушка покорно стояла на коленях, опустив голову, словно жертва, обреченная на выполнение своего долга. Лестрейндж не могла не думать о том, что она всего лишь объект для удовлетворения его желаний. Каждый толчок напоминал ей о ее беспомощности, о том, что она больше не владеет ни своим телом, ни мыслями. Любовь к Оминису, казавшаяся когда-то чистой и всеобъемлющей, теперь разрасталась болезненными противоречиями. В душе у нее поселился холод. Она ждала, когда всё закончится. Гонт продолжал наслаждаться телом Мелиссы, абсолютно не замечая ее негодования и отсутствия какого-либо наслаждения с ее стороны. Он плавно двигал возбужденным членом, входя на всю длину с нажимом в ее анус. Тонкие длинные пальцы юноши сжимали бедра и помогали ему насаживать девушку еще сильнее на свой орган. Мелисса почувствовала, как Оминис плотно сжал ее ягодицы и вошел до конца. За спиной она услышала довольные громкие стоны парня и как тот наполняет ее изнутри горячей спермой. Довольный соитием Гонт, испустив последнюю каплю тягучего семени в Лестрейндж, вышел из нее и звонко шлепнул по разгоряченной коже бедра, от чего девушка вздрогнула. — Теперь каждый сантиметр твоего тела и каждое отверстие полностью принадлежит мне, — склонившись над Мелиссой, властно прошептал Оминис, отчего девушка почувствовала на коже шеи его тяжелое дыхание. Эти слова словно запечатались в ее сознании, обнажая горькую реальность: она никогда не будет больше собой, она стала частью его власти, его игры. Всё, что казалось когда-то сказочным романом, теперь окуталось тенью страха и отчаяния. — Да, сэр, — с ноткой печали в голосе ответила Лестрейндж. Она осталась стоять неподвижно, обреченно ожидая очередного приказа жениха. Слезы подкатывали к ее глазам. Лестрейндж упорно не хотела верить, что даже выйди она замуж за Гонта, все равно останется не более, чем игрушкой в его руках, которую он может приласкать, когда захочет, либо — наказать. Мелисса старалась не показывать эмоций, опасаясь нежелательной реакции Оминиса. Она упорно старалась сглотнуть застрявший в горле комок горечи и досады. Но он, словно опять прочитал все ее эмоции. Парень склонился над Мелиссой и прижал ее к себе всем телом. Его руки мгновенно обвили ее талию. Касаясь губами кожи шеи девушки, Оминис притянул ее на себя, поднимая с колен. Практически невесомо, он оставлял легкие поцелуи на ее шее и тонких ключицах. Ладони вновь, казалось, обрели тепло и бережно гладили тело девушки. Гонт, не выпуская хрупкое тело Мелиссы из рук, сел на диван и посадил ее на себя. Проведя подушечками пальцев по ее груди, он поднялся вверх к ее скулам и ласково стал их поглаживать. Разгоряченные губы парня слегка коснулись приоткрытых уст Лестрейндж. — Я люблю тебя, — тихо, с ощутимой нежностью в голосе, прошептал блондин. Мелисса с трудом сдерживала дрожь, переполненная чувствами, ее голос слегка задрожал от избытка эмоций. — А я тебя… — ответила она едва слышно, но каждое слово, словно кричало о ее любви к нему. Казалось без капли властности и холода, Оминис, прикрыв глаза, удерживая тонкими пальцами скулу девушки, накрыл ее губы сладким и долгожданным для нее поцелуем. В глубине души, Лестрейндж понимала, что он снова играет ее чувствами, то приближая ее к себе, то отдаляя, словно он это делал специально. Но в этот момент она не смогла не поддаться очередному порыву и накрывающих ее с головой чувств к парню. Безграничная любовь к нему разливалась в израненном сердце, стараясь ухватиться за очередной момент долгожданной нежности. Мелисса наслаждалась долгим и сладким поцелуем, и ее внутренние терзания постепенно утихали. Она ощущала, как его тёплые губы, мягкие прикосновения и каждая нотка нежности словно стирают боль и страх, копившиеся внутри нее. Она не хотела, чтобы этот момент заканчивался — казалось, что впервые за долгое время между ними нет ни власти, ни боли, только близость и желание быть рядом. Но несмотря на их горячий поцелуй, вместо того, чтобы наслаждаться касаниями губ друг друга, ее мысли охватило тревожное чувство. Сознание концентрировалось лишь на одной мысли — она не хочет быть просто вещью в руках Оминиса. С каждой секундой желание большего нарастало внутри нее, и сладкая эйфория от поцелуя постепенно сменялась невыразимой тоской. Ей хотелось быть для него не просто телом, которым он распоряжается по своему усмотрению, а желанной, любимой женщиной, той, кого ценят не за покорность, а за душу. Она понимала, что ее любовь к Оминису глубока, но больше не могла смириться с тем, что он видел в ней только послушную игрушку. «Я хочу быть возлюбленной, а не пленницей,»— думала она, прижимаясь к его губам, чувствуя, как их связь ускользает в