Согласны ли вы?

До конца зимних каникул Мелисса жила в тревожных догадках, пытаясь понять, что пошло не так той роковой ночью, когда Оминис внезапно выставил ее из своей комнаты. Его холодность и безразличие в тот момент стали для девушки непостижимой загадкой. С каждым днём неуверенность росла, а страх возможного разрыва помолвки не давал покоя. Каждое утро, когда в дом прилетала новая сова с письмом, Лестрейндж напрягалась, чувствуя холодный страх внутри. Она не могла избавиться от мысли, что вестник может принести страшную новость о расторжении их помолвки. Каждый шелест крыла, каждый звонкий стук клюва в окно наполняли ее ужасом. Ночи тоже не приносили покоя. Воспоминания о том вечере в комнате Оминиса возвращались к ней во снах. В этих призрачных видениях их интимные моменты часто продолжались, наполненные страстью и ласками, которых она так жаждала. Но также, во снах часто возникал момент отторжения — он снова и снова отворачивался от нее, холодный, неприступный. Каждое утро после таких сновидений Мелисса просыпалась в панике, ощупывая свои подушки, словно пытаясь найти хоть какую-то опору в этом хаосе. Она тут же вставала и бросалась к окну, глядя за горизонт, ожидая появления новой совы. С каждым днём ее душевное состояние становилось всё более неустойчивым, балансируя на грани между надеждой и страхом. Первый день последнего полугодия выпускного курса. Витающая в воздухе паническая нервозность по подготовке к ЖАБА охватила будущих выпускников, кроме одной волшебницы, мысли которой всё ещё были поглощены терзаниями. Мелисса, одетая в школьную форму с гордым значком факультета Слизерин на мантии, спустилась в общую гостиную. Ноги слегка подкашивались, а ее сердце неистовствовало от волнения. Девушка хотела увидеть Оминиса, но одновременно боялась. Боялась столкнуться с его холодностью и отстраненностью. Хотя новостей о разрыве помолвки не поступало, тревога по-прежнему терзала ее душу, не давая ни на минуту успокоиться. В гостиной, как и ожидалось, Гонт-младший был в компании Себастьяна Сэллоу. Однако, почувствовав присутствие невесты, юноша оставил своего собеседника и плавно направился к Мелиссе, словно под манящим притяжением. — Здравствуй, любимая, — произнес он, и его нежный голос, полный тепла, мгновенно вытеснил тревогу Лестрейндж, даруя ощущение непередаваемого счастья. «Любимая? Я не сплю?» — мелькнула мысль в голове ведьмы. Вся гостиная словно закружилась вокруг них, студенты, обсуждающие свои заботы, перестали существовать в ее восприятии. Мелисса, продолжая сомневаться в реальности, опять ощутила ту же парализующую тревогу, что и в тот вечер в комнате Оминиса. Но теперь вместо страха ее наполняло трепетное умиротворение. Она смотрела на юношу глазами, полными любви и преданности, как будто готовая покориться ему во всём. Блондин нежно взял ее хрупкую ладонь и поцеловал тыльную сторону, и в этот момент мир вокруг словно замер, оставив только их двоих, погруженных в своё чувство, наполненное надеждой и теплом. Сомнения Мелиссы по поводу расторжения помолвки исчезли, как утренний туман, растворяющийся под солнечными лучами. Вместо этого в голове девушки закружились новые вопросы, будто маленькие птицы, беспокойно трепещущие в клетке. Что произошло за эти две недели? Почему его поведение изменилось? Но, несмотря на это волнение, ведьма не решалась набрасываться на Оминиса с вопросами. Нежное тепло его прикосновения, его ласковый взгляд словно заставляли ее замереть в ожидании. Лестрейндж чувствовала, как все ее тревоги постепенно утихают, оставляя только желание быть рядом с ним, ловить каждое его слово и жест. Она была готова принять его тишину, лишь бы не потерять это ощущение близости, этого волшебного момента, который они вновь разделяли.

***

Вся первая неделя после каникул для Мелиссы прошла как в сказке. Оминис проявлял доброту и галантность, одаривая невесту цветами и проводя время в ее компании, полной теплого света. Но порой в его молчании прятались загадки, пугающие ее, как тень, следовавшая за ней. Она упорно старалась не замечать никаких странностей. Вечером в воскресенье, уютно устроившись в шикарном ресторане в Араншире, девушка наслаждалась атмосферой, полной смеха и легких бесед. Но когда Оминис, прищурившись, посмотрел своим незримым взглядом, словно сквозь нее, его выражение лица резко изменилось. Оминис взял невесту за руку и смотрел на нее незрячими глазами, с тем спокойствием, за которым скрывалась буря. Его тихий, почти ледяной голос прорезал вечернюю тишину ресторана, от чего сердце Мелиссы сжалось. — Я хочу показать тебе одно место. Оно важно для меня. Там ты получишь ответы на все свои вопросы. Но это будет твой последний шанс отказаться от нашей помолвки на ближайшие полгода. Эти слова, произнесённые с мрачной уверенностью, казались чем-то нереальным, разрушая тот идеал, что Лестрейндж успела построить за последние дни. Она думала, что всё решено, что теперь их судьбы связаны крепкими узами, но за фасадом этой сказки вновь всплыли те мрачные тени, которые та боялась увидеть в его душе. — Но я не хочу отказываться от помолвки, — вымолвила ведьма, дрожащим голосом, словно хрупкий лепесток на ветру. Она сама удивилась своим словам, ведь в них не было твердости, только страх потерять его. Оминис медленно кивнул, слегка приподняв уголок губ в усмешке, от которой холодок пробежал по ее спине. — Хмм… Ты даже не знаешь меня, — проговорил он с едва уловимой ноткой угрозы в голосе. Мелисса не знала, что ответить. Ее сердце трепетало от беспокойства, а мысли путались, как в тумане. Она была в плену своих собственных чувств — страха, любви и того необъяснимого влечения, что казалось неумолимым. Вся прошедшая неделя, наполненная нежностью и вниманием со стороны жениха, создала в ее душе иллюзию покоя и безмятежного счастья. Она не могла допустить даже мысли о разрыве. Но эти слова, этот холод в его тоне заставляли девушку тревожиться. Возвращение в Хогвартс было неожиданно мрачным. Коридоры, через которые они шли, казались более пустыми и холодными, чем обычно. Башня Защиты от Темных Искусств, куда вёл ее Оминис, наполнялась эхом их шагов, словно сама замышляла что-то недоброе. Мелисса крепко держала юношу за руку, а ее сердце сжималось от напряжения. Они подошли к небольшой, почти незаметной двери с механизмами, утопающей в тени. Оминис взмахнул палочкой, и с тихим скрипом дверь распахнулась, открывая путь вниз. Ступени вели в неизвестность, туда, где царила полная тьма. Его рука была холодной, но крепкой, и Лестрейндж, хоть и нервничала, но шла за ним. Когда пара добралась до подножия лестницы, Оминис произнёс заклинание, и люстра, висевшая высоко под потолком, вспыхнула тусклым светом. Факелы медленно разгорались, наполняя комнату теплыми, но мрачными отблесками. Перед взором девушки открылось подземелье, полное тёмных секретов, куда не проникал ни один луч дневного света. Комната была внушительных размеров. Всё здесь казалось мрачным и грозным: массивный диван, обитый темно-зеленой тканью, с резными подлокотниками, старый