Согласны ли вы?

Летнее утро, свежее и теплое, разлилось по комнате, едва касаясь окон тонкими лучами солнца. Мелисса Лестрейндж проснулась от этого едва уловимого прикосновения, но, несмотря на ясный свет, сердце ее было охвачено тревогой. Этот свет казался холодным, далеким, как будто не принадлежал дню, который она так долго ждала. С усилием разлепив глаза, она медленно потянулась в постели, но вместо привычного уюта девушку охватило чувство тяжести, словно время остановилось, и она зависла на грани чего-то пугающего и неизбежного. Вставать не хотелось. Её мысли были цепкими и вязкими, как туман, окутывающий рассветное утро. Русые волосы мягкой волной спадали с подушки, но Мелисса смотрела на них безучастно, словно это были не ее волосы. Ощущение того, что она более не принадлежит себе глубоко засело в подсознании девушки. Перед зелеными глазами ведьмы развернулся день, которого она так долго ждала, и всё же теперь каждый миг приближения этого момента только усиливал её сомнения. Сегодня была ее свадьба. День, о котором она мечтала… или, по крайней мере, когда-то думала, что мечтает. Но последние полгода превратили мечты Мелиссы в бесконечные размышления о будущем, полном неясности и тревожных предчувствий. Она должна была стать женой Оминиса Гонта — наследника самого влиятельного и загадочного рода в волшебной Британии. Идеальный жених, как ей когда-то казалось, на первый взгляд, воплощение того, чего желают все. Но в душе девушки всё чаще всплывал один и тот же вопрос: действительно ли она этого хочет? Готова ли она всю жизнь быть его… его… «На первый взгляд…» — пронеслась в голове мысль с горечью, и Лестрейндж тяжело вздохнула. Оминис всегда казался всем вокруг идеалом — тихий, сдержанный, с белокурыми волосами, напоминающий ангела во плоти, слепого от рождения, но не потерявшего своей силы. Его слепота не была слабостью. Напротив, она добавляла ему загадочности, словно он знал нечто, что было недоступно другим. Вся женская половина Хогвартса восхищалась им. И Мелисса, будучи юной и наивной, тоже поддалась этому обаянию. Он привлекал ее, манил, как нераскрытая тайна. Лестрейндж не могла отрицать, её тянуло к нему, но в этом притяжении было кое-что холодное, как зимний ветер, что-то, от чего она сомневалась в себе и своих желаниях. Воспоминания о том, как она влюбилась в Оминиса, казались теперь далекими и наивными. Тогда он был для неё воплощением идеала — умный, утонченный, благородный. Но с каждым днем после объявления помолвки, её мечты о счастливой жизни рассеивались. Она втайне была влюблена в него еще с первого курса, но сейчас… будучи на пороге того, чтобы стать его женой, ее приводило в ужас то, каким она узнала его за последние полгода. «Ты всегда можешь отказаться, но после свадьбы обратной дороги не будет… хотя, скорее всего, ее уже нет. Впрочем, пока что, решать тебе.» — Отзывались в голове Мелиссы слова жениха, в тот вечер, когда была объявлена их помолвка. Тогда эти слова казались для нее глупостью. Мелисса сочла их за обычную вежливость, ведь по большому счету, они не знали друг друга хорошо, и думала, что парень лишь беспокоится о ее чувствах. Но… как бы не так. Теперь, лежа в кровати в преддверии своей свадьбы, ведьма чувствовала, как страх подкрадывался всё ближе, с каждым вздохом отнимая тепло мечты. Смогла ли она обмануть себя, уверив, что это то, чего она действительно хочет? Его хочет? Или её до сих пор завораживал образ Оминиса, каким она представляла его до их близкого знакомства? За его ангельской внешностью скрывалась тьма, которую она узрела и прочувствовала сполна. Сегодня был её день, но вместо радости девушку охватила тяжесть и пустота, как будто что-то важное вот-вот ускользнет навсегда. В тишине утреннего рассвета, Мелисса не могла найти ответ на вопрос, мучивший ее глубоким сомнением, что, возможно, она стоит на пороге ошибки, слишком большой, чтобы можно было исправить. Младший Гонт всегда оставался загадкой для всех, особенно для девушек, которые наперебой пытались привлечь его внимание. С годами становясь всё более привлекательным, юноша, казалось, мог бы легко завоевать любую из них. Идеальная, притягивающая внешность, родословная и непроницаемая таинственность только усиливали интерес к наследнику Слизерина. Но, несмотря на это, Оминис никогда не проявлял ни малейшего желания воспользоваться своей популярностью. Ему были чужды все эти интриги, заигрывания, флирт, которым пестрили школьные коридоры. Шепотки за его спиной множились — сдержанность юноши породила множество сплетен. Периодически по школе ходили слухи, что Оминис предпочитает мальчиков. Ведь почему он, будучи столь привлекательным, совершенно равнодушен к женскому вниманию? Эти домыслы подогревались и тем, что его чаще всего видели лишь в компании одного человека — Себастьяна Сэллоу, его давнего друга, с которым Гонт подружился ещё на первом курсе. Впрочем, слухи и сплетни, как обычно, были не более чем пустым шумом для Оминиса. Он оставался невозмутим, не реагируя на подобные пересуды, как будто они вовсе не касались его. Себастьян, напротив, умело пользовался популярностью и всё никак не мог понять своего загадочного друга. Он частенько оказывался в окружении девушек, особенно пуффендуек, которые восхищались его обаянием. Он легко развлекался с одной, иной раз с другой, а порой и сразу с несколькими, не упуская возможности предаться любовным утехам. Для него это было частью игры, захватывающей и беспечной, но в этой игре Оминис никогда не принимал участия. Сэллоу не раз недоумевал, почему его светловолосый друг, который, как он знал, не был геем, упрямо избегал всех этих праздных сборищ, устраиваемых в Выручай-комнате. Оминис не желал принимать участия в развратных вечеринках, которые часто там происходили, и категорически запрещал водить кого-либо в их особое тайное место — Крипту. Для него это убежище было священным местом, свободным от суеты и пороков внешнего мира. Разговоры о личной жизни вызывали у Оминиса явное неудовольствие, и он избегал их, как мог. Его молчание лишь укрепляло его образ холодного и неприступного. Он словно оберегал свою внутреннюю тайну, не позволяя никому проникнуть в его мир, где не было места поверхностным страстям и пустым удовольствиям. Его сердце оставалось за семью замками, и, казалось, никто не мог найти к нему ключ. — Придёт время, отец подберет мне достойную невесту, — неизменно произносил Оминис, когда Себастьян в очередной раз пытался затронуть тему девушек. Эта фраза звучала холодно и отчужденно, словно поставленный барьер между юношей и миром тех, кто пытался проникнуть в его сердце. Для Сэллоу это был конец разговора, раз за разом. На протяжении многих лет Гонт искусно прятал свою истинную сущность даже от тех, кто считал себя близким ему. Образ тихого, отстраненного, надменного, но в то же время утонченного аристократа с ангельской внешностью, вводил всех в заблуждение. Каждое его движение казалось тщательно продуманным, каждый взгляд был холодно-спокойным, словно он был лишён тех страстей, что терзают обычных людей. Никто и подумать не мог, что за этой безмятежной маской кроется тьма. Под внешностью скрывалось нечто более страшное — стремление к безграничной власти, пропитанное мрачными желаниями. Его самоконтроль, казавшийся непоколебимым, был всего лишь щитом, скрывающим