миг, когда разум наконец пробуждается. Слезы вновь подступили к ее глазам. Она любила его всем сердцем, но теперь эта любовь требовала чего-то большего. Того, чего она боялась просить, но без чего больше не могла существовать. — Давай возвращаться, тебе нужно отдохнуть, — тихо произнёс Гонт, отпрянув от ее губ. В его голосе не было ни капли эмоций, только холодная забота, словно их долгий поцелуй уже утратил свою значимость. Мелисса, чувствуя, как теплый момент ускользает, как песок сквозь пальцы, грустно опустила голову. В мыслях всё переворачивалось от разочарования. Она так надеялась, что эти мгновения нежности были настоящими, что между ними могло возникнуть что-то большее, чем просто подчинение. Но в его словах не было ответа на ее желания. Всё снова сводилось к холодным приказам, к обязательству ик ее послушанию. — Да, сэр, — только и смогла ответить она, тихо кивнув. Грустная улыбка скользнула по ее губам, но взгляд оставался устремлён в пол, избегая встречи с его незрячими глазами. Каждый их совместный момент, каждое прикосновение дарило ей надежду на большее, а затем отбирало все, оставляя лишь пустоту.

***

Ночью Мелисса не могла уснуть. Слезы подкатывали к ее глазам, а сердце разрывалось на части. Воспоминания о минувшем вечере в Выручай-комнате снова и снова крутились в ее сознании. Она лежала в постели, сжимая подушку, но сон не приходил. Каждое воспоминание словно накатывало на нее волной боли и сомнений. Вновь и вновь перед ее глазами возникал образ напряженной атмосферы между Оминисом и Даниэллой. Почему он так отреагировал на то, что блондинка была с Себастьяном? Ее воспаленный разум строил догадки, одна мрачнее другой. Что, если между Оминисом и Даниэллой было что-то большее, чем она могла себе представить? Что, если ее жених не был с ней искренен, и та скрытая темная сторона его характера имела корни в их прошлом? Неужели он все еще испытывал к блондинке что-то? Или же в его холодном непреклонном сердце таилось нечто более зловещее? Мелисса повернулась на бок, смотря в стену, слёзы наконец прорвались и тихо покатились по щекам. Ее душа была окутана туманом отчаяния и беспомощности. Проснувшись утром после непродолжительного рваного сна, Мелисса с трудом поднялась с кровати. Ее тело казалось тяжелым, словно весь мир давил на плечи, не давая пошевелиться. Глаза были красными и опухшими от слез, которые ночью так и не принесли облегчения. Мозг, словно в тумане, не реагировал на происходящее, и она практически на автомате принялась собираться на завтрак и предстоящие занятия. Каждое движение давалось ей с усилием. Она медленно застегивала пуговицы на своей школьной мантии, не думая о том, что делает. Руки дрожали, и на миг ей показалось, что она не может контролировать своё тело, словно силы покинули ее вместе с остатками сна, оставив только ощущение пустоты внутри. Грусть и сомнения, как темные тучи, окутывали сердце, не давая вырваться из их плена. В голове звенели отрывки ночных мыслей, неумолимо возвращаясь к одному и тому же: к Оминису и его холодности, к Даниэлле и Себастьяну. Как бы Мелисса ни старалась отогнать эти картины, они словно привязались к ее сознанию, терзая разум. Она пыталась найти хоть одно объяснение, хоть одну причину для надежды, но ничего не приходило на ум. Внутри нее бушевала тревога, а сердце болезненно сжималось от беспомощности. Ни одно воспоминание не приносило ей покоя. Любовь к Оминису, когда-то яркая и страстная, теперь смешалась с мучительными догадками и страхами. Мелисса подняла глаза к зеркалу. На нее смотрела та же девушка, что и всегда, но теперь ее взгляд был пустым. В отражении виднелась ее усталая фигура, будто с нее стерли все краски жизни. Разбитая, она больше не узнавала себя. Тихий вздох вырвался из груди, но он не принес облегчения. Ей не за что было зацепиться, не было ни одного утешительного ответа, который мог бы приглушить этот внутренний шторм. Ничего не осталось, кроме очередного долгого дня, полного боли, сомнений и вынужденных встреч с тем, кто, возможно, уже не был ее опорой, а лишь тем, кто утопил ее в бездне собственных страхов и печали. Выйдя в общую гостиную Слизерина, Мелисса внезапно ощутила странное, почти мистическое чувство, словно сама судьба подталкивала ее к ответам на мучившие ее вопросы. Просторное помещение было тихим, лишь потрескивание огня в камине и приглушённые шаги студентов нарушали тишину. Лестрейндж машинально окинула взглядом комнату и вдруг застыла. Возле камина, в одном из массивных кожаных кресел, с абсолютно непринужденным и слегка скучающим видом, сидела Даниэлла Трэверс. В руках она держала книгу, ее взгляд был погружен в страницы, словно ничто не