Единственный выход

— Ты видишь их? — толкает парень с каштановыми волосами своего друга, указывая пальцем куда-то в сторону. Друг реагирует и охотно смотрит в ту сторону, на что на лице мигом появляется улыбка. — Ха, чувак, ты еще после того не отошёл, еле откачали. — Не душни, пойдем ещё попросим, — хлопает он по по плечу своего друга и делает первым быстрые шаги в сторону той компании состоящей из пары людей.       Парень с каштановыми волосами по кличке Акума — так его зовут все да и представляется перед незнакомыми людьми он также. Это почти как второе имя, которое заменило родное, данное матерью. А мама назвала его Серёжей, и где-то до 17 лет он представлялся именно так, пока не познакомился с ебанутым парнем дотером, который считал занудным использовать своё настоящее имя. И придумал ему — Акума. А у самого кличка Курсед, от мамы имя — Кир. «Кличка» словно дали собаке и теперь они неформально называют себя так, ловя на себе осуждающие и непонятые взгляды, как только от них слышат такое обращение к себе. Ведь все привыкли к стандартным именам, которые так приелись и кажутся скучными, недостойными внимания.       Акума подбежал к этой компашке, которая сразу посмотрела на неожиданно приблизившись человека, который даже слегка напугал их. Но на лицах так же быстро как удивление, появилась улыбка и они стали пожимать друг другу руки. — Парни, сегодня не варик. Ничего не осталось, но на днях уже будет поставка, — как-то сожалеюще сказал высокий парень с короткими, чёрными волосами. — Да ты угараешь, — Акума тяжело вздохнул, явно надеясь на весёлое время провождения, когда порошок заходит в ноздрю, соприкасаясь со слизистой, создавая неприятные, колющие ощущения вместе с жжением, что глаза непроизвольно закрываются. А в голове лишь мысли: «Ну же, когда приход», и через несколько минут жжение проходит, а в глазах понемногу начинает плыть. — Сорян, — тот пожал плечами, осматривая двоих только что прибывших.       Их знакомого по совместительству поставщика наркоты звали по кличке «Безымянный». Как можно понять, в этой тусовке все не сильно дружат с головой и явно наиграли пару тысяч часов в доте так же как в трипе и отходняков после употребления порошка, таблеток или вовсе иголок в вену. Правда Курсед и Акума никогда иглу в вену не вводили, если не считать когда в больнице брали кровь или ставили капельницу. Что-то, что неизвестно как выглядит и неизвестно какой даст результат и точно ли пойдет содержимое в вену, не сильно хотелось испытывать на себе, даже когда они оба были готовы пойти на те ещё риски. Но это считалось какой-то гранью, за которую переходить не хотелось никоим образом. — Ладно, мы пойдем, — сказал Акума и развернул Курседа взяв его за плечо и потянув за собой. — Мы куда? — Да хуй знает, сегодня точно без дозы. — Набухаемся до отключки? — усмехнулся Курсед, осматриваясь по сторонам, когда они переходили пешеходный переход, а таймер показывающий когда машинам можно будет ехать, почти иссякал. — Можно, но хз. — Я тя понял, — роясь в карманах, Курсед достал пачку сигарет, и вытаскивая одну, сразу же зажимая её между губ, стал рыться в карманах дабы достать зажигалку. Но вот не повезло, таймер уже и так закончился и на светофоре показывал зеленый для машин, а зажигалка упала на асфальт и отскочила назад. Подойдя к ней медленным шагом, он услышал как машины начали сигналить, указывая на его медленность. Но он не сильно обращал на это внимание, даже наоборот, стал медленнее наклоняться к зажигалке, будто бы так и жаждя чтобы его нахрен сбили, оставляя кишки вокруг, а на мёртвом теле следы от шины. Машины начинали сигналить агрессивнее и даже водители стали открывать окна и кричать ему: — Быстрее нельзя?! — Уйди с дороги! — Идите нахуй! — улыбаясь крикнул он им, и наконец подняв зажигалку, пошагал к Акуме, который стоял и наблюдал за происходящим вовсе не удивляясь такому поведению своего друга. — Поздравляю, у тебя плюс несколько десятков проклятий за месяц. — Кайф, — наконец поджигая сигарету и кладя зажигалку в карман, он сделал тягу и держал её между средним и указательным пальцами. — Ебанутый, дай хоть мне покурить. — На, — он вытащил пачку с кармана и протянул Акуме. — Спасибо, — тот охотно принял, дожидаясь пока рука Курседа снова потянулась в карман и достала уже зажигалку, вновь протягивая её Акуме. — Благодарю. — У тебя ж др скоро? — неожиданно спросил Курсед, что перед тем как зажечь сигарету, Акума вопросительно глянул на того. — Ну да? — с осторожностью согласился или даже спросил он, наконец поджигая никотин проходящий в лёгкие вместе с дымом, который осаживается где-то на дне, нехотя выходить обратно, с глубоким вдохом и выдохом.       