дубовый стол, изъеденный временем и самое пугающее — грубо кованная металлическая конструкция в углу, напоминающая нечто из эпохи средневековых пыток. Вдоль стен теснились старые бочки и ящики, а посередине комнаты возвышалась мощная колонна, к которой были прикреплены цепи с железными наручниками. Кольцо, вбитое в колонну, сверкало сталью, как оскалившийся зверь, что вот-вот сомкнёт зубы. Мелисса, оглядываясь по сторонам, пыталась найти хоть какой-то смысл в этом месте. Ее сердце колотилось в груди, в голове крутились тысячи вопросов, но ответы на них ускользали, как песок сквозь пальцы. Пока Лестрейндж с интересом и опаской осматривала помещение, Гонт расположился на диване в углу. Он чувствовал, что взгляд невесты прикован к колонне с цепями. Незримый взор блондина, скрытый от ее глаз, был пронзительным, и тишина тянулась мучительно долго, пока он не нарушил ее своим низким, зловещим голосом: — Нравится? Мелисса вздрогнула от неожиданности, а голос был полон тревоги, когда она, наконец, осмелилась заговорить: — Что это за место? — Это Крипта, — спокойно ответил он. — О нём знают только двое — я и Себастьян. Это место хранит много тайн. И одна из них сейчас перед тобой. Об этом месте мне поведали мои родственники. Разум Мелиссы лихорадочно искал объяснение тому, что она видела. Эта комната казалась неким жутким артефактом прошлого, но в ее сердце росло странное беспокойство. Она знала, что Оминис обещал дать ей ответы, но не ожидала, что они будут пугающими. — Ты говорил, что хочешь мне что-то рассказать, — дрожащим голосом отозвалась девушка, стараясь сохранить хладнокровие. Оминис медленно встал и направился к ней, его шаги казались неумолимыми, как сама судьба. — Так и есть, — сказал Гонт более загадочно. Мелисса не могла пошевелиться. Она будто снова оказалась в той комнате, где была впервые лицом к лицу с его непреклонной волей. Но сейчас всё было по-другому. Что-то в его поведении пугало ее больше, чем тогда. Гонт приблизился, и его дыхание коснулось шеи ведьмы. — Я повторяю, это твой последний шанс отказаться. Если ты решишь остаться — пути назад не будет ещё полгода, — слова блондина вызвали диссонанс в ее сознании, вызывая ещё больший страх. «Почему я должна отказаться? Что он скрывает?» Все ее мысли сбивались в одну точку, где царил лишь страх. — Оминис… какое бы преступление ты ни совершил, я никому не скажу. Я обещала быть твоей женой, твоей спутницей. Я на твоей стороне, — тихо и искренне проговорила Мелисса. — Я знаю, что ты будешь молчать. — Голос Гонта становился всё более пронизывающим. Ухмыляясь холодной и полной загадок улыбкой, юноша подошел ближе к невесте. — Но это не имеет ничего общего с тёмной магией или моей семьей. Вопрос не в этом. Мелисса застыла. В ее сердце проснулось странное предчувствие. Оминис замер на мгновение, уловив смятение, затопившее сознание Лестрейндж. Ее сердце билось слишком быстро, дыхание сбилось. Он почти ощущал ее тревогу, невидимой пеленой висящую в воздухе. Блондин знал, что время не на ее стороне. Чем дольше ведьма погружалась в свои страхи и сомнения, тем больше терялась в тени непонимания. Это было предсказуемо, и Гонт был готов раскрыть то, что скрывалось за завесой его таинственного молчания. Гонт медленно обошёл девушку, становясь перед ней и пронизывая пространство слепым взглядом, будто его незрячие глаза видели нечто иное, более глубокое. Юноша провёл рукой по ее щеке. Прикосновение было прохладным, как полированное мраморное изваяние. Этот контакт казался совсем не мягким, а почти властным. Блондин сделал паузу, и напряжение между ними стало почти осязаемым. — Есть то, что невозможно объяснить или понять. И если ты выберешь остаться, ты должна быть готова принять всё, что я скрываю. Всё, что тебе не по душе, Мелисса, будет здесь, рядом. Темные вещи, которые заполняют эту комнату — это символ того, что может стать частью твоей жизни. — Его голос звучал, как удар молота о наковальню — твёрдо и бескомпромиссно. — Ты станешь частью этого. И если ты сейчас скажешь «нет», если откажешься, я отпущу тебя. Но если останешься… дорога назад будет закрыта. Мелисса чувствовала, как тревога постепенно поглощает ее, словно густой туман. Голос Оминиса, холодный, но в то же время отрезвляющий, наполнял смятением, заставляя кожу покрываться мурашками. Слова блондина звучали угрожающе, но девушка никак не могла понять, что именно он пытается донести до нее. Прикосновения, ранее такие нежные и манящие, теперь вызывали у нее странное чувство неуверенности. Мелисса хотела разобраться, что происходит, но чем дольше он говорил, тем больше она терялась в своих мыслях. Каждый его шаг, каждое слово, заставляли сердце биться быстрее, наполняя голову множеством вопросов. — Но будь уверена, со временем тебе понравится. Ты будешь свободна от предрассудков, сомнений и мучительного выбора. А стыд… Вскоре и он исчезнет, — произнёс Оминис хрипловатым шепотом, так, словно это было не обещание, а приказ, которому не суждено быть нарушенным. Мелисса сжалась от внутреннего напряжения. Ее тело охватила волна противоречивых чувств. Слова Гонта заставляли чувствовать страх и смятение, оставляя в мыслях послевкусие сладкого яда, но где-то глубоко внутри мелькало искушение — тёмное, манящее, недоступное, но теперь неизбежное. Блондин лишь еле заметно улыбнулся, наслаждаясь замешательством своей невесты. Мелисса знала — пути назад уже нет. Надеясь найти хоть какие-то ответы, девушка всматривалась в незрячие глаза своего жениха, но видела лишь бесстрастное выражение лица и взгляд, смотрящий в пустоту. — Что ты скрываешь, Оминис? — наконец вырвалось из Лестрейндж чуть слышным голосом, словно сам воздух в комнате стал тяжелее. Тень чего-то тёмного и неуловимого мелькнула на лице Гонта, когда тот усмехнулся на вопрос Мелиссы. Он не спешил отвечать, а только ещё сильнее взял ее за руку, крепко, так, чтобы она не могла вырваться. В его прикосновении не было больше нежности, только холодная решительность. — Раздевайся. Лестрейндж оцепенела от его хватки, замерев на месте. В ее существе начало что-то надламываться. Еще недавно она ощущала, как душа парит в облаках после чудесных нескольких дней, полных романтики и нежности, проведенных с Оминисом. Но сейчас, находясь в жутком подземелье, Гонт снова стал тем, кого она боялась увидеть — холодный, отстраненный и загадочный. Ее руки дрожали, мысли путались. Девушка не понимала, что происходит. Почему он так резко изменился? Почему дарил ей моменты счастья, чтобы в неподходящий момент разрушить всё своим холодом? Мелисса не могла говорить, ее горло пересохло. Страх медленно обволакивал девичью душу, сжимая ее в железных тисках. Она посмотрела на Оминиса, в его белесые глаза, ища хоть какой-то намек на прежнего его. Но всё, что она видела, — это неумолимая пустота его взгляда и ледяная решимость, разрушающая ее внутренний мир. Девушке хотелось кричать, но она не могла. — Последний шанс отказаться, — прошипел Гонт, будто режущее лезвие ножа. Эти слова пронзили ее разум, словно ледяной