извращённую тягу к абсолютному господству, тягу, которая ждала момента, чтобы вырваться наружу. И вот, время пришло. В один ясный зимний вечер, когда ночное небо было усыпано звездами, а воздух морозил дыхание, в величественный особняк Гонтов прибыла чета Лестрейнджей. Вместе с ними была их дочь — Мелисса. Этот день, о котором она мечтала долгие годы, наконец наступил. Её глаза искрились счастьем, лицо озаряла улыбка, полная надежды и восторга. Она была словно светлый луч в этом мрачном, таинственном доме, где каждый уголок хранил вековые тайны рода Гонтов. Для Мелиссы этот момент был кульминацией её самых сокровенных желаний. Её отец, с благословением, отдавал руку дочери самому красивому юноше Хогвартса, который пленил сердца множества девушек своим неприступным очарованием. Он был воплощением аристократизма, загадки и изысканности — всё, что когда-либо волновало её юное воображение. Окружённая холодной роскошью особняка, Мелисса стояла рядом с родителями, чувствуя, как волнующее предвкушение растекается по телу. Она смотрела на Оминиса с обожанием, ожидая его взгляда, который, как ей казалось, должен был озарить её девичью душу. Сердце билось в унисон с каждым шагом, приближающим девушку к тому, о чём она так долго грезила. А Гонт, всё такой же холодный и сдержанный, встречал её с той же невозмутимой отстраненностью, с которой отвечал Себастьяну на разговоры о девушках. После изысканного, пусть и не слишком продолжительного ужина, который все же блеснул изяществом и благородством, хозяин особняка, мистер Гонт-старший и мистер Лестрейндж удалились в уютную сигарную комнату, где ожидали мерцающие свечи и терпкий аромат табака. Их жены, непринужденно болтая и переглядываясь, с лёгким азартом, расположились в библиотеке за игрой в карты. Старший брат Марволо, слегка на подпитии, отправился по каким-то своим делам. Оминис неожиданно нежно улыбнулся, осторожно подал руку своей невесте, словно боясь нарушить магию этого вечера, и мягко произнес, почти шепча: — Давай выйдем на террасу, подышим свежим воздухом. Лучезарно улыбаясь, Мелисса без колебаний приняла руку Оминиса, чувствуя, как его забота и внимание наполняют ее спокойствием. Оминис с ласковой бережностью, почти трепетом, накинул на её хрупкие плечи свою мантию, и они тихо вышли на открытую террасу. Величественное пространство второго этажа разливалось перед ними, словно предлагая укрыться под звёздным куполом, а ночной воздух, свежий и прохладный, нежно касался их лиц, придавая моменту неуловимое ощущение волшебства и близости. Мелисса чувствовала, как сердце наполняется ещё большим счастьем, когда они с Оминисом остались наедине. То, что недавно казалось холодной отстраненностью, внезапно сменилось заботой, почти нежностью. Девушку тронуло до глубины души ранее неизвестное ей поведение Оминиса. Он как будто снял ту ледяную маску, что носил перед остальными, и стал мягким и теплым рядом с ней. Они стояли в молчании, погруженные в свои мысли, смотря на темный лес, что окружал мрачное поместье Гонтов. Лес казался живым, как безмолвный страж, охраняющий древние тайны их рода. Над головами простиралось зимнее небо, усыпанное звёздами, словно само оно хранило те же загадки, что и его семья. Тишина была почти осязаемой, но вдруг её прервал голос Оминиса — тихий и холодный, как всегда. — Ты всегда можешь отказаться. Но после свадьбы обратной дороги не будет… хотя, вероятно, её уже нет. Впрочем, пока что, решать тебе, — его слова были словно ледяной ветер, проникший в душу девушки. Что-то в сердце Мелиссы оборвалось и в то же время схватилось за эту холодную нить. «Как я могу не хотеть выйти за тебя? Я же столько лет мечтала об этом! Из всех девушек школы ты выбрал меня!» — мысль пронеслась в её сознании, наполненная непониманием и отчаянием. Но она подавила порыв возмущения, не желая показывать слабость. — Я не сомневаюсь в том, что хочу выйти за тебя замуж. Раз уж мы уже помолвлены, то буду честна с тобой. Я влюблена в тебя уже давно, — с дрожью в голосе призналась Мелисса. Её слова отдались эхом в холодной тишине. Оминис лишь слегка ухмыльнулся, но ничего не ответил на это признание. Его безмолвие повисло над ними, как тёмное облако, и чем дольше длилась эта тишина, тем сильнее Лестрейндж охватывало беспокойство. Сердце забилось быстрее, нервы напряглись в ожидании хоть какой-то реакции, но он всё молчал. Его взгляд, холодный и незрячий, обратился к ней, словно он видел её внутренний мир лучше, чем она сама. — Знаешь, почему я тебя выбрал? — все же спросил Гонт. Его голос был мягким, но в тоне было что-то пугающее. Мелисса изумленно издала тихий звук, не зная, что ответить. Она была уверена, что их помолвка была устроена их отцами — союз двух древних аристократических семей был выгоден обеим сторонам. Но теперь Оминис дал понять, что его мнение действительно имело вес. Сердце ведьмы ёкнуло от этой мысли, но он продолжил, практически не давая той осознать свои эмоции. «Раз так, почему он не выбрал Даниэллу Треверс? Она же первая красавица школы: стройная, грудастая блондинка, охотник в слизеринской команде по квиддичу. Большинство парней от неё без ума!» — мелькнули сомнения в голове Мелиссы. Она не могла не завидовать уверенности и напористости Треверс, её умению быть в центре внимания, словно ей все подвластно. Вся школа восхищалась её яркой внешностью и дерзким характером, а сама Лестрейндж всегда ощущала себя рядом с ней почти невидимой. Но всё же… Оминис выбрал её. Он предпочел скромность и сдержанность Мелиссы перед неугомонной белокурой бестией — Даниэллой. Это приносило Мелиссе непередаваемое чувство удовлетворения и даже триумфа. — То, что ты аристократка, — это всего лишь удачное стечение обстоятельств. Меня не интересует твоё происхождение. Конечно, это полезно для общества, — его голос становился всё холоднее и отстранённее. — Но оставим это для светских мероприятий. Я наблюдал за тобой весь последний год. Мелисса раскрыла рот от удивления. Она никогда не замечала, чтобы Гонт проявлял к ней интерес, тем более столь явный. — Со слов Сэллоу, я знаю, что ты хороша собой. Но, как ты понимаешь, я слеп, и внешность для меня не имеет значения, — его голос был безэмоционален, и эти слова лишь усилили её замешательство. Мелисса не знала, что сказать. Что же тогда привлекло его? Как он мог оценить её, если не видел лица и едва ли общался с ней? — Я знал, что нравлюсь тебе. Ты не пыталась завоевать моё внимание, как другие, но я чувствовал твои эмоции, — Оминис говорил спокойно, почти равнодушно. Она не могла понять, как он мог это узнать. Лестрейндж никогда не показывала своих чувств, боясь выглядеть навязчивой или стать одной из множества поклонниц. — Видишь ли, когда один орган чувств отсутствует, другие обостряются. Для меня это было очевидно, — его слова были как холодная вода, внезапно обрушившаяся на неё. Мелисса почувствовала себя неуверенно. Он разгадал её, а она даже не подозревала, что он следит за ней. — Но это не всё, — Оминис сделал паузу, и она замерла, ожидая его слов. — Мне нужна тихая и покорная жена. Ты именно такая, верно? — Да, — прошептала Мелисса, ослепленная своими чувствами и радостью от того, что он выбрал её. Ответ девушки был импульсивным, без раздумий. — Повторюсь, — его голос стал зловещим, словно ветер, проникающий в самые тёмные уголки души, — Я