На этом между ними повисло молчание, Курсед не ответил на его то-ли вопрос то ли утверждение, а ушёл в свои мысли, не зная как построить предложение и ответить Акуме. Нужно ведь подарок подготовить что-ли? А вот что, Курсед в душе не чаял, поэтому посчитал вполне рациональным поинтересоваться этим у именинника, наверняка ведь у него имеются какие-то пожелания или что-то типа такого. Но тут назревает вполне очевидный вопрос, в чём проблема задать этот вопрос напрямую? И на этот вопрос ответ будет весьма запутанным и нелогичным, потому что Курсед сам не понимал, в чём проблема. Не то, чтобы для них это было чем-то зашкварным говорить на такие темы, помимо всего связанного с запретными веществами и алкоголем. Они были близки и могли обсудить многое, хотя это будет первое день рождения Акумы за их знакомство. День рождения Курседа было месяц назад, и они обкурились и обнюхались всем чём только можно, чуть ли не словив передоз. Акума подарил ему худи, которое тот очень хотел ну и оплатил дозу фена, на что тот был весьма благодарен и счастлив. А что дарить Акуме то? А чтобы Акума мог хотеть? Трудный вопрос, ответ на который никак не приходил в цветную, покрашенную в красно черный сплит голову. Он никогда не говорил о своих желаниях, если не учитывать попасть в очередной трип, покурить сигареты или напиться до беспамятства. — А что ты на день рождения хочешь? — Ничего, — резко, будто бы уже дожидаясь этот вопрос ответил Акума. — Не гони, явно же что-то хочешь? — Нет, не хочу. — Ахуел? Ну говори, а то подарю дакимакуру с тянкой, а ещё лучше с накаченным кунчиком, рад будешь я уверен. — Хочешь — дари. — Слишком уж безрадостно и безразлично отреагировал Акума, что Курседа это сильно смутило.       В их компании более эмоциональным был Курсед. Именно он смеялся как жаба с чего угодно, а под наркотой был готов творить хуйню, что мог легко попасть в ментовку. Только в голове всё равно что-то да и останавливало, какой-то инстинкт самосохранения срабатывал в последние секунды, когда жизни угрожала опасность, ну или его кошельку огромный штраф. Акума был пареньком потише, хотя в некоторым эпизоды он мог вести себя буйно и весело, что очень удивляло Курседа такой резкой эмоциональностью, будто бы он копил эти эмоции долгое время и вот они вырвались наружу. Но в основное время, Акума вёл себя спокойно, моментами агрессивно или безразлично. Только единственное, что напрягает в таком поведении Курседа, так это то, что Акума стал таким резко. Изначально он был весёлым, взрывным мальчуганом, задротом по доте, который материл в голосовом чате своих тимейтов и противников когда те выигрывали. Из-за этого они и познакомились, когда оба начали бомбить друг на друга, а в конце катки когда всё же выграли, то обменялись дискордами по итогу подружившись. И вот удивлением оказалось, что они живут в одном городе в соседних районах и могут легко увидеться. Месяца шли, через какое-то время не замечая этого сначала, Акума становился всё мрачнее, после чего вовсе подсел на наркоту. Курседа это напугало, ведь он иногда употреблял ещё до знакомства с Акумой, и не хотел, чтобы его уже близкий за короткое время друг подсаживался на эту гадость. Сам почти слазил, а когда узнал, что друг нашёл какой-то телеграмм канал, а после познакомился с человеком, который передавал порошок или траву напрямую, то очень напугался и под этим страхом сам углубился в зависимость. Лекции читал о вреде, говорил, что нахуя, лучше за компом 24/7 сиди, алкоголь пей, табак кури, но только не наркоту, хотя