поток, смывая остатки тепла и безопасности, которые ведьма ощущала с ним всего пару часов назад. Это был не просто вопрос, а ультиматум, завуалированная угроза, от которой у нее замерло сердце. Мелисса почувствовала, как к горлу подступает комок. Каждая его фраза словно намеренно била по ее уверенности. Она стояла перед ним, перед этим неумолимым ледяным присутствием, и ее тело вновь парализовало. Страх и смятение не давали возможности двинуться с места. «Уйти? Сейчас?» Крупицы надежды, что тот нежный и заботливый Оминис вновь вернётся, всё ещё теплились в ее разуме, как слабый огонек на ветру. Она хотела верить, что этот холодный и отстраненный голос лишь часть его сложной натуры, что за этой маской вновь покажется тот юноша, который с нежностью держал ее за руку, дарил цветы и называл «любимой». Мелисса смотрела на него, отчаянно пытаясь уловить хоть намек на прежнюю теплоту, но его лицо оставалось непроницаемым. В его чертах не было ни следа того человека, которым она восторгалась. Казалось, все ее надежды тонут в ледяной тьме, окутывающей их. Юноша оставался непоколебим, его лицо было бесстрастным, как мраморная статуя, будто ничего не могло пошатнуть его решимость. Он молча осязал, как его невеста внутренне борется, стоя перед ним на грани между безнадежностью и отчаянием. Время, казалось, замерло, тишина вокруг них лишь усиливала это напряжение. Мелисса, хоть и нацелена была с самого начала стать для Гонта любящей женой и преданной подругой, начала ощущать колебания в душе, подобно метаниям птицы в клетке. Лишь воспоминания, всплывающие сладкими миражами в сознании, каким был Оминис с ней всю эту неделю, держали ее решимость оставаться покорной к любым пристрастиям будущего мужа. Образ юноши, который дарил ей цветы и говорил мягким теплым голосом, был как спасительный островок в океане боли и сомнений для юной леди. Но что если она ошибалась? Что если согласившись на его требования, она вновь окажется перед этим холодным, бесчувственным человеком, способным разрушить ее иллюзии? Что, если вновь будет унижена, как в ту ночь, когда он внезапно отверг ее, оставив наедине со стыдом и горечью? Лестрейндж боялась снова оказаться уязвимой и отданной на милость его жестокости. Но откажись она сейчас — и всё будет потеряно. Тот образ милого Оминиса, которого ведьма держала в сердце, исчезнет навсегда, как призрачное воспоминание. Ей придётся покинуть его жизнь, забыть его прикосновения и проявления нежности, что пугало в не меньшей степени. — Уходи, — ледяным тоном произнес Оминис. Это прозвучало как приговор. Разочарование сквозило в каждом звуке. Ее сомнения, нерешительность, страх раздражали блондина. Он терпеливо ждал ее решения, но не получил того, на что надеялся. Мелисса вздрогнула. Слова Оминиса ударили ее словно плеть. Сердце забилось быстрее, а в груди разгорелась паника. Она не хотела уходить. Не хотела снова ощутить на себе его холодное безразличие, как в тот раз, когда он отверг ее. Но суровый тон оставлял мало пространства для сомнений. Он уже почти решил за нее. Разум Лестрейндж метался, ища спасительный ответ, но всё внутри нее кричало о том, что она теряет его. Каждый миг промедления казался ей шагом к пропасти. Оминис, тот, кого она полюбила, уходил всё дальше и дальше, оставляя лишь холодную тень. Но если она уйдёт сейчас — всё будет кончено. — Нет… — Мелисса тихо пролепетала, почти неосознанно. Ее глаза блестели от слез, которые она пыталась сдержать. Она не могла просто уйти. Лестрейндж с трудом вздохнула, а руки задрожали, когда она, покорно склонив голову, принялась расстёгивать блузку. Каждый раз, когда ее пальцы касались маленьких пуговиц, они соскальзывали, будто сопротивляясь этому моменту. В голове всё было как в тумане. Мысли путались между страхом и подчинением. Ее тело помимо воли следовало за тем, что казалось неизбежным. Когда наконец последняя пуговица поддалась, девушка неохотно развела края блузки, позволяя холодному воздуху коснуться кожи. Ее дыхание было неровным. Дрожащие руки переместились к застёжке на юбке. Широкая ткань соскользнула на пол с едва слышным шелестом. Мелисса стояла, опустив взгляд, чувствуя, как сердце тяжело бьется в груди, будто в ожидании приговора. Тишина комнаты казалась невыносимой. Каждый миг растягивался в бесконечность. Оминис нагнетал напряжение между ними, оставаясь непоколебимым и безмолвным. Оставшись лишь в одном нижнем белье, девушка услышала резкий тон, разрезавший тишину Крипты. — Полностью. Голос Оминиса прозвучал, словно удар хлыста, холодный и безапелляционный, как приказ, которому невозможно сопротивляться. — Быстрее, — потребовал он, не оставляя ей ни секунды для сомнений. Слова Гонта накаляли воздух, пропитывая атмосферу неумолимой властностью. В этот момент не было ни нежности, ни той ласки, которую она так надеялась вновь ощутить. Всё, что осталось — это ледяной холод его слов, которые пронизывали ведьму до глубины души, не терпя отлагательств. Мелисса не могла больше медлить, чувствуя, как ее тело против воли подчиняется каждому его требованию. Тревога сковала ее до основания, но она знала, что спорить было бесполезно. Продолжая дрожать от страха и унижения, девушка принялась снимать бюстгальтер, оголяя перед властным юношей свою нежную, аккуратную грудь. Поспешно бросив на пол этот элемент одежды, она принялась стаскивать с округлых бедер тонкое белое кружевное исподнее, обнажая самую интимную часть ее тела. — Отдай это мне. Вновь послышался его приказной холодный тон. Мелисса, не раздумывая, дрожащими руками протянула свое белье Оминису, словно это был ритуал, который ей приходилось повторять вновь и вновь. Воспоминания о том вечере в его темной и зловещей комнате вспыхнули в сознании. Тогда, как и сейчас, она ощущала то же острое чувство беспомощности и подчинения. Оминис, словно не замечая ее смятения, взял предмет из ее дрожащих рук. Его лицо оставалось холодным, как и прежде. В его глазах не было ни капли тепла, только неизменная властность, которую он демонстрировал так уверенно. Мелисса чувствовала, что всё повторяется: та же мрачная тишина, те же ощущения. — Они тебе больше не понадобятся. Инсендио! Куски ткани в руках наследника Слизерина обратились в пепел за считанные мгновения. Казалось, что Оминису даже не нужно было использовать заклинание, чтобы испепелить материю. Остатки тихо осыпались на каменный пол, словно последние крупицы стыда и прежней жизни ведьмы. Мелисса смотрела на это безмолвно, ещё больше осознавая, насколько безвозвратно она отдала себя в его руки. Всё в этом моменте казалось зловещим и неизбежным, как будто ее судьба уже давно была решена, и ей оставалось лишь смиренно следовать за ним в эту неизвестную, но уже знакомую тьму. Оминис аккуратно, почти трепетно, взял Мелиссу за запястье. Его холодные пальцы мягко сомкнулись на ее коже, и на мгновение ей показалось, что перед ней вновь тот нежный и заботливый юноша, каким он был в первые дни после возвращения в Хогвартс. В этот короткий момент она ощутила проблеск прежней ласки и тепла, той