могло отвлечь слизеринку от чтения. Казалось, что блондинка была полностью поглощена своим занятием и совершенно не обращала внимания на окружающих. Образ безмятежной, собранной, уверенной в себе девушки, словно приковал внимание Мелиссы. Мысль о том, чтобы поговорить с Даниэллой, пришла Лестрейндж как туманная идея. Но с каждым мгновением, проведенным за наблюдением Трэвэрс, желание Мелиссы узнать всё из первых уст становилась всё сильнее, захватывая разум. Невеста наследника Слизерина понимала, что в руках мнимой соперницы могут быть ключи к тайнам, которые так мучили ее. Что скрывалось за ее спокойствием? Что она знала о Гонте? Какое прошлое связывало ее с Оминисом? Может быть, именно эта загадочная девушка могла пролить свет на события, отравляющие сердце Мелиссы ядом неуверенности и ревности? Даниэлла выглядела недосягаемой, словно живой символ загадок, которые Лестрейндж пыталась разгадать. Но в то же время, ее одиночество у камина и отрешенность от всего мира показались Мелиссе чем-то символичным, как будто это был знак свыше. Возможно, судьба давала ей шанс узнать правду, нужно было лишь осмелиться спросить. Сердце Лестрейндж бешено колотилось. Она сделала шаг вперед, чувствуя, как тревога и решимость переплетаются в душе. — Даниэлла, — неуверенно и почти шёпотом произнесла Мелисса, чувствуя, как ее голос дрожит от волнения. Она почти не слышала себя, словно в страхе, что произнесенное имя само по себе могло вызвать неприятные последствия. Сердце гулко стучало в груди, а мысли метались, как встревоженные птицы, предвкушая, что ее может ожидать. Лестрейндж не была уверена, что Даниэлла захочет откровенничать. Более того, она боялась, что Трэверс просто отмахнётся или язвительно ответит. Но что-то в глубине души, какое-то едва ощутимое чувство толкало ее вперед, требуя узнать правду. Блондинка, спокойно сидящая у камина, медленно подняла голову. Ее глаза, янтарные и холодные, встретились с затуманенным взглядом Мелиссы. Она явно заметила неуверенность в голосе Лестрейндж, но ничего не сказала, лишь слегка выжидающе приподняв бровь. Мелисса шагнула ближе, чувствуя, как под взглядом блондинки напрягается каждая клеточка ее тела. — Я хотела с тобой поговорить… Мелисса сглотнула, пытаясь унять дрожь в горле и собрать мысли. Она решила не начинать сразу с главного вопроса. Казалось, что это может оттолкнуть Даниэллу, вызвав раздражение. Впереди ещё было время, чтобы набраться смелости и узнать правду об Оминисе, но пока Лестрейндж решила обойти тему с другой стороны. Трэверс словно догадывалась о чем одноклассница хочет ее спросить, но решила дождаться того, что та скажет. — Я… я хотела спросить о Себастьяне, — с трудом выдавила она, присаживаясь на свободный стул рядом с креслом блондинки. Ее голос по-прежнему был тихим и неуверенным. Мелисса старалась не смотреть прямо на Трэверс, но всё же выдавила улыбку, скрывая свои истинные намерения за этим кажущимся интересом. Даниэлла слегка округлила глаза, как будто вопрос застал ее врасплох. Она медленно отвела взгляд от пламени камина, изучая Мелиссу с новым интересом, словно пыталась понять, к чему она клонит. — Себастьян? — переспросила она, с чуть заметной улыбкой, которая не достигла глаз Лестрейндж. Взгляд блондинки оставался отстраненным, словно вопрос был далёк от ее реальных интересов. — Что же именно тебе интересно? Мелисса почувствовала, как от холодного тона блондинки ее ладони вспотели. Она знала, что разговор будет нелегким, но почему-то в присутствии этой уверенной, холодной девушки она чувствовала себя еще более неуверенно. Казалось, что у Даниэллы есть какая-то невидимая сила, которая заставляла ее собеседников сомневаться в себе. — Я просто… увидела вас вместе, — сказала Мелисса, постаравшись звучать как можно более естественно. — Вы показались мне… близкими. — Последние слова она почти выдавила, испытывая невыносимое напряжение. Трэверс слабо ухмыльнулась, и на ее лице проскользнула еле уловимая тень довольства. — Ты про вчерашний вечер? — медленно и с лёгкой усмешкой уточнила Трэверс, как будто этот разговор был для нее своего рода развлечением. Она скрестила руки на груди, с интересом ожидая продолжения. — Да, Себастьян… он действительно был неплох, — добавила Даниэлла безразличным тоном, словно это было не более чем комментарий к погоде. Мелисса, собравшись с мыслями, решила попытаться узнать больше, прежде чем задать главный вопрос. — Вы давно вместе? — спросила она, пытаясь звучать так, словно ее интерес был искренне дружеским. Трэверс ухмыльнулась чуть шире, склонив голову набок. Ее глаза блеснули от какого-то тайного удовлетворения, и она посмотрела на Мелиссу чуть