дам тебе полгода, до конца обучения в Хогвартсе. И себе тоже. Я хочу убедиться, что ты соответствуешь моим ожиданиям. По истечении этого срока ты сделаешь выбор. Но если мы поженимся, я обещаю быть верным и заботливым мужем. Но и от тебя я буду требовать верности и послушания во всем. Лестрейндж не совсем понимала, о каком выборе идет речь, ведь они уже помолвлены и все решено. Теперь он дает ей возможность завоевать его сердце? Это какой-то испытательный срок? Ей упорно не хотелось того, чтобы Оминис разорвал их помолвку. Она была готова открыто завоевать его по-настоящему, а не лишь потому, что так было решено. — Я готова, — тихо ответила Мелисса. Гонт расплылся в едва заметной, холодной, но довольной улыбке, словно его мысли уже скользили по краю чего-то темного и таинственного. Он сделал шаг вперед, сократив расстояние между собой и своей невестой. Его прикосновение было почти призрачным. Кончиками пальцев он аккуратно убрал выбившуюся прядь её русых волос за ухо, и этот жест, хоть и нежный, оставил странное, тревожное ощущение в сердце Мелиссы. Когда его губы коснулись мочки её уха, Мелисса замерла, поймав этот момент всем своим существом. Его аромат — глубокий, древесно-мускусный, тонкий, как шепот ночного леса, заполнил её лёгкие. Она ощутила головокружение, будто его присутствие стирало всю реальность вокруг. От близости блондина и прикосновений тело ведьмы стало будто невесомым, ноги едва удерживали её. Лестрейндж закрыла глаза, утопая в этом мгновении, мечтая, чтобы оно длилось вечно. — Пойдём ко мне в комнату, — прошептал Гонт тихим и обволакивающим голосом, но за этой нежностью проскальзывал скрытый подтекст, который она не смогла уловить в моменте. Сердце Мелиссы забилось сильнее, от радости и ожидания. Ей всегда было интересно, как выглядит его личное пространство — загадочное, скрытое от посторонних глаз. В голове вспыхивали мечты о том, что там, в его комнате, она наконец сможет сблизиться с ним, ощутить возлюбленного по-настоящему. Она воображала долгие, сладкие поцелуи, к которым стремилась все эти годы, когда её чувства росли и крепли. Момент, о котором она мечтала, был так близок. Оминис, не отпуская её руки, повел девушку по длинным, темным коридорам поместья. Тишина вокруг лишь усиливала волнение, как будто само здание следило за каждым их шагом. Стены казались холодными и мрачными, затянутыми вековыми тенями, и свет свечей лишь подчеркивал эту глухую, почти гнетущую атмосферу. Они подошли к двери. Оминис, продолжая держать невесту за руку, взмахнул волшебной палочкой, и дверь бесшумно распахнулась перед ними. Комната Оминиса оказалась такой же таинственной и мрачной, как он сам, словно отражение его натуры. Едва они вошли, Мелиссу окутал полумрак, разрезаемый лишь слабым светом нескольких свечей, расставленных по углам на тяжелых кованых подставках. Их пламя отбрасывало длинные, дрожащие тени, придавая пространству ощущение неуловимой тайны. Высокие стены были отделаны тёмным, почти чёрным деревом, которое, казалось, поглощало свет, словно впитывая всю жизнь вокруг. Узоры на стенах, вырезанные вручную, казались древними символами, знакомыми только самым старым и могущественным магам. В центре стены напротив двери висел огромный портрет Салазара Слизерина — мрачный, строгий, словно наблюдающий за каждым движением в комнате. Мебель выглядела массивной и старинной, как будто её делали вручную много веков назад специально для Гонтов. Широкая кровать с резными тёмными столбами возвышалась у стены. Тяжёлые бархатные шторы закрывали окна, полностью отсекая свет и создавая атмосферу уединения. Даже днём здесь, вероятно, царил полумрак. Полы были выложены каменными плитами, на которых местами лежали старинные ковры с причудливыми узорами, приглушающие шаги. В одном из углов стоял низкий стол с аккуратно сложенными свитками и древними книгами, их страницы слегка пожелтели от времени, а рядом располагалась черная чернильница и перо, тонкое, словно хрупкая ветвь. В воздухе витал аромат старых книг и древесного дыма, который смешивался с ненавязчивым запахом того самого мускусного парфюма Оминиса, уже ставшего для Мелиссы таким знакомым. Казалось, что это место само по себе дышит магией, но не той, что приносит тепло и свет, а той, что таит в себе древние тайны и опасности, скрытые в глубинах тьмы. Каждая деталь в комнате говорила о его принадлежности к старинному и тёмному роду, о той силе и власти, которую Оминис, возможно, и не стремился проявлять, но которая жила в нём с рождения. Как только Мелисса переступила порог комнаты вслед за Оминисом, дверь за её спиной с глухим, тяжелым шумом тут же захлопнулась. Тот словно эхом разнесся по стенам, отзываясь вибрацией в самых глубоких уголках помещения. Доски двери словно вздохнули, сжимаясь в старом механизме, как будто сама комната жадно поглотила её присутствие. Тишина, повисшая после этого звука, была настолько густой и осязаемой, что Мелисса невольно почувствовала, как её сердце забилось еще быстрее. На мгновение почудилось словно комната замкнулась вокруг девушки, отрезав всякий путь к отступлению. Воздух стал плотным, и Мелиссе показалось, что темнота здесь не просто присутствовала, а жила, двигаясь в ритме ее собственных шагов. Невольный холодок пробежал по коже девушки, когда холодные, почти ледяные пальцы Оминиса едва коснулись шеи юной Лестрейндж, словно скользили по коже с невесомой осторожностью. Это прикосновение было на грани призрачного и реального, но каждый его жест ведьма ощущала всем телом, как будто вокруг концентрировалась невидимая сила. Эти пальцы были тонкими и бледными, будто высеченными из мрамора, но, несмотря на их прохладу, от них исходило нечто большее, чем простое прикосновение. Было в этих движениях что-то неуловимо таинственное, как тихий шепот магии, пробирающийся сквозь его кожу. Мелисса чувствовала, как от этого странного, почти мистического прикосновения по её телу пробежала волна напряжения. Оно не было резким или страстным, но в этих пальцах, словно бы лишенных тепла, скрывалась загадочная энергия, которая могла захватить её и унести в темные глубины его сущности. Лестрейндж не могла понять, что именно было в этих касаниях — страх или влечение, холод или нежность, но с каждой секундой они всё сильнее окутывали её, вызывая трепет. Взгляд девушки невольно скользнул к двери, которая теперь выглядела как непробиваемая преграда — массивная, с железными петлями, она будто говорила, что отступление невозможно. За этой закрытой дверью остался мир, в котором ещё недавно всё казалось ведьме понятным и ясным, а здесь царило что-то другое, что-то неведомое и не поддающееся контролю. Мелисса ощущала, как легкое напряжение пронизывает её до кончиков пальцев, а в груди сжимается комок сладкого желания. Девушка чувствовала, как желание развернуться лицом к Оминису становилось почти невыносимым. Каждая секунда, пока его прохладные пальцы скользили по её шее, казалась вечностью, растягивая момент предвкушения до предела. Сердце билось с трепетной силой, словно стремилось вырваться наружу, заполнив весь полумрак этим волнительным ритмом. Казалось, что сам воздух вокруг них сгущался от напряжения, а её тело, поддаваясь его невидимому магнетизму, напряглось в сладком ожидании. Её мысли путались, сливались в одно желание — ощутить его губы на