любви, в которой она так отчаянно нуждалась. Стоя перед ним, полностью обнаженная не только телом, но и душой, Мелисса чувствовала странное смешение стыда, страха и какой-то наивной надежды. Но этот момент длился всего лишь мгновение. Внутри себя она знала, что нежность, которую он показывал, была всего лишь иллюзией. Гонт всегда контролировал ситуацию, и сейчас, как никогда, она осознавала свою полную беззащитность перед его волей. Оминис мягко, но настойчиво потянул ее за руку, жестом указывая на диван в дальнем углу комнаты. Мелисса послушно, почти механически, направилась туда, ощущая, как холодный каменный пол обжигает босые ступни, создавая острый контраст с ее горячей кожей. Она двигалась медленно, будто погруженная в странное оцепенение, и в каждом шаге смешивались страх и покорность. Диван, покрытый темно-зеленой обивкой, выглядел мягким и уютным, но он казался ей чуждым и зловещим. Мелисса осторожно опустилась на сиденье, обнимая себя руками, словно пытаясь защититься от невидимой угрозы, исходившей от Гонта и этого странного подземелья. — Не своди ноги и не закрывайся, — холодно и повелительно сказал Оминис, разрезая звенящую тишину комнаты. В его приказном тоне не было места сомнению. Мелисса вздрогнула, а тело рефлекторно попыталось сжаться под воздействием внешних условий. Но девушка заставила себя разжать руки и послушно развести ноги, ощущая, как каждое его слово будто загоняет глубже в бездну смятения и подчинения. Дыхание участилось, стесняя грудь, а на сердце тяжёлым грузом лежала странная смесь страха и покорности. Казалось, что незрячие глаза Оминиса пронизывали насквозь, словно смотрели прямо в душу, игнорируя физическую оболочку. Мелисса чувствовала, как его незримый взгляд оценивает, анализирует каждый вздох, каждое дрожание обнаженного тела, словно она была для него открытой книгой, демонстрирующей ее страх и стыд. Он знал ее мысли, знал, что в сердце невесты билось желание угодить ему, но вместе с тем в дальних уголках прятался страх вновь остаться отвергнутой. Тишина давила. Гонт, стоявший перед Лестрейндж, казался воплощением тайной угрозы, от которой невозможно скрыться. — Отныне, я жду от тебя послушания во всем. — Холодный, непреклонный и неоспоримый приговор Оминиса вырвался из его уст. — Никаких возражений, протестов и споров. Только голая покорность и выполнение всех приказов. Слова Оминиса, произнесённые так сурово и безапелляционно, проникли в самое сердце Мелиссы. Ее разум отчаянно пытался воспротивиться, но тело, оцепеневшее от страха и чувства унижения, не слушалось. Осознавая, что с этой минуты ее жизнь принадлежит только ему. Каждое его слово — закон. Казалось, что парень не просто говорил, а внушал ей своё волеизъявление. — Я хочу, чтобы ты приходила сюда каждый вечер, — требование Гонта было непререкаемым. Каждый звук впивался в ее сознание как приказ, — И была передо мной в таком виде. Не вздумай сводить ноги и закрыться от меня. Холод камня под босыми ногами, приглушенный свет факелов и его непреклонный голос создавали вокруг нее атмосферу безысходности. В этом подземелье, лишенном солнечного света и тепла, Мелисса поняла, что все мечты о нежности и романтике рассыпались. Теперь она существовала лишь для исполнения его воли, каждая клетка ее тела принадлежала ему, и не оставалось места ни для протестов, ни для сомнений. — Ты поняла меня? Лестрейндж не могла произнести ни слова. Мысли в голове путались, а чувства смешивались. Она прекрасно понимала, что Оминис говорил о физической близости, и в глубине души уже была готова отдаться ему. Но его приказы, холодность и отчуждение оставляли ее в недоумении. Почему всё так? Почему он не мог быть просто нежным и заботливым, заняться с ней любовью, как она всегда представляла это? Мелисса ждала той сказочной близости, где каждый их момент был бы наполнен взаимной теплотой. Но вместо этого ей досталась мрачная, властная сторона Оминиса, подчеркнутая каждым его приказом. Его холодность была как ледяной ветер, срывающий с нее последнюю надежду на романтику. Девушка не понимала, что стоит за его требованиями, что скрывается в глубине его души, и это лишь усиливало ее страх и смятение. — Оминис, я… — начала Мелисса трепещущим голосом, словно она надеялась хоть как-то пробить ту стену, что он воздвиг между ними. Но слова ведьмы были прерваны суровым выражением лица наследника Слизерина. Оминис шагнул ближе, и, не говоря ни слова, положил руку ей на щеку. Прикосновение было аккуратным, даже нежным, но в нём чувствовалась скрытая острота, как будто под этой маской мягкости скрывалось раздражение и едва сдерживаемый гнев. В этом прикосновении не было той заботы, к которой Мелисса так стремилась, лишь холодная отстраненность. Она почувствовала, как его тонкие пальцы скользнули по ее коже, будто пытались напомнить о его власти. Ледяной страх пробежал по ее спине, заставляя сердце биться быстрее. Всё, чего она хотела, — понять происходящее, но Оминис будто намеренно держал ее в этом мрачном подвешенном состоянии, играя с эмоциями девушки, как хищник, издевающийся над своей жертвой. — Я тебя слушаю, продолжай. — Я не понимаю к чему… эта… Я готова тебе отдаться без лишних слов. — Мелисса, собирая крупицы самообладания, все же решила задать интересующий ее вопрос. — Конечно готова. Я знаю. Но я хочу большего. Я хочу твоего повиновения, хочу слышать твои стоны и крики. Тебе ведь понравилось тогда, когда мы были наедине в поместье. Так вот это была лишь маленькая часть удовольствия, которое тебе предстоит пережить. — Оминис, — тихо начала она, стараясь не выдать волнения в голосе. — Почему все это так важно для тебя? Я просто не понимаю, почему нельзя было бы все сделать иначе, без приказов и холодности? Ее вопрос повис в воздухе, и она наблюдала, как выражение его лица меняется. Задумавшись, Гонт пытался проникнуть незрячим взглядом в самую душу девушки, пытаясь уловить суть ее беспокойства. — Ты действительно не понимаешь, — произнес он чуть мягче, но все еще держал в своем тоне ту зловещую нотку. — То, что я хочу от тебя, требует большего, чем просто физическая близость. Это касается доверия, покорности, и той связи, которую мы можем установить, когда ты полностью отдашься. Мелисса почувствовала, как ее сердце колебалось между страхом и любопытством. Она все еще металась в своих чувствах, но теперь в ней зарождалась новая мысль: может, эта игра и есть способ сблизиться, узнать друг друга на другом уровне? — Я не хочу, чтобы ты снова отвергал меня и оставался таким холодным, — с искренностью и испугом в голосе произнесла Мелисса. Ей так хотелось, чтобы он был рядом, чтобы его тепло вновь окутало ее, а не оставляло в одиночестве среди мрачных теней. — Тогда тебе придется выполнять все мои приказы, без права их оспаривать. Какое бы задание я тебе не дал, какой бы вызов ни предложил, ты всегда должна отвечать одной единственной фразой: «Да, сэр!» — произнес он с уверенностью, словно это было не просто условие, а закон. — А если я не захочу? — спросила Мелисса с легким трепетом, смешанным