звучало это очень противоречиво собственному образу жизни. А тот рукой махнул, пару раз они чуть ли не поссорились, но Курсед не мама всё-таки, которая поучает о очевидном вреде. А когда тот с первого раза не понимает и даже не пытается слушать, есть ли смысл продолжать эти нравоучения? Нет конечно. Наверное. — Это все же не дело, я должен тебе что-то подарить. Ты о своих пожеланиях говоришь редко, я хз что ты хочешь, но без подарка приходить не очень. — Блок сигарет и дозу, мне будет достаточно, — через несколько секунд молчания всё же сказал Акума, сворачивая в сторону жилых кварталов, чтобы прийти на очередную тусовку у какого-то типа дома, где все воспримут их как своих. — Я тя понял, — довольно безжизненно выдохнул Курсед, опуская взгляд в низ.       Он ожидал такой просьбы, ожидал что тому ничего не нужно кроме того, чтобы забыться в этом реальном, запутанном мире, где на каждом шагу нужно преодолевать трудности для лучшей жизни, лучшего статуса и уважения себя в кругу нужных людей. Когда нужно улыбаться, а на деле не хочется. Вокруг всегда лживые и лицемерные люди, которые улыбнутся в лицо, а за спиной осудят за всё, что только можно. Это больно и грустно осознавать, а возможно скорее безразлично. Только всё равно об этом нет желания думать, нет сил углубляться в свои эмоции, чтобы отобразить на лице маску, которая крепко должна держаться на протяжении дня. На протяжении жизни. Она не в коем образе не должна спасть, Акума не должен показать себя настоящим перед кем либо. Открыть душу, сердце, вывалить самые сокровенные тайны, эмоции, терзающие сердце своей запутанностью и непонятностью. Даже Курседу не позволено видеть всё. Часто тот держит его на расстоянии вытянутой руки, редко посвящая в свои проблемы. Не желая, не доверяя или же банально не видя смысла — Курсед не понимал. Хотел понять однако его отталкивали, не отвечая на вопрос, а просто умалчивая, отмахиваясь тем, что у него всё в порядке.       Человеческие эмоции часто трудно понять и разобрать. В своих эмоциях тяжело разобраться, не говоря о чувствах других людей. Они могут меняться с огромной скоростью. одно лишнее слово, лишняя фраза готова вызвать огромный всплеск гормонов, сменяющих настроение человека внутри которого они начали реакцию. Контролировать их тяжело, они могут неожиданно меняться как гром среди ясного неба, а за ним чёрные тучи скрывающие голубое небо с ярким солнцем, освещающим всё на своём пути. Погоду контролировать не возможно, так же как и порой эмоции, когда они вызваны чем-то важным сердцу, когда слёзы невозможно сдержать, ком в горле подходит всё ближе, что начинаешь задыхаться, жадно хватая воздух ртом, пытаясь его проглотить. Порой вспышка гнева как та самая гроза ударяет в дерево и хочется сносить всё на своём пути: орать, бить, срываться на других, всё лишь бы выпустить эти эмоции, так же как и горящее дерево горит то сильнее то слабее, а пожар рано или поздно сам прекратиться, либо его остановят люди.       Только все же разница в погоде и человеческих эмоциях есть — эмоции можно контролировать. Этот навык нарабатывается годами, постоянная практика и контроль собственных чувств приводит к совершенному контролю эмоций. Побочка в данной практике есть и не самая приятная: после этого ты путаешься в сложных человеческих эмоциях, которые имеют разную форму, степень проявления и разную интенсивность. Ты не понимаешь себя и не можешь понять других. Почему они так реагируют и почему ты сам так реагируешь? Эмоциональный интеллект снижается, зато можешь гордиться словно достижением в игре: «Новое достижение: «Полный контроль эмоций». И стоит уточнить, что контроль эмоций не даёт тебе право распоряжаться эмоциями когда и как хочешь, умея включать в себе актёра и легко обманывать людей тем, что ты сейчас чувствуешь. Контроль эмоций как бы странно не звучало, но убивает все эмоции внутри тебя, или же оставляет их полумертвыми, возводя в самый вверх «Безразличие». Моментами полу убитые эмоции, хотят подняться, показать себя миру, только безразличие сидящее на верху и руководящее ситуацией, просто пинает их ногами, и они вновь скатываются куда то вниз и им снова нужно проделать огромный путь на вершину горы, ведь возможно в тот раз у них выйдет вырваться и показать себя миру, восстановить свои силы и наконец столкнуть безразличие с пьедестала.       