своих. Каждое его прикосновение было ледяным, но она ощущала не только холод. В этих касаниях скрывалась таинственная нежность, которая будоражила её, заставляла дыхание сбиваться, а ноги невольно подкашиваться. Пальцы Оминиса, мягко скользившие по её тонкой, бледной коже, оставляли за собой тянущий след неразгаданного желания. Лестрейндж ощутила, как тело невольно поддается этим касаниям, как её плечи плавно поднимаются, будто сами стремятся к нему ближе. Она была на грани между трепетным ожиданием и взрывом чувств, между темнотой комнаты и его близостью, которая, казалось, заполняла всё вокруг. Её желание слиться с ним в поцелуе становилось всё сильнее, будто в груди зажглась искра, требующая разгореться в пламя. В каждом движении, в каждом ласковом прикосновении Оминиса ощущалось скрытое напряжение, которое только усиливало её внутренний порыв. Мелисса медленно начинала поворачиваться, всем своим существом стремясь ощутить его губы на своих. К удивлению Мелиссы, Гонт не позволил ей развернуться к нему. Как только она попыталась повернуться, блондин уверенно, но нежно, положил руку на её талию, словно предупреждая её движение. Медленный, но твёрдый жест блондина внезапно обвил тело девушки, притягивая ближе к себе. Его рука на её талии была ледяной. Даже сквозь тонкую ткань блузки, она могла почувствовать этот холод. Но в этом прикосновении ощущалась сила, от которой сердце Мелиссы забилось быстрее, словно эхом отражаясь в напряженной тишине комнаты. Тяжёлый выдох сорвался с губ, когда она почувствовала, как его прохладные пальцы скользнули вверх по спине, затем медленно и почти невесомо коснулись подбородка, аккуратно разворачивая её голову вбок. Время словно замедлилось, и каждый момент был наполнен трепетом от его прикосновений до замирающего в груди ритма дыхания девушки. Мелисса ощущала, как всё тело напрягается в ожидании того, что произойдет дальше. Его губы почти не касались её шеи, лишь едва ощутимые, словно призрак, они аккуратно притронулись к нежной коже, и этот момент был настолько хрупким и волнующим, что Мелисса на миг замерла. Но затем она почувствовала, как его прикосновения стали более уверенными. Его губы начали чуть сильнее надавливать на её шею, заставляя тело ведьмы отозваться новым приливом тепла. Нежные, мягкие, но всё более настойчивые поцелуи медленно погружали её в океан неразгаданного желания. Оминис не торопился. Его движения были рассчитаны, словно он тщательно контролировал каждое мгновение, каждую реакцию невесты. Он медленно, но верно увеличивал интенсивность, губы становились всё более горячими, и вскоре Мелисса ощутила, как его дыхание ускоряется вместе с её собственным. Он засасывал ее мягкую кожу, оставляя за собой лёгкие следы, которые казались клеймом их взаимного притяжения. Каждое его прикосновение пронизывало её, словно ток, заставляя ноги дрожать, а голову кружиться от смешанного чувства волнения и сладкой невыносимости. Мелисса чувствовала, как всё её существо растворяется в этом моменте, в каждом его поцелуе, который захватывал её, с каждой секундой всё больше погружая в глубокую, волнующую бездну желания и тайны. — Сними белье. Голос Гонта прозвучал как ледяной ветер, разрезающий густую, вязкую тишину комнаты. Он не был громким, но казался таким властным и непреклонным, что слова буквально проникли под её кожу, обжигая своим холодом. На мгновение сердце Мелиссы будто застыло, остановившись под натиском его слов, а затем ушло куда-то в пятки, словно весь мир перевернулся в один короткий миг. Ощущение было таким острым, что она не могла дышать. Всё вокруг словно замерло, но внутри неё, в этом тихом, напряженном мгновении, родился новый пульс, сильный и резкий. Сердце ведьмы внезапно забилось быстрее, с такой яростной силой, что казалось, каждый удар отзывался в её теле. Кровь горячей волной прилила в низ живота, словно её внутренности сжались от этого неожиданного требования, и весь мир вокруг рассеялся, оставляя за пределами только её собственную плоть, горячую и пульсирующую в ритме сердца. Каждая клеточка тела Мелиссы напряглась, словно она ощутила этот холодный приказ до самой сути. Нечто глубинное и неизведанное поднялось внутри, смешивая чувство стыда и возбуждения в одно вихрящееся волнение. Дыхание Лестрейндж участилось, грудь тяжело поднималась и опускалась, а пальцы невольно дрожали, не зная, как реагировать на этот неожиданный поворот. В воздухе висело что-то напряженное и неуловимо опасное. Тьма комнаты казалась живой, как если бы сама атмосфера заполнялась её смятением. — Оминис, но я не… Голос Мелиссы дрожал, и она едва смогла выдавить эти слова, полные смущения и сомнения. Сердце девушки бешено билось в груди, когда она осознала, что не готова к происходящему. Но прежде, чем она успела договорить, холодная, словно мрамор, ладонь Оминиса мягко, но твёрдо закрыла ей рот. Его пальцы, прохладные и властные, полностью заткнули её протест, позволяя издавать только приглушённые звуки. Она замерла, пойманная в этот момент, словно птица в клетке, не в силах пошевелиться. Тонкие пальцы Оминиса аккуратно касались её лица, создавая контраст между ледяным прикосновением и жаром, который разгорался внутри неё. Его прикосновение было одновременно властным и нежным, словно он стремился держать невесту под контролем. В глазах Мелиссы вспыхнуло волнение, и сердце застучало ещё сильнее, когда она поняла, насколько его жест был неумолимым, бескомпромиссным. Её дыхание участилось, грудь вздымалась в неравномерном ритме, пока холод его прикосновения проникал в неё всё глубже, словно мороз сковывал её мысли, подавляя последние крохи сомнений. — Ты сказала, что будешь послушной. Если нет — о какой женитьбе может идти речь? — обратился Гонт холодным и таинственным голосом, словно тот разливался в воздухе, проникая в сознание Мелиссы. Каждое слово отзывалось в её голове эхом, усиливая смятение. Наследник Слизерина был непреклонен, и с каждой секундой его требование становилось всё более весомым. Мелисса чувствовала, как волна страха накатывает, словно ледяная вода, но больше всего её пугало другое — она не могла допустить, чтобы Оминис отказался от свадьбы. Девушка так долго ждала момента помолвки с Оминисом, так много мечтала о нём… И теперь всё могло разрушиться из-за глупых сомнений. Лестрейндж застыла, охваченная диким волнением. Всё её тело продолжало пульсировать, словно в такт его словам, не давая собраться с мыслями. Дыхание стало тяжёлым, а в груди разлилось что-то горячее и тягучее. Она чувствовала, как её разум распадается на осколки под натиском противоречивых эмоций — страха, смущения, желания и неуверенности. Ей казалось, что мир сжимается вокруг, превращая её тело в бесконтрольный инструмент своих собственных тревог. — Что ж… — голос Оминиса прозвучал с едва уловимой ноткой разочарования, от чего сердце Мелиссы болезненно сжалось. Она не могла позволить ему уйти. Мысль о том, что её долгожданный жених откажется от всего, была невыносима. Этот миг и это ощущение близости, всё, о чем она страстно мечтала, могло быть разрушено всего одной маленькой слабостью. И когда Лестрейндж почувствовала, как руки Гонта начали отпускать её, словно отпуская все надежды, что-то внутри нее сломалось. Под властью страха, не осознавая своих действий, дрожащими от напряжения руками, девушка потянулись