пристальнее. — Вместе? О, милая, — ответила Даниэлла тоном, от которого у Лестрейндж по спине побежали мурашки, — если ты говоришь о нашей встрече… Это был просто одноразовый секс. Возможно, если я захочу, будет еще один. Мы не «вместе», — последнее слово прозвучало с лёгким презрением, как будто сама мысль о серьёзных отношениях забавляла блондинку. Мелисса поняла, что разговор заворачивает не туда, куда ей хотелось. Даниэлла отвечала, но ответы казались недоступными и плоскими, как будто она намеренно избегала сути. — Ну просто, я думала… — замешкалась Лестрейндж, судорожно пытаясь придумать, как обратить разговор в нужное русло. Трэверс словно наскучила эта пустая болтовня. Она прекрасно понимала к чему ведет невеста Гонта. Блондинка сомкнула губы в недовольной ухмылке и решила все же перейти к сути первой. — Ты думала мы с ним встречаемся и хотела мне сказать, что Гонт заставил Сэллоу тебя трахать? — выпалила блондинка, устремив внимательный взгляд почти дьявольских глаз на Мелиссу. Такая прямолинейность Трэверс словно окатила Лестрейндж ледяной водой с ног до головы. — Эмм…откуда ты знаешь? — дрожь выражалась в голосе Мелиссы с новой силой. Та была в диком смятении и не знала уже куда себя деть. В этот момент она уже пожалела, что подошла к блондинке с расспросами. Даниэлла усмехнулась, наблюдая за тем, как Мелисса буквально дрожит перед ней. Ее дьявольские глаза сверкали от злорадного удовлетворения. Она явно наслаждалась растерянностью Лестрейндж. Блондинка откинулась в кресле, медленно переведя взгляд от огня камина обратно на девушку, и поджала губы, будто ей предстояло сделать что-то незначительное и скучное. — Ты действительно думала, что об этом никто не догадается? — усмехнулась Трэвэрс с холодной иронией в голосе, словно она давно ждала этого разговора. — Я знаю о Гонте больше, чем тебе кажется. И, знаешь, он куда менее сложен, чем тебе хотелось бы думать. Мелисса оцепенела. Внезапное чувство тошноты и ужаса скрутило нутро. Страхи с новой силой захлестнули ее. Она почувствовала себя наивной, словно дитя, которое не понимает, что происходит. Все попытки вести этот разговор осторожно оказались напрасными. Даниэлла словно была на шаг впереди. — Откуда… — начала Лестрейндж, с трудом подбирая слова, чувствуя небывалое напряжение во всем теле и в мыслях. Но она постаралась собрать остатки самообладания, замолчав и сдержав слезы. Блондинка, заметив это, наклонилась ближе, сомкнув губы в ехидную ухмылку. — Видишь ли, Гонт не тот, за кого себя выдаёт, — зловещим шепотом проговорила Даниэлла. — Тебе нравится его власть над тобой, нравится быть его игрушкой. Но подумай, почему ты? Ты особенная? — Она саркастически усмехнулась, видя как Лестрейндж мечется от непонимания. — О, милая, он выбрал тебя не потому, что любит. Ты влюблена в него и будешь выполнять все его грязные прихоти. Он знал это и лучшей кандидатуры для утверждения своей мнимой власти он просто не нашел. Мелисса не могла поверить в услышанное. Дыхание сбилось, а ком в горле снова вернулся. Слова Даниэллы звучали как приговор, который отнял у нее последние остатки надежды. — Почему… почему ты так говоришь? — спросила она дрожащим от отчаяния голосом. — Ты… ты ведь не знаешь его так, как я! Он… он сказал, что любит меня! — добавила она, словно цепляясь за этот единственный лучик света. Даниэлла ухмыльнулась ещё шире, словно наслаждаясь мучениями Лестрейндж. — Любит? Гонт никого не любит, кроме самого себя, — ледяным голосом произнесла она. — Ты для него просто ещё одна игрушка, как и Себастьян. Только для Сэллоу другие правила. Мелисса застыла, переваривая услышанное, а мысли разбивались о скалы тревог и сомнений. Она совсем не это хотела услышать от Даниэллы. Но откуда ей было знать, что блондинка скажет что-то иное? Трэверс не была той, кто станет утешать или жалеть. Колючие слова Даниэллы словно раздирали изнутри. От Мелиссы требовалось что-то большее — решимость взглянуть правде в глаза. Лестрейндж украдкой посмотрела на Даниэллу, пытаясь понять, может ли эта девушка испытывать к Оминису какие-то чувства? Взгляд ее был ледяным, но за ним скрывалось нечто более глубокое. Вдруг Трэверс сама когда-то испытывала к нему то же самое, что теперь мучило Мелиссу? Могли ли ее колкости быть результатом ревности или собственной горечи? — А если ты ошибаешься? — едва слышно прошептала Мелисса. — Может, он… со мной по-другому? Может, я для него важна? Даниэлла Трэверс не спешила отвечать. Взгляд остался безразличным, как будто она оценивала, стоит ли вообще что-то говорить Мелиссе. Она скрестила руки на груди, слегка склонив голову набок, словно изучала собеседницу. — Знаешь, — начала она медленно, с той едва уловимой