со страхом. — Хмм… тогда нам предстоит поработать над твоим послушанием, — с хитрой улыбкой ответил Гонт. — Но не бойся, это только укрепит твое желание угодить мне и принесет тебе наслаждение от выполнения моих приказов. — Что ты имеешь в виду? — настороженно спросила она. Сердце девушки забилось быстрее. Она не знала, чего ожидать от его слов. — Наказания, — осведомился наследник Слизерина с жутковатой уверенностью в голосе. Мелисса в изумлении расширила глаза, внутри нее забилась паника. — Ты применишь на мне Круциатус? — вырвалось у нее с дрожью, словно она назвала самое ужасное, что только могла представить. Гонт засмеялся, но его смех звучал холодно и безразлично. — Нет, нет! Здесь нет места темной магии, — сказал блондин с легкой насмешкой. — Она не приносит нужного удовольствия. Мелиссу еще сильнее охватил страх. — Что же тогда? — спросила ведьма. Голос предательски дрожал. Она была не в силах скрыть волнение, смешанное с растерянностью. Ведьма не могла представить, какие испытания его слова могли означать. Ее сознание наполнилась неуверенностью. Оминис взял девушку за запястье и потянул на себя, чтобы она встала с дивана. Мелисса сделала то, что он велел. Юноша повел ее к той самой колонне, где висели цепи. Лестрейндж смотрела на металл уже не с тем наивным интересом, а с ужасом, в преддверии того, что сейчас эти наручники окажутся на ней. Но, ведьма решила, если Гонт хочет ее взять когда она прикована, так тому и быть. Она страшилась оспаривать его слова, ведь единственное, чего хотелось избежать, как ей казалось, — это повторного изгнания. Мысль о том, что наследник Слизерина может снова выставить ее за дверь, терзала душу и сердце. Это было бы навсегда, без шанса на возвращение, и такая перспектива вызывала в Лестрейндж невыносимую тревогу. Оминис жестом приказал Мелиссе встать лицом к колонне и поднять руки вверх. Со взмахом палочки наручники оказались плотно затянуты на ее тонких запястьях. Девушка пришлось стоять на носочках, так как конструкция была довольно высокой. За ее спиной раздался приглушенный звон, похожий на расстегивание ремня, а затем тяжелый шлепок, когда предмет вытаскивают из петель. Этот звук пронзил тишину, наполнив атмосферу напряжением и ожиданием. Мелисса замерла в ожидании дальнейшего действия хозяина Крипты, чувствуя как сердце забилось быстрее от тревожного предчувствия. Ещё мгновение, и плотный кожаный материал осторожно коснулся обнажённых ягодиц девушки, вызывая дрожь по всему телу. Этот холодный контакт внезапно стал осязаемым напоминанием о том, что она находится во власти этого парня, и все ее действия будут иметь последствия. Волны тревоги накатывали на девичье нежное тело в ожидании того, что же будет дальше. Лестрейндж вздрогнула, как будто каждый нерв отозвался на это прикосновение. Внутри росла смесь страха и неопределённости, словно она стояла на краю бездны, не зная, что ожидает внизу. Мелисса почувствовала, как холод пробирается под кожу, но в то же время в ней разгоралась искра сопротивления. Оминис подошел вплотную. Его дыхание стало горячим и напряженным. Мелисса ощутила, как губы Гонта нежно коснулись разгоряченной от волнения кожи на шее, и в ее теле разлилось тепло. Сердце колотилось, а в ушах зазвенело, словно всё вокруг перестало существовать. В этот момент она была в плену его магнетизма, задыхаясь от страха, но одновременно находясь в странном возбуждении. Каждое прикосновение ощущалось как обещание, оставляя ее в смятении и тревоге, не зная, что принесет следующий миг. — Я буду тебя пороть, — его слова прозвучали, как гром среди ясного неба, пронзив ее сознание до глубины души. В ту же секунду все страхи Мелиссы слились в единое целое, зажатое в тисках этих жестоких слов. Если она сейчас откажется, его холодный взгляд будет последним, что она увидит, а позор неминуемо станет ее спутником. Но мысль о том, что ей предстоит испытать физическую боль, казалась невыносимой, почти такой же мучительной, как возможность потерять его навсегда. Внутри нее разгорелась борьба — желание покориться и избежать унижения, против осознания своей уязвимости. — Что? Нет, пожалуйста! Я сделаю всё, что ты захочешь! — в ту же секунду Лестрейндж закричала дрожащим от страха голосом. Девушка почувствовала, как холодный пот скатывается по спине. Но после ее возражения последовал лишь удар. Мягкий, но упругий материал врезался в ее оголенную ягодицу и Мелисса истошно закричала. Еще удар. Кожаный ремень в руках Оминиса полоснул ее бедро. Девушка закричала еще громче, уже не сдерживая слез. — Пожалуйста, не надо! Хватит! — сквозь всхлипывания и стоны, молила Мелисса. Но Гонт был абсолютно непреклонен и безжалостен к ее крикам. Он вновь занес руку с ремнем и очередной меткий удар пришелся по другому бедру девушки. От боли она снова закричала и судорожно сжала ягодицы. Снова удар. Истошный крик вновь вырвался из горла извивающейся девушки. В тщетной попытке увернуться от грубого удара, она ненароком извернулась так, что очередной шлепок обжог хрупкую спину в области поясницы. — Нееет! — задыхаясь от боли прохрипела Лестрейндж. Без промедления Гонт снова накрыл ягодицы девушки очередным жестким ударом ремня. Нежная кожа волшебницы буквально горела ужасно саднящими красными следами от ударов. Крики и всхлипы не умолкали. Мольбы о помощи превратились в несвязную речь. Но Оминис был неумолим. Чтобы девушка не дергалась, он использовал заклинание, припечатавшее ее тело к каменной колонне без возможности двигаться. Сильно ерзать она уже не могла, но пыталась, отчего соски неприятно терлись, царапаясь о поверхность шершавого камня. Свист замаха ремня разрезал воздух, и ее бедра получили новую обжигающую полосу кожаного материала. Крики девушки заполняли подземелье. Казалось, наследнику Слизерина нравилось их слушать. В них он чувствовал ее приближающуюся с каждым мгновением покорность и полное повиновение ему. Обмякшее тело Мелиссы было уже совершенно без сил, но она не оставляла попыток кричать и плакать от боли. Бедра, ягодицы и спина горели, словно в адском пламени. Ремень рассекал кожу оставляя почти бордовые широкие следы. Внезапно Оминис остановил пытку, также быстро, как и начал ее. Он подошел к обессиленной, заплаканной Мелиссе, взмахнул палочкой, и наручники, удерживающие ее, со звоном раскрылись, отпуская затекшие раскрасневшиеся запястья ведьмы. Чтобы девушка не упала, Гонт подхватил ее на руки и сразу понес к дивану. Усадив Лестрейндж на мягкую бархатную поверхность, он бережно стал вытирать слезы с ее лица. Кожа на ягодицах от прикосновения с материалом сильно засаднила, но в то же время, его прохлада действовала на раны успокаивающе. Оминис принялся растирать ее запястья, чтобы ноющая боль отступила. Затем аккуратно приблизил губы к ее лицу и нежно, словно лепесток розы, накрыл их сладким поцелуем. Мелисса, так желавшая нежности после столь жесткого испытания, без раздумий ответила на него, послушно приоткрывая губы. Тонкие прохладные пальцы Гонта бережно прикоснулись к торчащим, раскрасневшимся соскам