к подолу длинной юбки. Мелисса медленно, с ощущением полной обреченности, начала поднимать ткань вверх, обнажая свои округлые, белоснежные бедра. Сердце стучало в ушах, а дыхание стало прерывистым. Тонкое кружево, скрытое под юбкой, скользнуло вниз, оставляя её тело более уязвимым перед Гонтом. — Умница. Теперь отдай их мне, — голос Оминиса прозвучал хладнокровно, будто он считывал каждое движение, каждую дрожь, пробегающую по телу Мелиссы. Он точно знал, как она будет себя вести, как её эмоции, страхи и желания сплетаются в узел, который он с лёгкостью распутывал своим хищным спокойствием. Мелисса, словно загипнотизированная его властным голосом, медленно протянула руку, держа в ней тонкое кружево. Она не могла сопротивляться. Её воля казалась растворенной в холодной уверенности Гонта. Ощущение его власти над ней было настолько всепоглощающим, что даже не возникало мысли, о попытке остановиться. Кружевное исподнее мягко легло в его руку, и когда Оминис забрал у девушки этот последний, невидимый барьер между ними, сердце Мелиссы снова заколотилось в безумном ритме. Она чувствовала себя обнажённой не только физически, но и эмоционально, как будто каждый её внутренний страх был раскрыт перед ним. Блондин не сказал больше ни слова, но в его молчании, в каждом его движении была заложена власть, которую Мелисса чувствовала каждой клеткой своего тела. Её дыхание оставалось прерывистым, руки дрожали, а в голове был хаос — смесь стыда, страха и странного, болезненного влечения. Оминис внезапно отошел от Мелиссы, оставив ту стоять в одиночестве, с открытой ранимостью перед ним. Она замерла, глядя на его напряженные движения, не понимая, что он собирается сделать. В воздухе висела тревога, словно что-то тёмное начало разворачиваться вокруг них, окутывая комнату густым, напряженным молчанием. С резким, почти презрительным движением, он сжал в руке её кружевное белье и, не говоря ни слова, бросил его в ближайший камин. Огонь тут же жадно подхватил тонкую ткань, и та вспыхнула ярким пламенем, превращаясь в пепел в считанные секунды. Мелисса смотрела на это зрелище, не в силах пошевелиться, чувствуя, как её сердце сжалось от непонимания и ужаса. Тишина в комнате стала почти осязаемой, как будто каждое потрескивание горящих углей отдавалось в ее душе. Мелисса ощущала, как всё внутри неё пульсировало — страх, унижение и странная зависимость от этого человека, который так легко и быстро смог получить над ней контроль. Оминис стоял неподвижно, будто безмолвно и властно наслаждался замешательством ведьмы. Мелисса не понимала, вернее, скорее боялась осознать, что же будет дальше. Разум девушки метался в панике, пытаясь ухватиться за остатки того романтического идеала, что она так долго носила в своём сердце. Всё, на что она надеялась, были нежные, долгожданные поцелуи, наполненные чувственностью и любовью. Она мечтала о близости, но совсем не такой. Не той, где её чувства и желания были второстепенными, не той, где её ожидания разбивались о холодную, безжалостную реальность. Оказавшись в этом странном, напряженном полумраке, она вдруг поняла, что не была готова к такому повороту. Сегодня, сейчас, да и в ближайшее время — это было слишком, слишком рано и слишком страшно. Её мечты о будущей жизни с Оминисом, которые ещё недавно казались такими возвышенными и светлыми, вдруг потускнели, словно за ними пряталась другая сторона его сущности, та, которую она не видела раньше. Чувство уязвимости пронзило Мелиссу до самых костей. Сердце сжалось, а воздух в комнате стал тяжёлым, словно давил на грудь, не давая ей дышать. Ведьма стояла неподвижно, не решаясь сделать шаг, и в этот момент больше всего боялась не того, что произойдёт, а того, что она не сможет сказать «нет», что ее страхи останутся невысказанными, утонувшими в ее собственном молчании. Оминис стоял рядом, как холодная тень, и Лестрейндж не могла понять, кем он был на самом деле: тем идеалом, о котором она мечтала, или чем-то гораздо более тёмным и чужим, что она только начинала постигать. Наследник Слизерина вновь шагнул к Мелиссе плавным движением, в котором чувствовалась скрытая сила, которая не оставляла выбора. Его прохладные пальцы обхватили руку невесты, словно железный захват, при этом держа ту с такой внешней мягкостью, будто он был заботливым, а не властным. Мелисса, едва успев уловить его прикосновение, словно потеряла волю. Слова, мысли и желания затерялись в густой тени его присутствия. Гонт повел девушку к кровати. Каждый шаг к этому ложу словно отнимал у неё остатки самообладания. Сердце ведьмы колотилось, и она чувствовала, как её рука дрожит в его холодной ладони. Словно завершая этот молчаливый ритуал, Оминис взмахнул волшебной палочкой, и плотные, темно-зеленые бархатные портьеры, скрывающие ложе, раздвинулись. Их мягкое шелестение прозвучало в комнате, как предвестник чего-то необратимого. Тяжелая ткань раздвинулась, открыв кровать, скрытую от мира, словно тайный алтарь в храме мрака. Мелисса стояла, парализованная страхом и волнением, не зная, как поступить. Тёмный полог, окутывающий кровать, словно приглашал войти в пространство, где она была полностью подчинена воле Гонта. Блондин стоял рядом, невозмутимый, его ледяные голубые глаза, лишённые зрения, но такие пронзительные, не отпускали девушку. Внезапно, горячие губы Оминиса вновь коснулись её шеи, и от этого по всему телу Мелиссы пробежала мелкая дрожь. Его прикосновения были неожиданными, но неумолимыми. Она не успела осознать, что происходит, как его язык мягко провел по её коже до самой мочки уха. Каждое движение ощущалось остро, почти болезненно, но в то же время пробуждало в ней странное, неведомое волнение. Затем, властно и уверенно, Оминис втянул её мочку, задержав дыхание и на мгновение заставив весь мир вокруг раствориться в этом одном прикосновении. Его близость словно окутала ведьму, вытесняя все мысли и оставляя только леденящее чувство зависимости. Мелисса ощутила, как её колени ослабли, а сердце в груди застучало ещё быстрее, на грани трепета. Ощущения были смешанными: страсть и страх сплелись в единую волнующую симфонию, и, несмотря на внутреннее смятение, она не смогла отстраниться. Всё её существо словно погрузилось в эту странную игру, где она не знала правил, но безвозвратно попала под власть наследника Слизерина. Прохладные пальцы Оминиса скользнули к застежкам белой блузки Мелиссы, и от этого прикосновения у неё перехватило дыхание. Тонкий шифон, словно живой, противился его нежным попыткам, жемчужные пуговицы не хотели поддаваться, упрямо приковывая ткань к её телу. Каждый его жест был наполнен напряжением, как будто он не просто расстегивал одежду, а открывал что-то гораздо более глубокое и интимное. Мелисса ощущала, как его холодные пальцы скользят по её коже, оставляя за собой волны нежности и тревоги. Она чувствовала, как сердце колотится всё быстрее, как порывистое дыхание срывается, а мысли сбиваются в сплошной хаос. Осознав, что пуговицы упрямо не желают поддаваться, Оминис, словно потеряв терпение, резким движением разорвал ткань. Шифон распался под его рукой, и треск рваной ткани разнесся по комнате, напомнив о том, что в этом мгновении границы между ними стираются. Мелисса ощутила, как холодный воздух коснулся её кожи, где раньше была защита, и от этого прикосновения её тело ответило