У Курседа с этим было проще, он не пытался убивать в себе чувства, просящиеся на свет. Но так же он не всегда давал им волю в проявлении. Держа улыбку на своём лице, внутри грусть могла прожигать само сердце, принося боль и желание побыстрее что-то с этим сделать, например: покурить, напиться, уйти в наркотики, или же попросить помощи или поддержки. Только не всегда подходящий момент, иногда нужно зажать чувства в себе и не дать им просочиться наружу. Бывает, что собеседнику нужна поддержка сильнее чем тебе, или же ситуация просто не подходит для высказываний и открытия души, для просьбы поддержки и принятия. Тогда нужно заткнуть рвущуюся грусть, оставляя её для более подходящего момента, например же уединение в своей квартире, когда он один на кухне чиркает зажигалкой, поднося к сигарете сжатую между губами. В такие моменты непроизвольно рвутся наружу слёзы, давая доказательство ранимости его души, эмоциональной натуре, которая непринята быть у мужского пола и должна по мнению общества быть скрыта. Какая же дурость.       Из-за излишней по его мнению эмоциональности, ответ друга заставил расстроится. Потому что волнение устраивает внутри ураган, но понимает, что просьбы о том, чтобы Акума поменял свою просьбу, не просил на день рождения дозу наркоты, и даже прямо сейчас не надеялся выклянчить у кого-то на квартире дозу в долг, под предлогом, что сразу же вернёт, как у «Безымянного» появится в наличии, будут наивными. Осознавал, что он его не послушает, отмахнётся, усмехнётся уголками губ в ироничности ситуации. Ведь один нарик просит другого бросить. Что может быть смешнее? И сам Курсед это понимает, но попытки бросить заканчивались провалом, а друг рядом занюхивающий белый порошок на тыльной стороне руки от ужасного зрелища заставляет сделать то же самое. Не хочет чтобы Акума употреблял. Не хочет, чтобы тот портил свою жизнь. Однако иронично Курсед портит её себе, беспокоясь только о другой, которая за короткое время, если сравнивать со всей жизнью, стала слишком близка.       Томно вздыхая, он заметил, что вовсе не курил все время, как они шли к нужному подъезду, а в руке сигарета уже прожгла весь табак и перешла на фильтр. Уже около подъезда, возле которых стояли две лавки и рядом мусорка, он потушил сигарету об металлический бортик и кинул её внутрь, наблюдая как Акума сделал точно также, только в отличии от него тот курил сигарету, а не просто тратил такое добро на ветер. Молча Акума подошёл и открыл подъезд, зная уже наизусть ПИН-код от двери. Курсед проскользнул вслед за ним, слыша как сразу закрылась дверь. Подходя к лифту и вызывая его на первый этаж, Курсед словил на себе взгляд Акумы, наполненный спокойствием и ожиданием, когда они доберутся до нужной квартиры.       Было где-то 17 часов, улицы освещались фонарями и в городе было достаточно светло, пока они не свернули к многоэтажкам, где тёмное небо напоминало, что зимой темнеет раньше. В подъезде в зимней одежде было жарко, несмотря на зиму на улице была плюсовая температура и снег не лежал на обочинах и на дороге кашей из грязи и пыли. Асфальты были чистыми, обочины так же, о зиме напоминал лишь холод, плюсовая температура почти доходящая до нуля градусов, и то, как вокруг всё утратило свои краски. Зелёная трава засохла, листья на деревьях давным давно опали и тусклые ветки прибавляли какого-то уныния. Декабрь, вроде бы скоро новый год и день рождения Акумы, однако настроения праздничного новогоднего настроения не было. В голове вообще забылся факт того, что вот-вот время покупать ёлку, остались только мысли о скором день рождении Акумы, его лучшего друга. Раздумия о том, как лучше будет поздравить, какой сделать сюрприз, чтобы даже сквозь унылый город и внешний вид вовсе не сказочной зимы со снегом и красивыми снежинками, подарить другу праздничное настроение и улыбку на его лице.       