девушки. Они ныли после неприятных трений о шершавую поверхность колонны. Но его ласки будто успокаивали раздразненную кожу. Губы парня стали более уверенно впиваться в уста Мелиссы. От порции такой нежности, девушка еле слышно простонала и непроизвольно выпячивала грудь, чтобы Оминис не переставал ласкать ее. Не прекращая своих откровенных ласк пальцами, Оминис спускался от губ девушки к ее тонкой шее, оставляя влажную дорожку из поцелуев. После невыносимой пытки, эти прикосновения казались Лестрейндж чем-то сродни спасения, награды за выдержку и самым сладким безудержным желанием. Горячие губы парня спустились к левому соску, а правый продолжали ласкать его тонкие, почти ледяные, пальцы. Кончиком языка он обвел раскрасневшуюся небольшую ареолу, от чего девушка непроизвольно сладострастно застонала. Каждое его движение было пропитано нежностью, словно контрастировало с теми жестокими терзаниями, которые Мелиссе пришлось пережить. Каждое прикосновение будто обволакивало ее, смягчая боль и возвращая тепло, о котором она так долго мечтала. Тем не менее, Гонт не остановился лишь на груди девушки. Губами он опускался вниз по ее животу. Продолжая ласкать кожу, он спустился на пол, став на колени перед девушкой в полулежачем положении и резко раздвинул ей ноги. Оминис ладонью провел по широко раскрытой промежности. Лестрейндж откинула голову назад от трепещущегося в ней желания, продолжая сладко постанывать. — Хмм… — снова вырвалась недовольная ухмылка из уст парня. Это заставило Мелиссу вновь обратить тревожный взор на своего жениха. — Я более не желаю присутствия этой шерстки. Избавься от этого любым способом. Мелисса лишь согласно кивнула головой, напрочь забывая о том, что юноша ее не видит. Тем не менее, он почувствовал, что девушка поняла его просьбу и выполнит при первой же возможности. Гонт плавным движением тонких аристократических рук развязал галстук на своей шее. — Вытяни руки, — снова прозвучал приказ. Ведьма, охваченная смешанными чувствами, без колебаний подчинилась. Юноша плотно завязал шелковую темно изумрудную ткань на ее запястьях, словно создавая невидимую границу, ограничивая движения. Каждая петля шла с особой осторожностью, и Мелисса почувствовала, как эта тонкая ткань обвивает ее, придавая одновременно чувство уязвимости и странного спокойствия. Закончив с галстуком, Оминис с легкостью снял белую рубашку, обнажая перед Мелиссой подтянутый торс, на котором игриво выделялись упругие мышцы пресса и груди. Его бледная кожа, словно изящный фарфор, привлекала взгляд, а в контрасте с тусклым светом подземелья казалась почти волшебной. Мелисса не могла оторвать глаз от этого великолепия, ощущая как ее сердце вновь забилось быстрее. От взора ведьмы не скрылось и нечто загадочное. На груди блондина, чуть выше сердца, проступал рваный, багровый шрам, который бросался в глаза своим неестественным видом. Этот рубец не был похож на обычные раны от ножа или другого холодного оружия. Он будто бы впитывал в себя тьму, словно был оставлен чем-то магическим и зловещим. Края шрама выглядели неровными, словно магия прорезала его плоть с разрушительной силой. Мелисса не смогла долго разглядывать этот загадочный след, но даже краткого взгляда хватило, чтобы в ее голове начали роиться вопросы. Как он получил эту рану? Что за заклинание могло оставить такой след? Мысли путались, но спросить она не решилась. Страх перед Оминисом и его непредсказуемыми реакциями, да и перед тем, что этот шрам скрывает историю, которую она, возможно, не захочет услышать, остановили ее. Однако, это плотно запечатлелось в ее сознании. Лестрейндж подумала, что отметина могла бы быть ключом к какой-то тайне, которую Оминис скрывал не только от нее. Гонт медленно спустился к ее промежности и руками стал плавно, почти невесомо поглаживать внутреннюю часть бедра возле половых губ. Девушка застыла в ожидании сладкого наслаждения, а сердце колотилось от предвкушения. Мелисса неистово желала, чтобы Оминис вновь приласкал ее так, как это было в поместье, чтобы снова окунуться в ту волну непередаваемого экстаза, которая обнимала ее, как теплый ветер. Каждая клеточка тела тосковала по его прикосновениям, и в голове роились мечты о том, как блондин снова сведет ее с ума. Но юноша не прикасался к самой интимной части ее хрупкого истерзанного тела, заставляя томиться в сладком ожидании. Гонт упрямо продолжал подушечками прохладных тонких пальцев гладить ее бедра и проводить языком от колена практически до самой промежности. — Проси! — властно произнес Оминис голосом полным холодной уверенности, упиваясь своей силой и наблюдая, как невеста томится от нетерпения. Эти слова висели в воздухе, насыщенные обещанием и искушением, заставляя Мелиссу дрожать от желания, погружая ее в мир невыносимого ожидания. — Пожалуйста, — пролепетала Лестрейндж сквозь тяжелое дыхание, полное отчаяния. — Пожалуйста, сэр, — поправил ее Гонт, произнося слова тихим и холодным тоном, обжигающим словно сталь, заставляя сердце девушки забиться в бешеном ритме. — Пожалуйста, сэр, — повторила Мелисса, ощущая как горячий язык Оминиса подступает ближе к ее промежности, но снова удалялся влажной дорожкой по коже. Оминис глубоко выдохнул, словно пытался унять бушующее пламя внутри. Он сам уже сгорал от желания, каждая клеточка его тела требовала и жаждала близости. Его возбуждала покорность и уязвимость девушки перед ним. Но он не спешил переходить к самому главному, желая подольше изводить жаждущую невесту. — Пожалуйста, сэр! — воскликнула Мелисса, когда губы Гонта аккуратно задели половые губы. — Я не понимаю, чего ты хочешь. Скажи мне. — Оминис с насмешливой ухмылкой наслаждался моментом, прекрасно осознавая, чего желает Мелисса. Но ему нравилось издеваться над ней. Ему хотелось услышать это признание из ее уст, словно это подтвердило бы его власть над ней. Смятение охватило Лестрейндж, как буря, внезапно затянувшая ее в свои объятия. Стыд и волнение сковывали, делая каждое слово тяжелым и трудным. Она понимала, чего желает, но произнести это вслух казалось невозможным, будто каждое признание обнажало ее до самой сути и выставляло напоказ все самые грязные желания. — Я… хочу ласки… — тихо произнесла Мелисса дрожащим от смущения голосом, словно вырывая каждое слово из себя. Тяжелое дыхание мешало сосредоточиться, а пальцы Оминиса, скользящие по коже, пробуждали волны нежности и страсти, заставляя дышать быстрее. ее терзали смешанные чувства. С одной стороны, страх открыться полностью перед Гонтом. С другой — желание стать ближе к нему, отдаваясь всецело. — Что конкретно ты хочешь? — наслаждался Гонт каждым властно сказанным им словом. — Хочу, чтобы ты приласкал меня языком, — произнесла дрожащим голосом Мелисса, набравшись немного храбрости и боясь, что дальше без ее слов юноша будет продолжать истязания, или еще хуже, вновь выпорет. — Вы! — резко выпалил Гонт. — Повтори! — Хочу, чтобы вы приласкали меня языком, — более тихо, ощущая унижение и смятение, проговорила Лестрейндж. — Громче! — потребовал Гонт. — Хочу, чтобы вы