новой волной дрожи. Оминис приблизился ещё ближе, и его взгляд, хоть и лишенный возможности видеть, был полон тайн и глубоких желаний. Теперь, когда ткань больше не скрывала её, в комнате воцарилась особая атмосфера, полная ожидания и напряженной близости. Мелисса понимала, что все её мечты, все надежды и страхи сливаются в этом единственном мгновении, которое предвещает нечто большее, чем просто поцелуи. Гонт обеими руками прикоснулся к тонким бледным плечам девушки и плавными движениями холодных подушечек пальцев стал спускать бретели белого кружевного бюстгальтера. Дрожь в теле Мелиссы забилась с новой силой, когда край ткани потерся о ее небольшие, но уже стоячие соски. Теперь она была еще более уязвимой перед этим властным парнем. Оминис, полностью освободив грудь девушки, стянул бюстгальтер на живот. Он ощущал, как Лестрейндж дрожит от каждого его холодного прикосновения, но её прерывистое дыхание говорило о том, что волнение девушки далеко не ограничивалось страхом и смятением. В глубине её глаз читалось нечто большее — смесь ожидания и желания, которое она сама не могла до конца осознать. Каждое его прикосновение было словно магия, заставляющая сердце Мелиссы биться быстрее. Она не могла скрыть, как ее тело реагировало на них, как будто блондин был не только источником тревоги, но и теплым светом, притягивающим в неизведанное. Это противоречивое чувство сбивало с толку, но одновременно и завораживало, оставляя в душе сладкое волнение, которое ведьма никогда не могла бы признать вслух. Гонт слегка ухмыльнулся, сверкая хитрой искоркой в холодных голубых, незрячих глазах. Волнение Мелиссы казалось для него забавным, словно он наблюдал за танцем эмоций на её лице. Каждый дрожащий вдох Лестрейндж, каждый трепетный взгляд только подогревали его уверенность. Он ощущал, как нерешительность и страх неопытной девушки переплетались с неосознанным желанием, создавая в воздухе напряжение, которое невозможно было игнорировать. Он наслаждался её реакцией, воспринимая Мелиссу, как открытую книгу, добавляя интриги в их сложную игру с каждой перевернутой страницей. Ее тревога ощущалась сладким бальзамом власти и притяжения, которые он стремился утвердить. В этот момент Гонт наслаждался, ощущая себя не просто наследником древнего рода, но и манипулятором чувств. Вдоволь насладившись симфонией трепета, волнения и страха Мелиссы, Оминис приложил свои мягкие холодные ладони к ее грудям, что вырвало из уст его невесты еле слышный стон. Тонкие длинные пальцы игрались с торчащими сосками, твердеющими от холодных ладоней юноши. Он неумолимо мял их, скручивал, слушая тихие вырывающиеся стоны из уст девушки. Мелисса почувствовала, как тяжелый узел возбуждения внизу живота накатывает под влиянием ласк властного наследника Слизерина. Внезапное осознание нового чувства в сумме со стыдом от того, как пошло она стонет и как ее грудь бесстыдно сжимает новоиспеченный жених, заставил ее свести руки и попытаться убрать ладони Гонта с ее сосков. Но тот лишь как будто предвидел ее действия. Он действительно отпрянул от ее груди, как хотела того Мелисса, но не для того, чтобы поддаться ее стеснению. Оминис схватил ее за запястья обеих рук и свел за спиной. — Инкарцеро! Плотные черные магические ленты мигом крепко обвились вокруг тонких рук девушки от локтей до самых кистей, не давая той возможность хоть как-то пошевелиться. Мелисса не на шутку испугалась, ощущая себя еще более беспомощной в таком связанном виде, без возможности прикрыть вздымающуюся грудь. Она осталась стоять возле кровати, пока руки наследника Слизерина продолжали исследовать ее тело, почти невесомо гладя кожу ее живота, вновь поднимаясь к груди. — Теперь это мое. Большим и указательным пальцами он сжал сосок невесты. Леденящий душу голос Гонта прозвучал рядом с ухом Мелиссы, заставив её содрогнуться. Его слова, словно тонкая нить, пересекли пространство между ними, наполняя атмосферу напряжением. Каждое произнесенное им слово отзывалось в её душе, вызывая волны эмоций, от страха до непонятного влечения. Его ладонь скользнула по тонкой хрупкой спине Мелиссы. Остановившись на шее девушки, Оминис слегка надавил на нее и силой заставил Лестрейндж лечь на кровать животом. Девушка послушно подалась вперед, ощущая сосками скользящую холодную шелковую ткань, укрывающую ложе. Без промедления, Оминис опустился к краю длинной юбки и задрал ее вверх, оголяя белоснежные ягодицы и бедра девушки. Все еще ледяные ладони наследника Слизерина принялись властно гладить ягодицы и внутреннюю часть бедра Мелиссы, не задевая при этом половых губ. — Хмм… так не пойдет, — произнёс он, и его таинственный голос вновь разрезал нависающую напряженную тишину, как лезвие, пронзающее воздух. Мелисса ощутила, как холодок пробежал по её спине. Его слова были не просто утверждением, а предвестием чего-то большего. В них звучало нечто властное, словно он ставил условия, играл с её ожиданиями и страхами. Она замерла, сердце вновь забилось быстрее, а в голове проносились мысли о том, что он задумал. Вокруг них всё стало ещё более гнетущим, как будто сама комната была свидетелем их напряженной игры. Каждый звук, каждое движение были наполнены неизведанным смыслом. Оминис плотно обхватил тонкую талию Лестрейндж двумя руками и подтянул ближе к середине широкой кровати. Девушка продолжала лежать неподвижно, ожидая очередного властного действия со стороны жениха. В комнате царила напряженная тишина, нарушаемая лишь её прерывистым дыханием. Мелисса чувствовала, как смятение наполняет её, накрывая волной. Она не знала, чего ожидать, и это чувство неизвестности одновременно пугало и завораживало. Каждая секунда ожидания становилась всё более тяжелой, и она не могла не задаться вопросом, каков будет его следующий шаг. Новое прохладное прикосновение к ее ягодице, отозвалось импульсом во всем теле. Оминис медленно провел ладонью по ноге девушки и с нажимом согнул в колене. Проделав тоже самое со второй ногой, и поняв, что теперь бедра девушки раскрыты лучше, более бесстыдно и пошло, он вновь скользнул тонкими пальцами по ее ягодицам, проводя тонкую линию к небольшому тугому анусу. От неожиданности Мелисса вздрогнула и издала непроизвольный протестующий стон. То, что она оказалась в абсолютно развратной открытой позе перед парнем с раскрытыми обнаженными прелестями, уже до невыносимости смущало ее. Стыдливое желание закрыться вновь проскочило в голове девушки. Воспитание упорно не позволяло выбраться наружу всем развратным, запрещенным желаниями Мелиссы. — Тихо! Вновь леденящий голос Гонта прервал тишину комнаты. Его ладонь грубо сжала ягодицу Лестрейндж, а большой палец уперся в тугое анальное отверстие, подавляя очередной протест девушки. Мелисса осталась лежать неподвижно, послушно ожидая того, что будет происходить дальше. Смесь страха, желания, смятения и стыда бурлила в её душе, как вихрь, поднимая волнение и противоречивые эмоции на поверхность. Она не могла избавиться от чувства, что каждое мгновение приближает её к неизведанному, и это одновременно пугало и притягивало. Движения Оминиса вызывали у Мелиссы трепет и ужас, перемешивая в её сознании мысли о том, как всё может закончиться. В этот момент она осознавала, что не может просто отстраниться от него. Притяжение блондина было слишком сильным, чтобы сопротивляться. Тонкие