Лифт наконец-то подъехал и они оба зашли внутрь. Акума нажал на цифру «7» и кнопку закрытия двери. И вот они поехали, ощущая как под ногами коробка в которой они находились поднимается наверх, создавая странное, но уже привычное ощущение в теле. Приехав, Курсед вышел, а за ним Акума, сразу подходящий к нужной квартире и открывая уже открытую дверь, с которой ещё на лестничной клетке была слышна музыка и голоса молодых людей. Соседи не имели права жаловаться, ведь до 10-11 вечера у них есть полное право шуметь.       Зайдя внутрь и не разуваясь, лишь скидывая куртку на забитую вешалку, им в нос сразу ударил запас крепкого алкоголя, а моментами доносился сладкий запах вина или шампанского. Курсед любил вино, любил его сладковатый запах и вкус с лёгкой кислинкой, намекающей на гордое звание «полусладкого» и явно из дешёвого сигмента, об этом напоминала обстановка вокруг, разве тут может быть дорогой алкоголь? Нет, конечно. Акума кидая взгляд на Курседа через плечо, шёл вперёд обходя людей и заходя в зал где по резкому шуму его узнали и обрадовались новой, приятной компании. Курсед пошёл следом и ему так же обрадовались, начиная пожимать руки. Выдавливая улыбку, он увидел как им начали наливать водку в стаканы, однако Курсед сразу окликнул этого человека: — Стой-стой, я вино буду. — О, ты как всегда вижу, так-так, вот оно! — побегав взглядом по столу и полу, так как он с ещё одним человеком сидели на диване, он нашёл уже начатую, но все же почти полную бутылку вина. И только захотев налить в стакан, резко одумался и поинтересовался у Курседа: — Хочешь с бутылки? Или стакан? — Давай с бутылки, — согласился Курсед. — Спасибо, — садясь рядом на диван, Курсед прижался губами к горлышку бутылки, делая пару глотков. Вино с теплом прошло в пустой желудок, согревая и принося одновременно слабый горьковатый привкус, который совсем не чувствовался из-за сладости. Это вино было сладким. — Акума, а ты что будешь? — спросил тот кто дал Курседу вино, а Акума кивнул на водку, садясь напротив, только на кресло полностью забитое чьими-то вещами, однако ему это не мешало удобно разлечься на кресле. — Ну не ахуевай, разлёгся тут, — сказал он, но всё же из-за уважение налил тому в первый и последний раз, по крайней мере за сегодня, пусть сам себе наливает. — Спасибо. И да, Олег, есть доза чего-нибудь? — Чувак, серьёзно? — Да, — спокойно реагируя ответил Акума, выпивая пару глотков водки, слегка морщась. — Ломка? — Есть такое, — совсем честно отреагировал Акума, не замечая как Курсед сменился в лице и стал более печальным.       Ведь он читает его, ещё по дороге сюда догадался, что будет просить кого-то дозу и прямиком накинется на высоко градусный алкоголь. Снова хочет забыться в этом мире, забыть о своём существовании и что плоть в которой он находится живая, умеет чувствовать боль, помимо отчуждения и чувства эйфории. Делая глоток вина, он достаёт пачку сигарет, вытягивая одну и зажимая её между губ. Вокруг всё превратилось в шум и весь фокус внимания был на сигарете, чиркающей зажигалке, дыме, затяжке и мыслях. Голоса вокруг стали приглушеннее, но он услышал от Олега, что ничего нет, а рядом сидевший тип молчал и кажется даже не двигался, ведь и так был угашенный непонятным порошком, названия которого было неизвестно, но вставило его нехило.       Это вызвало внутреннее облегчение, осталось надеяться что у других не найдётся чего-либо. К сожалению этот шанс был маленьким, ведь наверняка тут есть тип, у которого любой дряни будет по пакетикам достаточно за завышенную цену. У Безымянного они брали по скидке, по закупочной цене с накидкой в 10 процентов, а не 50 как было для других. Этот же на этой квартире не стыдясь накинет процентов 70, а Акума в ломке будет готов отдать все свои деньги, лишь бы занюхнуться или проглотить таблетку, ловя очередной трип или приход. Тошно. Кидая взгляд на чела, который с запрокинутой головой и с открытыми глазами вместе с широкими зрачками смотрел в потолок, осознавал, что совсем скоро Акума будет вести себя так же. А возможно и он не выдержит, сам пойдет у того типа, которого осуждал пару секунд назад, купит дозу чего либо и будет вместе с Акумой втыкать в потолок. От себя становится тошно после таких мыслей и понимания, что на самом деле к наркотикам притронуться хочется. Утолить желания организма к привычке, зависимости и дать то, что так сильно хочет почувствовать психика и организм, осознавая какой это приносит вред и что дальше будет только хуже. С каждым днём, с каждой дозой привыкание становится сильнее и корнями прирастает к органам, что вырывать это будет адски больно.       