приласкали меня языком! — вырвалось из уст Мелиссы по его приказу. — Умница. Без промедлений Оминис раздвинул пальцами половые губы девушки. Кончик его языка мгновенно коснулся напряженного скользкого бугорка. Лестрейндж еще громче застонала. Это прикосновение вызывало мурашки по всей коже, а импульс проскочил сквозь него и казалось, все нервные окончания собрались воедино в ее лоне. После порки, каждая ласка парня, отдавалась в теле девушки порцией непередаваемого удовольствия. Его язык жадно с нажимом покругу терзал клитор Мелиссы, заставляя ее бедра непроизвольно качаться. Внезапно Оминис отпрянул от ее промежности. Обжигающий шлепок прохладной ладонью резко и звонко накрыл половые губы, из-за чего Лестрейндж внезапно вскрикнула и свела ноги. — Не смей дергаться! — Да… — Что «да»? — Да, сэр… Гонт резко поднялся на ноги, схватил девушку за связанные руки, потянул и положил на живот. В его слепом взгляде сверкала ярость, как молния, готовая разразиться бурей. Каждое слово и каждое движение словно напоминали о том, что Мелисса вновь пересекла черту, и он был полон решимости наказать ее за эту забывчивость. Внутри него разгоралось пламя, жаждущее власти, и она почувствовала, как его холодный гнев сжимает ее сердце в железных тисках. С помощью магии он приманил к себе ремень, оставшийся без присмотра на холодном каменном полу рядом с колонной, где висели цепи. Материал медленно поднялся в воздух и с тихим шуршанием оказался в его руках, готовый к использованию. Гонт резко замахнулся, и воздух заполнился шипящим звуком, когда ремень, как змея, взмыл вверх, готовый нанести удар. Энергия мгновения зависла, создавая напряжение, словно все вокруг затаило дыхание в ожидании того, что произойдет дальше. Ремень вновь приземлился на мягкой, уже и без того красной от ударов, ягодице девушки. Полумрачное подземелье вновь наполнил истошный крик Мелиссы. Саднящие раны заныли с новой силой. Новый удар ощущался еще больнее предыдущих. Она вжалась в мягкую поверхность дивана что было сил, тщетно пытаясь увернуться от очередной порки. — Пожалуйста, перестань! Нет! — вновь заливаясь слезами прокричала Лестрейндж. Но Оминис вновь полоснул ее бедро. — Пожалуйста, перестаньте, сэр! — громко рявкнул он и снова хлестнул девушку по заднице. — Пожалуйста, перестаньте, сэр… — жалобно и слезно повторила Мелисса. Гонт резко бросил ремень на пол возле дивана. Его бледный оголенный торс склонился над девушкой. Холодной ладонью он аккуратно и бережно провел по израненным ягодицам. Он наслаждался шероховатостью ран на ее коже, подтверждением того, что Мелисса будет послушно и беспрекословно выполнять приказы. Лестрейндж замерла, словно загнанная в угол мышь. Каждый ее вздох становился всё тяжелее. Слезы градом катились по щекам, оставляя влажные следы на бархатной обивке дивана. Она молила о том, чтобы сегодня пытки не повторялись, но в глубине души ощущала, что ее надежды могут оказаться напрасными. Страх сжимал ее сердце, заставляя дрожать от предвкушения неизбежного. Гонт приподнял ее бедра и подложил под живот диванную подушку, чтобы девушка, опираясь, могла расслабить тело. С тревогой, Мелисса услышала звук расстегивающейся ширинки. Оминис достал из белья до невозможности возбужденный член и провел им от ануса девушки к раскрытым влажным половым губам. Лестрейндж сжалась, чувствуя, как боль и разочарование переполняют ее. Всё, о чём она когда-то мечтала, рисуя в голове образы нежной близости, теперь разбивалось на мелкие осколки. Их первый раз, который она представляла себе полным любви и ласки, оказался жестоким, холодным и лишенным тех тонких чувств, о которых она грезила в своих девичьих фантазиях. Боль от происходящего была не только физической, но и глубоко душевной, отзываясь горечью в сердце. Руки Оминиса плотно взялись за ее раскрасневшиеся бедра, отчего девушка тяжело вздохнула, ощущая как он прижимает ее раны. Не медля более ни секунды, его упругий член с нажимом вошел в узкое девственное влагалище девушки. Мелисса вновь всхлипнула от новых болезненных ощущений уже внутри себя. Гонт продолжил двигаться внутри нее, заполняя узкое лоно девушки своей властной плотью, не обращая внимания на ее всхлипывания. Мелисса побоялась просить быть помягче, ведь это могло разозлить наследника Слизерина, и она вновь будет безжалостно выпорота. Потому, девушка готова была терпеть меньшую боль, хоть ей казалось, что его твердый член буквально разрывает бедра изнутри с каждым новым ритмичным толчком. Но, Оминис, словно прочитал мысли невесты. Он был доволен тем, что она послушно лежит и терпит боль с каждым грубым его вхождением в промежность. Парень вышел из нее, и струйка крови, мокрой горячей дорожкой, потекла по ее ногам. С извращенным наслаждением Гонт растирал ладонью по ее коже красную жидкость, будто лишний раз подтверждая свою власть над девушкой. Вдоволь удовлетворившись смесью крови и стекающей по ногам смазки, он использовал очищающее заклинание. Оминис аккуратно взял Лестрейндж за талию, приподнял и жестом велел лечь на спину. — Да, сэр, — тихо пролепетала Мелисса, покорно выполняя его безмолвный приказ. — Не заставляй меня снова пороть тебя, — тихо и с холодной угрозой в голосе проговорил Гонт, ощутив прикосновением руки, что девушка опять свела ноги. В этот раз он не стал все же наказывать Лестрейндж, а лишь раздвинул ее конечности и в тот же миг умостился между ними, склоняясь над ее лицом. — Чтобы это было в последний раз. В следущий, я без предупреждения отхлещу тебя, — с холодным презрением процедил сквозь зубы наследник Слизерина. — Да, сэр. После ее едва слышного согласия, Оминис, не медля развязал галстук на руках невесты и прильнул к ее губам. На этот раз его поцелуй был лишён той холодной власти, что пугала ее прежде. Его прикосновение было нежным, почти робким, наполненным чувственностью и тихой страстью, как если бы он вновь открывал для себя ее, с трепетом ощущая мягкость и тепло губ. Язык едва касался краешка пухлых, чуть приоткрытых уст, пробираясь между ними с такой осторожностью, словно боясь спугнуть хрупкое доверие между ними. Мелисса, ощутив эту перемену, ответила с тем же трепетом. Ее язык мягко встретил его, сливаясь в безмолвном танце, как два тела, которые наконец нашли гармонию. Каждый глоток воздуха вдыхался синхронно, каждая вспышка жара на коже говорила о взаимном желании. Всё, что происходило сейчас, наконец соответствовало ее мечтам. Не было больше ни боли, ни страха. Близость между ними обрела ту нежность, о которой она так долго грезила. Этот поцелуй наполнил пространство тихой сладостью, которая захватила всё ее существо. Теперь Мелисса чувствовала себя не покорной, а желанной, как будто в этот миг они были не просто двумя людьми, а настоящими возлюбленными, разделяющими нечто большее — ту самую близость, что живёт только в мечтах. Не отрываясь от губ невесты, Оминис аккуратно приподнял ее ногу, направил возбужденный член между ее раскрытых половых губ и плавным, аккуратным движением стал проталкиваться в тугую дырочку, словно в этот раз он