аристократические пальцы парня проскользнули вниз от ануса по раскрытым половым губам прямо к набухшему крохотному клитору. Промежность Мелиссы отдавала пышущим жаром и разливающейся влагой. Гонт провел рукой дальше к ее лобку и почувствовал мягкие вьющиеся волосинки. — Хмм… — недовольно ухмыльнулся наследник Слизерина. Это вогнало девушку в еще большую краску. Рука Оминиса вернулась вглубь промежности и средним пальцем он уверенно надавил на возбужденный клитор своей невесты. Из ее уст вырвался непроизвольный протяжный стон, а вздымающиеся ягодицы по инерции заерзали. Склонившись над спиной девушки, Гонт властно прижал ее бедра рукой и приблизился всем своим телом. Его бледноватое лицо вновь оказалось возле шеи Мелиссы. Белокурые пряди волос нежно щекотали ее кожу. Приятный древесно-мускусный аромат, исходивший от юноши, заставил сознание девушки слегка помутнеть, а тело расслабленно подчинится его действиям. — Не двигайся. Властный сдержанный голос Оминиса, вновь прозвучал словно приказ. Мелиссе ничего не оставалось кроме как подчиняться. Но в этот раз накатывающее еще сильнее вожделение понемногу заглушало стыд и отголоски разума. Страх потерять столь долгожданного жениха из-за своей неуверенности, слабости и сомнений, засел в ее душе словно якорь. Но очередное сомнение от того, что она отдастся ему в первый же вечер, даже не пытаясь противостоять, замаячило в сознании. Ведьма не хотела, чтобы он посчитал ее развратной девкой, ведь Лестрейндж себя всегда вела скромно и никогда не позволяла вольностей относительно мужского пола. От этих мыслей Мелисса заерзала всем телом, выдавая свои сомнения и остатки стыда. Оминис внезапно отпрянул от девушки, встал с кровати и куда-то отошел. Она осталась лежать в такой же позиции, боясь пошевелиться вновь или что-то сказать. Прошло несколько мучительных и долгих минут. Мелисса все также в оцепенении лежала с поднятыми ягодицами, упираясь грудью в шелковое полотно, которое то и дело скользило, не давая ей возможности свести ноги в таком положении. Гонт стоял неподвижно. Девушка его не видела, но ощущала его присутствие. Время томительно тянулось и Мелисса не понимала что происходит. Связанные руки затекли, а колени скользили по холодному мягкому шелковому покрывалу. — Оминис… Мелисса не выдержала нарастающего напряжения, медленно повернула голову в сторону, стараясь уловить хоть какое-то движение. Тишина в комнате была оглушающей, настолько плотной, что казалось, она заполнила всё вокруг. Её сердце билось так сильно, что, казалось, каждый его удар отдавался эхом в стенах. Страх, что Оминис мог бесшумно уйти, оставив её наедине со своими сомнениями и тревогами, накатывал волнами. Какой-то невыносимый ужас смешался с желанием почувствовать его снова, быть уверенной, что он всё ещё рядом, что его ледяные прикосновения не были лишь игрой воображения. За спиной она услышала неспешные мягкие шаги парня, приближающиеся к ней. Ее сердце казалось вот-вот вырвется из груди и его громкий четкий ритм отдавался импульсами по всему телу. Дыхание стало тяжелее, когда она почувствовала, что парень снова забрался на кровать, а его руки скользят по ее обнаженной спине. Прикосновения тонких, ледяных пальцев Оминиса вызвали у Мелиссы волну мурашек на коже, словно предвестники чего-то неизбежного. Она вся напряглась, словно замерла в ожидании, каждое её ощущение стало острее, а мысли путались в тревожном предчувствии. Разум девушки метался между страхом и желанием, но больше всего её страшило, что Оминис сейчас спокойно велит ей одеться и покинуть его покои. Это было бы как холодный удар в сердце. Отказ, который она не смогла бы перенести. И всё же, вместе с этим страхом, где-то на самом краю её сознания мерцала мысль о том, что с этим пришло бы и избавление. От стыда, от напряжения, которое сковывало её дыхание и тело, от того странного уязвимого состояния, в котором она оказалась. Наверное, это был бы спасительный выход, но ей самой было невыносимо даже представлять такую развязку. Ладонь Гонта вновь проскользнула между ягодиц Мелиссы к ее разгоряченному, томящемуся в ожидании лону. Блондин по хозяйски и слегка грубовато принялся гладить влажные половые губы невесты. Его средний палец вновь затронул до безумия возбужденный горячий клитор и сильно надавил. Лестрейндж еле подавила в себе желание снова качнуть бедрами от щекочущих ощущений в ее промежности. Оминис с легкостью понял это. — Умница. Но еще раз дернешься и можешь уходить. Голос блондина прозвучал, словно последнее предупреждение, строгое и безоговорочное. В его тоне не было места сомнениям или компромиссам. Это был голос того, кто привык повелевать и контролировать. Холодные слова проникали в самую душу, заставляя её сжаться от напряжения. Мелисса ощутила, как её дыхание сбилось, сердце словно остановилось на мгновение, а потом вновь забилось с удвоенной силой. Страх и подчинение смешивались с внутренним желанием, будто тянули ведьму в два противоположных направления. Она чувствовала, что этот момент решающий, что любой шаг назад может стоить ей его доверия, а возможно, и его присутствия в её жизни. Он не просил. Он требовал. В этой требовательности было что-то пугающе притягательное. Без промедлений Гонт, наращивая давление своими пальцами во влагалище девушки, стал ритмично двигать ими. Дыхание Лестрейндж стало тяжелым и прерывистым. Тело источало жар и покрылось легкой испариной. Но она боялась не то чтобы двинуться, а и произнести лишний звук, с трудом подавляя просящиеся из ее горла вожделенные стоны. Оминиса забавляло, как тяжело Мелиссе было сохранять самообладание. Он чувствовал её внутреннюю борьбу. Каждый раз, когда её дыхание сбивалось, а мускулы невольно напрягались. Если бы он не приказал ей оставаться неподвижной, она, вероятно, уже давно потеряла бы контроль над собой. Она бы извивалась над его рукой словно шлюшка, словно наркоманка просящая очередную дозу. Его холодные, властные прикосновения казались нестерпимыми и одновременно желанными, в них читалась насмешка и безжалостная игра с её чувствами. Он будто знал, как управлять её эмоциями. Ощущал, как Лестрейндж буквально борется с собой, боясь нарушить его приказ. Ему нравилось это неумолимое противостояние внутри неё, это сочетание страха, смущения и желания, которое, несмотря на все её попытки сдержаться, всё равно прорывались наружу. Каждое её движение или задержанный вздох только подтверждали его власть над ней, и это лишь разжигало интерес парня. — Можешь стонать. В ту же секунду из уст Мелиссы вырвался протяжный громкий стон. От нереального экстаза она почти кричала. Пальцы блондина терзали ее нервный скользкий бугорок по кругу с нажимом, задевая самый кончик клитора, подбирались ко входу во влагалище и неумолимо возвращались назад, от чего девушка стонала все громче и с каждым разом все более пошло, с трудом пытаясь не двигаться, ведь это было ей не разрешено. Мощное сладкое напряжение внизу живота быстро подкатило к ее промежности, словно волна в океане, разливаясь иступляющим оргазмом. Ее бедра бесконтрольно затряслись, а из губ вырывались рваные стоны. Она уже не могла сдерживать свое тело, которое извивалось под натиском тонких холодных пальцев Гонта. Когда послеоргазменные ощущения стали сходить на нет и тело Мелиссы перестало извиваться, Оминис схватил ее за бедра