ухмылкой на губах, которая обычно предвещает нечто неприятное, — Ты так наивно думаешь, что Оминис видит в тебе нечто большее. Но ты никогда не задумывалась, почему он позволяет себе так обращаться с тобой? Мелисса замерла, ее сердце колотилось в груди, а в душе закипали страх. Но ведь она ведь и сама не раз задавалась этими вопросами: Почему он такой с ней? Может ли она быть для него кем-то важным? — Я не знаю… — выдавила она, пытаясь понять, что Трэверс хочет сказать. — Конечно, ты не знаешь, — перебила ее Даниэлла, не давая закончить ответ. Ее голос был небрежным, но слова несли холодную жестокость. — Потому что ты его игрушка. Он играет тобой, как и многими другими до тебя. Руки Мелиссы задрожали от этих слов. Она ведь и сама боялась этого — быть просто очередной куклой в руках Оминиса. — Почему ты так уверена? — спросила она, стараясь не выдать, как сильно ее ранят слова Трэверс. Даниэлла снова посмотрела на собеседницу. Ледяной взгляд блестел словно в насмешке, но за ним Мелиссе показалось, что скрывается что-то ещё — не то обида, не то сожаление. — Ты сама всё увидишь, — отрезала блондинка, не раскрыв ничего о том, что было между ней и Гонтом. — Он не изменится ради тебя. Тебе остается лишь решить, как долго ты готова быть его игрушкой. Мелисса почувствовала, как ее ноги становятся ватными. Эти слова, даже произнесённые спокойно, ударили ее сильнее, чем она ожидала. Трэверс знала больше, чем говорила, но не собиралась раскрывать своих секретов. Лестрейндж чувствовала, как внутри нарастает невыносимое напряжение. Мысли о том, что между Оминисом и Даниэллой могло быть что-то большее, чем она знала, буквально сводили ее с ума. Словно от ответа зависела вся ее жизнь. Ей было необходимо узнать правду. Она набралась смелости и, стараясь не дрожать, задала вопрос: — Почему он так отреагировал, когда увидел тебя с Себастьяном? Даниэлла, казалось, на мгновение задумалась, но ответила сухо, почти с насмешкой: — Я не знаю. Однако в ее голосе ощущалась неискренность и Мелисса это почувствовала. Ее сердце начало стучать быстрее, грудь сжалась от волнения. Она знала, что Трэверс что-то скрывает, и не собирается всё рассказывать. Но всё же Мелисса не могла остановиться. Она решилась спросить снова, несмотря на страх услышать ответ. — О каких его страхах ты говорила тогда, в Выручай-комнате? Даниэлла лишь ухмыльнулась, ее тонкая, почти презрительная улыбка становилась всё шире. Она поднялась из кресла с надменной грацией, словно хищница, которая играла с жертвой. Легким движением она размяла спину, и Мелиссе на мгновение показалось, что блондинка вновь вспомнила об ужасном шраме на своей коже, когда тот засаднил и, возможно, был ключом к разгадке. Трэверс подошла к Мелиссе так близко, что та могла ощутить ее теплое дыхание. Блондинка чуть склонилась над ней, и в ее голосе прозвучала ехидная, почти зловещая насмешка: — Пусть тебе расскажет об этом твой жених, раз ты так уверена, что ты для него особенная. Мелиссу словно снова окатили ледяной водой. Эти слова резали ее сердце, как острый нож. Ей казалось, что весь мир вокруг рушится. Она чувствовала, что в этих словах было нечто тёмное и сокрытое, нечто ужасное, что она должна была узнать, но боялась. Трэверс бросила на Лестрейндж последний колкий взгляд, развернулась и, слегка взмахнув волосами, направилась к выходу из гостиной. За ней остался лишь слабый шлейф аромата ее парфюма — терпкой, пряной вишни, от которой у Мелиссы закружилась голова. Тяжелое молчание охватило комнату, оставив слизеринку наедине с тысячей вопросов, которые угрожали разорвать ее разум на части. Мелисса осталась на месте, словно ее ноги приросли к полу. Последние слова Даниэллы ударили по ней сильнее, чем она ожидала. Ехидный тон и ее безразличие — всё это было как будто частью какой-то игры, в которую Лестрейндж никогда не хотела играть, но в которую ее втянули без согласия. Она смотрела вслед блондинке, словно та унесла с собой все ответы, оставив лишь тёмную пустоту и создала ещё больше вопросов. Шрам на спине Даниэллы всплыл в памяти, и в ее голове закрутились догадки, одна ужаснее другой. Что между ними действительно произошло? Почему Трэверс не хочет раскрыть правду? Вопросы роями проносились в сознании, вызывая панику и тревогу. Внезапно ее кисть обхватила холодная, уверенная ладонь. Сердце Мелиссы забилось сильнее, и холодок пробежал по спине. Она моментально поняла, кому принадлежит эта рука. Девушке стало не по себе. Ее разум тут же заполнился тревогой и страхом. Глаза медленно поднялись, но она боялась встретиться с его лицом, не зная, что увидит первым — холодную маску равнодушия или затаенную ярость. Тревожные мысли метались