Очередная тяга и дым окутывает лёгкие, после чего появляется во внешнем мире, одаривая собеседников едким дымом и прозвищем «пассивные курильщики». Они не будут жаловаться такому званию, не будут жаловаться про противный дым. Все привыкли к нему, все курили табак так же как и траву. Запах табака в этой квартире так же сильно въелся, как и запах спирта, что никакое проветривание квартиры на пару дней, а возможно даже недель не справится с этим. Помещение нуждается в клининге и ремонте, потому что весь запах въелся в обои, стены, мебель. Тут только всё сносить, если какой-то человек не желающий создавать здесь вписки решит приобрести или снять эту двухкомнатную квартиру.       Собственный взгляд метается по комнате, часто задерживаясь на Акуме, который пьёт водку и наливает себе каждые 10 минут по 50-100 грамм, выпивая всё залпом. Больно. Сердце сжимается с треском, кое как выдерживая такую нагрузку в виде тяжёлого зрелища, как друг просто убивает себя всем этим. Но как же иронично, когда Курсед сам не соблюдает правил общества и не состоит в организации ЗОЖников, которые навсегда стараются забыть о сигаретах и алкоголе, не говоря уже о наркотиках. Стоит ли упоминать, что в основном люди отказываются от алкоголя даже на праздники, и о сигаретах, как о повседневной привычке выкуривать пачку сигарет в день? Стоит ли упоминать, что в основном люди не имеют пагубную привычку как наркотики и им не нужно страдать от ломок сильнее чем никотиновых, когда психика просит забыться в приходе, когда сознание вырубается, а все проблемы и тревоги уходят на второй план? У них с Акумой, как у большинства людей в этой квартире проблема другая, им нужно решать с этим что-то, дабы наконец-то завязать и зажить свободной жизнью, не имея того, что связывает руки и ноги для достижения лучшего будущего в виде успешной карьеры, бизнеса и семьи.       Очередной тяжелый вздох, которого никто из присутствующих не замечает, так как между Акумой и Олегом завязалась непринужденная беседа, а музыка на фоне вовсе заглушает такие тихие звуки, как выход воздуха из лёгких. Становится тяжёло находится в этой квартире и в этой атмосфере. Вокруг пьяные люди и он к ним потихоньку присоединяется, ведь алкоголь медленно но верно проходит в организм, а голодный желудок вовсе говорит о том, что состояние опьянение придёт быстрее. И зачем это всё? Когда всё это началось? когда он понял, что ему нравится пить, когда он осознал весь кайф наркотиков, когда он впервые купил пачку сигарет, а не стащил у родителей или попросил купить старшеклассников ещё в школе, когда те имели поддельные паспорты или связи с каким-то продавцом в магазине? Когда всё пришло к этому, почему сердце так сильно разрывается при виде Акумы, которого по барабану на своё здоровье? Почему хочется наругать его как мама, когда ты питаешься чипсами и газировкой, даже не думая поесть горячего супа, якобы полезного для желудка? Почему хочется отобрать сигареты и стакан с водкой, мягко глянуть в глаза, прося прекратить? Почему хочется вместе с ним бросить эти привычки и эту жизнь: ежедневные пьянки и приходы от веществ? Курсед снова тяжёло вздыхает, делая затяжку и выдыхая дым вверх, наблюдая как он растворяется в воздухе и вовсе пропадает.       