и прижался пахом к ее разгоряченной промежности. — Ещё! — прозвучало в полутемной комнате. Её голос дрожал, словно отражая всю бурю чувств, что были внутри. Слова сорвались с губ Мелиссы неожиданно, как будто её воля, тщательно удерживаемая до этого момента, внезапно уступила внутреннему порыву. Она сама не ожидала от себя такой реакции, но не могла остановить этот импульс, вызванный его холодными, но завораживающими прикосновениями. Гонт замер на мгновение, услышав её тихий, но отчаянный выдох. Его тонкие губы искривились в едва заметной ухмылке, как будто её просьба только подтвердила то, что он уже знал. Он наслаждался её беспомощностью перед собственными чувствами, той тонкой границей между страхом и желанием, на которой она балансировала. Мелисса чувствовала возбужденный член жениха сквозь ткань его плотных черных брюк. Он продолжал крепко держать ее за бедра упираясь органом между ее ягодиц. — Одевайся, — голос Оминиса прозвучал резко, холодно, как удар плетью по тишине. Он отпрянул от девушки. Его движения, словно продуманные заранее, были быстрыми и точными. Мелисса вздрогнула, чувствуя, как волна разочарования и облегчения одновременно нахлынула на неё. Как только Оминис отошел от Мелиссы, взмахом волшебной палочки он привел в порядок её разорванную блузку. Белоснежная ткань вновь слилась воедино, пуговицы вернулись на свои места, как будто ничего и не произошло. Всё было слишком просто, слишком быстро, будто момент близости только что растворился в воздухе. Лестрейндж не понимала, что пошло не так. В её голове крутилось тысяча вопросов, но ни один из них не обретал ясности. Что-то разрывалось внутри, смешивая боль, стыд и разочарование. Всё, что она ожидала от этой встречи — сладкие поцелуи, близость, которую она рисовала в своих мыслях годами, внезапно оказалось чем-то далёким и непостижимым. Она невольно оглянулась на Оминиса, пытаясь найти хоть намек на объяснение в его холодных чертах лица. Но он стоял неподвижно, бесстрастный, словно его абсолютно не трогала её растерянность. Сердце Мелиссы сжалось от бессилия. Она не могла понять, что пошло не так, чем она его разочаровала. Почему всё закончилось так внезапно? Лестрейндж чувствовала себя маленькой и уязвимой перед этим ледяным, непостижимым юношей. Она хотела спросить, но слова застряли в горле, страх потерять его сковывал её сильнее, чем неясность происходящего. «Что я сделала не так?» — этот вопрос звучал в ее голове, эхом отзываясь внутри, но ответов не было. Мелисса, поспешно, начала одеваться. Пальцы слегка дрожали, когда она застегивала жемчужные пуговицы. В её душе осталась горечь от несбывшихся ожиданий и мучительное волнение. В голове царил хаос — от предательского облегчения, что всё закончилось, и до тайного, глубокого желания продолжить. Мелисса внезапно вспомнила о своем белье, но быстро осознала, что оно теперь лишь пепел в пламени камина. Лёгкое жжение смущения охватило её щеки. Мысль о том, что сейчас ей предстоит идти по мрачным коридорам без трусиков, заставила её сердце замереть от волнения. Внутри разгорелось чувство уязвимости, словно с исчезновением этого куска ткани она потеряла нечто большее — свою уверенность и хотя бы мнимый контроль над ситуацией. Единственная надежда оставалась на то, что до дома никто не узнает о её тайне. Шаги стали осторожнее, как будто каждый звук мог выдать её сокровенное состояние. Ткань платья касалась обнажённой кожи, напоминая ей обо всём произошедшем с невыносимой ясностью. Оминис стоял неподалёку, всё такой же отстраненный, словно произошедшее не затронуло его совсем. Его лицо оставалось непроницаемым, холодным, как у статуи. Гонт молча открыл двери и, не произнося ни слова, жестом указал Мелиссе на выход. Его ледяной взгляд не выражал ни сочувствия, ни упрека. Просто холодная отрешенность, как будто всё произошедшее не имело для него значения. Лестрейндж, погруженная в водоворот собственных мыслей, медленно опустила голову и, чувствуя смущение, стыд и тревогу, шагнула к выходу. Каждый шаг по коридору казался ей мучительно долгим. В голове мелькали обрывки мыслей, растерянные попытки понять, что же произошло между ними. Её сердце то сжималось, то гулко билось в груди, а щёки горели от стыда и унижения. Оминис шёл рядом, но не касался её. Его отстраненность была почти ощутимой, как невидимая стена, разделяющая их. Мелисса украдкой взглянула на него, но он продолжал двигаться вперед с непроницаемым выражением лица. Это равнодушие, которое она так не хотела видеть, было больнее любых слов. Словно то, что они пережили, не имело значения. Лестрейндж продолжала идти рядом, стараясь сдержать накатывающие слёзы, но ощущение пустоты внутри только усиливалось. Когда пара вернулась в гостиную, где до этого проходил семейный ужин, в комнате всё ещё царила тишина. Лишь огонь потрескивал в камине, лениво озаряя помещение мягким светом. Плавно передвигаясь, Оминис, как ни в чем не бывало, спокойно подошел к своему месту за столом. Его очевидное спокойствие сбивало с толку, как будто их недавняя сцена в спальне была просто еще одной страницей в книге его безразличного существования. С холодной грацией он налил себе бокал насыщенного рубинового «Шато Лафит», слегка крутанул его в руке и с наслаждением сделал небольшой глоток, словно вкус вина был единственным, что сейчас занимало его мысли. Мелисса, напротив, вся сжалась от напряжения. Её взгляд был устремлён в пол, а тело словно онемело. Девушка медленно села на самый край стула в дальнем углу стола. На душе царил хаос. Всё, что только что произошло в комнате Оминиса, разрывалось на части внутри нее, наполняя смятением и неуверенностью и без того беспорядочные мысли. Контраст между ними был разителен. Оминис выглядел спокойным и уверенным в себе, словно вовсе не подозревал, что его невеста в этот момент борется с собственной тревогой. Аромат вина тонко витал в воздухе, но Мелисса не могла сосредоточиться на нём. Мысли о том, что она осталась без белья, стыд и тайные желания, которые она не смогла скрыть от него, не давали покоя. В гостиную стали возвращаться родители новоиспеченных жениха и невесты. Мелисса опустила голову от стыда, боясь встретится с кем-то глазами. Мистер и Миссис Лестрейндж вошли с приподнятым настроением, их лица светились радостью, а лёгкое опьянение придавало им ещё большего очарования. Они были полны надежд и уверенности в том, что жизнь складывается как нельзя лучше: их дочь выходит замуж за достойного юношу, представителя знатного рода. Что может быть лучше этого момента счастья? Не обращая внимания на поникшую голову и бледность Мелиссы, они лишь радостно обсуждали предстоящие празднования, списывая её состояние на усталость после долгого дня. Мелисса сидела в тени, всё ещё пытаясь справиться с бурей чувств, которые переполняли её. Мистер и миссис Лестрейндж были счастливы, но в этот момент ей казалось, что их радость только усиливает ее собственное смятение. Когда карета была подана, и гости начали собираться, чтобы покинуть поместье Гонтов, в воздухе витал сладковатый аромат счастья, невидимые нити которого связывали их с надеждами и ожиданиями. Мелисса с нетерпением ждала, когда же покинет поместье, чтобы у себя дома, в своей комнате спокойно обдумать все произошедшее, а не вздрагивать от любых звуков, думая, что ее мысли слышит весь мир.