в сознании. Что, если он слышал разговор с Даниэллой? Что Мелисса пыталась узнать то, о чём ей не полагалось знать? Лестрейндж чувствовала, что это не пройдет для нее бесследно. Ощущение его ледяной власти буквально сковывало подобно невидимым, но прочным цепям. Мелисса с тревогой осознала, что Оминису это точно придётся не по душе. Его секреты были для него священны. И теперь оставалось только надеяться, что он не слышал их разговора и вошёл в гостиную только что. Но что если это не так? Что, если он узнал всё? Каждая секунда ожидания ответа от его молчаливой фигуры тянулась вечностью, погружая Лестрейндж в бездну страха. Тревожные мысли гудели в голове, заставляя сердце биться, как бешеное, с каждой секундой всё сильнее чувствуя надвигающуюся бурю. — Я не хочу, чтобы ты общалась с этой особой, — ледяной голос Оминиса словно пронзил сердце Лестрейндж насквозь. Его слова звучали как приговор, обрушившийся на девушку с беспощадной силой. Она почувствовала, как внутри всё сжалось от страха. Он всегда был холодным, но сейчас его тон стал по-настоящему страшным. — Чтобы это было в последний раз. Мелисса не знала, что сказать. Грудь словно сдавило, дыхание стало прерывистым, и в голове был один лишь хаос. — Но я… — начала она, неуверенно, с трудом подбирая слова.В этот момент рука Оминиса, сжимавшая ее запястье, стала давить железной хваткой, причиняя невыносимую боль. — О чём ты с ней говорила? — холодный и исполненный ярости голос Гонта пронесся над невестой. Мелисса содрогнулась, пытаясь найти хоть какое-то объяснение, но слова словно застряли в горле. — Я просто… я… — ее голос дрожал, а взгляд метался в поисках спасения, но его не было. Она понимала, что стоило ей проговориться, и последствия будут ужасны. — Я жду ответ! — Гонт произнёс это безапелляционно, сжав ее руку еще сильнее. Она чувствовала, как ее запястье пульсировало от боли. — Я просто хотела спросить… почему вы повздорили вчера. Мне показалось это странным, — голос сорвался на шепот, и Мелисса, чувствуя, что это единственная возможность оправдаться, всё же сказала это. Слезы предательски подступили к глазам. Лицо Оминиса отражало холодную ярость по отношению к невесте. — Тебя не должно это волновать, — отозвался он голосом пропитанным презрением, будто девушка совершила нечто невообразимое. — Почему? Что ты скрываешь? — внезапно вырвалось у Мелиссы. Она больше не могла сдерживать свои эмоции. Разве она не заслуживает правды? — Это не важно! — прошипел Оминис, его слепые глаза вспыхнули холодным огнём, а пальцы, обхватившие ее запястье, вонзились еще глубже, отчего рука Мелиссы начала неметь. — Нет, важно! Я хочу знать, что происходит! Почему ты так отреагировал на них вчера? Что между вами? — в голосе Лестрейндж прозвучала истеричная дрожь, а слезы, которые она так долго сдерживала, потекли по ее щекам. Она не могла остановиться. — Это тебя не касается! — Оминис взревел как дикий зверь, но его голос всё так же оставался холодным, словно каждое слово было осколком льда. — Нет, касается! Ты говорил о доверии между нами, но ты скрываешь всё! Я требую, чтобы ты рассказал! — закричала Мелисса, задыхаясь от захлестнувших эмоций. Боль, страх, обида — все смешалось в один клубок, который больше не в силах было сдерживать. Она сорвалась, не замечая ярость, сверкающую в его глазах. — Сегодня в Крипте ты ответишь за свой тон и свою строптивость, — угрожающе сказал Оминис. — Я никуда не пойду пока ты мне все не расскажешь! — продолжала кричать Лестрейндж. Блондин прижал девушку к стене и его холодные длинные пальцы вонзились в ее тонкую шею. — В таком случае, можешь больше никогда туда не приходить, — произнес он холодно, угрожающе, и каждое его слово звучало как приговор, от которого Мелисса внутренне содрогнулась. Его хватка на шее была болезненной, но это был не просто захват. Это была граница, которую она никогда не должна была переступать. Дыхание девушки сбилось, а сознание словно застыло. Его слова прозвучали как смертельный удар по ее душе. «Не приходить больше.» Эти слова означали конец. Означали, что он больше не хочет ее видеть, что их отношения разрушены. Страх, который окутал Лестрейндж с головы до ног, казался неподъемным. Гонт отпустил ее и резко развернулся, уходя прочь, даже не обернувшись. Его шаги раздавались эхом по пустой гостиной, оставляя Мелиссу наедине со своими страхами и ужасом. — Оминис… — прошептала она дрожащим голосом, но его уже не было. Он ушёл, оставив ведьму в полной тишине. Слёзы катились по щекам. Мелисса стояла одна, не в силах двигаться. Слова Гонта разрывали ее сердце на части, и внезапно осознание того, что она всё разрушила, окутало ее душу. Он больше не хочет