боялся причинить девушке боль. Мелисса более не почувствовала дискомфорта. Наоборот, все чувства сконцентрировались между ног, и она ощущала теплоту заполняющего члена ее возлюбленного. Каждое его плавное, но уверенное движение внутри нее, отдавалось сладким наслаждением. На миг, Лестрейндж показалось, что порку стоило выдержать, лишь бы это удовольствие никогда не заканчивалось. Сейчас она ощущала себя свободной от стыда и предрассудков, полностью отдаваясь во власть этого холодного аристократа. Губы Гонта медленно спустились к груди девушки, и он поочередно языком принялся играть с каждым соском. Каждое движение и ласка вырывали из уст девушки громкие сладострастные стоны. Тело Мелиссы наполнялось диким желанием и возбуждением. Тугой узел накалялся с каждой секундой внизу ее живота. Гонт двигался все быстрее, наращивая давление в истекающем влагой влагалище. Он неистово наслаждался ее стонами переходящими в крики. Они явно были уже не от боли, а от удовольствия. Тело Лестрейндж уже было на грани исступления. Под натиском упругого торса возлюбленного, она дрожала от экстаза. Казалось, что он контролировал даже ее оргазм, держа на невидимой грани. Еще несколько плотных фрикций, и из уст девушки донесся самый громкий и сладкий для ушей наследника Слизерина стон. Он крепко держал Мелиссу, пока она содрогалась в фантастическом мощном оргазме. В этот миг она была готова на все, лишь бы это продолжалось вечно. Когда девушка успокоилось, а ее тело обмякло, Оминис приподнял подбородок Мелиссы и подарил ей нежный, с ноткой властности, легкий поцелуй. Это было словно награда за ее повиновение. — Я люблю тебя, — тихо прошептал юноша. Не выходя из горячего влажного влагалища, Гонт излил в нее всю сперму. От своего оргазма и удовольствия юноша издал протяжный горловой стон. Из-за усталости, он свалился на Мелиссу не вытаскивая член из ее промежности. Его волосы мягко касались горячей кожи на ее шеи, вызывая приятные мурашки по всему телу. Этот нежный контакт наполнял Мелиссу новым желанием. Ей хотелось ощутить его ещё ближе, дотронуться до белокурых прядей, погладить их. Она неуверенно подняла дрожащую руку и осторожно потянулась к его голове, едва касаясь кончиков волос, чувствуя, как те шелковисто скользят под ее пальцами. Но этот момент нежности был недолгим. Резкое движение, и Оминис схватил ее за запястье. Его хватка была твердой, но не грубой, словно он вновь напоминал о границах. В его незрячем взгляде мгновенно вспыхнула та ледяная строгость, которая так пугала ее. Казалось, что все те нежные мгновения, которые только что согревали их, рассеялись моментально. Его лицо вновь застыло в выражении властности и контроля, словно каждое его прикосновение должно было напомнить ей о том, кто здесь главный. В этот момент Мелисса осознала, что его желание властвовать и подчинять не просто прихоть, а нечто глубинное, что заставляет его возвращаться к этому вновь и вновь, даже в самые нежные мгновения. Но Оминис лишь отпустил ее руку. Лестрейндж стало понятно и без слов, что только с его разрешения она может к нему прикасаться. Гонт медленно поднялся, оставив Мелиссу лежать на мягкой поверхности. Его движение было плавным, но в нём ощущалась угроза, словно каждое действие заранее спланировано. Он выпрямился, смотря перед собой с тем же спокойствием, которое так ее тревожило. В воздухе повисла тишина. Лишь приглушенное дыхание Лестрейндж наполняло комнату. Она лежала, чувствуя, как холод подземелья проникает сквозь кожу. Но больше ее волновала не физическая дрожь, а страх перед тем, что будет дальше. Ожидание становилось невыносимым. Она не знала, чего ждать — очередного приказа, жеста или прикосновения. Сердце бешено колотилось в груди и каждая секунда казалась вечностью. Мелисса скользнула взглядом по силуэту Гонта, пытаясь предугадать, что будет дальше. Но лицо юноши оставалось бесстрастным, словно высеченным из камня. Его молчание говорило громче любых слов. Девушка почувствовала, как беспомощность и тревога охватывают ее всё сильнее, и, несмотря на то, что она готова была подчиниться любому его приказу, страх неизвестности терзал разум. Оминис жестом притянул волшебную палочку с пола, вновь использовал очищающее заклинание на себе и девушке и принялся одеваться. Мелисса продолжала ждать, что же будет дальше. Она не осмеливалась подняться без приказа парня. Ко всему прочему, у нее совершенно не было сил, чтобы встать. Неожиданно, Оминис взял свою мантию, укутал в нее Мелиссу, поднимая девушку с дивана. Она чувствовала, как его руки крепко удерживают ее, и это внушало странное чувство безопасности, даже несмотря на всё, что произошло. — Обхвати руками мою шею, — мягко, но настойчиво приказал Гонт, не давая Лестрейндж и секунды на раздумья. Мелисса, покорно слушаясь, обвила его шею дрожащими руками. Их лица оказались так близко, что она могла почувствовать тепло его дыхания на своей коже. Сердце в груди девушки стучало так громко, что казалось, Оминис мог его услышать. Слишком много мыслей и желаний пронеслись в голове, но было одно, которое перекрывало все остальные — она хотела почувствовать его губы на своих. Закрыв глаза, Мелисса приоткрыла рот, надеясь на нежность, о которой мечтала с самого начала. — Пожалуйста… — прошептала она так тихо, что звук ее голоса растворился в пространстве, едва касаясь его ушей. Но вместо долгожданного ответа или поцелуя, Оминис остался невозмутим. Он словно не слышал ее просьбы или просто решил проигнорировать, продолжая идти вперёд, неся девушку в гостиную Слизерина. Мелисса открыла глаза, понимая, что ее надежды вновь разбились о его бесстрастие. Снова этот холод. Она беспомощно смотрела на его лицо, но не могла найти в нем отклика того тепла, которого так жаждала. Оминис осторожно занес девушку в комнату, словно она была хрупкой фарфоровой куклой, которую нельзя было уронить. Гонт аккуратно уложил Мелиссу на мягкую кровать, а она всё ещё чувствовала его тепло, оставшееся на ее теле. Глаза ведьмы были полны ожидания, пусть и робкого, но в душе теплилась надежда на хотя бы короткие, тёплые слова на прощание. Лестрейндж молчала. В ее взгляде было столько невыраженного желания услышать что-то простое. Может быть, «Спокойной ночи», или что-то ещё, позволяющее ей почувствовать, значит ли она для него нечто большее, чем просто объект его воли. Но Оминис не сказал ни слова. Его лицо оставалось холодным и отстраненным, и он даже не взглянул на нее ещё раз, как будто боялся, что этого будет слишком много. Юноша молча покинул ее комнату, оставив Мелиссу в безмолвной тишине, наедине с ее мыслями и усталостью, которая всё больше подкрадывалась к ней. Мысли девушки словно затуманились разочарованием. Глаза наполнились слезами отчаяния. Она смотрела как закрывается за ним дверь, словно отрезая от возможности задать все вопросы, на которые она так жаждала получить ответ. Тишина казалась оглушающей, а в воздухе повисло гнетущее чувство одиночества. Мелисса свернулась калачиком на постели, ощущая, как холод вновь охватывает ее истерзанное тело.