Олег краем глаза поглядывает на Курседа, и он это замечает, из-за чего становится не по себе. Нет желания, чтобы его видели подавленным, а тем более говорить причину. Не поймут. Олег не тот человек, которому можно говорить о таком. Наверное. Курсед не знал, но точно понимал, что доверия к друг другу у них нет, и такое он сможет сказать только Акуме. И тем не менее даже Акуме такие слова сказать не может из-за страха. Из-за непонимания своих чувств и чем они вызваны. Дружба? Переживает за друга? Вполне вероятно, так и есть. Но… Курсед не понимал себя. Что-то ещё засело внутри него, краем глаза выглядывая и показываясь наружу в его голове, создавая новые чувства и ощущения тревоги, боли за человека и за его будущее. Что-то ещё не давало ему спокойно дышать, расслабиться и вовсе не париться о своей жизни, как и о жизни Акумы. Это было чем-то новым, неясным, неизведанным для его эмоционального интеллекта, который не мог прочитать и воспринять эти эмоции, чтобы разобраться и принять их существо. — Курсед, всё ок? — Да, — на автомате сказал Курсед, подсознательно ожидая, что рано или поздно из-за его поникшего состояния и молчания, на него обратят внимания и по интересуются из-за любопытства или же уважения. — Задумался, — не зная зачем оправдался он и сделал несколько глотков вина, продолжая сжимать почти докуренную сигарету между средним и указательным пальцем правой руки. — Ломка, как и у Акумы? — усмехнулся он, а за ним сосед, наконец немного отойдя от ощущений созданных сильным препаратом, вклинился в разговор: — Ломка? Тут чувак на кухне герыч делает, да и порошка с таблетками у него дохуя. Дорого, сука, конечно, но бизнес, хули. — После этих слов, Курсед перекинул свой взгляд на Акуму, в глазах которого появился слабый блеск любопытства. «Сука, только не это» — проскользнуло в мыслях. А оглядывая компанию вокруг, Курсед заметил не сильно радостное лицо Олега, будто бы тот не желал, чтобы эта информация всплывала. — Очень дорого, — с тяжёлым вздохом прокомментировал Олег, делая глоток водки и облокачиваясь на спинку твёрдого дивана.       Однако Акума уже ничего не ответил, а просто встал с дивана и пошёл на кухню. Время было поставлено на таймер, у Курседа была возможность уговорить его не делать этого, возможно заикнуться о том, чтобы вместе начать завязку. Вдвоём должно быть легче. Но страх засел внутри лёгких, тяжелым шаром оседая на дно, что было тяжёло дышать. Руки начали потеть неясно из-за чего. Курсед вообще не понимал, почему волнение так начало охватывать его. Что-то внутри намекало, что страх осуждения из-за этой идеи пробирается до костей и из-за этого он не может резко подорваться, пока Акума ещё не скрылся за поворотом коридора и не дошёл до кухни, выискивая этого человека. Бутылка быстро была опущена на пол, а сигарета оказалась между губ, когда Курсед собирая все силы в руках, поднялся быстрым шагом идя за Акумой. — То же? — отозвался Олег, но Курсед его проигнорировал, не до этого.       Подбегая к Акуме, Курсед положил тому на плечо руку, этим останавливая. Акума показался нервным, обычно таким он не был. Вопросительно глянув на Курседа, он остановился, ожидая пока тот скажет то, что хочет. А Курсед тем временем сделал последнюю тягу, вытягивая с сигареты всё, которая полетит в пепельницу, когда он вернётся в зал. Дым волной бежит в легкие, обхватывая их по всей площади, и наконец выдыхая этот дым, он спрашивает: — Ты уверен? Может не стоит? — Опять за это? Я не хочу об этом, дай мне расслабиться, — на этом он убрал его руку со своего плеча и направился на кухню, но тот пошёл вслед за ним. — Может попробуем завязать вместе? — неожиданно резко для себя и для Акумы сказал Курсед.       Впервые он предложил завязать вместе. Впервые за долгое время осознал важность жизни Акумы и своей собственной. Что нужно вылазить с этого, стремиться к лучшему, а не к саморазрушению, которое верно ведёт к смерти от алкоголизма или же передоза. Акума удивлённо уставился на того, который растерянно смотрел в ответ, не зная что добавить и просто стоял в ожидании ответа. Секунды молчания длились мучительно долго, но подгонять Курсед не спешил, потому что сам замер будто в замедленной съемке боясь дышать. Акума опустил взгляд в пол, потом огляделся по сторонам, замечая на кухне парня за плитой, явно делая то, что сказал тот чувак в постепенном отходняке. И прошло ещё пара секунд, когда он наконец сказал: — Я хочу чтобы ты перестал это делать, но сам я вижу в этом единственный выход.