ее видеть. А если они разорвут помолвку, что тогда? Что будет с ней? Всё, что было — это ложь, она была лишь игрушкой в его руках. Лестрейндж опустила голову и всхлипнула, чувствуя, как мир вокруг рушится, и она уже ничего не может изменить. Весь день Мелисса не находила себе места. Каждая минута тянулась мучительно долго, словно время замедлило свой ход. Она ходила по коридорам Хогвартса, но не видела ничего вокруг. Ее мысли были прикованы только к Оминису. Казалось, весь замок превратился в клетку, в которой девушка была пленницей своих собственных чувств и страхов. Гонт, словно нарочно, полностью игнорировал присутствие Мелиссы. Когда их пути пересекались, он даже не поворачивал головы в ее сторону, как будто девушки просто не существовало. Его равнодушие било больнее любого удара, словно ледяной щит встал между ними. Этот холод проникал в ее душу, замораживая последние крупицы надежды. Мелисса не могла понять, что было хуже: его физические наказания или эта ужасная пустота, эта тишина, которая, казалось, обрушивалась с каждой секундой его молчания. Она бы предпочла порку, предпочла бы кричать от боли, лишь бы не чувствовать мучительную неизвестность. Ее сердце сжималось от тоски, а разум не переставал задавать вопросы: «Забудет ли он о ней? Захочет ли он расторгнуть помолвку?». Каждая его тень, каждый его шаг вдалеке только усиливали мучения Мелиссы. Безысходность сковывала ее словно железные цепи, и это чувство казалось невыносимым. Вечером, утерев последние следы гордости с опухшего от слез лица, Мелисса приняла решение, которое далось ей невероятно трудно. Внутри нее шла борьба — остатки достоинства против страха потерять Оминиса. Но девушка уже не могла вынести его холодности и молчания. Она решила отправиться в Крипту. Ее сердце билось учащенно, каждый шаг к подземелью казался шагом к собственному падению, но одновременно и к спасению. Она надеялась, что Оминис будет там. Лестрейндж надеялась, что у нее получится вымолить прощение. Ей было всё равно, что он с ней сделает, если это позволит вернуть их отношения. Мелисса готова была на любые мучения, на любые наказания, лишь бы снова почувствовать его рядом, ощутить его прикосновения, пусть даже холодные, властные и жестокие. Пусть он вновь применит свою силу и заставит ее страдать, но только бы не отвернулся окончательно. Когда она дошла до двери Крипты, руки дрожали от волнения. Взмахнув палочкой, Мелисса распахнула дверь, словно открывая перед собой путь к своему окончательному приговору. Тусклый свет факелов озарил знакомое подземелье. Сердце девушки застучало в груди еще сильнее. Оминис сидел на диване, как всегда с безупречно ровной осанкой. Его лицо оставалось непроницаемым, а его незрячие голубые глаза казались еще более ледяными, чем обычно. Наследник Слизерина даже не повернул голову, когда Мелисса вошла в Крипту. Его лицо оставалось мрачным и непроницаемым, но уголок губ дернулся в едва заметной ухмылке. Девушке показалось, что Гонт будто поджидал ее, будто он знал, что она все равно придет, предвидя каждый шаг и каждую мысль своей живой игрушки. Мелисса замерла в дверях, не в силах произнести ни слова. Сердце сжималось от боли и ужаса. В глубине души она молила, чтобы он простил ее за утренний спор. Чтобы снова взглянул на нее с той нежностью, которой он иногда удостаивал ее в редкие моменты близости. Но вместо этого Лестрейндж охватил страх, что она осталась в этой комнате одна. С ним, но одна. Как всегда, она сбросила мантию с обнаженного тела и медленно побрела к колонне. Голова была опущена, глаза устремлены в пол, выражая полную покорность. Шаги были тихими и неуверенными, словно каждый из них мог быть последним. Мелисса опустилась на колени перед холодной каменной колонной, чувствуя, как ледяной пол обжигает ее кожу, и стала ждать его приказа, его указания, чтобы почувствовать себя вновь под его властью, в безопасности его жестокости. Прошло несколько мучительно долгих минут. Время растянулось, будто это были часы. Оминис продолжал сидеть на диване, словно ее присутствие было для него ничем, пустотой, незаметной тенью, которую он мог проигнорировать. Его поза оставалась непринужденной и властной. Он не делал ни одного движения, чтобы показать, что знает о том, что девушка рядом. Комната была окутана гнетущей тишиной, которую нарушал лишь звук неровного дыхания ведьмы. Слезы медленно подступали к глазам, но Мелисса сдерживала их из последних сил. Комок в горле душил ее, делая каждый вдох болезненным. Сердце было готово разорваться от чувства обреченности. В голове крутились мысли одна страшнее другой. А если он больше не хочет ее знать? Если это конец? Если она перестала для него быть хоть кем-то? Это ощущение бесконечного ожидания, было хуже, чем любая боль, которую он когда-либо причинял ей. Девушка продолжала стоять на коленях перед колонной, покорно ожидая приговора, который казался неизбежным. Мелисса решилась на отчаянный шаг. Она поднялась с колен и побрела к Оминису. Она не верила, что он не замечает ее присутствия. Гонт всегда слышал каждый ее вдох и каждый шаг. Но маленькая надежда, вдруг он просто не понял, что она здесь, закралась в душе. Медленно ступая, боясь происходящего, Лестрейндж подошла к Оминису и стала возле него. Но тот упорно продолжал игнорировать. Мелисса вновь осталась ждать в надежде, что Гонт все же снизойдет хотя бы до малейшей реплики в ее адрес. Увы, Оминис был непреклонен. Девушка поняла — это конец. Ничто теперь не сможет помочь ей вернуть расположение Гонта. Горечь от того, что она теперь никто и Даниэлла была права, что Мелисса лишь его очередная игрушка и скорее всего он просто выбросит ее в удачный момент, засела прочно в ее сознании. Стирая слезы тыльной стороной руки, Мелисса дрожащими пальцами подобрала мантию и накинула на обнаженные плечи. Она пошла к выходу, ощущая, как сердце с каждым шагом разбивается на тысячи осколков. Надежда, что Оминис ее позовет, угасала с каждым вздохом. Лестрейндж чувствовала, как ее мир рушится. Лишь прикоснувшись к двери, она почувствовала как ее талию обвила прохладная ладонь Оминиса. Ведьма застыла в оцепенении. Гонт медленно развернул ее к себе не говоря ни слова. Слезы продолжали лится из глаз Мелиссы. От накала эмоций она не могла успокоится. Окончательно забыв о гордости, с хриплым всхлипом она бросилась в объятья дорогого для нее человека, уткнувшись лицом в его грудь. — Прости меня, любимый! — взмолилась она и заплакала еще сильнее. — Прости! Хочешь, накажи меня! Только прости! Пожалуйста, не бросай меня! Оминис чуть крепче обнял ее, но продолжал хранить молчание. Его дыхание было ровным и спокойным, а его холодные пальцы казались почти нежными, когда он слегка провел ими по ее спине. — Я сегодня не в настроении. Иди к себе, — спокойным, но холодным тоном соизволил отозваться Гонт. В его голосе ощущались нотки усталости и какой-то еле уловимой печали. Тихие всхлипывания все еще сотрясали хрупкое тело Мелиссы, но она собралась с силами и, прижавшись к груди Оминиса, прошептала: — Пожалуйста… позволь мне остаться с тобой. Не прогоняй меня… сегодня. Она чувствовала, как его рука сжалась на ее талии, и долгое молчание лишь усиливало тревогу в ее душе. Оминис, казалось, погрузился в собственные мысли, оценивая ее просьбу. Мелисса затаила дыхание, боясь услышать отказ. Но затем его напряженные плечи слегка расслабились, и он негромко выдохнул: — Хорошо. Оставайся. Мелисса ощутила странное облегчение. Он не отверг ее, не оставил в одиночестве в этот момент, когда ей казалось, что она потеряла его навсегда. Оминис, казавшийся непреклонным в своих решениях, вдруг позволил ей остаться. Не говоря больше ни слова, он медленно повёл ее к дивану. Движения юноши были неспешными, словно он сам был в размышлениях, а Мелисса, полностью вымотанная эмоционально, послушно следовала за ним. Когда они добрались до дивана, Оминис сел первым, а затем мягко потянул ее за собой. Мелисса легла рядом, и его холодные, но бережные руки прижали ее к себе. В тишине подземелья раздалось их совместное, чуть сбившееся дыхание. Оминис не был тем жестоким и властным, каким она его привыкла видеть. Сейчас, прижавшись к его телу, она ощущала нечто иное — усталость и тяжесть, словно его тёмная сущность на мгновение уступила место обыкновенной уязвимости. Тишина постепенно успокоила ее тревогу, и, чувствуя как его дыхание становится ровнее, Мелисса медленно погружалась в полусон. Ее рука непроизвольно коснулась его груди, она почувствовала стук его сердца. Сейчас, в этом моменте, ей казалось, что, несмотря на всё, они вместе. Не думая больше о том, что будет завтра, Лестрейндж закрыла глаза, чувствуя, как тепло тела жениха окутывает ее, и как тихие, едва заметные прикосновения дарят ей успокоение. Оминис не спал. Лёжа на диване, он незрячими глазами неподвижно смотрел в пустоту, а его мысли витали в воспоминаниях прошлогодней давности. Мелисса, уставшая и измученная своими страхами, постепенно погружалась в сон, прижавшись к его груди, но блондин оставался в полном сознании, едва заметно поглаживая волосы невесты. В голове парня то и дело всплывали моменты прикосновения к горячим женским губам, нежная кожа под подушечками его пальцев, шелковистые на ощупь волосы, едва слышные страстные стоны, аромат пряной вишни, а затем… резкая вспышка невыносимой боли, которую причинила ему… … Даниэлла.